Меня сломали, мне скучно и я хочу в подвал

Нет, ну, в принципе, чего-то такого Кирилл и ожидал. Они сидят и дружно молчат. Гречкин уж точно первым голос подавать не собирается. Хотя бы потому что Сергей ему незнаком и чего от него ожидать — совершенно неясно. — Олег, — Разумовский повторяет уже куда более требовательно, Волков с интересом на покрывало смотрит, планируя, видимо, избежать конфронтации. — Хорошо, зайдём тогда с другой стороны, — другая сторона это вроде как Кирилл и, вообще-то, лучше бы Олег удосужился пасть открыть. Гречкину почему-то не хочется объяснять, как он дошёл до жизни такой. — Что Вы тут делаете? — блять, Разумовский его на Вы называет. Гречкин смеётся, сдержаться совсем уже не получается. — Сижу, — признаётся честно. — Ну, не уходите, к сожалению, — Кирилл думает было напомнить про душ, но потом решает лишний раз не отсвечивать. Сергей явно не слишком доволен сложившейся ситуацией. — Уберёте это, — Кирилл показывает на цепь, — Уйду хоть сейчас. А интересно однако выглядит изумлённый Разумовский. Очень даже симпатичненько. — Во бля, — видимо манеры таки не поспевают за скоростью охуевания. Кирилл же думает, достаточно ли он удивлён, чтобы отпустить без вопросов. — Кто это Вас? — Сергей не двигается, смотрит на расстоянии. Кирилл плечами только пожимает, — Вы, — говорит в тон, улыбается широко. — Я? — да уж, они опять скатываются куда-то в театр абсурда. Главное, Волк, сволочь, помогать не спешит, слишком занятый разглядыванием своего Серёженьки. Кириллу просто интересно, как скоро он к нему снова полезет? — Вам стоило бы подобрать медикаменты получше, — Кирилл знает, что ходит по льду, Сергей не Птица, конечно, но вряд ли намного беспомощнее. Но его слишком бесит их бессмысленный разговор и ещё больше бесит то, что у них вроде как получилось. Они вернули Сергея Разумовского, стоило тому получить обратно недостающую часть целого. — Тебе стоило бы заткнуться, — Олег всё-таки отвлекается от мысленного облапывания, встревает, спасая задницу Кирилла от страшной расплаты, — Его надо отпустить. Осторожно дотрагивается до Сергея, смотрит как на божество, сошедшее с небес. Да уж, официально, Волков Кирилла всё-таки бесит. — Может лучше… — Сергей не договаривает, улыбается только застенчиво почти, гладит Олега по щеке. Блять, лишь бы не поплыл. Кирилл не хочет быть убитым исключительно из-за обещания хорошего траха. — Нет, — Олег головой мотает, хотя и прижимается к чужой ладони только ближе, — Он помогал, он вернул мне тебя, — ну, с этим Кирилл бы поспорил, конечно, но благоразумно молчит, надеясь, что Сергей слишком занят Олегом, чтобы хорошо подумать. — Да похер, — Разумовский встаёт и, пошатываясь, доходит до Кирилла. На цепь смотрит задумчиво, явно понятия не имея, что с ней делать. Потом возвращается обратно, в одежде своей роется. Ожидаемо ничего не находит, садится растерянный обратно на постель. Олег его тут же прижимает к себе, подбадривая. — Я понятия не имею, где ключ, — признаёт Сергей очевидное, смотрит на Кирилла почти извиняясь. Кирилл только плечами пожимает. Ну что же, очередной план пошёл по пизде — ничего особенно страшного. Тогда, ворча о том, что без него никто ничего не может, встаёт Волков. Садится рядом с Кириллом, хватает его за лодыжку, подтягивая поближе к себе. Парочка действий, которые Гречкин даже не отслеживает, и он оказывается на свободе. — Спасибо, — машинально благодарит, растирая щиколотку. — Вызвать Вам такси? — Кирилл вновь едва истерику