***
Выйдя из душа, Ичиго долго и внимательно разглядывает себя в зеркале, пытаясь найти сам не знает какие изменения, но изменения точно есть, он чувствует их, хотя с внешностью всё в порядке. Стало быть, изменения эти внутренние. Рассматривая себя, он никак не может отделаться от мысли, что его оболочку надел кто-то другой, а его самого низвёл до пассажира в туристической кабинке. Иначе как ещё объяснить три дня, что напрочь выпали из его жизни. Это не три часа — три дня! Он же что-то делал эти дни: ел, спал, передвигался, общался с какими-то людьми, совершал какие-то поступки. Одним словом был в сознании, а раз ничего не помнит, значит, его телом управлял кто-то другой. И этот кто-то там по ту сторону зеркала смотрит на него и потешается. Сколько пройдёт времени, прежде чем он снова захватит власть? А может, власть всегда была у него, а Ичиго всего лишь марионетка, кукла, которую дёргают за ниточки и иногда дарят иллюзию самостоятельной жизни? Ичиго знает себя упрямым мальчишкой, упрямым, порой даже упёртым, но честным и справедливым, добрым и сострадательным. Таким воспитывал его отец. Он помнит себя такого, словно много лет назад и в другой жизни. А сейчас… некоторые свои поступки и желания он не может объяснить, не может даже понять. Другое «я», которое постоянно присутствует и живёт в его теле, намного сильнее того, каким он себя помнит. Ичиго закрывает глаза, и в голове нескончаемой вереницей вспыхивают слова, и мерзкий металлический голос повторяет: ты чокнулся, у тебя не все дома, шарики за ролики заехали, крыша поехала, сдурел, не в себе, ненормальный! Голос звучит всё выше и выше превращаясь в нечто пронзительное, назойливое, выводящее из терпения, навевающее тоску и страх. Он действительно сошёл с ума? Он действительно слышит или ему только кажется? Его советчики, они действительно существуют или лишь плод больного воображения? Он — это он или уже кто-то другой? Открыв глаза, в зеркале он видит чужое лицо. Словно залитое толстым слоем воска — снаружи мёртвая кожа, а под ней гнилая воняющая плоть. Глаза смотрят безразлично, холодно. Зрачки окружены кровавыми кругами, а рот искривлен в растянутой усмешке мёртвой рыбы. Замерев, скованный безумным ужасом, покрывшись мурашками, Ичиго чувствует, как что-то двигается волнами вверх-вниз у него в животе… Ему хочется повернуться и помчаться со всех ног прочь от этой ухмыляющейся, небрежно склоненной набок головы. Но он же смотрит на самого себя, разве нет? Вокруг вдруг становится темно и он не видит больше ничего, кроме страшной головы с мёртвыми глазами, нет не так, он видит мертвеца, а глаза как раз живые. Нечеловеческие, но живые, они вспыхивают ярким ультрамарином и через мгновение всё исчезает. Ичиго оседает на пол — ноги его не держат — и утыкается лбом в колени. Это нереально. Это всё нереально. Ему нужно выйти на улицу, на воздух, на солнце. К людям. Он помнит, что Шихоин велела ему дождаться её, но с их разговора прошло, кажется, слишком много времени, он не может больше находиться здесь, в одиночестве, в четырёх стенах, где в каждом углу ему мерещится что-то страшное. Ему нужно выйти, увидеть нормальных людей, поговорить с кем-нибудь. Просто необходимо, чтобы кто-то посмотрел ему в глаза и сказал, что с ним всё в порядке. Ичиго. Ичиго, остановись. Не выходи! — кто-то зовет его, но голос звучит так тихо и так далеко, что он едва ли обращает внимание. Он выбегает на улицу в надежде, что шум оживлённого города люди и свет солнца смоют с него черноту и гниль, которую он увидел в зеркале, заглушат ощущение того страшного, что копошится у него внутри. Впереди на перекрёстке люди ждут, когда загорится зелёный. Ичиго бежит туда, он хочет оказаться в толпе и убедиться, что никто с ужасом не отшатнётся от него. Он хочет почувствовать себя нормальным. Когда он вливается в оживлённый людской поток, никто не обращает на него внимания, не тыкает пальцем, не разбегается в ужасе. Ему становится немного легче, по крайней мере внешне он не изменился, а значит, то жуткое нечто из зеркала осталось дома. В нос ударяют выхлопы проезжающих мимо машин. Откуда-то несёт жуткой уксусно-рыбной вонью и никакие духи на свете не смогли бы заглушить её. Ичиго рассматривает людей. Все они физиологически неправильные. Безгубые, с выпученными глазами, торчащими зубами, уродливыми носами. У женщин жесткие сальные волосы, а под слоем потрескавшейся косметики выцветшая сухая