Доктор Уэйн

      Новый день. Обычные хлопоты.       У обычных людей — помыться, одеться, поесть.       У меня — помыться, натянуть маску, затем парик, одеться и только потом поесть.       И вот так уже полгода. Пол года я являюсь психологом Брюса и за исключением необходимости в маскировке, получаю непередаваемый кайф от работы по профессии. Уже через неделю после заключения договора, я взял в аренду симпатичный офис совмещенный с квартирой в Старом Готэме, расположенный в одном из многочисленных зданий с готичным дизайном. Мне безумно нравились гаргульи, что стояли на торцах моего балкона. Я даже дал им имена. И теперь, просыпаясь утром, обязательно здоровался с Джонни и Донни.       Трудно ли быть психологом, работающим с Брюсом Уэйном? Когда как. Проблема состоит в том, что он слишком часто отменяет эти сеансы и, порой, не появляется в моем офисе неделями. Объясняет он это по разному. То встречи, то конференции, то зарубежные поездки, хотя чаще всего, как утверждает Альфред, Брюс банально отсыпается после своих ночных приключений. Я вяло протестую из-за его безответственности, но, порой, это оказывается очень кстати. Его прогулы позволяют мне заниматься структурированием добытой за все это время информации. А ее очень и очень немало.       В моей ежедневной работе очень сильно помогало то, что в нескольких тайниках, вместе со всякой разной мелочевкой, вроде денег и оружия, у меня были припрятаны и те вещи, которые помогают мне в маскировке. Рас аль Гул, мой шеф, с пониманием отнесся к моему желанию легализоваться и прислал не абы что, а целый набор особых резиновых масок или, как он выразился во время сеанса связи, индивидуальные маскировочные комплексы. Такие маски полностью повторяли профиль головы и позволяли не волноваться по поводу того, что мимика лица будет неестественной. Конкретно та маска, что я одевал на встречи с Брюсом, была сделана на заказ, под мой новый образ и обеспечила половину успеха всей той авантюры, в которую я ввязался по воле Альфреда.       Более того, материал маски давал возможность для экспериментов с внешностью, становясь своеобразной второй кожей. Я мог, используя специальные подкладки, сделать выше скулы, подбородок побольше, губы пухлее или уже. Так что раскрытие мне не грозило. Единственная проблема — имитация щетины. Раз в два дня приходилось наносить специальное покрытие, имитирующее ее. Зато даже на ощупь маски сильно напоминали настоящую кожу.       Мне оставалось только нацепить такой же специальный парик рыжего цвета, напялить очки, под которыми уже были надеты линзы, меняющие цвет моих глаз, а затем, улыбнувшись веселому сироте-ирландцу Карлу Уэлшу, отправиться одеваться.       Вот только сегодня у меня был выходной и встреча с Альфредом. Так что я не стал надевать примелькавшуюся личину психолога. Вместо этого, чтобы не таскаться к тайнику, просто нанес специальный грим, надел парик с блондинистыми волосами, одел толстовку и натянул капюшон. Осень на дворе. Никого такой имидж не удивит.        Встреча днем была нужна потому, что Альфреду, как не странно, легче было выскользнуть именно в это время. Брюс был в офисе и Альфред, соблюдая некую степень конспирации, мог выбраться из поместья. Сегодня мы условились встретиться с ним в кафе в Старом Готэме, недалеко от моего офиса. К тому же, я был голоден.        Уже в кафе, когда я неспешно доедал завтрак, в помещение вошел человек в широкополой шляпе, дорожном плаще и больших круглых черных очках, как у Доктора Стренджлава, которые делали его абсолютно неузнаваемым. К тому же кафе было известно тем, что служило этакой нейтральной площадкой, где представители ОПГ могли спокойно принять пищу и встретиться с теми, с кем хотели. Полиция сюда не совалась. — Мистер Картер? — кивнул он мне и сел передо мной. — Мистер Винтер? — кивнул я в ответ, ухмыльнувшись. Альфред так же улыбнулся и присел за столик, — Идиотские позывные, — пробормотал я мимоходом и замолчал, когда к нам подошла официантка. Дождавшись, когда она, приняв заказ Альфреда, отойдет, дворецкий, который в своем прикиде