сдерживает. Потому что, ну, кто же так делает, а? Как можно подержать кого-то в подвале и даже не вспомнить об этом? Оказывается, для этого надо всего лишь иметь раздвоение личности. — Было бы неплохо, — Кирилл кивает, хотя больше всего хочет выставить двух этих идиотов из своего любимого подвальчика и послать нахер всех, кто попробует в него пробраться. — Оно ждёт вас за воротами, — Сергей утыкается в телефон, видимо, вызывая такси, а Кирилл окончательно теряется. Он всё ещё поверить не может, что всё закончится именно так, Птица ведь обещал ему… Впрочем, кажется, то, что обещал Птица больше не имеет никакого значения. — Обратись к Марго, когда выйдешь, она покажет дорогу, — Кирилл кивает на замечание Олега, подходит к двери. Застывает перед ней в нерешительности, но потом всё-таки дёргает ручку. Как ни странно, дверь открывается, и Кирилл может покинуть свою тюрьму. Так с чего он вообще решил, что его комната была подвалом? Скорее уж она оказывается чердаком, расположенная на самом верху Башни. Кирилл предполагает, что должны быть чертовски огромные меры безопасности, но его они так и не касаются, позволяя беспрепятственно спуститься по лестнице на два этажа вниз и наконец-то найти лифт. Марго оказывается довольно приятной собеседницей, по крайней мере, она вкратце рассказывает ему последние новости. Жаль только, о носящихся по коридору детях не предупреждает, видимо считая их слишком незначительной угрозой. В итоге Кирилл не замечает, и девочка со всей дури врезается ему в живот прямо на коляске. Кирилл готово поклясться, что видел птичек, разлетевшихся от удара в разные стороны. — Простите меня! — девочка пялится испуганно, поправляя платье. Ей лет шесть, и она слишком хорошо Кириллу знакома. Только в последний раз на её фотографии присутствовала чёрная лента. Так какого хрена Лиза Макарова оказалась жива? — Ничего страшного, — он думает, что всё же довольно значительно изменился за эти месяцы, раз не послал ребёнка к лешему. — Не хотела вас расстраивать, — она улыбается виновато, протягивает ему плюшевую собачку. Девочка взмахивает рукой, едва не отправив собачку в полёт, — Это Никки, она тоже хочет извиниться. — Всё нормально, — он пытается улыбнуться в ответ, но выходит только гримаса. — Покажешь, где здесь выход? — Кирилл думает, что окружать башню садом было даже слишком пафосно, но девочке явно нравится. Она вообще выглядит счастливой, хотя он ведь понятия не имеет, какого ей на самом деле. Она кивает, провожает его до самой ограды, не на секунду не отпуская Никки. — Ты вернёшься? — спрашивает с интересом. — Понятия не имею, — он отвечает правду, не зная, что ещё мог бы ей сказать. За воротами Кирилл находит обещанное такси, залезает внутрь, говоря адрес.

***

От отца Кирилл ждёт чего угодно, но почему-то всё равно удивляется, когда ему указывают на дверь. Его отец злится, называет Кирилла идиотом, горячится с каждой секундой всё больше и наконец орёт: — Так что вали туда, откуда припёрся, — у Всеволода Андреевича бьётся жилка на виске. Кирилл зависает, считая удары, но потом всё-таки собирается с мыслями. Его отец выгоняет его. Великолепно. Места, где он предположительно был кому-то нужен, кончились, так толком и не начавшись. Гречкин мог бы рассказать отцу, что он вовсе не ушёл в загул, спрятавшись настолько хорошо, что никто так и не смог его разыскать, но он молчит, смотрит куда-то под ноги. Он никогда и никому не сможет рассказать о Птице, то есть о Сергее Разумовском или о Волкове. В