кожа, воспаленные веки с розовой каймой. Мужчины, как чванливые обезьяны, с мокрыми собачьими ноздрями и пустыми акульими взглядами — жуткие опасные животные, наделенные грубой силой, готовой в любой момент выплеснуться наружу. Вонь усиливается, воняет навозом, скисшим молоком и пивным суслом. Ичиго понимает, что это воняют люди. Огромная толпа жутких воняющих уродов. От накрывшей тошноты и головокружения Ичиго не может даже перейти дорогу — миг колебания, и мимо снова несётся поток машин, мотоциклов и автобусов. Впереди в моросящем дожде расплываются фигуры удаляющихся людей, размываются контуры домов, магазинов и рекламных билбордов. Ичиго не понимает, где находится, кажется, что его бросили в совершенно чужом городе без карты и без знания хотя бы одного слова местного языка. Замерев, он стоит согнувшись пополам, пошатываясь на нетвёрдых ногах и вдруг понимает, что находится уже не на оживлённой улице, а в какой-то подворотне. Слева словно жирные черви тянутся водосточные трубы, справа обшарпанная кирпичная стена. По-прежнему глядя в землю, он замечает на мокром тротуаре две пары тёмных кроссовок. — &£¥! — раздраженно произносит чей-то рот у самого его уха. Ичиго не понимает ни слова. — &₽@#! — лает тёмное лицо из-под козырька бейсбольной кепки, что бы оно ни говорило, интонация определённо враждебная. Первый удар угождает Ичиго в скулу. Второй приходится в лоб, а третий — в шею. Что-то внутри него сжимается, вибрирует, боли он не чувствует. В левой части головы разливается онемение. Он снова слышит, как кто-то зовёт его по имени, но голос быстро пропадает, исчезает в белом шуме. Люди перед ним такие же уродливые, как и на перекрёстке. Их кривые зубы торчат из раззявленных ртов. Зрачки, багровые от ярости, устремлены прямо на него. Руки с пожелтевшими заскорузлыми ногтями сжимаются в кулаки, чтобы нанести очередной удар. Что они хотят с ним сделать? Избить? Но за что? Он их совершенно не знает. Ему кажется, что выйдя из дома, он вдруг оказался на чужой планете со странными существами, которые ходят на задних ногах, но при этом похожи на обезьян с собачьими мордами и свиными глазками. Настроены они враждебно, а значит, Ичиго должен защищаться. Он распрямляется, крепко упирается пятками в землю и вздёргивает подбородок. Новый удар блокирует автоматически. Выкручивает противнику руку и слышит жуткий треск костей. Следом пронзительный вой боли. — Сука! — кричит полный злости и ненависти голос, на этот раз Ичиго отчётливо слышит и понимает язык. — Ну, давай. Давай, скотина! — кричит и бросается вперёд. Ичиго небрежно склоняет голову на бок и смотрит на несущееся на него существо как на диковинку в зоопарке. Моргает и тут же слышит глухой удар чего-то тяжелого об трубы. У второго в руке нож. Ичиго фыркает, а в следующую секунду тело его противника уже валяется на земле, а под ним на мокром асфальте расползается красная лужа. Ичиго на секунду прикрывает глаза, а когда открывает, видит перед собой скорчившегося на земле мальчишку, стонущего от боли и зажимающего левой рукой дыру от ножа в животе. Правая рука его сломана, кусок кости торчит наружу. Позади в грязи под трубой, вывернутое в неестественной позе валяется тело ещё одного мальчишки. Неясно жив ли он, но похож на сломанную куклу. Никаких выпученных глаз, лошадиных зубов или свиных пятачков. Перед Ичиго два совершенно нормальных человека. Мальчишки едва ли старше него самого. Но… он дрался не с ними… он даже не дрался… он просто… защищался… от монстров. Как же так?.. — думает Ичиго, куда делись те жуткие существа, что напали на него? Что же это получается — всё ему привиделось — рыла гиен, свиньи глазки и конечности с копытами — всё это порождения его надломленного сознания? Он покалечил двух человек, быть может, они воришки и хулиганы, но если так, он должен был сдать их полиции, а не избивать до полусмерти. Ичиго снова окутывает страх. — …го! Ичиго!. — Я слышу, — сквозь белый шум в его голове наконец продираются знакомые голоса. — Что… что мне делать? — Наконец-то!. — в один голос отвечают советчики. — Вызови скорую помощь и уходи отсюда!. — Но… — Не спорь! И так уже дел натворил! Ичиго не спорит. Дрожащими руками достаёт телефон и вдруг замирает, оглядывается. — Я… не знаю, где я. — Где-то рядом с домом, ты не мог далеко уйти. И действительно. Собравшись с мыслями, Ичиго понимает, что находится в домовом кармане между задним выходом и открытой