напоминал то ли старомодного агента, то ли подручного мафиози с «претензией», сказал: — Я надеюсь, что причина, побудившая вас к встрече столь срочно и именно здесь, достаточно веская, — говорит он полушепотом, краем глаза следя, чтобы никто нас не подслушал. В это время в кафе было полно народу, так что даже если бы у предполагаемых шпионов был очень хороший слух, они ничего бы не смогли услышать из-за постоянного гула. — Есть парочка идей по поводу компании и не только, — говорю так же тихо и, дождавшись, пока официантка расставит на столе чизкейк с кофе, продолжил, — я вижу, что Фокс неплохо справляется, но социалка сильно отстает. Ты не знаешь в чем причина? — В криминале, в чем же еще, — говорит Альфред и отпивает из своей чашки, — насколько мне известно, прокурор с комиссаром пока находятся на этапе сбора доказательной базы. — Но ведь они же повязали Марони и его банду? — спрашиваю его, скорее для того, чтобы подтвердить свои догадки, на что Альфред лишь вздыхает. — Увы, но даже тюрьма Блэкгейт не способна спасти от коррупции. Сал Марони живет там как у себя дома и не в чем себе не отказывает. Он спокойно управляет оставшимися на свободе подельниками и каким-то образом смог купировать последствия своего ареста. Образно выражаясь, мы в позиционном тупике, — говорит он и съедает кусочек чизкейка. — То есть? — То есть у прокурора с комиссаром не хватает доказательной базы для развала криминальных структур. А у криминала уже нет достаточных сил, чтобы вновь взять город под контроль. К тому же есть информация о том, что Кармайн Фальконе все больше приходит в себя. Если верить доктору Лиланд, то еще пол года и его выпустят из Аркхэма, — говорит Альфред и я задумываюсь о мысли, что возникла у меня давным давно. — А Бэтмен? — спрашиваю скорее для проформы. Чем занимался Брюс я был и так в курсе. — Бэтмен всерьез занялся расследованием дерзких ограблений, с применением какой-то очень хитрой дымовой завесы или, как его еще называют, искусственного тумана. Да и Гордон с Дентом пока еще не привлекали его к сбору доказательств. Возможно, на днях они примут решение, но пока еще стороны выжидают, — говорит он, на что я киваю и делаю глоток кофе. — Как ты смотришь на то, чтобы я подкинул кое-какие улики Денту? — в лоб спрашиваю Альфреда, на что тот пожимает плечами. — Если это позволит сдвинуться с мертвой точки, то почему бы и нет? Я так понимаю, что улики вы приобрели за время своей шпионской деятельности? — спрашивает он, глядя на меня поверх своих очков. — Именно. Я многое узнал о родном городе за все эти месяцы. Материала хватит, чтобы упрятать за решетку половину городской элиты, — говорю не без гордости, откусывая от тоста с маслом. — Надеюсь, вы понимаете, насколько опасны эти данные? — обеспокоенно спросил Альфред. — Разумеется. Не волнуйся. Я прекрасно знаю, какую информацию передать Денту, чтобы наши богатеи вдруг не взялись за него всерьез. Он нам нужен живой, здоровый и бодрый. Твой шеф еще следует общему плану? — спрашиваю, разрезая яичницу. — О да, — говорит Альфред, кивая, — хозяин Брюс думает, что лет через пять его вполне можно вывести на федеральный уровень. Тогда у нас будет свой человек в Конгрессе. — У Уэйн Энтерпрайзес есть конечно лоббисты, но задачи Дента в Конгрессе будут несколько другими, — говорю я, вспоминая список сенаторов, что кормились из наших рук. Список внушал, — президент Дент. Звучит? — спрашиваю Альфреда, на что тот улыбается. — Вы удивитесь, но всего лишь неделю назад хозяин Брюс задал мне тот же вопрос. Но, мне кажется, что в начале он должен победить криминал в Готэме, — говорит Альфред, опуская меня на землю. — Да, ты прав. Думаю, скоро в его руки попадут кое-какие интересные сведения о городском криминале, — говорю и глотаю кусок бекона. — Вы говорили об идеях, связанных с компанией, — произносит Альфред, после того, как услужливая официантка доливает ему кофе и уходит. — Да. Недавно ко мне в голову пришла мысль о том, что Бэтмен все больше и больше начал превращаться в некий бренд. Ты так не думаешь? — спрашиваю Альфреда и с удовольствием