Право выбора

Тренировки продолжались. Обсидиан занимался с Кано каждый день, осваивая базовые приемы, а вечером бегал по карнизу горы в любую погоду. Поскольку наступила осень, та становилась все холоднее и временами капризничала дождем, ветром и первыми заморозками на горных склонах. Подозрения Обсидиана, что карниз формирует и контролирует Циат, вскоре подтвердились: каждый раз путь был немного разным. То один отрезок становился узким, то другой. Изредка — каждый раз в разных местах — вылезали камни, которые нужно было преодолевать. Через пару недель занятий в карнизе впервые появилась брешь, которую требовалось перепрыгнуть. Обсидиан уставал так, что просто не успевал думать о чем-то еще: он учился, тренировался, носился по Крепости с поручениями, быстро заглатывал пресную еду и бегал, а потом просто падал от изнеможения и иногда видел дурные сны с песней той жуткой птицы, которая переворачивала душу. Он почти не заметил разницы, когда кругов пробежки стало три, а Кано заменил отдельные приемы на комбинации из двух или трех. Ощущение постоянной усталости притупляло все остальные чувства. Проведя несколько недель в Нории, Обсидиан не мог точно сказать, сколько времени прошло: все дни сливались, похожие один на другой. Ни выходных, ни праздников — ничего. С князем Циатом они виделись в первой половине дня, на занятиях, и во время еды. Вечерами застать его было непросто, и Обсидиан все больше укреплялся в мысли, что у него кто-то есть. В коридорах и общих помещениях Обсидиан слышал смех, разговоры о каких-то далеких городах, о театрах или нарядах, о событиях, которыми жил внешний мир. Когда они здесь умудряются заводить друзей, общаться на отвлеченные темы, ходить гулять? У него времени не хватало ни на что. Да и сил не было, если честно. В одну из ночей Обсидиан проснулся от очередного кошмара. Снова пела та птица, за спиной нависала мать и выговаривала ему, какой он бесполезный, бездарный, некрасивый, полное разочарование и позор ее рода. А впереди стоял князь Циат, глядел безразлично и повторял: «Мне все равно, научишься ты чему-нибудь или нет». Обсидиан проснулся в слезах; болела голова, он весь вспотел и вонял, как скотный двор. Постель промокла и лежать в ней было невозможно. — Пойду ополоснусь, — пробормотал Обсидиан. Яся уже тащил замену белья, словно сам не спал вовсе. Все же хорошо, что Нефритовая госпожа отправила в Норию и его тоже. Обсидиан был слишком разбит и расстроен, чтобы думать, поэтому сперва распахнул дверь, и только потом сообразил, что в обычно темной и пустой спальне князя горит свет, а сам он сидит на кровати без мундира, одетый в мягкое домашнее одеяние, и пишет что-то в бумагах, разложенных повсюду вокруг него. — Ой, — Обсидиан попятился и постарался слиться с дверью. — Простите. Я не подумал. — Все в порядке. Почему ты не спишь? — Циат не отрывался от записей и не смотрел на него. — Я… мне приснился дурной сон, я хотел быстренько принять душ. Не подумал, что потревожу вас. — Как я уже сказал, ничего страшного, ты не потревожил. Тебе снятся кошмары или ты нездоров? В таком юном возрасте плохой сон — большая редкость. С этими словами Циат отложил каменную палочку, которую использовал для письма, и строго посмотрел на Обсидиана. Его светлый взгляд был одновременно тяжелым и пронзительным, от него будто продирало морозом по спине, а волосы шевелились сами собой. Обсидиан как-то сразу сообразил, что вывалился в спальню князя в совершенно непотребном виде: волосы сбились в мокрый и растрепанный ком, сам вонючий, как дохлый дикобраз, а пропотевшая туника едва прикрывает задницу, и все потому что он во сне раз за разом стягивал короткие штанишки от этого