парковкой, где днём почти нет машин, так как большинство жильцов на работе. Ичиго вызывает скорую помощь и сбрасывает вызов, не сообщив своего имени. Ему надо поскорее убираться отсюда. — Поймай такси и езжай в Сейрейтей. — Согласен! Голову тебе срочно надо полечить! Ты что не слышал, как мы тебя звали! Совсем обезумел?! Провалился, как три дня назад! Нет, не так, думает Ичиго, сегодня он всё помнит. В его голову вдруг закрадывается мысль: а что если в эти три дня он кого-то убил, например, пропавших агентов Сейрейтея или других ни в чём не повинных людей. Вдруг все они мерещились ему чудовищами. А если… Что если всё наоборот, что если тот из зеркала — настоящий Ичиго, и это ему мерещатся люди, а в реальности все они уроды и сам он точно такой же урод. Быть может, в толпе никто не обратил на него внимания, потому что урод среди уродов выглядит совершенно нормально. Что если всю свою жизнь он жил в иллюзии, в прекрасной иллюзии красивого человеческого мира, и только теперь очнулся. — …чиго, не… — голоса советчиков снова отдаляются. Ичиго хватается за голову. Что-то бьётся изнутри в стенки черепа, словно животное запертое в клетке. Снова мутит и становится так страшно, что он готов отдать что угодно за возможность вернуться в прекрасную иллюзию красивого человеческого мира. Навстречу ему идёт пара… Ичиго содрогается. Женщина рябая, почти лысая, с розово-серой кожей с белыми вкраплениями, похожая на тушенку из банки. Ноги у неё красные как у ошпаренной курицы. Несмотря на промозглую погоду, она в шлепанцах. Ступни напоминают размороженное мясо, а жёлтые, словно когти крокодила, ногти нависают над краем резиновых подметок. Кое-где на них виднеется облупившийся красный лак. Мужчина с бледно-серым лицом, желтыми торчащими зубами и неровными усами, будто кто-то пытался выдрать их. Белки его глаз испещрены красными прожилками, словно он не спал много дней. Голова слишком большая и непропорциональная, на залысине с левой стороны бьётся синяя толстая как червяк вена. Вместо ног копыта чёрные грязные и вонючие с ползающими по ним насекомыми, словно их хозяин прошёлся сначала по смоле, а после — по свежему навозу. Они идут прямо на него, издают какие-то странные звуки и источают ужасную вонь скисшего молока и протухшей рыбы. Ичиго моргает в надежде избавиться от жуткого видения. Едва ли это заняло долю секунды, а куроногая женщина уже замахивается на него массивным окровавленным тесаком! У мужчины в руках огромный тяжёлый, словно могильная плита, круглый чёрный щит, которым он оттесняет Ичиго к стене. Глаза Ичиго застилают алые всполохи, он слышит, как Пантера внутри него рычит и встаёт на дыбы. Кажется, он и сам скалится, как дикий зверь. Три… Два… Один… Мир снова на секунду погружается в темноту. Перед Ичиго хрупкая вполне миловидная девушка, с абсолютно нормальными ногами в туфлях по сезону, трясётся и прикрывается красной сумочкой. Её парень с модно выбритым левым виском пытается защитить их обоих раскрытым чёрным зонтом. Ичиго замирает. Моргает несколько раз подряд, чтобы вернуть прежнюю картинку, где на него нападают двое уродов. Картинка не меняется. — Прос… просссти…те… — мямлит он и бросается бежать. Ему нужна помощь. Срочная помощь. Самостоятельно он уже не может отличить реальность от выдумки. Не понимает, что происходит на самом деле, а что лишь плод его больного воображения. Он бежит домой. Стараясь не смотреть на встречающихся прохожих, не смотреть вообще никуда, только себе под ноги. И всё же пробегая мимо идеально натёртой витрины какого-то магазина одежды, он случайно ловит чей-то взгляд за стеклом. Ему ухмыляется манекен, из его пластикового рта сквозь улыбающиеся пластиковые губы сочится тёмная кровь, стекает вниз по пластиковому подбородку. Ичиго с ужасом замирает, а потом ловит своё отражение в стекле витрины… холодные горящие аквамарином глаза… Витрина разлетается, превращаясь в стеклянные брызги, а Ичиго бежит прочь. Не чувствуя ног под собой, он залетает на подземную стоянку своего дома и трясущимися руками выхватывает из кармана ключи от машины. В салоне приятно пахнет кожей и пропитавшими обивку духами Гриммджоу. После жуткой уличной вони знакомый приятный запах немного успокаивает. Ичиго опускает голову на руль и пытается отдышаться. Здесь никого нет. Здесь ему никто не угрожает. Или он не угрожает никому. Пантера жалобно скулит внутри. Ичиго тихо воет раненым зверем. Ему нужна помощь…26.