принципе, он мог бы и подождать, извиниться, пообещать клятвенно, что такого никогда больше не повторится. Его отец совсем не монстр, просто слишком разозлился, чтобы рассуждать здраво. Но Кирилл не хочет. Он понимает, что ведёт себя глупо, но он просто не может оставаться здесь. Так и выходит, что Гречкин оказывается на улице. Уже почти двенадцать, а у него в кармане пятьсот рублей. Ни телефона, ни места, где он мог бы переночевать. Кириллу страшно, у него почти руки трясутся, когда он смотрит на незнакомый родной город. Он заходит в ближайший Мак, берёт кофе, садится за свободный столик. Кофе, конечно, говно, но хотя бы горячий. Самым обидным оказывается то, что свободным Гречкин себя так и не чувствует. Вот вроде же получил, что хотел, выбрался из долбанного подвала, да и вообще из особняка, а радоваться всё равно не выходит. Хотя, скорее всего, дело в отсутствии денег, конечно. Ночь Кирилл заканчивает в клубе. Он танцует, призывно ухмыляется развязной девице, весь вечер пьющей водку. Сам Кирилл почти трезв и больше всего на свете ему хочется баиньки, и если кроватку ему сможет обеспечить только наличие в ней секса, Кирилл за только. Хочется забыться. Девчонка оказывается не прочь, подходит ближе, улыбается широко-широко. Представляется, но Кирилл всё равно не слышит ни хрена из-за слишком громкой музыки. Они садятся в такси, на которое у Кирилла нет денег. Но Света, он всё-таки узнаёт как её зовут, расплачивается сама и тянет Кирилла к подъезду. Она живёт в маленькой и аккуратной квартирке. Раньше бы Кирилл только поморщился презрительно, а теперь Света — самое близкое к уюту, что он вообще только может представить. Она не очень-то уверенно стоит на ногах, но всё-таки они добираются до постели. Света мягкая, нежная и тёплая. Кирилл плачет почти. Реакция какая-то ненормальная, но впервые за слишком долгое время это именно он контролирует ситуацию. Утром Кирилл просыпается первым. Голова не болит, спасибо отсутствию денег на выпивку. Так что до ванной он добирается с лёгкостью. Встаёт под душ и снова зависает. Вздрагивает, почти падает на корточки и судорожно ощупывает щиколотку. Цепи на ней больше нет. Кирилл легонько стукается затылком об стенку. То ли чтобы глюки неожиданные выбить, то ли чтобы перестать реветь. Он никогда не был нужен Птице, напоминание делает больно, но Кириллу надо об этом помнить. Кирилл закусывает кулак, он не хочет будить Свету, не хочет, чтобы она его слышала. Она всё ещё спит, когда он успокаивается достаточно, чтобы вернуться в комнату. Прямо на стуле валяются её джинсы, кофта, мобильный телефон. Он мог бы позаимствовать, забрать хотя бы немного денег, просто чтобы продержаться пару дней. Вместо этого он на салфетке пишет размашистое: «Прости» и выходит за дверь. Больше просто не может оставаться. Его жизнь теперь похожа хер знает на что. Кириллу негде жить и некуда идти. Он знает, что выход есть, но абсолютно не хочет его искать. Проходит почти две недели и слава богу что на дворе лето, Кирилл хотя бы не замерзает. Впрочем, иногда это начинает казаться ему единственно возможным вариантом, покончить со всем, пока окончательно не сошёл с ума. Так он и оказывается на мосту. Больше из собственного идиотизма, конечно. Он не думает, что сможет спрыгнуть вниз, по крайней мере, не тогда, когда где-то далеко внизу проносятся машины. И всё-таки он, сам не понимая зачем, перелезает через ограждение. Всё, теперь одно неловкое движение, и Кирилла Гречкина больше не будет