***
Свет софитов отражается на цилиндре. Гром оваций сотрясает свод. Поклон артиста довершает дело. А занавес скрывает от лишних глаз! Это был успех! Первый концерт и сразу же аншлаг! Вся сцена была покрыта цветами, а зал гремел от восторга! Люди приветствовали наследницу Джованни Затары и восхищались ее мастерством. — Это было восхитительно!.. Брависсимо! Брависсимо!.. Мы не сомневались в вас!.. Вы достойная наследница вашего отца! — доносились с разных сторон, пока Затанна шла через толпу, с большой охапкой самых разных цветов. Она улыбалась, кивала работникам закулисия, пожимала руку импресарио, постепенно подходя к своей гримерке. Вот, она уже дошла до двери, обернулась к толпе, все еще аплодирующей и выкрикивающей слова восхижения, сняла свой цилиндр, сделала прощальный поклон, и скрылась за дверью. А там… там улыбка сползла с ее лица, сменившись гримасой усталости и удовлетворения от хорошо проделанной работы. Повинуясь ее безмолвному приказу, охапка цветов летит в заботливо поставленную вазу, цилиндр занимает место на вешалке, а сама Затанна заходит за ширму, где даже не снимает, а сдирает с себя сценический костюм. Натягивает халат и усталая садится перед своим трюмо в гримерке. На столике стоит шар для гаданий, в котором начинают отражаться сценки из прошедшего выступления. Его когда-то использовал отец, просматривая еще свои выступления и выявляя огрехи и ошибки, которые стоило бы исправить. К счастью, использование магических шаров было одним из самых простых магических воздействий и Затанна очень быстро освоила его. Вдруг в дверь постучали. Она открылась и внутрь вошла одна из ее ассистенток. — Да? — Мисс? К вам тут… Брюс Уэйн, — с придыханием и еле сдерживая восторг от лицезрения принца Готэма, как его за глаза называли, сказала ассистентка, на что Затанна лишь хмыкнула. — Пусть заходит, — милостиво согласилась она. Но первым в гримерку вошел не Брюс, а двое работников закулисья, что несли большую вазу с просто гигантской охапкой роз, распространяющих вокруг одуряющий аромат. Затанна встала с места и подошла к букету, доходящего ей по грудь в высоту. Она принюхалась и блаженно прикрыла глаза. Цветы были диво как хороши, хотя глупо было ожидать, что нечто, присланное от принца Готэма, будет некачественным или недостаточно пафосным. — Затанна, здравствуй, — услышала она голос вошедшего Брюса. — Здравствуй, Брюс, — сказала Занни, не способная оторваться от цветов, — Альфред, — кивнула она дворецкому, зашедшему за Брюсом. — Добрый вечер, юная мисс. Позвольте высказать вам наше восхищение, — сказал он своим обычным, чопорно-официальным, тоном. — Это меньшее, что мы можем сделать, Занни. Твое выступление оно просто… — говорит Брюс, явно находясь под впечатлением от увиденного. — Спасибо, — говорит она вновь, наконец-то взглянув на гостей. — Я вас покину, — вдруг говорит Альфред, — нужно прогреть машину, — и, кивнув, ушел из гримерки. — Ну… каково быть знаменитой? — спрашивает Брюс, сунув руки в карманы. — Ты смеешься, Брюс? Это всего-лишь мое первое выступление, — с чуть приподнятой бровью и ехидной ухмылкой произносит Занни, касаясь пальцами бутонов роз. — О, не скажи. Люди словно с ума посходили. Я такого восторга давно не видел. — Уж кто бы говорил. До тебя мне очень далеко, мистер Уэйн, — говорит она и отходит от букета, — в конце концов это ты у нас «принц Готэма», а не я, — замечает Затанна и подходит к своему трюмо. — И не напоминай, — с напускной грустью вздохнул Брюс, подойдя к севшей у зеркала Затанне, — странно, да? Нас было двое, но почему-то именно меня газетчики нарекли «принцем», — говорит Брюс, на что Затанна лишь пожимает