комплекта, чтобы пояс не мешал спать. — Наверное, я просто уснул не на том боку, — пролепетал он, заливаясь краской и стараясь натянуть подол пониже. — Сбегаю в душ и все будет в порядке. — Хорошо, — кивнул Циат. — Ты должен достаточно спать, чтобы набраться сил. Обсидиан влетел в купальню и только там снова смог нормально дышать. Первым делом посмотрелся в зеркало и нервно рассмеялся: хорошо, что дорогая родительница не видит его таким, а то умерла бы со стыда. Он сбросил тунику и шмыгнул под приятные струи душа, смывая остатки кошмара. Как же хорошо! Вроде, уже и не так чувствуется разбитость эта, да и усталость не такая кошмарная. Еще бы эта птица чертова отстала, а то словно поселилась где-то в голове и поет о своем по ночам… Он насухо вытерся, обсушил волосы, натянул свежий спальный комплект и уже в почти приличном виде осмелился пройти обратно через спальню князя Циата. Тот, похоже, спать все еще не собирался, и теперь сидел скрестив ноги и держа перед собой толстый свиток с какими-то графиками. — Чувствуешь себя лучше? Может, все же нужна помощь Занди? — спросил он, не отвлекаясь от разметки большой таблицы. — Все хорошо, спасибо, князь. — Тогда отправляйся спать и постарайся отдохнуть как следует. Уже так поздно, что почти рано. — Но вы тоже не спите, милорд, — ответил Обсидиан с неожиданной для самого себя храбростью. — У вас так много работы? — Это не работа, — усмехнулся Циат, все же взглянув на него. — Рабочие дела я закончил в положенное время, а ночью, когда я свободен, могу заняться прочими вопросами. Сейчас я переделываю план твоих занятий и меняю расписание тренировок. — О… понятно. А что не так с теми, что были раньше? — растерялся Обсидиан. В его понимании работа ночью могла быть оправдана только экстренной необходимостью, и он никак не предполагал, что его обучение может считаться таковой. — Прошло уже несколько недель, а результат меня не впечатляет, — спокойно пояснил Циат. — Это означает, что нынешняя программа не подходит тебе, и нужно ее изменить. У меня нет опыта обучения юных дарований, поэтому приходится учиться вместе с тобой на собственных ошибках. Обсидиан вдруг почувствовал себя ничтожеством. Невероятно тупым, бесполезным и бездарным. Теперь еще и князь из-за него не спит ночами, не отдыхает, а ведь у него так много работы… — Милорд, — заговорил он очень тихо, отводя взгляд, — вы не думали, что дело может быть вовсе не в программе? Возможно, я просто безнадежен и вы напрасно теряете время, пытаясь меня обучить? — Ты на самом деле так считаешь, или хочешь убедить в этом меня? Мне понятно твое желание ничего не делать, но так в любом случае не получится. Если ты хочешь жить, придется как-то проявить себя, а жить ты определенно хочешь. Рано или поздно тебя заинтересует что-нибудь, и ты сам захочешь стараться и получать результаты, но до тех пор я могу только пробовать обучать тебя разным вещам. Захотеть ты должен сам. — Вы сказали, что вам все равно, выучу ли я что-то… — Мне действительно без разницы, получится ли что-то из этой затеи. Я не планировал брать учеников и не заинтересован в том, чтобы произвести на кого-то впечатление, но привык отвечать за свои дела, и пока ты являешься одним из них, тоже находишься в зоне моей ответственности. Поэтому я продолжу обучать тебя всему, что сочту нужным, и мы посмотрим, чья возьмет. — Но Нефритовая госпожа считает, что у меня нет способностей. Почему вы думаете, будто я смогу обучиться? — Обсидиан с трудом сдерживал слезы, понимая, что разреветься сейчас будет очень странно и глупо, но ничего не мог с собой поделать. — Потому что я не согласен с ней. И вообще не считаю, что твоя матушка во всем всегда