Deep bond

      Ичиго облегчённо выдыхает и обнимает заснувшего любовника в тщетной попытке согреть, хотя прекрасно понимает, что мёрзнет Гриммджоу не от холода, его телу попросту не хватает энергии, чтобы поддерживать приемлемую температуру — ни горячие объятия, ни тёплые одеяла тут не помогут; зато пока он спит, можно немного передохнуть, ослабить контроль и не бояться выдать себя неосторожным словом или действием. Он был чертовски близок к провалу этой миссии, когда речь зашла о втором раунде, честно говоря, он не представляет, что делал бы, вознамерься Гриммджоу всё-таки доказать свою состоятельность. Чтобы не выдать себя пришлось бы позволить, но для Гриммджоу это обернулось бы ещё большей потерей драгоценной энергии, а если не позволить, проницательный Джагерджак обязательно заподозрил бы неладное и раскусил Ичиго в два счёта. Это повлекло бы за собой очередной разбор полётов и, как следствие, снова потерю энергии. Так что Ичиго крупно повезло в этот раз, но что будет в следующий? Ичиго не оставляет мысль, что Гриммджоу так легко отступился, потому что знает, что Ичиго знает, но упрямо хочет оставить всё как есть. Вот же! Ну что за нелепая и одновременно печальная ситуация, прямо готовый сюжет для трагедии.       В отличие от Гриммджоу, Ичиго чувствует себя бодрым и полным сил, спать ему совершенно не хочется, но и просто наслаждаться тишиной и уютными объятиями тоже не получается, потому что его раздирают противоречия — признаться или молчать до конца. Он пытается взвесить все «за» и «против», но в голове крутятся только странные неприятные и как будто чужие мысли, от которых становится тошно.       Самая ужасная о том, что Ичиго не может не признать, что в какой-то степени рад молчанию Гриммджоу. Пока они оба делают вид, что проблемы не существует, им не нужно об этом разговаривать. В самой эгоистичной версии Ичиго предпочёл бы продолжать пребывать в блаженном неведение. Он отчаянно хочет, чтобы Гриммджоу мог, чтобы стал прежним хотя бы на пару дней или часов. Возможно, он согласился бы обменять эти несколько часов на всё оставшееся Гриммджоу время. Он стыдится и душит эти мысли в зародыше, но они, как настырные сорняки, даже без воды и солнца пробиваются через камни и песок. И с каждой секундой всё больше хочется притвориться, что он действительно ничего не знает, что глуп и эгоистичен настолько, что не замечает ни болезненной бледности, ни постоянной усталости в глазах напарника, ни холодных дрожащих рук, ни периодических кровотечений из носа. Не замечает, как с каждым днём жизнь и энергия капля за каплей утекают из тела Гриммджоу. Эти поганые мысли жалят его и усугубляют чувство вины. Он не может представить, какими словами мог бы извиниться, какими действиями мог бы заслужить прощение. И зачем ему это прощение, легче-то всё равно не станет. Глядя на Гриммджоу, который, кажется, вовсе не злится, к вине присоединяется какая-то иррациональная обида — когда это его Мудак-сан превратился в благородного мученика, покорно принимающего свою несправедливую судьбу и не желающего мстить обидчику. Потому что — ах-ах! — его убийца оказался его же любимым. Пф, воздвигнуть ему памятник после смерти, что ли?!       М-да, трагедия станет бестселлером. — И это ты чувством вины называешь? Ради чего ты хочешь получить прощение? Для галочки? Попахивает эгоизмом и жалостью к себе. — Я бы сказал, воняет! — А он?! Он разве не эгоист? — возмущается Ичиго. — Мы партнёры, а он врёт мне, он обещал никогда больше не врать! — Не врёт, а умалчивает. Он просто хочет быть хорошим парнем для тебя. Хочет, чтобы оставшиеся вам дни были полны радостью, а не ожиданием смерти. Представь, как тяжело ему это даётся? — А мне не тяжело видеть, как он угасает?! А что потом?! Ведь я же останусь здесь… Один. Он бросает меня и даже не считает нужным об этом сказать! — Ага, бросает! Снова! Сдохнет — туда ему и дорога! А ты молодец, так держать, эгоистичный ребёнок!       