существовать. Он смеётся, чувствуя, как смешок уносит куда-то далеко сильными порывами ветра. Кириллу кажется, что всё закончилось давным-давно, ещё когда Птица направил на него огнемёт. Что его сожгли ещё тогда, и прыжок уже ничего значить не будет, станет простой констатацией факта. Кирилл почти отпускает руки, кажется, всё-таки окончательно переставая осознавать реальность. — Стоять, — голос за спиной злой и запыхавшийся. Кирилл вновь крепко цепляется за ограждение, прижавшись к нему спиной. Аккуратно оборачивается. На него сердито смотрит Лёша Макаров. Очень сердито, как будто бы собирается снова ударить. Кириллу плевать, даже если мальчишка столкнёт его под колёса машин. Вместо этого Лёша тянет его за шиворот, страхует, помогая перебраться обратно. Заставляет перебраться. Когда жизнь Кирилла больше вне опасности, он сползает на пол, утыкаясь лбом в колени. Сил больше совсем-совсем не остаётся. — Да поднимайся же ты, — Лёша рычит почти, прикладывает все усилия, чтобы вернуть Кирилла в вертикальное положение. — Пошли, — перекидывает его руку себе на плечи и тащит Кирилла вперёд. Сильный пацан. Они добредают до ближайшей скамейки, куда Лёша Кирилла и сгружает. — Спасибо, — Кирилл правда благодарен. Он не думает, что ему понравилось бы падать с моста. Лёша ничего не отвечает, даже не смотрит, достаёт только из кармана телефон, тыкает, убирает обратно. Садится рядом с Кириллом. Такси подъезжает довольно быстро. — Куда тебя везти? — Лёша настолько искренне его видеть не хочет, что Кирилл вообще не понимает, зачем его везти куда-то нужно. Мотает головой, встать и развернуться пытается. — Стоять, блять, — Лёша явно сдерживается, чтобы не схватить его за шкварник, — В машину садись. Кирилл дёргается. Ему теперь только сбежать хочется. И всё-таки он садится. Он этому пацану должен. Лёша только начинает произносить адрес, но Кирилл его за рукав хватает. Нет, только не снова, пожалуйста, не надо. Он не говорит вслух, но смотрит видимо достаточно выразительно, чтобы Лёша передумал. Они едут куда-то в центр, останавливаются перед старым большим домом. В доме, ну надо же, не работает лифт. Кирилл готов сдаться сразу же, остаться в подъезде, потому что сил совсем уже нет. Лёша берёт его за руку, куда аккуратнее, чем можно было бы ожидать. — Пошли, — и говорит также аккуратно, больше не пытаясь всем видом рассказать, как он Кирилла ненавидит. На звонок в дверь никто не реагирует. Лёша не сдаётся. Переходит на стук. В конце концов, раздаются тяжёлые шаги, и Кирилл снова разворачивается, готовясь к побегу. Потому что дверь им открывает мент, арестовавший Гречкина. Тот, которого Кирилл так старался выбесить, лишь бы успокоиться самому. — Какими судьбами? — мент явно делает вид, что Кирилла не замечает, обращается напрямую к Лёше, который изо всех сил вцепился Гречкину в руку, не давая возможности совершить побег. — Дядя Игорь, — Гречкин закашливается. Вот ведь блять, — Можно войти? Леша мнётся на пороге неуверенно, явно чуть ли не меньше Кирилла представляя, зачем они вообще сюда припёрлись. — Заходите, — ан нет, всё-таки заметил. Кирилл не знает, радоваться этому или пугаться. Его ведь не попытаются вернуть в тюрьму? Все обвинения же были сняты. Лёша подводит Кирилла к продавленному дивану, буквально роняет его туда. Потом вместе с Игорем уходит на кухню. Страшно хочется встать и подслушать, но у Кирилла кончаются силы, как энергия в батарейке у игрушки. Он засыпает прямо на диване, даже не удосужившись снять ботинки.

