С другой планеты

      Хаган сам точно не знал, что именно его спровоцировало на покупку питомца и не самого обычного, а некого существа, носящего наименование «человек разумный». Само название вида говорило о том, что это создание имеет разум и наверняка умеет им пользоваться. Подобное могло бы доставить кому-то неудобство, но это несказанно радовало хатха, потому что ему не придётся затрачивать много времени на объяснение того, что позволительно, а что, наоборот, не позволительно делать.       И всё же третий из рода Корблов не мог понять, по какой причине он взялся нести ответственность за другое разумное существо.       Возможно, это была лишь прихоть? Глупое желание самоутвердиться, но перед кем и для чего?       Слишком много вопросов оставалось без ответа.       Но как бы оно не было, он помнил, как повстречал её в коридорах инков. Маленькую, хрупкую, светлую. Подобных существ он не видел нигде. Нельзя было отрицать, что подобная внешность в культурах многих разумных считалась неприемлемой или странной, но именно эта странность притягивала взгляд.       Её зовут Ксения, но лишь избранным позволительно звать её Ксюша. Отчего-то у него возникало желание быть одним, нет, быть единственным избранным.       Хаган помнил, как девушка возмущённо что-то говорила инку, имя которого он не удосужился запечатлеть в своей памяти, и как влага неожиданно покинула пределы её глаз.       Что заставило столь хрупкое создание ронять слёзы? Была ли это вина инка, что присматривал за ней, или это он по незнанию сделал что-то не так? Как много вопросов появлялось рядом с этим существом.       В роду Корблов не один из разумных не смел познать, что такое слёзы. Слёзы — удел слабых, тех, кто не способен о себе позаботиться, тех, кто не достоин существовать. Такое жесткое правило жило среди них и по сей день, но Хаган не мог игнорировать чужую печаль. Как успокоить, если сам никогда не испытывал подобных чувств? Рука сама потянулась, чтобы смять копну светлых волос под тяжестью ладони.       Ох, если бы его вид и род верил в высшие силы, то Хаган поблагодарил и восславил бы бога, пославшего с самих небес Ксению. Ощущение мягкости шелковистых волос под ладонью было недолгими, ведь он сам убрал руку, будто боясь пристраститься к чему-то нехорошему.       Уже на следующий день, когда они находились в особняке, Ксения сама пришла к нему, но, к сожалению Хагана, из-за желания поесть. Человеческий язык был сложен настолько, что мирской переводчик едва ли справлялся, но существо оказалось достаточно разумным, чтобы показать жестами желание есть.       А вот инк, передавший книгу, оказался недостаточно разумен, чтобы оставить сведения о том, чем конкретно питаются люди. Лишь в одной строке было написано: «Питаются люди в основном мясом и зеленью». Каким именно мясом питаются и какую зелень человек разумный может употреблять, не указано, что явно усложняло задачу. Оставалось надеяться, что здешняя еда окажется девушке по вкусу, конечно, не без проб и ошибок.

***

      Пятнадцать минут были не такими долгими, как могло показаться. Всё это время девушка осматривала кабинет. От любопытных глаз не скрылась разница между кабинетом, привычным взгляду и понятию человека, и кабинетом иноземцев.       Не было стеллажей, заставленных большим количеством книг, или знакомой зелени в горшках, рамок с фото или статуэток с вазами, пускай, хотя бы с искусственными цветами.       В груди немного защемило, будто от предательства близкого друга, но резкие и отточенные движения со стороны «хозяина» заставили забыть о внезапно нахлынувшем чувстве.       Хаган встал из-за стола и направился прочь из кабинета. Стараясь поспеть за ожившей статуей, девушка чуть ли не бежала.       Уже скоро они оказались у входа в ослепительно чистую и аристократически блистательную столовую. Ксения переводила дух, а Хаган безразлично оглядывал пространство.       Столовая сильно отличалась от общего дизайна особняка. Преимущественно бежевые пастельные оттенки создавали некий уют и резкий контраст на общем фоне тёмных стен коридора.       Длинный стол, несколько стульев и больше ничего, но, несмотря на такое скудное количество мебели, в помещении витала приятная атмосфера и вовсе не создавала ощущения дискомфорта при таком минимализме.       Хаган вполне спокойно прошёл к длинному столу и занял место в центре, как король.       А что же оставалось девушке? Естественно, последовать примеру и уместиться напротив с другого конца стола.       Стол, собственно, как и стулья, был высокими настолько, что ей приходилось приложить немалые усилия, чтобы подтянуться на горизонтальную поверхность, а чтобы увидеть содержимое тарелки, приходилось стоять. Но старания стоили своих усилий, и Ксюша смогла рассмотреть блюда.       Её тарелка, к удивлению, была непривычно пуста, но Ксюша быстро сообразила, что ей предоставляется выбор. Из ближайших блюд, до которых она могла дотянуться, было пюре противного зелёного оттенка, куски чего-то фиолетового, аккуратно сложенные на тарелке и украшенные жёлтым цветком с зеленью, похожей на укроп, и белые шарики размером с человеческую ладонь без изъяна, смутно напоминающие какую-нибудь сладость.       Складывалось впечатление, что её явно хотят отравить, но всё-таки голод не тётка — ждать не заставит, поэтому из всего предложенного она выбрала шарики.       Положив один такой в тарелку, девушка взяла из множество вилок ту, что спокойно помещалась в ладонь.       «Вероятно, для иноземцев эта вилка является десертной», — сделала она вывод.       Хотелось бы Ксении спокойно откусить кусочек, но по ощущениям поверхность шара напоминала яичную скорлупу, стоило девушке несильно ударить прибором, как пошла трещина, и шар раскололся на две части, а из него к ужасу девушки выплыл птенец в слизи.       Всё! Финиш, господа! От лицезрения не самой приятной картины девушка побледнела, а её неподготовленный молодой организм сжался в спазме, желая избавиться от того, чего не было в желудке. Пожалуй, ей стоило перекусить отвратным на вид пюре или цветочком, который служил украшением.       Вдох, выдох, как учили. Или учил? В голове мелькнула мысль, но, как бы не силилась Ксюша, вспомнить ей не удавалось. К счастью, беспамятство отвлекло её от рвотных позывов.       — О, боги — взмолилась она шёпотом, — за что мне это?       Оставалось ещё вскинуть голову к потолку для пущей убедительности верования, но лёгкое подрагивание тельца на тарелке вернуло былую ясность мысли.       «Птенец жив!» — восклицала она в сердцах.       Хотелось верить, что это лишь случайная череда неудачных (или удачных?) событий и что человекоподобные существа ни в коем разе не питаются полуживыми птенцами неизвестных ей видов.