плечами. — Ничего удивительного, Брюс. С момента твоего возвращения, ты ведешь очень активную светскую жизнь. Ты постоянно на виду. А Чарли, — вздыхает она и достает из ящичка в столе небольшую шкатулку, где лежали драгоценности, — он никогда не стремился к публичности. Его коробило это. Даже не знаю, как бы он отнесся к тому, что я сейчас выступаю на сцене, получаю цветы, общаюсь с звездами шоу-бизнеса, — говорила она, снимая серьги в форме луны и укладывая их в шкатулку, — мне уже прислали с десяток приглашений со всей страны. За счет одной только моей фамилии, представляешь? Всплыли какие-то старые знакомые отца из Вегаса. Согласны на любые условия, чтобы я давала хотя бы один-два концерта за сезон. И это только начало, — сказала Затанна, убрав шкатулку и доставая расческу. — Думаю, он бы одобрил, — вполне искренне говорит Брюс, наблюдая за тем, как Затанна начинает расчесывать волосы. — Может быть. Но… я постоянно думаю, на что был бы похож наш брак и… не могу понять, — говорит она и откладывает расческу, — мы ведь такие разные. Он, спокойный, даже в чем-то флегматичный, умный, уравновешенный. И я. Ехидная, любопытная и ужасно эмоциональная. Мечтающая о сцене и любящую свою популярность. Но он как-то терпел меня, со всеми моими магическими и не только закидонами и… мне кажется, я уже не встречу никого, кто понимал бы меня так, как он, — говорит она и опирается о руку, задумчиво разглядывая свое отражение, — я кстати видела тебя с Альфредом в зале. — Правда? — удивленно спросил Брюс. — Да. Пятый ряд, места пятнадцать и шестнадцать. Верно? — Да, точно. Мы там и сидели, — говорит Брюс, кивая. — Наверное это прозвучит дико, но мне показалось, что и Чарли был там, в зале — она хмыкнула, — глупость, да? Но мне хочется в это верить, — говорит она, украдкой смахивая набежавшую слезу, — что и он смотрел на меня. Пускай и оттуда, — показывает она пальцем вверх, — вместе с моей мамой и гордился тем, чего я достигла. — Уверен, что это так и есть, — говорит Брюс, что не был готов к таким откровениям, но стоически продолжал слушать несостоявшуюся невесту брата, — ты добилась огромного прогресса. Тем более, насколько я знаю, ваша семейная библиотека до сих пор заблокирована. — Да. Увы, ближайшие два года мне все еще предстоит болтаться по всему миру в поисках знаний, — вздыхает она. — Все хотел спросить тебя. Тот экземпляр книги, что ты искала в Гонконге… ты его достала? — спросил Брюс, на что Затанна покачала головой. — Фальшивка, как я и ожидала. Дешевая копия. Этот старый сморчок, с усиками как у тайской кошки хотел втюхать мне, МНЕ, homo-magi в черт знает каком поколении стопку бумаги, состаренную с помощью духовки. Думал, я не отличу фальшивку, — возмущалась Затанна, скрестив руки на груди. — А что в итоге? — с улыбкой спросил Брюс, про себя удивляясь тому, как быстро поменялось настроение у Затанны. — С китайцем? Разругалась вдрызг! Чуть не прокляла на пожизненную импотенцию, но сдержалась. Ограничилась диареей, — сказала она и, заметив удивленное, даже шокированное лицо Брюса, хмыкнула, — понял? Нельзя обижать маленьких ведьмочек! Маленькие ведьмочки очень обидчивы! — Тебя обидишь, — резонно возразил он, но, заметив оценивающий прищур Затанны, поднял руки в защитном жесте, — понял, понял. Обижать ведьмочек нельзя! — То-то же, — кивнула Затанна и встала со своего места, — Брюс, если ты не против, я хотела бы переодеться. — Понял, прости. Думаю, что и мне пора. Альфред, наверное, уже заждался, — сказал Брюс и хотел было уйти, но вдруг остановился, — кстати. Муниципалитет организовывает благотворительное цирковое представление. Приглашение должно было придти всем