права, как она сама любит заявлять. Я уверен, что у тебя есть потенциал, и ты ее еще удивишь и заставишь жалеть о желании избавиться от тебя, но для этого нужно еще очень многое сделать. Поэтому ты сейчас идешь спать, а я продолжу с твоим расписанием, чтобы утром ты попробовал себя в чем-то еще. Есть возражения? — Ну… только одно: вы ведь не отдыхаете. Из-за меня… — Мне не требуется так много сна, как остальным. Я отдыхаю, когда меняю одно дело на другое, а телу достаточно несколько часов сна в неделю. А вот тебе требуется спать не менее шести часов подряд для нормального развития. Отправляйся. Обсидиан закрыл за собой дверь комнаты и несколько мгновений пялился в потолок. Ему было странно и как-то... неуютно? Неловко? Нет, другое. Он не сразу понял, потому что прежде никогда не испытывал ни тени стыда или смущения из-за того, что у него не получалось. Обсидиан выполнял все, что ему велели, не интересуясь предметом и не расстраиваясь из-за неудач, и каждый раз легко соглашался с вердиктом учителя, что он бездарен и лишен каких-нибудь талантов. Но князь Циат считает, что он не безнадежен. Почему? Он не похож на добряка, который подбадривает подростков, значит, что-то разглядел в нем? Увидел какие-нибудь способности? Обсидиан дорого дал бы, чтобы самому в себе их увидеть. Укладываясь обратно в кровать он думал о тех простых, но почему-то сложных вопросах, которые Циат задавал ему каждый день. Тебе интересно? А это? Вот то нравится? Хочешь делать подобное снова? Обсидиан не знал ответов и зависал каждый раз, пытаясь быстро что-нибудь придумать. А если… если он попробует не придумывать, а ответить по-настоящему? Для этого, конечно, надо включать голову, а он привык просто делать, что велено, и не оценивать, потому что… В Поднебесной никого не интересовало его мнение. А здесь сам князь Циат не спит ночами, чтобы научить Обсидиана хоть чему-нибудь. Отрывает время у своего отдыха, не расслабляется в объятиях омеги. Интересно, это юноша или девушка? Какие вообще омеги нравятся князю? Наверняка очень красивые, ухоженные и ласковые, которые умеют всякие такие штучки, о которых Обсидиан читал тайком в библиотеке и краснел до самой макушки. И уж наверняка это нормальные здоровые омеги, а не такие недоразумения, как он. Обсидиан не знал, почему вдруг задумался об этом, ничто не предвещало же. Он нахмурился и зарылся поглубже в одеяло, прогоняя глупые мысли из головы. Завтра он попробует думать о том, что делает, немного больше. Это будет честно, ведь князь старается для него. Надо и Обсидиану постараться тоже. Остаток ночи он проспал без снов, а утром проснулся от стука в дверь: тануки доставил ему новое расписание. Сегодня после завтрака его зачем-то ждал Занди, а потом стояло большое окно свободного времени, и Обсидиан решил, что это связано с медосмотром и приемом его лекарств. Ну, тут уж его не в чем было упрекнуть: он честно допил эликсир из бутылочек и почти домазал всю мазь, потому что явно видел эффект. В животе больше не тянуло и не болело, не мешало двигаться, а шрамы снаружи сделались светлыми и мягкими, словно после удаления прошло уже много лет. Размышляя об этом, Обсидиан спустился к завтраку и почти с удовольствием проглотил свою порцию зерновой каши с тыквой, запаренную редьку и половинку лепешки с яйцом. Народу сегодня было мало, и князь Циат тоже отсутствовал. — Ну что, боец, готов к подвигам? — Занди сам нарисовался рядом, широко улыбаясь. — Сегодня моя очередь мучить тебя. Еле убедил Циата попробовать. — Попробовать что? — заволновался Обсидиан. — А вот увидишь. Идем со мной. Они спустились к логову друида, откуда сильно пахло травяными отварами и почему-то горелым супом, но