Жестокие резкие слова немного остужают, дьявол, неужели Ичиго и правда так думает? — Я… — Ичиго зажмуривается, чтобы сдержать подступившие слёзы, ему чертовски стыдно за свои мысли. Он бы хотел злиться на Гриммджоу, так было бы проще, но злиться он может только на самого себя. — Я просто не хочу, чтобы он умирал… — Соплежуй! — Да заткнись, ты, зае…       Ичиго замолкает на полуслове, с опозданием понимая, что уже пару минут разговаривает вслух. Но с кем? Распахнув глаза, он вскакивает и нервно осматривается по сторонам, позабыв, что Гриммджоу всё ещё спит в его объятиях. В комнате, конечно же, никого нет. — Кого ты ищешь?! — злорадно спрашивает голос, вдребезги разбивая всякую надежду Ичиго на то, что ему просто почудилось. — Осторожнее, Ичиго, разбудишь, — предостерегает второй голос.       Ичиго каменеет от ледяного ужаса, в миг охватившего его, и сильнее прижимает любовника к себе, цепляется как за спасательный круг, ведь когда Гриммджоу рядом, голоса исчезают. — Не сегодня! — лениво насмехается второй советчик. — Что ты нервничаешь, словно слышишь нас впервые?!       Ичиго делает глубокий вдох и осторожно выбирается из постели. Удостоверившись, что не разбудил Гриммджоу, он подбирает разбросанную по полу одежду и крадётся в ванную, сейчас особенно жалея, что в этой квартире нет дверей.       Натянув штаны, Ичиго подходит к раковине и несколько раз щедро плещет холодной водой в лицо. Температура его тела, по ощущениям, подскочила на добрых градусов десять и, если он не прекратит нервничать, то задымится. — Ты это, может, холодный душ лучше примешь, а то неровен час квартиру спалишь! Гриммджоу-то уже всё равно, но кто знает, может, он завещание оставил и всё на тебя переписал, квартирка нам пригодилась бы!       Игнорируя ядовитые комментарии, Ичиго глубоко вдыхает, стараясь выровнять дыхание и успокоить подскочивший пульс. Быть может, если не отвечать и делать вид, что не слышит, они исчезнут. — Наивняк! Мы навсегда с тобой!       Блядство! Почему?! Почему, чёрт возьми, он слышит их? Разве Гриммджоу не был его тихой гаванью? Его домом? Его спокойствием и безопасностью? Убежищем, где он мог передохнуть? — Просрал ты свой дом! Сжёг свою гавань! — Почему?! Он же жив, так почему?! — уставившись на собственное отражение, сквозь зубы спрашивает Ичиго, из последних сил стараясь не закричать. Как же они его бесят! Как же обидно, блять! — Потому что мы нужны тебе!. — уверенно отвечает голос. — Ты всегда зовёшь нас, когда сомневаешься, когда растерян или боишься!. Рядом с ним ты чувствовал себя уверенным, положительным, правильным, но это больше не та-ак!.       Ичиго слышит насмешку в голосе, в голосах, ему кажется, что они сливаются в один, который заполняет его изнутри. — Кто вы? — спрашивает Ичиго и до побелевших костяшек обеими руками сжимает край раковины. — Кто вы, чёрт возьми! — Ты зна-аешь кто!. Присмотрись внимательно!.       Ичиго напряжённо вглядывается в зеркало. — Смотри-и!. Смотри-и!. — шипит голос, а Ичиго пробивает холодный пот, когда он понимает, что при каждом слове двигаются его собственные губы.       Отражение в зеркале мутнеет, черты его лица стираются и тают, истончаются и плавятся, словно восковая свеча. Горячие вязкие капли стекают ему под ноги, и пол тоже становится мягким и вязким, как трясина. Ичиго медленно проваливается внутрь, а сверху его накрывает толща чёрной ледяной грязи. Солёной, густой и тяжёлой, словно могильная земля, смердящей, словно гнилая остывшая кровь, и губительной, словно смертельный яд. Эта отвратительная жижа обволакивает тело, затекает в рот и нос, булькает в горле, проникает даже в поры кожи, поглощая полностью.       