Рехаб

В Петербург наконец заглянуло яркое солнышко. Оно покрывало теплыми лучами широкие проспекты и узкие улочки, тая в глади речной воды. Сегодня театр пустовал. Кое-где виднелся свет, что падал из гримёрок, где актеры учили сценарий, предпочитая заниматься в стенах завода. В холле театра столпилось немного народу, Горошко давал интервью парню с камерой, увлеченно рассказывая про российский кинематограф. Шамина не сводила с актера взгляда, в голове отмечая, насколько он красив. Медные пряди, что она заботливо расчесывала пару минут тому назад, вновь растрепались, неаккуратной волной опускаясь на глаза. Руки плавно скользили по воздуху, подначивая многочисленные браслеты звенеть. Ясный, с влюбленной в жизнь поволокой, взгляд сиял, омывая своим светом всех вокруг. Дарья знала: это она сделала его вновь таким. Ни театр, ни сама Даша, ни многочисленные друзья и ночные прогулки по Питеру, а именно русоволосая писательница, которая имела право на глубокий поцелуй, на нежные объятия, на постоянное нахождение подле него. От этого режиссёра потряхивало, заставляя губы сжиматься в тонкую полосочку, а кошкам с длиннющими когтями царапать мягкое существо ее души. Когда они помирились каким-то невиданным чудом, хоть Дарья и была уверена в том, что этого никогда не случится, Горошко будто вышел из роли вечно угрюмого, недовольного собой и всеми вокруг, злого на эту жизнь меланхолика. Когда его елейный взор натыкался на фигуру Пешковой, видя её вдалеке, он загорался словно гирлянда на новогодней ёлке. Нежная, до боли любимая Шаминой улыбка, озаряла его лицо, а сам он тянулся к Александре словно цветочек к солнцу. Компания не спешно поднималась по узким лестницам, обсуждая становление Сергея как актера, но этого Дарья, казалось, не замечала вовсе, утопая в своих болезненных мыслях. — Может перепишем конец? — где-то сверху засквозил голос Другова, что был слишком мягким и нежным. Так он не разговаривал ни с кем. — Можно, но там итак всё красиво заканчивается, — следом услышалась Пешкова и звуки тяжелых шагов. Актеры ещё обсуждали концовку сценария, о чём-то негромко споря. Заметив камеры и некое столпотворение, они приостановились, непонимающе осматривая сию картину. — Это Саша и Саша, — Горошко весело хмыкнул, показывая ладонью на друзей, — Актеры нашего театра. Другов пожал руку интервьюеру, а следом это сделала Саша, после чего Сергей уволок ее в медвежьи объятия. Скрыв девичье лицо на своем плече, он быстро чмокнул блондинку в волосы, тепло улыбаясь. Заправив за ушко пшеничную прядку, Горошко слегка отстранился, заглядывая в жемчужные омуты. — А ещё прелестнейшая Александра является по совместительству визажистом моей жизни, она сделала ее чертовски красивой, — актер улыбнулся в камеру, замечая, как покраснела писательница, покрываясь румянцем. — Я поехала, Сереж. Мне ещё в издательство заскочить надо, — она тихонько прошептала мужчине на ухо, опускаясь теплым поцелуем на скулу. Попрощавшись с фотографом, девушка поспешила спуститься вниз, не переставая болтать о чем-то задорно с Сашей, который не отставал от подруги. Брюнет проводил взглядом свою девушку, стараясь скрыть улыбку, что грозила разорвать щёки, настолько она была широкая. Горошко хотелось обнять весь мир, потанцевать под джаз на улице и непременно рассказать о своих эмоциях Саше, зная, что она обязательно поймет его, прочувствует его душу. — Пойдем дальше? Сергей кивнул лохматой головой, поднимаясь выше по лестнице. Шамина вышла на улицу, негромко хлопая входной дверью. Свежий воздух сейчас был необходим, наблюдение за этими съемками далось ей слишком трудно, она буквально задыхалась от нехватки воздуха. Неподалёку курил актер, говоря с кем-то по телефону, делая круги по асфальту, явно нервничая. Даша