Утром, еще не разлепив глаза, Макс вспоминает вчерашнюю близость и думает о том, что скажет Лаки. Но через пару минут его отрывают от мыслей какие-то яростные вопли. Лаки не в постели. Он ссорится с кем-то в коридоре. Макс с бешеной скоростью напяливает на себя одежду поприличнее и чуть не мчится к входной двери.
Картина открывается довольно шокирующая. На видеопанели, которая показывает, кто ждет их в вестибюле дома, — круглолицый солидный альфа, старше сорока. Он нетерпеливо потирает ладони. Его глаза посмеиваются. На одном предплечье — ручки подарочной упаковки с какими-то экзотическими плодами.
И вот на этого доброжелательного на вид мужчину Лаки яростно шипит:
— Убир-р-райся отсюда! Я тебе не открою.
На ты, без малейших знаков почтения. Не спросив, как поступить у Макса. Наплевав на уважение к нему. И в глазах Лаки такая ненависть, что Макс ярко припоминает о предыдуших нападениях на альф.
— А что, разве это твой дом? — тихо и весело переспрашивает незваный гость, ничуть не смущаясь приемом. — Позови-ка, пожалуйста, хозяина.
— Что здесь происходит? — мрачно интересуется Макс.
Лаки шарахается от его голоса и прожигает его глазами. Незнакомый альфа приветливо помахивает рукой.
— Я без приглашения, понимаю, — тараторит румяный и светлоглазый незнакомец. — Но ведь Вы и не знали обо мне… Да меня и в городе -то не бывает… исключительно проездом… решил с новым родственником познакомиться…
— Да кто Вы такой?! — совершенно невежливо интересуется Макс.
— Я — дядя этого омеги, вашего теперь уже супруга, — расплывается в улыбке незваный гость.
Макс бросает быстрый взгляд на Лаки. Тот восклицает:
— Не пускайте его!
— Экий строптивец, — хихикает на это дядя. — Всегда таким был.
— Приготовь нам чаю, — сердито говорит Макс, нажимая кнопку входного устройства.
Через пять минут дядя уже пытается заключить Макса в объятия, но тот слегка остужает его пыл, пожимает руку и проводит в столовую.
— Я не знал, что у Лаки есть родственники, — настороженно говорит он.
— Понимаю, понимаю, — усиленно кивает гость, потирая ладони. — Он это скрыл. Видали? Родной племяш не хочет в дом пускать. Дожились… А как разговаривает, а? Мы его так не воспитывали… В мое время омеги вели себя скромнее и приличнее… э-э-эх…
Родственник Лаки раскладывает фрукты на столе. Чая, конечно, нет. Макс пару раз поглядывает в сторону кухни, потом осознает, что выполнять его поручения никто не намерен.
— Вы в ссоре с Лаки? — спрашивает он напрямик.
— Что Вы! Что Вы! — всплескивает руками гость. — Вынянчил его, можно сказать… Вот такусенького на коленях держал… Но он всегда у нас был того… с придурью. Поначалу мой брат избаловал. Мальчик был талантливый, ничего не скажешь. Вот и вскружили ему голову: в кино будешь сниматься, художником станешь… А ведь когда растишь омегу, главное что?
— Что? — машинально переспрашивает Макс.
— К семейной жизни подготовить! Ну, а когда родители Лаки погибли, совсем у него крыша поехала…
— Постойте, — спохватывается Макс. — Почему же, когда мы познакомились, никто не мог взять над Лаки опеку, ему угрожало ужасное будущее…
— Посудите сами, — охает дядюшка, — я делал все, что мог. Даже после первого развода и судимости занимался племянником. А надо сказать, напал он на уважаемого, солидного альфу… Но там дело темное. Тот тоже, говорят, палку перегнул. Превысил, так сказать, полномочия. И я всячески Лаки помогал… Он тогда уперся, знаете ли: второй брак — только по большой любви. Сам выберу. И уж сколько я ждал, сколько терпел! Все сроки давно прошли, все агентства от него отказались. Жил у меня нахлебником. Суженого своего ненаглядного искал.
— И что?
— Что — что? Нашел. Выбрал. Главное, альфа такой… нестандартный, из современных… Нео-эмо… или как там оно называется? Весь такой творческий, красавчик, «звезда»… такого омеги просто на руках носят… Полгода не прошло — и этого ножом исполосовал. Я же говорю, умом тронулся…
— И Вы от него отказались?
