Лёд к ране

Ацуши записал Акутагаву к психотерапевту, с которым одно время работал сам и которому мог доверять, на дату через несколько дней. За это время состояние парня ничуть не улучшилось, а Накаджима уезжал к себе только на ночь, после того, как Рюноске уснёт. Часто и Гин засыпала раньше. — Добрый день, присаживайтесь. Рюноске вошёл в светлый кабинет и сел на кресло напротив мужчины. На столе стоял горшок с цветком, окно было приоткрыто, на стене висела какая-то картина, парень не стал её рассматривать. — Я Эрик Берн. Или мистер Берн. Как я могу к вам обращаться? Мужчине на вид было около тридцати пяти лет. Голос был спокойным, не очень громким и довольно приятным. — Акутагава. — Ваш друг очень коротко рассказал мне о случившемся. Я хочу выслушать вас. Парень закусил губу, к горлу подступил ком. Он сам попросил Гин с Ацуши не идти с ним и уже жалел об этом. Говорить не хотелось. Но, наверное, это нужно? — Я... — он замолчал на секунду. — Всё стало нереальным после того... Что случилось. — Почему это так повлияло на вас? — Потому что... Я знал этого человека. И доверял ему. Равнялся на него. — Рюноске говорил медленно и тихо. — Я не хочу верить, что это произошло. Мужчина терпеливо слушал. Перед ним сидел абсолютно разбитый парень. Сначала хотелось спросить: "Почему же вы не обратились в полицию?", но теперь вопросы отпали. — Я слушаю вас. Вы можете дать выход эмоциям. Рюноске помолчал ещё немного, рассматривая деревянные узоры стола. — Это... Было так унизительно. Я не смог дать отпор. Не смог защитить сестру. Я действительно слабак, — голос сорвался, а по щекам потекли слёзы. Берн подвинул парню картонную коробочку с салфетками. Рюноске взял одну и вытер слезы. Возникшая тишина разбавлялась громким тиканьем часов. Это давило. — Мне пытаются помочь, а я не могу поблагодарить, потому что... Не достоин этой помощи. — Почему вы так считаете? — Потому что я слабый. Он... Всегда говорил так. — Я слышал, что вы очень сильный эспер. Почему вы согласны со своей слабостью? — Я недостаточно силён. Я никогда никого не смогу защитить... Мужчина понял: случай тяжёлый. Парень никогда не работал со специалистом и жил, пожираемый медленно по кусочку своими травмами и своим прошлым. А вырваться это всё смогло только после сильного потрясения. Предстоит долгая и упорная работа. Главное, чтобы Акутагава сам хотел этого. Приём длился очень долго. Почти три часа. Мистер Берн за это время успел прощупать почву и понять, с чем предстоит работать. — На сегодня мы закончим. Держите, — мужчина протянул Рюноске направление. — Я рекомендую вам взять рецепт на курс успокоительных. Предстоит ещё много приёмов, они смогут стабилизировать ваше состояние сейчас. Рюноске кивнул. Он взял бумажку и поднялся с кресла. Попрощался с врачом и вышел из кабинета. Акутагава понял, как устал, только когда посмотрел на время. Он набрал номер сестры. Вскоре они поехали домой, не забыв зайти в аптеку. Рюноске посмотрел на Ацуши и вздохнул. Он кинул таблетки на стол и сжал руки в кулаки. Накаджима начал понимать состояние парня по его действиям и понял, что Аку снова может заплакать. Ацуши подошёл к нему и осторожно приобнял за плечи. — Тебе обязательно станет лучше. Доверься мне, хорошо? Рюноске понимал, что парень не хочет ему вреда. Но от разговора с врачом стало не по себе. К нему залезли в душу, перекопали там всё, заставили раскрыть только затянувшиеся детские и недавние раны. Чтобы обработать и вылечить, но всё равно было больно. Аку сам обнял себя за плечи. Почему он должен пить таблетки? Чем он это заслужил? Почему дорогой человек оказался предателем? За что? Он пытался быть идеальным, сильным, старался изо всех сил, убивался на тренировках, но всё это оказалось бессмысленно. — Ты устал, нужно покушать и идти спать. Хорошо? Рюноске кивнул. Забота Ацуши отзывалась в сердце. Удивляла и давала расслабиться. Хоть всё и казалось далёким, нереальным. * * * Прошло несколько приёмов. Ацуши ответственно напоминал Рюноске пить успокоительные, и состояние парня начало улучшаться. Но с заметными улучшениями появилась новая проблема. Ацуши увидел на плече парня порез, выглядывающий из-под рукава футболки. — Аку, что это?.. — тихо спросил он, взяв Рюноске за запястье. — Тебе не стало лучше? Но ты же говорил, что стало... — Стало, но... — он стыдливо натянул рукав ниже. — Больно. — Пошли, я обработаю. — Не нужно. — Но почему, Рю?.. — Просто... Не нужно. Ацуши обессиленно вздохнул. Только стало казаться, что ситуация улучшается, но нет. Ему самому уже хотелось плакать от своей беспомощности. Парень очень хотел помочь, но не понимал как. — Прости, — тихо сказал Акутагава. Стало стыдно, что он выбрал такой глупый способ справиться с болью. — Не извиняйся! — сразу опомнился Накаджима, — Всё хорошо, — парень взял Рюноске за руки. — Обработай, пожалуйста. Ацуши немного приподнял уголки губ и повёл парня в комнату, где хранилась аптечка. Парень достал ватные диски и перекись. Он осторожно задёрнул рукав футболки и на секунду замер. Всё плечо было в длинных продольных порезах, совсем свежих. Накаджима тихо вздохнул и начал обрабатывать их. Рюноске сжал губы. — Не говори Гин... — Не делай так больше. Я... Понимаю, что тоже мало что могу сделать, но не нужно... — это было неправдой, Ацуши сделал и продолжал делать очень многое. — Хорошо. — ответил парень, помолчав. Это состояние было связано с тем, что со временем ощущение мира нереальным стали проходить. И наряду с остальными эмоциями вернулась жгучая боль. Её притупляли таблетки, но не достаточно. — Ацуши, — тихо позвал Рюноске. — Это сделал Дазай. Накаджима замер, широко распахнув глаза. Акутагава боялся, что парень не поверит. Ведь Дазай был и его учителем и относился к нему заметно лучше. Но Рюноске не мог больше держать это в себе. Такое предательство от наставника, от человека, которого идеализировал и которому подражал, убивало, разрушало изнутри. Губы Ацуши дрогнули, он быстро и очень крепко обнял Аку, будто может так спрятать от всего мира. Накаджима начал гладить парня по волосам и осторожно покачиваться из стороны в сторону, чтобы убаюкать и успокоить. Тот глубоко дышал, стараясь сдержать слезы. А Накаджима не старался и сам заплакал. От удивления, злости на себя, на Дазая, на ситуацию и от полнейшего непонимания, что ему теперь делать.