1 августа 2023 г. в 14:14
Шихоин с отвращением смотрит на привязанного к кушетке кровимана. На человека он походит крайне мало, если только на первобытного или одичавшего и… голодного. Он рычит, словно зверь, скалится, щёлкает зубами. По подбородку стекает желтоватая слюна. Лицо искажено злобой, глаза пустые, с расширенными зрачками, а склеры в красной паутине полопавшихся сосудов. Вены на лбу и руках вздулись, все мышцы напряжены. Ремни, удерживающие его, натянуты и скрипят, словно вот-вот не выдержат и порвутся.
Множество проводов и датчиков оплетают его тело, ежесекундно считывая физическую и мозговую активность, и показатели даже на неопытный взгляд Шихоин далеки от нормы. И это при регулярном внутривенном вливании успокоительных средств. Мозг бедняги не находит покоя, нервная система возбуждена до предела. Как хрупкое человеческое тело способно выдерживать такую нагрузку остаётся загадкой.
Всего таких одичавших кровиманов за последние несколько часов поступило трое. Медцентр Сейрейтея принял их вполне нормальными, по крайней мере не утратившими личности, но спустя несколько часов коэффициент их агрессии повысился в разы. Они напали на персонал. Набросились, как голодные дикие звери. Пострадало несколько агентов и сотрудников, прежде чем всех буйствующих удалось усмирить.
Шихоин только что поднялась в исследовательский отдел из медчасти, где навещала пострадавших агентов. Большинство отделались укусами и царапинами, кроме агента Шиба. Он до сих пор находится в интенсивной терапии. Парню перемололи кости и практически содрали кожу с лица. Глядя на окровавленные бинты на месте лица своего агента, Шихоин не может оставаться спокойной. Это произошло в её ведомстве. В ведомстве светлых. И это сделал человек. Кровиман. Едва не размозжил опытному вампиру голову, не прикоснувшись к нему и пальцем. Это не должно быть возможным! Во что бы то ни стало Шихоин докопается до правды, узнает, кто превратил ни в чём неповинных людей в орудия убийства и самолично прикончит эту тварь.
Кискэ и Маюри суетятся вокруг кровиманов уже несколько часов и пока не дали начальнице никакого вразумительного ответа — что происходит с этими людьми, если их ещё можно таковыми считать.
— Вы выяснили хоть что-нибудь? Дайте мне хоть какую-то зацепку?
— Это сенсация! — не отрываясь от монитора своего компьютера, отвечает Маюри.
Шихоин устало закатывает глаза. Доктор Моро в своём репертуаре. Люди для него всё равно что бактерии под микроскопом — интересно смотреть, как они размножаются, мутируют, умирают, а ещё веселее ставить над ними эксперименты.
— Ты можешь объяснить мне, как человек силой мысли мог разломать бетонную стену, после укусить самого Кенпачи и едва не убить моего агента?! — терпеливо, но твёрдо спрашивает она.
— Благодаря вампирской крови, конечно, — недовольно фыркает учёный, словно начальница задала глупейший вопрос.
— И каким же образом это произошло? — сквозь зубы спрашивает Шихоин. — У нас кровиманов вагон и маленькая тележка и, если бы они могли использовать нашу силу, думаю кто-нибудь это заметил бы лет так… дцать назад!
На этот гневный выпад Маюри лишь фыркает и снова утыкается в монитор, мол, ничего ты не понимаешь, глупая женщина. Глаза Шихоин вспыхивают чистейшим золотом, но тут на помощь приходит Кискэ, надо бы успокоить начальницу и дать хоть какие-то ответы, пока не взорвалось очередное дорогостоящее оборудование. Он встаёт рядом и приобнимает Шихоин за плечи. Она для него не только руководитель, но и давняя подруга, с которой много лет назад они основали этот исследовательский центр, желая помогать вампирам и людям. Шихоин прикрывает глаза — дружеский жест немного успокаивает, но ей стало бы гораздо легче, если бы кто-нибудь дал ответы. Сказал бы, как действовать. Она устала плестись вслепую, постоянно натыкаясь на препятствия, а на слабость у неё нет права — она руководитель высшего звена, светлые доверяют ей свои жизни. А она что?! Под её руководством двое пропали без вести, один на больничной койке с тяжелыми ранениями, и совершенно неизвестно, что с Рукией и Ренджи, они тоже не выходят на связь. Не говоря уж о том, что на улицах города едва ли не апокалипсис. Хороший она хранитель закона и порядка, нечего сказать.