— Ну да! А что было делать?! — разводит руками дядя. — У меня самого тогда на выданье был омежка. Какая слава пошла бы при таком родственничке? Кто тогда моего сына пожалеет? Да я был уверен: Лаки покатился по скользкой дорожке… его уже не спасти… Кто бы мог подумать, что ему составит партию такой перспективный альфа, как Вы? Я навел справки… и бизнес Ваш тоже в порядке… Кстати, тортиков Вам не надо?
— Каких еще тортиков? — Макс немного шалеет от смены темы.
— У нас бизнес, видите ли, семейный. Сын и супруг тортики домашние пекут, из натуральных продуктов, красоты невероятной… А я вот распространяю… Может, на вечеринку с приятелями закажете? «Мальчишник» уже был или как?
— Подождите, — Макс останавливает саморекламу взмахом руки. — Так что изменилось? Вы отказались от Лаки. Он все тот же…
— Раскажи, как обокрал меня, дядюшка, — Лаки решительно врывается в столовую. — Где все, что оставалось от родителей? Где мое наследство?!
— Да как ты смеешь! — багровеет дядя.
— Деньги, вещи… черт с ними! — шипит, как разъяренный кот, Лаки. — Куда девались отцовские шахматы? Продал как антиквариат?! Куда исчез наш домашний видеоархив? Уничтожил?
— Лаки, не вмешивайся, — сердится Макс. — Помолчи.
— Когда я просил тебя о помощи… когда…
— Молодой человек, Вы позволяете своему омеге так общаться с гостями?! — оборачивается к Максу дядя. — Если такое творится сразу после свадьбы, как же тогда со временем он сядет Вам на голову?!
Но Макс реагирует не так, как, очевидно, ожидает гость.
— В своей семье я разберусь сам, — сухо отвечает он. — Давайте уточним. Вы отказались от Лаки, когда он был в беде, а сейчас, когда у него есть я, решили наладить родственные связи. Все правильно?
— Ну да! Вы — муж моего племянника, с Вами я готов иметь дело… Лаки, солнце, принеси чаю, правда, горло промочить…
Макс чуть не падает, когда его супруг послушно отправляется на кухню и звенит там чашками.
— Я тоже Вам могу быть полезен, — улыбается дядя. — Разве не интересно, как рос Ваш омега, что любил? В чем его слабости? — и переходит на шепот: — Как с ним лучше управляться?
Вдруг чашка — старинная, вполне себе бьющаяся — врезается в стену над головой гостя и разлетается фейерверком осколков.
— Чай, дядюшка! — кричит Лаки. У него на подносе — половина сервиза. — Еще чашечку?!
Вторая врезается в стол, разваливаясь пополам.
— Прекрати! — орут Макс и дядя в один голос.
— Выпьем чаю: где же кружка? Вот и она! — злорадствует Лаки, запуская следующий предмет посуды в стену.
Дядя под шквалом осколков пробирается вон из столовой. Макс пытается ухватить Лаки за плечи.
Одно дело: знать, что твой омега на кого-то там напал. Макс искренне верил, что его довели до этого исключительные обстоятельства. Другое дело: видеть, как супруг ведет себя невменяемо во время обычного, в общем-то, разговора. Да, Макс понимает, что родственник причинил Лаки много боли. Но чтобы вот так наброситься на альфу… во что же Макс влип?.. как он покажет вечером такого безумного супруга собственному отцу?.. Очевидно, сегодня ожидается конец света.
— Куда же Вы, дядя?! А сплетни о моем отце рассказать? — издевательски хохочет Лаки. — Приятного чаепития! — новые разноцветные осколки украшают комнату.
Наконец Максу удается его ухватить и встряхнуть.
— Очнись! — рычит он. — Ты что творишь? Он того не стоит.
Лаки поникает. Поднос наклоняется, и оставшиеся чашки летят просто под ноги.
— Он сумасшедший, Вы видите? — трясется от негодования дядя.
— Прошу прощения, — вздыхает Макс. — Омеги — создания нервные.
— Вы же не оставите это безнаказанным? У Вас есть кабинет или другая комната, где можно поговорить безопасно?