вопреки ожиданиям Обсидиана не зашли внутрь, а продолжили спуск по тесной лестнице из дикого камня. Занди поймал призрачный огонь в маленький стеклянный фонарь и с его помощью освещал дорогу. Ступени были грубыми и высокими; Обсидиан здесь еще не бывал. — Куда мы? — В глубокие пещеры. Ты уже был в них с Мицаром, но вы входили по широкому коридору, а у меня тут свой лаз. — Похоже на нору какого-нибудь зверя. Страшновато. — Ты боишься тесных мест? Если станет плохо или начнешь задыхаться — не геройствуй, ладно? По мере спуска воздух становился холоднее и будто бы гуще. Обсидиан различал запахи влаги в каменной пыли, грибов, металлической руды и какой-то тухлятины, причем последний аромат становился все резче. — Там впереди кто-то умер? — спросил он наконец, дыша уже через рукав тренировочной одежды. — Х-ха! — неопределенно отозвался Занди, продолжая спуск. — Я сейчас сбегу, — предупредил Обсидиан, но фразу закончить не успел. С неизвестно откуда взявшейся ловкостью Занди цапнул его за воротник и протолкнул вперед, в густую вонючую темноту. Обсидиан проскакал несколько шагов, рефлекторно хватая воздух ртом, да так и замер. Вонь здесь стояла такая, что драло глаза, а теперь еще и горло, словно туда налили зловонной жижи от разлагающихся трупов. — Занди, — прохрипел он, падая на колени. — Что ты делаешь? Мне плохо... — Прости, малыш, иначе никак. Время было упущено, и это теперь самый щадящий способ, поверь мне, — голос друида раздавался откуда-то сверху, словно он поднялся выше по лестнице. Обсидиан попробовал встать, дыша при этом крошечными вдохами и отчаянно жалея, что не может вдыхать через ухо, но сознание помутилось и он упал, проваливаясь в спасительное беспамятство без запахов и прочих неудобств. — Только бы все было нормально. Обсидиан, ты меня слышишь? Пожалуйста, пошевелись хоть немного! Так, считаю до десяти и иду проверять, как ты там. Бормотание Занди прорвалось сквозь пелену забытья, и Обсидиан постарался скрыться от него, натянув одеяло на голову. Ничего не вышло, поскольку оказалось, что у него нет не только одеяла, но и рук. Тело вообще реагировало очень странно, и он сразу понял, почему, едва распахнув глаза. Это было тело животного. Темнота уже не была кромешной, и Обсидиан легко различил очертания небольшой пещеры, буквально заваленной охапками травы. В дальней стене проход был закрыт каким-то полем, а неподалеку виднелся проем, откуда он, наверное, пришел: там угадывался ровный ритм ступеней уходящей вверх лестницы. Вроде бы, все выглядит вполне реально, тогда почему вместо собственного тела ему видится… так, это, кажется, тело лисы? Вроде, лапы и хвост похожи. Странное дело, но работало оно послушно, хоть и непривычно было двигаться подобным образом. Глаза отлично видели в темноте, уши остро слышали тихое дыхание Занди, шуршание каких-то подземных червей неподалеку и едва ощутимый шорох камня, когда одна глыба бесконечно долго ползет по другой, и за год сдвигается меньше чем на волос. Запахи тоже изменились, стали резче и полнее. Трава — Обсидиан узнал ее, это была та самая травка, что однажды за завтраком приносил Занди, давал нюхать Мицару и все пытался подпихнуть ему поближе, — уже не пахла так отвратительно, просто обладала сильным и душным сладким ароматом. Кроме этого Обсидиан чуял запахи друида, начиная от пальцев его рук, испачканных пеплом, снадобьями и каменной влагой, до помытых отваром розовых бутонов волос и одежды, несущей следы рабочих ингредиентов, пергамента и кота. Кажется, черного кота. — О, ты пришел в себя, — Занди улыбнулся, подходя ближе. В темноте, которая теперь стала условной, его глаза светились блеклым голубым светом, как призрачные