старым семьям Готэма, ты его не получала? — Получила, но вряд ли я там буду, — говорит Затанна, пожав плечами. — Будут выступать Летающие Грейсоны, должно быть интересно, — говорит Брюс, но Затанна вновь качает головой. — Нет, у меня слишком много дел. Так что развлекайся без меня, — говорит она, на что Брюс кивает, принимая отказ Занни. Уже после ухода Брюса, Затанна переоделась в обычную, ничем не примечательную одежду, смыла с себя весь грим и пошла разбираться с текущими вопросами со своим импресарио, забыв надеть обручальное кольцо, которое осталось в шкатулке.***
Переулок за театром, где сегодня случился аншлаг мало чем отличался от многих подобных темных, сырых и крайне неприятных мест, что были разбросаны по городу Готэм. Пожалуй, единственным отличием было то, что это место было немного чище, чем остальные переулки за счет того, что дирекция театра весьма внимательно следила за этим. Впрочим, для притаившейся в тени девушки лет 17-18 в обтягивающем костюме, маске и очками с желтыми линзами от этого было не горячо не холодно. Ей, пережившей немало всякой «грязи» за свою короткую жизнь, на реальную грязь было откровенно все равно. Грязь ведь не будет избивать тебя за то, что ты слабее? Или пускать по кругу, за то, что кому-то задолжал? Или обижать тех, к кому ты небезразличен? Грязь безобидна. Селина Кайл знала это точно. Впрочем, сегодня ее цель не имела к грязи никакого отношения. Один из наводчиков скинул ей информацию о том, что в гримерке новоявленной иллюзионистки есть шкатулочка с драгоценностями на пол ляма общей стоимости. Селина не очень верила в подобную оценку, но учитывая, что Затара одна из старых семей Готэма, полагала это возможным. В конце концов, там точно найдется что-нибудь достаточно ценное. Недолго думая, она спрыгнула с лестничной площадки, на которой сидела все это время и спустилась к черному входу театра, который оказался открыт. Селина улыбнулась. Наводчик не подвел. Все шло по плану. Открыв дверь, Селина вошла внутрь и стала продвигаться в сторону нужной ей гримерки. Коридоры были пустынны, а фокусница должна была сейчас быть в кабинете директора театра и, по совместительству, ее импресарио. Вот нужная дверь. Селина открывает ее и входит в полутемное помещение. Она включает свет и осматривается. «Мда. Везет же некоторым. Мне бы такую гримерку», — с легкой завистью подумала она и пожала плечами. В конце концов ей то какое дело, каким образом человек продает себя? Тем более, когда у него есть деньги на всякие побрякушки, что спрятаны в ящике трюмо. Подойдя к столику, Селина раскрыла ящик и тихонько произнесла, — Бинго! — и, взяв шкатулку, попыталась было открыть ее, но не тут-то было. Казалось, что крышка намертво приклеилась к самой шкатулке. На ней не было ни замочной скважины, ни каких-то механизмов, с которыми Селина когда-либо сталкивалась. Лицо Селины, что несколько секунд изображало недоумение, очень быстро преобразилось в безразличие. В конце концов, если она не открывается, шкатулку всегда можно сломать. И стоило ей об этом подумать, как она услышал легкое покашливание из-за своей спины, — кхм-кхм, — из-за чего резко подпрыгнула и уставилась на дверь, где, опираясь о косяк, стояла хозяйка помещения. — Хм, действительно кошка. В кои-то веки газетчики не наврали, — произнесла девушка с длинными черными волосами и синими глазами, оценивающе пробежавшись взглядом по стоящей в середине гримерки Селине и хмыкнув, — будь хорошей кошечкой, поставь шкатулку на место и убирайся отсюда по добру по здорову, — сказала она вроде как нейтральной интонацией, вот только интуиция Селины взвыла бешеным «мявом» о том, что стоящая у