— А зачем? — удивляется Макс. — Знаете, как говорится: брак заключать надо с сиротой. По документам у Лаки никого нет. Меня это устраивает. И как тогда я могу пить чай с несуществующим дядей?!
— Как хотите! — разочарованно фыркает альфа.
Аргументы, кажется, выглядят понятными ему. Многие альфы хотят воспитывать омег под себя и не иметь контактов ни с какими родственниками.
— Возьмите, Вы забыли свои… гм, овощи, — протягивает пакет Макс.
— Фрукты.
— Да. И еще. По поводу наследства есть ряд вопросов, — Макс задумчиво облизывает верхние зубы. — Но решать мы их будем в суде.
Лицо дядюшки внезапно покрывается красными пятнами, как бывает у гипертоников. Макс даже пугается за его здоровье.
— Вот, значит, как?! — гость решительно натягивает верхнюю одежду. — А я хотел по-хорошему… Что он Вам наплел? Выставите себя посмешищем на суде, потому что все это просто инсин… инсинуации.
Макс в первый раз видит, как шарф можно завязывать с негодованием в каждом взмахе. Между дядей и Лаки определенно есть сходство.
— Больше слушайте этого ур-р-родца…
— Еще одно слово о моем супруге и… — Макс улыбается и сам знает, насколько хищно сейчас выглядит. — Так. Лучше забудь дорогу в этот дом, ты… дядя.
Теперь, когда дверь за гостем закрыта, самое трудное: что-то сделать с Лаки. Он смотрит на Макса одновременно с вызовом и испугом.
Глава семьи не может смириться с таким поведением. Если ничего не сделает сейчас, значит, дает добро на то, чтобы в его доме истерили, скандалили, били посуду и творили беспредел. Макс этого не хочет. Категорически не хочет.
Наказывать? Если омегу, просто повысившего голос на чужого альфу, обычно ожидает порка, то что в таком случае делать с Лаки? И как вообще его воспитывать после того, как ночью обещал не делать больно? Можно, конечно, сказать себе, что это для его же блага… что попустительство принесет Лаки боль в будущем, когда такое поведение доведет до беды…
— Убери осколки и вытри все, — мрачно говорит Макс. — Ты еще помнишь, что вечером принимаем мою семью? Надо подоготовить праздничный стол. Черт! Если бы мой омега-отец увидел, что здесь творилось… Ты даже не представляешь, как он консервативен, — и вдруг, неожиданно для самого себя, улыбается, припомнив выражение лица дядюшки, — «Еще чашечку?»… ну ты даешь… «еще чашечку?»…
Лаки смотрит по-прежнему настороженно.
— Расскажешь, что там произошло с наследством? — спрашивает Макс.
Супруг отрицательно качает головой.
— Я пытаюсь помочь, Лаки, — говорит Макс. — Он сильно тебя обидел?
Тот упорно молчит.
Макс вздыхает:
— Даже не представляю, что нас ждет вечером… Мой папа — хороший человек. Но когда речь о всех этих традициях, может сказать лишнее… Ты должен знать, Лаки, сам я буду защищать тебя. Но тебе хамить ему не позволю. Я всем обязан отцу в этой жизни.
— Накажете меня за чашки, сэр? — спрашивает Лаки — так интересуются чем-то из чистого любопытства.
— Да. Убери — и отправляйся в свою комнату до вечера.
— И все? — от души удивляется Лаки.
Нарывается, наглец. Так и хочется из вредности сказать: нет, это только начало. Но Макс, пусть и сердится на себя за малодушие, не хочет пока давить на Лаки. Почему-то любое серьезное наказание кажется предательством чего-то, что зарождается между ними.
***
Изолировать Лаки до вечера — еще и легальный способ взять в свои руки подготовку к празднику. Делать все самому — намного удобнее, чем контролировать кого-то другого. Да, у Макса есть сложности с делегированием полномочий, но его это не смущает.
Час спустя он слушает любимую музыку и дирижирует всеми процессами на кухне: на огне шипит горячее, плывут сладкие ароматы выпечки, миксуются закуски. В столовой Макс настраивает подсветку в любимых папиных тонах: кремовом и персиковом. А скатерть и наоконники, меняющиеся по желанию хозяина, выставляет на цвет морской волны.