В ушах грохочет неровный пульс, нет, смех хриплый и жуткий…       Соль щиплет глаза, слепит, душит. Ичиго отчаянно пытается вдохнуть. Ему кажется, что он тонет, идёт ко дну так стремительно, будто к ногам привязан огромный камень. Паника сковывает тело, но боится он не захлебнуться, страшнее встретиться с тем, что там, на дне… Кто-то… что-то холодное и мерзкое хватает его… — Куросаки?       Со звуком собственного имени Ичиго возвращается в реальность. Он стоит перед зеркалом и безумными глазами пялится на своё отражение. За плечо его держит Гриммджоу и по взгляду ясно, что он видел и слышал, как Ичиго разговаривал сам с собой, словно настоящий псих. — Что? — спрашивает Ичиго в глупой попытке сделать вид, что ничего странного не происходит. — Что? — не скрывая своего негодования, переспрашивает Гриммджоу. — Что?!       Этот мальчишка издевается, да? Гриммджоу проснулся от посторонних голосов и был уверен, что к ним в дом заявились враги. Голос Ичиго звучал крайне нервно, так, что в пору вызывать подмогу или хвататься за оружие. Он так и поступил бы и уже почти набрал номер Шихоин, но, влетев в ванную, обнаружил, что Куросаки тут один. Разговаривает с собственным отражением и, если бы Гриммджоу верил в мистику, то поклялся бы, что отражение Ичиго отвечало. В одну секунду в зеркале было знакомое лицо Куросаки, его глаза упрямые, но тёплые, а в следующую они загорались бессмысленным кровожадным огнем, а рот кривила странная, безрадостная усмешка. Менялся не только взгляд и выражение лица, но и осанка, манера держаться и даже голос, словно внутри у Ичиго несколько личностей, и через зеркало они общались между собой. Настоящая чертовщина! — Это я спрашиваю: что, блять, происходит?! Ты вообще осознаешь, чем ты сейчас занимался? С кем ты говорил?! — Да, — отвечает Куросаки, решив, что отпираться бессмысленно, Гриммджоу всё видел и проще объяснить ему, чем снова врать. — И с кем же? — С ними, — Ичиго указывает на зеркало и смотрит в него, как будто за ним открывается другое измерение. Поддавшись порыву, Гриммджоу тоже смотрит, но в зеркале отражаются лишь они сами и комната за их спинами. — Послушай, я понимаю, как безумно это звучит, но они есть. Они говорят со мной, — пытается объяснить Куросаки, но только больше запутывает и откровенно пугает Гриммджоу. — Кто «они»? — Саламандра и Пантера, я думаю… нет, я уверен, что это они. Ты никогда не говорил с Пантерой, пока она была с тобой? — Не-ет, — отвечает Гриммджоу, пребывая в полной растерянности. Что за бред несёт Куросаки? Ну допустим, во внутреннем мире возможно обратиться к своему демону, как к кому-то реальному, потому что там он имеет физическое воплощение, но в реальности-то это всего лишь энергия. Разрушитель, Пантера, Саламандра, да хоть сам Вейл — это всего лишь энергия — сила, которую можно подчинить или подчиниться, но не самостоятельная личность. — А я слышу, — утверждает Куросаки. — И перестань смотреть на меня, как на умалишенного! — начинает злиться он, заподозрив, что напарник не верит ему. — Надень лучше что-нибудь, а то температура снова упадёт!       Гриммджоу кивает и подчиняется, не то чтобы одежда сильно помогала, но в ней всё же комфортнее и, кроме того, небольшая пауза ему сейчас не помешает — осмыслить только что обрушившуюся на него информацию.       