наблюдаю, как его глаза расширяются от удивления и даже черным очкам не получается скрыть это. — Честно говоря не думал об этом с такой точки зрения, — признается Альфред и задумывается. — Ассоциативный ряд такой. Если Бэтмен — это бренд, то на нем можно заработать. Что скажешь? — спрашиваю и отпиваю апельсинового сока. Хоть кафешка и не считается люксовой, но сок у них отменный. — Хм. В ваших словах есть резон, — кивает Альфред, задумчиво вглядываясь в окно. — Но у нас есть проблема, — говорю и подтаскиваю поближа рюкзак, — у меня есть достоверный инсайд о том, что люди Макса Шрека готовятся запатентовать все, что связано с Бэтменом. Так вот. Мы не должны этого допустить. Все, что связано с Летучей мышью, должно приносить прибыль нам и только нам, — говорю максимально серьезно, неосознанно барабаня указательным пальцем по столу. — Я понял вас, хозяин Чарльз и полностью разделяю ваше видение. Но есть проблема. Хозяин Брюс может упереться. — Благородство? — доверительно спрашиваю у него. — Благородство, — вздыхает Альфред, на что я киваю. — Я знал, что ты это скажешь, — довольно произношу и достаю папку с документами, — здесь доказательства, — говорю и передаю их Альфреду. Тот с сомнением вскрывает папку и под моим довольным взглядом рассматривает финансовые отчеты и прогнозы уже почти готового проекта запуска франшизы «Бэтмен». — Как? — невольно вырывается у Альфреда, на что я хмыкаю. — Дорогой мой мистер Винтер, — иронично говорю ему, — я же не просто так копался в грязном белье готэмской элиты. Это — указываю пальцем на папку, — только часть того результата, что я добился. — И… как же я представлю все это… хозяину? — все еще не отойдя от удивления, спрашивает Альфред. — Скажи, что мол, так и так, на тебя вышел кое-кто из конторы Шрека и хотел бы заработать на сливе информации. Попросил остаться анонимным, но за информацию ручается, и что СБ Уэйн Энтерпрайзес может проверить ее так, как захочет. Назови сумму, какую посчитаешь нужной и вперед. — И, что делать с деньгами? — Отдай их мне, — как ни в чем не бывало говорю ему, — что? Зачем мне отказываться от халявы, тем более заслуженной? — строю из себя оскорбленную невинность, на что Альфред хмыкает. — Не думал, что ваши шпионские игры принесут результат наподобии этого, — удивленно говорит Альфред, на что теперь уже хмыкаю я. — А как же, — говорю и полушепотом продолжаю, — дорогой Альфред. Я ни на минуту не забываю, что вообще-то, Уэйн Энтерпрайзес — семейная компания, и я, как представитель семьи Уэйн, обязан обеспечить ее процветание. В один прекрасный день «шпионские игры», как ты выразился, закончатся, и я вернусь в мир живых. — Я рад, что вы осознаете эту возможность, но… почему не сделать этого сейчас? — спрашивает Альфред, из-за чего я мрачнею. — Есть очень, повторяю, очень смутные подозрения, что происходящее в городе в последние лет десять-пятнадцать не просто результат диверсий Лиги. У них в городе был или до сих пор есть союзник, который очень сильно им помог. — Что за союзник, сэр? — подобрался Альфред. — Без понятия, но я уже обнаружил кучу странностей с бухгалтерией некоторых из наших элитариев. Я приблизительно представляю, как союзники Лиги разваливали экономику города, наживаясь на бедах обычных горожан. Более того, скорее всего, они объединены в некий неформальный союз. Иначе я не могу объяснить столь тотальное обрушение биржи ценных бумаг, из-за чего и загнулась экономика города, — говорю и откидываюсь на спинку диванчика. — А Лига? Ведь именно они взяли на себя данную акцию, — говорит Альфред, на что я вздыхаю. — В том то и дело, что как бы к самой Лиге у меня претензий нет. Я жив. Здоров. Все, кто мне небезразличен, живы. От Готэма они отстали и вряд ли вновь вернутся. Разве что нечто совсем непотребное случится. Да и выяснить надо, зачем я им, такой красивый, сдался, — говорю, задумчиво барабаня пальцами о стол. — Воля ваша, мистер Картер, — громко говорит он и встает с места, — все будет передано в точности, — говорит он и покидает кафе. Выждав несколько минут, прошу счет и выхожу из помещения.