Никаких пошло-романтических деталей Макс не желает, но воздушные шарики — уже их с Лаки история. И потому автомат в углу нагнетает воздух в шарики, из которых получится целая гирлянда. Еще несколько деталей — и атмосфера праздника готова.
Насладиться и расслабиться мешают тревожные мысли.
Почему омеги папиного возраста так настаивают на правилах и условностях? Альфы намного меньше на этом помешаны. Люди понимали бы друг друга проще, если бы не весь этот диктат…
Может, зависть? Настрадавшись в молодости и достигнув уважаемого возраста, они хотят непременно видеть супругов сыновей-альф на коленях, как в старину, а не рядышком за столом. Или, пройдя огромный путь в попытках ужиться с властными альфами, омеги считают, что отмена традиций обесценит их собственные усилия?
С папой можно договориться по любому вопросу. Он интересуется современным искусством, технологическими новинками и даже фантастикой. В общем, молод душой и гибок почти во всем, но если это касается омег, внезапно превращается в консерватора, поборника вечных ценностей и ворчуна.
Макс готовится к тому, что праздник не удастся.
Во-первых, брат в поездке, присоединиться не сможет, зато придет его супруг Джеймс (домашние его прозвали Джерри, не семья, а сказочная парочка кота-неудачника Тома и бойкого грызуна Джерри). И если Том умел разрядить обстановку и папу успокоить, то Джерри доставал его бетанскими проповедями, убеждая, что все должны жить так, как они. А как на эти слова отреагирует Лаки?
Во-вторых, сама встреча папы и Лаки — отдельная катастрофа. Отец в былые времена мог настаивать, что знакомый омега Максу не пара лишь потому, что тот заговаривал раньше, чем к нему обратились, или стремится работать, а не заниматься домашним хозяйством. А Лаки с его темпераментом и болезненным самолюбием… Сложно представить, какую штуку он может выкинуть.
Макс, конечно, не послушается отца, даже если тот потребует немедленного разрыва. Даже если папа решит прервать с ним общение. Рано или поздно помирятся. Просто жаль нервов отца и Лаки, жаль испорченного вечера, жаль, что вряд ли удастся тихо посидеть в уютном семейном кругу.
***
— Ну что? Прорвемся?
Когда папа и Джерри входят в столовую, Лаки звать не приходится: он возникает за спиной Макса, будто из-под земли. На шее сияет бирюзовый ошейник.
— Это мой Лаки, — знакомит Макс. — А это папа и муж брата — Джерри.
Лаки стоит понуро, не поднимая головы. Макс внутренне сжимается, думая, что он может развернутся и уйти.
Отец подходит вплотную к Лаки и бесцеремонно берет его за подбородок, приподнимая голову.
— Любишь моего сына?
— Да, — тихо отвечает Лаки, сверкнув глазами.
Папа испытующе вглядывается в него, хмыкает и торжественно объявляет:
— Добро пожаловать в нашу семью!
— Позвольте, — говорит Лаки и забирает у него и Джерри верхнюю одежду, чтобы ее развесить.
— Привет! — улыбается рыжий Джерри, и смотрит так радостно, что любое панибратство из его уст кажется уместным. — Наконец-то Максяра, наше чудище, семью завел! Дай хоть рассмотреть тебя! Боже! Хорошенький, как все омеги!
Меньше всего Максу пришло бы в голову называть Лаки «хорошеньким». Но Джерри, с рождения бета, относится к омегам с ласковой снисходительностью, сам того не замечая.
Когда они переходят в столовую, Лаки занимается сервировкой стола. И хотя Макс тоже захватывает стопку тарелок, супруг шипит ему на ухо:
— Не надо. Пообщайтесь с родственниками.
И громко добавляет:
— Я справлюсь сам, сэр.
Гости вручают подарки. Джерри взахлеб рассказывает о том, куда их с мужем направляли отдыхать летом (скучновато, питание не очень, зато воздух прекрасный и «тропы здоровья»), о новых фильмах и людях, знакомых только им с Томом. Макс и отец усердно поддерживают беседу.
Когда за столом Лаки не садится на стул, а опускается на колени рядом с Максом, прижимаясь боком к его ногам, кажется, теряет дар речи не только Джерри. Лицо отца светлеет. А Максу не по себе.