Если так подумать, то голоса, которые якобы слышит Куросаки, объясняют множество странностей в его поведении, но самая большая странность само наличие этих голосов, потому что в реальности он не может ничего слышать! Бога ради — голоса демонов, шёпот крови — всё это выражение собственных мыслей, отражение эмоций и тайных желаний, и если Куросаки кажется, что он кого-то слышит, значит, он сошёл с ума! Гриммджоу пугает эта мысль, и он судорожно пытается придумать другое приемлемое объяснение странному поведению напарника. Может, телепатия? Вот это реально. Что-то типа их связи во время инициации. Что если кто-то специально посылает эти «голоса» Ичиго в голову? Маловероятно, что кому-то под силу настолько засрать Куросаки мозги и подавить его энергетику, но всё же это реально и… это плохо, но всё же лучше, чем считать его сумасшедшим. Гриммджоу для себя решает придерживаться версии, что это телепатия в самой жуткой и исковерканной своей форме, хотя даже не уверен, что такая существует, — И что они говорят?       Одевшись, направляется на кухню за очередной чашкой чая, скорее по привычке чем по необходимости, сон сняло как рукой, а недостаток энергии остался, хотя сейчас Гриммджоу его не замечает, проблемы Куросаки куда серьёзнее, чем его скорая смерть. — Ну, разное, — направляясь следом, отвечает Ичиго, — в основном трещат о тебе. — Что? — опешив от такого ответа, Гриммджоу проливает воду мимо чашки прямо на столешницу. — Обо мне?! — Ага, — как ни в чём не бывало кивает Ичиго и заботливо забирает у напарника кипяток, сам заваривает для него целебный отвар. — Думаю, она обижена на меня и на тебя тоже, за то что так… вышло всё, вот и не хочет подчиняться, — выдаёт свою версию Ичиго, боги, он так рад, что наконец смог с кем-то поделиться этим бременем, и вдвойне рад, что это Гриммджоу, в конце концов он истинный хозяин Пантеры и должен знать, как обуздать эту злобную зверюгу.       Не веря своим ушам, Гриммджоу хватается за голову — снова полнейший бред! Энергия не может обидеться! И уж тем более вести светские беседы. Это же нечто нематериальное и чем бы это ни было у него нет собственного разума, нет памяти или привязанности. Энергия подчиняется эмоциям носителя и зависит от силы его разума, но не имеет собственных, чёрт возьми! Да, с кровью можно передать частички чужой личности, как и произошло с ними из-за слияния, но кровь лишь топливо, механизм обмена, а не созидания, можно перенять привычки или образ мышления, но не создать новую личность внутри уже имеющейся. С кем бы Куросаки не разговаривал, это уж точно не Пантера или Саламандра. — А иногда, — продолжает Ичиго и вручает Гриммджоу горячую чашку, — иногда, они просто… — он зажмуривается, будто решается на что-то важное, на признание, медленно вздыхает и наконец говорит, — иногда они заставляют меня говорить и делать… неприятные вещи. — Неприятные? — осторожно уточняет Гриммджоу, с трудом соображая, как выстраивать разговор дальше. Каждое слово Ичиго кажется ему бредом шизофреника, а если учесть неадекватное поведение Куросаки, то версия с телепатией становится всё менее и менее вероятной. — Какие, например?       Ичиго молчит. На Гриммджоу не смотрит. Ладно, отложим пока этот вопрос. — А как давно ты слышишь… их? — Ну… конкретно этих двоих услышал после того, как завершилось слияние. — А что есть кто-то ещё? — с ужасом спрашивает Гриммджоу, он уже понял, что у Куросаки беда с головой, но даже представить не мог таких масштабов бедствия. — Раньше я слышал Разрушителя, но он исчез когда… ну, тогда в подземке. — Ага, — Гриммджоу кивает, решая, что это хорошая новость, по крайней мере одна из ипостасей Куросаки под контролем. — А сейчас, вот прямо сейчас, ты слышишь их?       Ичиго замирает, прислушиваясь, и отрицательно качает головой. — Ты думаешь, что я спятил? — спрашивает он, заподозрив неладное по выразительному взгляду напарника.       