***

— Мистер Уэйн, я ценю то, что вы стали моим первым крупным клиентом. Однако, как ваш психолог, вынужден отметить, что вы крайне безответственно относитесь к своему состоянию, — говорю ему, когда на следующий день он наконец-то соизволил прийти на сеанс. — Ладно вам, Карл. Я всего лишь пару раз прогулял ваши сеансы, — казалось бы, беззаботно сказал Брюс, но я то видел, что нечто взволновало брата настолько, что тот с трудом сдерживает себя. — Вас не было месяц, мистер Уэйн, — парирую Брюса, — увы, но лечение ПТСР должно быть системным и регулярным. Чего мы никак не можем добиться уже третий месяц, — говорю ему, на что тот отмахивается. — Увы, но так сложились обстоятельства, — говорит он и садится в кресло. — Это связано с ограблениями? — наугад спрашиваю его и по тому, как он поморщился, понимаю, что прав. — Да. Была ограблена одна из лабораторий УэйнТех и несколько ювелирных магазинов. У полиции есть кое-какие подозрения, но никаких результатов и это меня несколько напрягает. А вы откуда знаете? — вдруг резко спросил он меня, подозрительно прищурившись. — Вы сами мне сказали, — отвечаю на вопрос и, видя недоумение, поясняю, — об ограблении я узнал из газет. Но там не было конкретики. Учитывая, что весь город говорит об этом, я рискнул предположить, что у такого бизнесмена, как вы, могут быть пострадавшие активы. Я задал вопрос, не зная, так это или нет. И вы, из-за того, что проблема вас действительно беспокоит, ответили не задумываясь. Хотя, насколько я понял, вы вообще не хотели затрагивать эту тему, — говорю и вижу, как Брюс хмыкнул. — Я и забыл, как вы любите ставить людей в неудобное положение, — говорит он, на что я отвечаю. — Эта маленькая уловка очередное доказательство того, что человек обычно говорит то, что у него на уме. Особенно о том, что его волнует. Но чем это грозит вам? Судебный иск? — изображаю дурака, который ничего не понимает. — Давайте не будем, — отрубает Брюс, на что я киваю, — я хотел бы поговорить о Дике. У нас… сложности. — Какие? — спрашиваю, подобравшись. Именно Дик Грейсон был основной темой наших бесед. Брюс мастерски увиливал от разговоров о смерти родителей, обо мне, да и вообще о своем внутреннем мире, но то и дело мне удавалось вытягивать из него крупицы информации о тех чувствах, что он ощущает. — Мальчик… старается. Он всеми силами старается соответствовать неким ожиданиям. Хочет, чтобы им гордились. Как только он привык называть меня по имени, стал следовать за мной хвостиком. Учится очень хорошо, постоянно занимается спортом. Я для него стал кем-то вроде идеала и… я не чувствую себя в праве принять это… — говорит он, не способный подобрать слово к ситуации, а я вспоминаю то, что Альфред мне говорил о Дике. Он действительно выкладывался, разучивая новые приемы из разных боевых искусств, тренируя гибкость и постепенно приобретая багаж, не побоюсь этого слова, энциклопедических знаний. — В том, что вы описали, нет ничего удивительного. Дети, как правило, берут за основу модель поведения своих родителей или других, достаточно авторитетных в их глазах взрослых. Скорее всего, вы для мальчика именно такой взрослый и есть. Скажите. У вас ведь был старший брат, я прав? — Да? — настороженно отвечает он мне. — Вы никогда не хотели соответствовать именно ему? Ведь, насколько я знаю, именно он был старшим мужчиной в семье после смерти вашего отца? — Нет. В том то и дело, что нет. А вот сам Чарльз… хм… да, брат делал все, чтобы соответствовать отцовским ожиданиям. Он очень рано начал одевать костюмы. Не ныл из-за уроков. Даже после смерти родителей, занимался день и ночь, словно хотел доказать, что он… — замолк на полуслове Брюс, словно пришедшая в голову мысль казалась ему слишком неожиданной. — Достоин? — заканчиваю мысль, на что Брюс медленно кивает. — Да… да, достоин, — удивленно произносит Брюс. — То есть для вас обоих ролевой моделью выступал ваш отец? — Думаю, да. Но, по словам нашего дворецкого, Чарльз в большей степени пошел в нашего деда Патрика. От отца у него была добросердечность и… не знаю, что еще, — говорит он и смотрит на меня, — то есть, вы хотите сказать, что Дик хочет быть… — Достойным вас. Человека, который в его детском сознании занял место ролевой модели, — говорю Брюсу, на что тот вздыхает. — Но ведь у него были родители? — недоуменно спрашивает он, на что я парирую. — Именно. Они были. Да, мальчик их никогда не забудет, но здесь и сейчас именно вы стали тем взрослым, которому он желает соответствовать. — Но я не хотел… занимать место его родителей, — с некоторой степенью