огни. Обсидиан хотел что-нибудь сказать, но из пасти вырвался только странный звериный звук, похожий одновременно на рычание и жалобное тявканье. — Ну да, я понимаю, сложно. Придется немного потренироваться. Если бы тебя обучили перевертываться в раннем детстве, как поступают с оборотнями обычно, никаких проблем ты даже не заметил. А сейчас, поскольку ты никогда не доставал свое звериное обличье, оно будто слежалось от времени и жмет везде, где только можно. Я уверен, после тренировки ты привыкнешь и сможешь нормально говорить, и даже вести себя пристойно. К слову, у меня сейчас нет нужного средства, чтобы насильно вернуть тебя обратно в урожденный облик, поэтому тебе самому придется догадаться, как это сделать. Занди сделал движение, будто хотел погладить лиса-Обсидиана по голове, но тот щелкнул зубами у самой его руки и сел, горестно вздохнув. — Ладно, понял, не трогаю. Похоже, превращение прошло хорошо, интеллект у тебя сохранен. Я сразу заподозрил в тебе зверя, когда увидел твою защитную реакцию на травму живота. Ты словно угнездиться пытаешься, как не слишком крупный хищник. Эта травка, — он поднял с пола пучок, — используется для выкуривания оборотней. Люди ее запасают, чтобы уберечь себя. Она провоцирует оборотня принять животную форму, и люди так вычисляют чужаков. Твоя матушка, должно быть, не хотела, чтобы ты умел перекидываться. Обсидиан снова вздохнул и попробовал почесать нос лапой. Вышло не очень. — Я думаю, что теперь у тебя лучше пойдет обучение практике, потому что прежде искусственные ограничения не давали тебе пользоваться никакими способностями. Попробуй поговорить, м? — Гр-р-р-р! — Нет, нормально давай. — Кхе! Аыы! — Все еще не то. Возможно, тебе придется провести в этом виде несколько дней, как же ты будешь выполнять задания и отвечать на вопросы? — Нет! — резко тявкнул Обсидиан, представив, как недоволен будет князь Циат. — Хм, неплохо! Давай еще. — Да! Ты! Я! Рот был совершенно другой, язык работал иначе, нёбо получалось слишком длинным, а горло — чувствительным. Пытаясь говорить, Обсидиан то и дело проскакивал мимо нужного места где-то в глотке. — Давай слова подлиннее. Скажи «князь, я умею превращаться в лиса». — Нязь. Я эй. Щаща. Ис. Они выбрались наверх только к ужину. У Обсидиана слипались глаза от усталости, а горло болело так, словно он читал списки героев Поднебесной на всю дворцовую площадь во время праздника Воинов, к тому же, он был голоден как дикий зверь, в теле которого сейчас находился. — Понимаешь, сущность оборотня у тебя от рождения, так что ты вскоре обязательно сообразишь, как ею пользоваться, — вещал Занди. — Это очень полезно, ведь даже в обычном облике ты сможешь использовать слух, зрение и обоняние своего зверя. — Фигня, — отвечал лис-Обсидиан, поднимаясь за ним по ступеням. — Прости. Нет. Не чую. Чувству. Ю. Нет. Понял. — Да понял, понял, не чувствуешь пока. Ничего, все впереди. Просто ты им никогда не пользовался раньше, и экстренной ситуации не было, чтобы зверь вылез в защиту. В столовой их встретили радостно, даже хлопали. Обсидиана так и норовили погладить, так что вскоре у него стало отлично выходить «пожалуйста, не надо. Уберите руки». Ему подготовили место, чтобы в теле лиса удобно было сидеть за столом. — Молодой господи-ин, во что это вас превратили, — стонал Яся, перекладывая еду в миску, чтобы с лисьей мордой ее удобно было есть. — Вы только скажите, я их всех убью! — Не надо. Спасибо. Обсидиан сам удивился, когда понял, что немного расстроен: князя снова не было за ужином. Хотелось, чтобы он увидел, чему Обсидиан сегодня научился. Хотя, если подумать, это была вовсе не его заслуга, так что и хвастаться тут нечем.