— Эй, — говорит Джерри, — пережитки какие… Я думал, современные альфы и омеги едят за одним столом…
Лаки стоит на коленях вроде бы привычно: не присаживаясь на пятки, с идеально ровной спиной и невозмутимым лицом. Макс пару секунд пожирает его глазами. В происходящем есть что-то неправильное. Макс сердится на отца. Не понимает Лаки. И чувствует, будто должен прервать этот спектакль.
Но в то же время картина соблазнительная, — она непеременно Максу будет сниться.
— Ну ты и деспот! Дай Лаки поужинать с нами нормально.
— Сядь рядом, — говорит Макс Лаки, указывая на соседний стул.
Тот повинуется.
— Джерри, не суди со стороны отношения, которых не можешь понять, — мягко говорит отец. — То, что кажется вам оскорбительным, на самом деле — знак принадлежности Господину, знак высшей любви… Сдержанность и терпение — залог развития нашей личности, а не наоборот.
Макс понимает, что Джерри просто не хочет спорить. Он хитро улыбается и возвращается к болтовне о бетанской жизни. О работе, на которой требуют много, а дают мало, о талонах к стоматологу, которых приходится ждать месяц, об успехах каких-то футбольных команд, за которые он болеет.
— Что Вам предложить? — безукоризненно вежливо спрашивает Лаки, раскладывая угощение по тарелкам.
Максу он молча пристраивает отбивную и салат.
— Лаки! — весело восклицает Джерри. — А что ж ты Макса не спросил? Уже за него решаешь?
— Он знает вкусы мужа, — отвечает за Лаки папа, благодушно улыбаясь. — Я вел себя так же с твоим отцом, Макс, едва мы стали семьей. Истинный омега не просто слушается альфу. Он предугадывает его желания!
— Что сам будешь, Лаки?
— Что скажете, сэр, — Макса не покидает ощущение, что его супруг следит за ним из-под опущенных ресниц.
Макс кладет ему все то же самое, что лежит на собственной тарелке.
Гости поднимают тост за молодых, поздравляют.
— Лаки, ты искать работу не собираешься? — интересуется Джерри. — Нет? Сидеть дома, кажется, утомительно. Чем ты занимаешься целыми днями?
— Живописью, — отвечает Лаки. — Учусь рисовать.
— Надо же! Это прекрасно! Покажешь?
— Пока нечего показывать, — спокойно отвечает Лаки.
— И вот прямо красками рисуешь? Как в старину?
— Да.
— Слушай, а в чем фишка? — Джерри смешно морщит нос. — Я не разбираюсь, прости. Но ведь есть столько способов изобразить все движущимся, объемным, меняющимся… как эти голографические арты… столько всяких эффектов… А тебе нравится просто изображать предметы?
— Нет, нравится пропитывать их настроением, — отвечает Лаки.
— Увлечения — это хорошо, — задумчиво говорит отец. — Напряжение снимает, скучать не дает. Есть много полезных видов рукоделия. Но ты же не думаешь всерьез заниматься искусством, милый Лаки? Лучше учиться домашним обязанностям, чем мерятся талантами на выставках с альфами. Омег художников сейчас полно, но кто относится к ним серьезно?
— Я не собираюсь становится художником, что Вы, — Лаки принужденно смеется. — Признаюсь, вершина моих надежд — нарисовать портрет господина, чтобы его порадовать.
— Как славно! — восклицает Джерри. — Как они любят друг друга! За молодых!
Отец улыбается не менее растроганно. Но Макс не разделяет общего умиления. Он сидит, опустив голову. Странное раздражение охватывает его постепенно. Лаки лжет. Омега-папа доволен, но одурачен. Вечер проходит тихо и мирно. Но — для кого все это шоу?
Когда родственники уходят, папа шепчет Максу на ухо:
— Такой воспитанный и красивый парень! Поздравляю!
И вот уже гостей нет. Макс остается наконец вдвоем с Лаки.
— Спасибо, — говорит Макс.
Лаки резко разворачивается и уходит в свою комнату.
Для него, пожалуй, этот вечер не был праздником. Но ведь ничего не случилось? Все, как у всех?
Макс не понимает сам себя. Он хотел традиционную семью — вот она. Откуда же столько тревоги? Откуда незнакомое раньше альфе ощущение беспомощности?! Что делать?!