Гриммджоу прикусывает язык и ставит чашку с чаем на стол, отодвигает подальше, пока она не полетела ему в лицо, например. — Ты думаешь, что я спятил, — уже утвердительно повторяет Куросаки. Гриммджоу слышит, как в кухонных ящиках звенит посуда, за спиной булькает и закипает аквариум — у бедной рыбки снова джакузи. Как же вовремя он чашку поставил, не то сейчас вся эта горячая бурда ошпарила бы ему самое дорогое. — Ичиго, — он игнорирует пляшущую по столу чашку и тщательно подбирает каждое слово, — когда я вошёл в ванную, ты говорил сам с собой, и не просто с кем-то воображаемым, а как бы… в лицах. — Они не воображаемые, — кипятится Ичиго, — может, со стороны кажется именно так, но они есть, и я их слышу! — заканчивает он ударом кулака по столу. Мужик, мать его! — Да кого, Куросаки?! — в ответ срывается Гриммджоу и тоже лупит несчастную столешницу. Видит бог, он хотел по-хорошему, хотел быть терпеливым и обойтись без жертв, но против характера не попрёшь, темперамент не скроешь, особенно когда напротив стоит Куросаки. — Кого бы ты не слышал, это не Пантера. С ней нельзя поговорить, понимаешь? Она нереальна! — Как это нереальна?! — Ичиго упирает руки в бока. — Мы же видели её и Вейла, и Разрушителя, и даже твою мать! — Да, но не в реальности! В реальном мире их не существует! Моя мать давным давно мертва, и Вейл не Цербер, а худой мальчишка, которого ты убил! С ними уже ни о чём нельзя поговорить и с Пантерой тоже — это всего лишь энергия, часть сущности вампира, а не отдельная личность! — Но… я же слышу… — на лице Куросаки появляется растерянность, кажется, будто он уже не так уверен в своих словах. Звон стихает. Вода в аквариуме перестаёт кипеть. — Но не сейчас?!       Ичиго снова прислушивается, наверное, впервые желая услышать ненавистные голоса своих советчиков, но в его голове полная тишина. — Нет, сейчас нет, — выдыхает он, — но знаешь, в твоём присутствии они всегда замолкали, только сегодня, когда ты уснул… — говорит он уже совсем ни в чём не уверенный, снова прислушивается и оглядывается по сторонам, будто опасаясь, что в углу кто-то притаился. Гриммджоу требовательно выгибает идеальную бровь, — они сказали мне… — Ичиго останавливается, задумавшись, как жутко в действительности звучит эта фраза «они сказали», он же сам видел в зеркале, кто говорил на самом деле. Сглотнув вставший в горле ком, он продолжает говорить, понимая, что назад пути уже нет. — Они сказали, что больше это не сработает, но сейчас… может… может, это работает только, когда ты… не спишь, — заканчивает он, сам ужасаясь бреду, который несёт. — Угу, — кивает Гриммджоу, по затравленному взгляду напарника понимая, что наконец достучался до вменяемой его части и теперь можно разговаривать, как взрослые люди. — Помоги мне… — вдруг испуганно шепчет Ичиго и кажется, что он вот-вот расплачется. — Мы разберёмся с этим, Куросаки, — твёрдо говорит Гриммджоу, поглубже пряча собственные страх и беспокойство, и отправляется на поиски своего телефона, сейчас самое время звонить в Сейрейтей. — Ну и чего ты застыл, соплежуй?! Ждёшь, пока он вызовет бригаду со смирительной рубашкой?!       Сейчас Гриммджоу не спит, и теория Ичиго рассыпается в прах — они могут говорить когда угодно, быть может, всегда могли и просто издевались над несчастным мальчишкой. Нет, они сказали, что только теперь… они сказали…       Ичиго отчаянно закрывает уши руками, но это не помогает не слышать проклятых советчиков. Гриммджоу отошёл всего на пару метров, Ичиго видит, как он ищет мобильный у кровати, совсем близко, но кажется, что на другой планете.       А они говорят. Говорят.       Почему? Должны же быть какие-то правила?! Или… Или Гриммджоу прав и никаких голосов нет, неужели они действительно лишь плод больного воображения Куросаки? — Ещё как есть! Ты же слышишь нас! — Нет. Нет-нет-нет! — как мантру шепчет Ичиго и сильнее прижимает ладони к ушам. — Придурок, очнись! Твой дружок считает тебя психом и прямо сейчас звонит в дурку, хочешь в белую?! — Нет! — Спокойно Ичиго, Гриммджоу хочет помочь тебе. Доверься ему. — Не доверяй никому! — Заткнитесь! Заткнитесь, вашу мать!       