***

Просыпается Кирилл укрытый пледом и без ботинок. Оглядывается по сторонам, мысленно восстанавливая картину произошедшего. Отчаяние, мост, Лёша, дядя Игорь. На последнем Кирилл истерично хихикает. В комнате довольно пусто, и вся она буквально сверкает пустотой. Странно, Гречкину казалось, такому как Игорь будет плевать на окружающее пространство, лишь бы работать не мешало. А тут и окно в полстены, кто только начистить не побоялся. И цветочки, мирно растущие на подоконнике. В центре помещения висит груша, но даже она органично вписывается в интерьер. — Привет, — мент выходит из соседней комнаты, внимательно Кирилла осматривает. Хмыкает что-то явно ругательное, — Тебе бы поспать ещё. Типа Кирилл сам не знает. Но в голове как таймер срабатывает. Пора-пора убираться из очередной гостеприимной квартиры и валить обратно на улицу. — Спасибо, — он улыбнуться пытается. Вежливость — всё ещё одна из главных его проблем, никак органично не выходит. — Мне надо идти, — Кирилл садится, ищет свои ботинки по всему полу. Потом до него доходит, что вообще-то в гостях следовало ещё на пороге разуться. Становится как-то даже совестно. — И куда ты пойдёшь? — Игорь садится рядом, тяжело вздыхает, — Тебе нужно где-то жить. — Какое вам до этого дело? — Кирилл вскидывается, он вообще не понимает, что этому менту от него надо. Шипит злобно, вскакивая на ноги. Вселенная тут же делает широченный круг, и Кирилл, не удержавшись, садится обратно. — Вы же меня ненавидите, — продолжает чуть менее уверенно. На самом-то деле, больше всего сейчас и правда хочется хоть немного ещё поспать, а потом что-нибудь съесть. — Не-а, — Игорь смотрит на него как-то странно, но ненависти в этом взгляде действительно нет. Только, может быть, раздражение. — Я тебя не ненавижу, — проговаривает раздельно, смотря Кириллу в глаза. Выходит почти убедительно, — Ты сбил ребёнка, ничуть об этом не раскаиваясь, и избежал наказания, так что да, я от тебя не в восторге. Кириллу нельзя плакать, только не сейчас. Он вспоминает Лизу, он видел, что с ней из-за него случилось. — Я… — он задыхается, никак не может продолжить. Игорь чертыхается, притягивает его к себе, поглаживая по спине. — Спокойнее, — говорит тихо, но, как ни странно, это не раздражает, а и вправду помогает немного собраться. — Я не хотел, — Кирилл знает, насколько глупо это звучит. Знает, что его «не хотел» никогда не вернёт Лизе способность ходить, что ни черта оно не исправит. — Не думал, что этим может всё закончиться, — Кирилл каждое слово колючим комком сквозь глотку проталкивает. Он чувствует фантомное ощущение руля под пальцами. — Я думал, что она мертва, — признаётся и, уткнувшись Игорю в плечо, плачет. Опять, несмотря на то, что обещал себе больше никогда этого не делать. Игорь гладит его по волосам, не отталкивает. — Я всегда думал, что мне и вправду будет плевать. Другие люди, что они по большой разнице должны для меня значить? С чего вдруг они должны значить хоть что-то? — Кирилл почти ждёт, что после этих слов Игорь точно его оттолкнёт, но тот, напротив прижимает лишь сильнее. — Я не хотел оставаться в тюрьме, хотел выбраться, — это уже выходит едва различимо. Он не хочет, чтобы Игорь думал, что он не раскаивается. Он раскаивается, пусть и не думает, что это что-то решает. — Я понял, — Игорь продолжает поглаживать его по волосам, позволяет выплакаться. Потом приносит влажные полотенца и салфетки. Кирилл хихикает, вспомнив, зачем их обычно притаскивал Птица, но послушно берёт в руки и вытирает лицо. Высмаркивается, чувствуя как в ответ на плач привычно начинает болеть голова. — А теперь будь так добр, ложись обратно, — Игорь всё ещё до странного мягок, уговаривает, а не приказывает, но у Кирилла в любом случае больше нет сил сопротивляться. Он сворачивается в клубок, накрываясь одеялом почти с головой и обещает себе, что уйдёт немножечко позже. Всё равно он не сможет здесь остаться.