двери девочка-одуванчик может доставить ей проблем. — Отойди от двери, красотуля и поделись своим богатством с голодающим народом, — впрочем, Селина не была бы Селиной, или, как ее обозвали газетчики, Женщиной-кошкой, если бы просто так отступилась. — Это ты, значит, голодающая? А по твоей заднице и не скажешь, — задумчиво произнесла Затанна, с преувеличенным вниманием рассматривая нижние девяносто Селины, явно провоцируя ее на действия. И Селина не подвела. Одно резкое движение и шкатулка полетела в Затанну, заставив ее отпрянуть от косяка. Попав в стену, шкатулка развалилась и на пол упали уже ее обломки в перемешку с украшениями. Одновременно Селина отпрыгнула от трюмо и, сгруппировавшись, приземлилась рядом с одной из ваз с цветами, которую тут же бросила в сторону Затанны. Но та, к удивлению, не только не отпрянула, но и каким-то непонятным способом поймала вазу и направив руку, закричала, — Reh Dnob!, — и в ту же минуту из ниоткуда появились веревки и полетели на Селину, но та вновь отпрыгнула и сделала единственное, что пришло ей в голову. Сгруппировавшись, она вновь прыгнула, но на этот раз в сторону Затанны. Это было так неожиданно, что Затанна на миг растерялась из-за чего пропустила удар по челюсти такой силы, что свалилась на пол. — Я не знаю, каким демонам ты молишься, ведьма, но меня тебе не достать, — говорит Селина, пытаясь привести в порядок свое дыхание. Затем кидает взгляд на рассыпавшиеся драгоценности и поднимает одно из колец, которое ей особо приглянулось, — какая прелесть! — Бери что хочешь, кроме этого кольца, — с трудом произнося слова, говорила Занни, держась за болящую челюсть и пытаясь встать. — О, именно его я и возьму, — любезно сообщает ей Селина и бьет своей ногой по ее груди, вновь сваливая Затанну на землю, — тут бриллиантов на сорок тысяч. А само оно потянет на пятьдесят! Как раз хватит бедной мне на моральную компенсацию. — Поставь на место, говорю тебе по хорошему, — буквально кричит Затанна, с трудом преодолевая боль и не обращая внимания на слезы боли и отчаяния. — Хм. И что же ты мне сделаешь, куколка? Отшлепаешь? Прости, мне нравятся большие здоровые мужики, а не мелкие соплюшки, — говорит она и, сделав театральный поклон, берет горсть других драгоценностей и выскакивает из комнаты, по ходу дела отправив в нокаут пару рабочих, которым не повезло очутиться в коридоре. Вырвавшись из театра, Селина поднимается по пожарной лестнице на крышу. Не без эксцессов, но налет закончился удачно. Хм, надо будет поблагодарить наводчика, как только она узнает его настоящую личность. Так она думала пока вдруг прямо перед ней не выбило искры какая-то… пуля?.. заставив ее остановиться. Она огляделась, но никого не увидев, попыталась сделать шаг, как вдруг точно такая же пуля выбила искру в сантиметре от ее ноги. Тут-то она и заметила, что не одна на крыше. В углу стоял человек в черной маске и держал в руках пистолет с глушителем. Как она его не заметила, оставалось тайной. — Тебе мама не говорила, что воровать не хорошо? — вдруг сказал человек с искаженным голосовым модулятором голосом. — А тебе мама не говорила не совать нос в чужие дела? — не осталась в долгу Селина, заняв боевую стойку. — Не успела. Умерла, когда мне было двенадцать, — сказал он с вполне себе искренним сожалением, насколько могла понять Селина. — Моя повесилась в шесть. Так что не дави на жалость, — говорит она, не забывая следить за стволом, который, впрочем, был направлен вверх. — А, понятно. Так вот откуда такое непочтение к старшим, — по стариковски прокряхетел незнакомец, вздохнув. — Чего тебе надо? Доля от добычи? — нервно спрашивает Селина, на что