Гриммджоу с телефоном в руке оборачивается на крик и натыкается на твёрдый и пристальный взгляд Куросаки. Очень близко. В упор. — Кому ты звонишь? — спрашивает Ичиго, и хотя голос его спокоен, сталь в нём звенит, как от удара молота по наковальне. — Шихоин, — в момент охрипшим голосом отвечает Гриммджоу, он совсем не ожидал увидеть Куросаки за спиной. Ичиго стоял далеко, и Гриммджоу не слышал шагов, но сейчас между ними не больше нескольких сантиметров. — Отмени вызов! — велит Ичиго, и от угрозы в его голосе по спине бежит холодок.       Гриммджоу солгал бы, если бы сказал, что не боится. Куросаки совсем на себя не похож, его глаза не заволокло чёрным дымом и спектр не потемнел, но такого хищного выражения лица Гриммджоу никогда у него не видел. Сейчас он начинает понимать, о чём рассказывала Икуми, и он готов поклясться, что именно это он видел в зеркале — хищника готового к прыжку, но не обезумевшего зверя, каким был Разрушитель, а хитрого охотника, действительно чем-то напоминающего Пантеру. — Ичиго, тебе нужна помощь, — медленно почти по слогам говорит Гриммджоу и отступает на шаг. — Доверься мне, пожалуйста?..       Не доверяй никому! — Отмени! Вызов! — ещё настойчивее велит Куросаки стальным голосом, давая понять, что это последний шанс подчиниться.       Возможно, в другое время Гриммджоу отступил бы, инстинкт самосохранения ещё никто не отменял, но сегодня, учитывая, что он уже считает себя мертвецом, отступать не намерен. Если Ичиго прав, и Пантера каким-то образом влияет на его личность, то он не будет пасовать перед собственной силой, пусть даже больше ему не принадлежащей. — Нет! — отвечает он и нажимает «вызов» на дисплее с именем Шихоин.       В следующую секунду мобильный разлетается в щепки прямо у него в руке, а ему самому в грудь, подобно железному кулаку, ударяет сгусток ледяной энергии. Воздух с хрипом и свистом покидает лёгкие. Под колени врезается каркас стоящей позади кровати. Мягкий матрас немного смягчает падение, Гриммджоу ударяется головой о сломанное остро выгнутое изголовье. Затылок горит огнём. Прежде чем темнеет в глазах, Гриммджоу успевает заметить, словно всполох синего пламени, мерцающий взгляд Пантеры.              Вот и смерть, решает Гриммджоу и чувствует, как костлявые ледяные пальцы проклятой старухи хватают его за плечи, правда через секунду он понимает, что пальцы вовсе не костлявые и очень даже горячие — за плечи его держит Куросаки. Вторая волна энергии уже положительной и тёплой только ухудшает ситуацию, она накрывает словно прибой, сбивающий с ног, хорошо что Гриммджоу уже лежит, потому что ноги его точно не удержали бы. Одной рукой вслепую он хватается за Ичиго, а другой впивается в скомканную простыню и заставляет себя дышать. Ещё через несколько секунд звон в ушах прекращается, дыхание нормализуется и даже затылок почти не болит, но… — Чёрт, прости! Я не хотел! Просто ты… телефон… я… разозлился… Прости, а? Ты в порядке?! — рассыпается в извинениях и оправданиях Куросаки, в голосе мольба и паника — полная противоположность человеку, который пару секунд назад сбил Гриммджоу с ног. — Куросаки, замолчи, — голосом великого страдальца просит Гриммджоу и смотрит Ичиго в лицо, но как будто сквозь него. — Ты нормально себя чувствуешь? — Ичиго ощупывает пострадавший затылок напарника, но тот даже не кровит, максимум шишка будет. Странно, удар казался намного сильнее. — Нормально, — отвечает Гриммджоу и даже не лжёт, чувствует он себя действительно нормально, хорошо даже, только… — Слава богу, я так испугался, я не хотел, это всё она, они… Прости, пожалуйста! — Ичиго, — зовет Гриммджоу, и в голосе его слышится лёгкая паника, — я ничего не вижу…