***

В следующий раз Кирилл просыпается от запаха еды. Он знает, что не надо ничего просить. Он справится и сам, это единственное, что от него вообще осталось, но Игорь явно не собирается оставлять ему выбора. Ставит кастрюлю на стол, приносит тарелки. Честно, вот никогда Кирилл бы не подумал, что мент — мастер-кулинар. А то, что мастер, чувствуется по запаху супа. — Подъём, — Игорь достаёт из шкафчика половник. Кирилл аккуратно поднимается и бредёт к столу. Голова всё ещё кружится, но он чувствует себя отдохнувшим. Почти не шатает. Игорь наливает ему борщ в тарелку, протягивает хлеб с уже намазанным поверх маслом. — Не торопись только, — предупреждает, смотрит обеспокоенно. Не торопись, ага, как же. Если бы Кирилл мог, наклонил бы саму кастрюлю и выхлебал суп прямо из оттуда. Но даже в тарелке он оказывается восхитительным. Он ест, закусывая хлебом и луком, перья которого Игорь в какой-то момент подсовывает под руку. Смешно, но он так и не может доесть даже то, что налито в тарелку. Пытается старательно, но с каждой новой ложкой чувствует себя только хуже. — Стоять, — Игорь, кажется, тоже перемену улавливает, смотрит на Кирилла оценивающе, — Не надо тебе лишнего, плохо станет. Налью тебе ванну. Кирилл может только головой мотать. Если он сейчас помоется, больше никогда не сможет надеть свои шмотки. Он и так с трудом с ними мирится. Игорь не обращает внимания, ведёт в ванну почти за ручку. Включает воду, проверяет температуру. Велит Кириллу раздеваться. Тот ожидает, что Игорь постарается соблюсти хоть какие-то рамки приличий, но тот даже не отворачивается, запихивает шмотки Гречкина в стиралку, явно лишая его возможности в ближайшее время покинуть квартиру, а затем самого Кирилла затаскивает в ванну. Блять, как же хорошо это ощущается. Кирилл сыт, ему тепло и он с каждой секундой становится чище. — Не утонешь? — Игорь аккуратно берёт его за подбородок, заставляет на себе сфокусироваться. Кирилл только головой качает. Нет-нет-нет, он не позволит себя сейчас из ванной вынуть. Игорь пожимает плечами и всё-таки оставляет его одного. Гречкин почти лежит в огромном чугунном корыте и думает, что сюда наверное даже сам Игорь во весь рост помещается. Потихоньку доходит, почему тот так за здоровья Кирилла переживал. В этом монстре заснёшь и сразу пойдёшь сразу на дно. Кирилл улыбается. Ныряет с головой, открывает глаза. Перед глазами, словно водоросли колышутся отросшие волосы. Он задерживает дыхание, до последнего не выплывая на поверхность. Он не может себе позволить здесь остаться. Да Игорь и не предлагал. Даже если предложит, нельзя будет соглашаться, Кирилл не хочет снова кому-то мешать, быть чёртовой обузой. Он знает, что это хреновая позиция, что она только мешает выживанию, и всё же не может ничего с собой поделать. Он поглаживает щиколотку, вновь обнаруживая, что там больше нет никакой цепи. Всхлипывает, ныряя под воду. Не хочет, чтобы Игорь опять вынужден был это выслушивать. Отсутствие Птицы ножом режет по сердцу. Кирилл убеждает себя, что это всё чёртов Стокгольмский синдром, что просто Птица оказался первым, кому Кирилл был действительно нужен. — Вода уже холодная, — то, что Игорь вернулся в ванную, до Кирилла доходит только после его слов. Вздрагивает, трогает воду кончиками пальцев, согласно и грустно кивает. Из воды вылезать не хочется. — Ладно уж, на месте сиди, — Игорь хмыкает, включает душ, направляя его на Кирилла, чтобы не замёрз, видимо, и выпускает воду из ванной. Выходит та неожиданно быстро, и Игорь набирает её по новой, вновь затыкает слив. — Спасибо, — теперь вот уже куда искреннее выходит. Да и Кирилл себя человеком чувствует. Минут через двадцать Игорь возвращается окончательно. Достаёт откуда-то шампунь, Гречкин ожидает, что ему отдадут его в руки, но Игорь такими условностями не парится. Садится на табуретку, намыливает Кириллу голову. Смывает шампунь, так и не дав Кириллу встать. — Об чугунину башкой биться больно, — вот и всё объяснение, которое получает Кирилл. Потом Игорь страхует, пока Кирилл выбирается из ванной, спасибо хоть с домывкой себя ему разрешают справиться самостоятельно, и выдаёт Гречкину огромное полотенце. Оказывается, что продавленный диван ещё и раскладывается. Игорь застилает его чистым бельём, явно не нуждаясь в помощи, и притаскивает Кириллу фен. Розовый фен с цветочком на боку, в эту квартиру вписывается примерно так же, как и отмытое окно. Впрочем, Кирилл не возражает. — Лежать, — Игорь общается с ним короткими, рубленными фразами, но в этом не чувствуется агрессии. Кирилл послушно закрывает глаза.