человек в маске хмыкнул. — Нет. Все что мне нужно, я уже сделал, — сказал он и, к удивлению Селины, спрыгнул со здания вниз. Это было непонятно. Это было неправильно. Это была… ловушка!.. отчетливо поняла Селина, когда услышала шелест ткани за своей спиной. Но стоило ей обернуться, как веревки обвили ее тело, не давая ей двинуться с места. — Зря ты меня не послушала, — услышала она пугающе спокойный голос ведьмы, одетую в что-то вроде костюма фокусника, плащ, цилиндр и парящей над землей, — ты перешла черту, Селина Кайл! — сказала она, а Селина с ужасом смотрела на светящиеся своим светом глаза той, кого несколько минут назад называла соплюшкой. — Отпусти, ведьма! — крикнула она, краешком сознания пытаясь понять, откуда ведьма узнала о ее имени. В то же время, она почувствовала, как из небольшой сумочки, где она хранила награбленное, вылетело все украденное ею добро. Затанна сняла цилиндр и безразличным взглядом проводила исчезнувшие в нем драгоценности, кроме того самого кольца. Его она взяла в руки и одела на палец. — Несмотря на твое вызывающее поведение, я не стану тебя наказывать. Ни убивать, ни калечить, ни сдавать в полицию, — говорила она спокойным тоном, рассматривая Селину как какое-то диковинное существо, — я дам тебе шанс. — Шанс? — уцепилась Селина за такое сладкое, манящее слово. — Да, шанс. Шанс зажить по другому, — говорила она, а пульсирующее сияние глаз становилось все сильнее, — отныне, ты не будешь воровать. Не будешь обманывать, жульничать и убивать. Ты будешь работать как все, жить обычной жизнью и забудешь, что когда-то у тебя была другая жизнь, — Затанна говорила эти слова спокойно, словно находясь в каком-то трансе, а Селина чувствовала страшную головную боль, словно парящая перед ней ведьма своими словами вбивает гвозди в ее мозги. Из ее глаз текли слезы. Она чувствовала, как из ее носа пошла кровь, а все тело стало тяжелеть. В конце концов, Селина Кайл упала на колени и прикрыла глаза, — отныне ты, Селина Кайл, добропорядочная гражданка города Готэм и штата Нью-Джерси. Да будет так! — закончила Затанна, а Селина упала в обморок, отдавая себя спасительной тьме. Как только заклинание было сказано, Затанна так же рухнула на землю, полностью обессиленная. Цилиндр слетел с ее головы, а сама она лежала на спине, между явью и тьмой. Она не осознавала, что творится вокруг нее. Свинцовые веки грозились закрыться в любой момент, тело совершенно не слушалось, а мышцы болели от непосильной нагрузки и эмоционального напряжения. Перед ее глазами было лишь темное, затянутое тучами небо, откуда на землю капал редкий, но такой обычный для Готэма дождь. Ее веки уже закрылись, а спасительное забытье подходило все ближе, но вдруг, словно в тумане ей почудилось, как кто-то сел рядом с ней, приподнял спину и обнял. — Что же ты сделала, ведьмочка моя любимая, — спрашивает ее такой знакомый и такой далекий голос. Голос из счастливого прошлого. — Чарли? Я умерла? — находясь почти в бреду, еле двигая языком, спросила она и окончательно отрубилась. А Чарльз Уэйн снял свою маску и прижался губами к ее лбу. Он видел, что здесь произошло. Видел как Затанна, впадая, насколько он знал, в магический аналог состояния берсерка, на одних эмоциях сотворила колдовство, совершенно недоступное ее уровню подготовки. Лишь голая сила и бесконечная ярость молодой, импульсивной и взбешенной от случившегося с ней ведьмы. Насколько он ее знал, а знал он ее очень хорошо, когда Занни проснется, она будет корить себя за то, что сотворила. Но это будет потом. А пока, он достает из кармана телефон и звонит единственному человеку, кому может доверить самое дорогое, что у него есть.