оперлась на железный подоконник, вскидывая голову к небесам. По небосводу плыли небольшие облачка, напоминающие собой капельки белой акварели на голубой бумаге. — Я хочу сделать ей предложение, — донеслись до режиссёра слова Горошко, который ее не замечал, смотря себе под ноги, — Да, уверен. Я попрошу ее стать моей женой на днях. Шамина всхлипнула, прикрывая рот ладонью. От услышанного хотелось обматерить весь мир, закрываясь в пустой спальне, в который уже давным давно не было никого. Слезы покрыли впалые щеки, делая глаза красными. — А что «Даша»? Мне плевать, как она отреагирует, это ее не касается. Моя жизнь отныне её не касается. Оглушительно хлопнула входная дверь театра, скрывая за собой Сергея. Шамина вновь вскинула взор к небу, моля о пощаде. Их многолетняя дружба разрушилась в тот момент, когда Пешкова впервые улыбнулась мужчине. «Её не касается» так и стучало в голове, заставляя брюнетку болезненно потирать виски, глотая горькие слезы. *** На кухне горел неяркий свет старинной лампы, раздавался звук шипящих в кастрюле спагетти, который тонул в негромкой мелодии, что играла не переставая. Приятный голос погружал в уют вечера, показывая, какими невероятными бывают вечера. — Как в издательстве? — Забросив в рот небольшую ягодку клубники, Сергей обратил взгляд на девушку, что крутила бедрами возле плиты, откладывая телефон. — Всё хорошо. Сказали переписать пару моментов в романе, а они мне так нравятся, столько сил было на них потрачено. Не знаю, что делать. Неприкрытая грусть засквозила в девичьем голосе. Блондинка, не поворачиваясь лицом к актеру, помешивала овощи на сковороде. На ее плечах висела голубая рубашка брюнета, а локоны были высоко заколоты, открывая вид на тончайшую шею. — А ну подойди ко мне, — он раскрыл руки, вовлекая её в объятия. Подняв на девушку изумрудный взгляд, он положил ладони на талию, ставя девушку меж своих ног. Та уперлась руками в мужские плечи, слегка поглаживая те. — Никого не слушай, хорошо? Ты восхитительно пишешь, не закапывай свой талант под чужое мнение, — чувственно проговорил Горошко, сталкиваясь с пепельными омутами. — Хорошо, спасибо большое, горошек, — она кивнула, обвивая руками плечи, слегка наклоняясь к нему. У актера от такого прозвища затрепетала душа, забившись о стенки ребер. Горошко уткнулся лицом девушке куда-то в животик, обвивая руками туловище. «И где-то в три ночи, в парадной босиком Два ненормальных человека танцевали рок-н-ролл» Отпускать этот момент не хотелось совсем, а тот аромат, что исходил от писательницы, заставлял погружаться в бездну любви, полностью в ней растворяясь. Пешкова, погрузив пальцы, усыпанные кольцами, в длинные темные пряди, ласково перебирала их. Серый взгляд метнулся к окну, писательница вглядывалась в темный ночной бархат, наблюдая, как мигает старинный фонарь на улице. Молчать было хорошо. Так тихо, спокойно, трепетно. Они обожали такие моменты, когда меж ними была лишь молчаливая любовь, лишь их секреты, в такие моменты выстраивался их мир, который был один на двоих. От приятных поглаживаний Горошко готов был мурчать, подобно маленькому котику. — Выходи за меня. Саша опустила взгляд на лицо юноши, пытаясь понять шутка ли это. В елейном взоре не было ни намека на юмор, лишь серьезная намеренность и безграничная любовь. — Я не шучу, — мотнул головой актер, — Выходи. Пешкова улыбнулась, прикрывая глаза. — Нет, Сереж, ты всё-таки дурачок, — она ласково провела ладонью по волосам, целуя брюнета в лоб. Вовлекая Сашу в сладкий поцелуй, он слегка прикусывал той губы, сходя с ума от нежности девичьих прикосновений. Он не готов был сдаваться так просто, и если она захотела поиграть, оттягивая ответ, то он с радостью вступит в игру, продолжая бороться за хозяйку своей жизни.