чувства вины говорит Брюс. — Однако, вы это сделали. И в этом нет ничего удивительно. Мальчику двенадцать… — Уже тринадцать, — поправляет меня Брюс. — Уже тринадцать лет. Основные поведенческие характеристики личности к этому времени уже оказываются сформированными, но если ребенок переживает шоковую ситуацию, то ему оказывается просто необходима некая точка опоры. Вы ею стали. — То есть это защитная реакция? — Если вам угодно, мы можем назвать это некой разновидностью защитной реакции. Возможно, в будущем, он будет отрицать то, что он стал похож на вас, как и любой бунтующий молодой самец, — говорю я и вижу охреневшее лицо Брюса. — Это… неожиданное сравнение, — произносит он, задумчиво вглядываясь в угол комнаты. — Оно подходит всем молодым мужчинам. Мы все начинаем бунтовать в определенном возрасте, желая создать собственный ареал обитания. Учитывая обстоятельства, у мальчика это начнется года через три-четыре. Но, запомните. Он всегда, подчеркиваю, всегда будет приходить к вам, если вы его позовете или он сам будет нуждаться в помощи. — Вы уверены? — спрашивает Брюс, пытаясь уложить сказанное мной в своей голове. — Да. Главное, не держите его, когда он пожелает уйти. Но и не упускайте из виду. Молодые люди склонны пускаться в разного рода авантюры. Страхуйте его, но неявно. — То, что вы говорите это так необычно. У меня никогда не было такого. Брат, конечно заботился обо мне, но… — говорит он и прерывается, вновь не желая углубляться. — Именно это называется семьей, мистер Уэйн. Вы вместе не из-за выгоды и не из-за каких-то абстрактных понятий, а просто потому, что когда-то вот эти вот люди вырастили тебя и стали твоим идеалом. Теми, кем ты на подсознательном уровне желаешь быть и у кого ищешь защиту в трудную минуту. Даже тогда, когда всем сердцем ненавидишь этого старого пердуна, что не дает тебе отжигать с друзьями, потому что завтра на экзамен, — говорю ему улыбаясь, на что Брюс хрюкает от смеха. А затем, внезапно, его лицо становится серьезным. — Знаете, доктор, я никогда не думал об этом, но ведь Чарли точно так же защищал меня, — задумчиво говорит Брюс. — Эм… то есть? — недоуменно спрашиваю его, на что тот отвечает. — В молодости, я путешествовал по миру. И меня везде сопровождали люди моего брата. Инкогнито, конечно, но я их вычислял на раз. Тогда это меня страшно бесило, но вот теперь, после ваших слов… — замолкает Брюс и смотрит в сторону. Я уже думаю, что он переключится на Дика, как не раз это делал, но вдруг Брюс начинает говорить, — я не раз выговаривал Чарли за это. За его перестраховку. А вот теперь понимаю, что он просто защищал меня. Понимал, что не удержит меня дома, но делал все, чтобы я не угробился по глупости. Не хотел хоронить рядом с родителями. А я, словно ему назло, хоть это и не так, лез в самые грязные и темные уголки планеты, — говорит Брюс и, усмехнувшись догадке, качает головой, — вот всегда это знал, а осознал только теперь. И вот его нет. Почти два года. Два года, — говорит он и встает с места, подойдя к дверям балкона и вглядываясь на залитую редким солнечным светом улицу. — Вы благодарны своему брату? — спрашиваю его, стараясь сдержать эмоции, что буквально переполняли меня. — Да. Вот только теперь, единственное, что мне остается, это благодарить его надгробие, — говорит Брюс и поворачивается в мою сторону, — спасибо, доктор, — улыбается он, на что я киваю, стараясь сохранить доброжелательную улыбку и удержать лицо. — Пожалуйста, мистер Уэйн. Я рад, что вы нашли подходящую аналогию из своей биографии. Думаю, теперь ваши сомнения по поводу мальчика развеялись, — делаю предположение, на что Брюс кивает. — Да. Думаю, что да. Поймите меня правильно, я привязался к мальчику. И меньше всего хочу его чем-то обидеть, несмотря на то, что могу быть строгим и черствым. — Понимаю, — киваю ему и так же встаю с места, — думаю, на сегодня хватит, — говорю ему и пожимаю руку, когда тот подходит со стороны балкона, — сегодняшний сеанс, наверное, один из наиболее продуктивных. — Эм… если вы так считаете… — Именно так, мистер Уэйн. Я не раз говорил, что важно не то, что вы расскажете. Важно то, какие вы выводы сделаете и какие из ваших душевных ран излечите. Мальчик — лишь ключ к решению ваших собственных проблем, — говорю ему, на что тот кивает и я провожаю его наружу.       А когда за Брюсом закрывается дверь, я лишь горестно вздыхаю. — Знал бы ты, дорогой братец, кто теперь тебя страхует? — говорю в никуда и отправляюсь на кухню, за бутылкой коньяка. Увы, но без сто грамм такие новости не перевариваются.