— Тише, тише, Йоруичи-сан, — мягко просит Кискэ и легонько гладит её по плечу. — Куроцучи-сан сказал всё верно, хотя и несколько… непочтительно.
Услышав это, Куроцучи снова совершенно непочтительно фыркает. Шихоин сжимает зубы. Ох, как же она мечтает отвесить ему хороший непочтительный пинок. Не будь он гением, ужасно капризным и зазнавшимся, но всё же гением, давно бы отхватил от начальницы по самое не балуйся. Обнаглел до нельзя! Все тут перед ним на цыпочках ходить должны, и только один Джагерджак не стеснялся его постебать. Небеса, Шихоин никогда не признается в этом, но она, чёрт побери, скучает по Гриммджоу.
Кискэ увлекает начальницу к своему столу подальше от кровиманов и Маюри, усаживает на стул, продолжая слегка массировать ей плечи.
— Да прекрати ты, — беззлобно рявкает Шихоин. Неловко ей, здесь же куча сотрудников. Кискэ прячет лукавую улыбку за невесть откуда взявшемся веером. — Объясни лучше, что происходит.
— Маюри прав, всё дело в крови, — отвечает Кискэ, — эти кровиманы могут использовать силу вампиров, правда, абсолютно бесконтрольно, и она же полностью сводит их с ума. Неподготовленный человеческий разум не способен выдержать такой напор.
— Что кровиманы сходят с ума от нашей крови давно известный факт, — соглашается Шихоин, — но как они могут использовать силу? Такого никогда раньше не случалось. У людей нет внутреннего пространства, чтобы сила крови могла задержаться в их разуме и обрести форму.
— Это верно, — кивает Кискэ, — но дело в том, что… не знаю как это возможно, но у этих кровиманов, — оно есть. Внутреннее пространство. — Шихоин удивленно выгибает бровь. — Довольно примитивное и ненадёжное, — продолжает Кискэ, — оно скорее разрушает их разум, чем сохраняет, но оно есть. Из-за этого их нервная система настолько возбуждена, что не справляются даже сильнодействующие успокаивающие препараты. Отделы мозга отвечающие за дееспособность, здравомыслие, эмоциональность практически не функционируют, другими словами эти люди утратили личность, утратили человечность, ими движут лишь базовые инстинкты, главным образом, голод. И простой человеческий голод, и голод кровимана, и так же вампирский — жажда крови, что сжигает их изнутри в сотни раз быстрее, чем вампира. Естественно, в таких условиях оставаться в здравом уме невозможно.
— Но как они используют силу?
— Бесконтрольно. Рефлекторно. Нападая или защищаясь. Я даже сказал бы, это сила использует их. Уверен, они выпили крови нескольких вампиров, при том прямо из источника, всё это смешалось внутри, столкнулось друг с другом, как при инициации и… вот результат. Один из них тяпнул Кенпачи, представляешь, во что после этого превратились его мозги.
— В труху, — буркает Шихоин и устало трёт переносицу. Если кровь обычных не развивающих свои способности вампиров люди ещё способны пережить, то кровь агентов Сейрейтея или членов Эспады… кровь таких сильных вампиров выжжет их мозги, иссушит тела, обрекая на мучительную смерть. — Сколько им осталось?
— Семь, восемь, — Кискэ пожимает плечами.
— Дней? — с надеждой спрашивает Шихоин.
— Часов.
— Пиздец! — не сдерживается Шихоин. — Что ты сможешь выяснить за такое короткое время?
— Не много, — вздыхает Урахара.
— И непонятно, сколько ещё таких бегает по городу, кого они укусят и что смогут сотворить. Радует, что хоть проживут недолго, но это человеческие жизни, Кискэ! И получается, я виновата в их смерти?!
— Не ты, а тот, кто их создал, — спокойно говорит Кискэ, снова поглаживая её по плечу.
— У тебя есть хоть какие-нибудь идеи?
— На мой взгляд, их состояние похоже на состояние Куросаки после поглощения Вейла, но его разум намного сильнее, кроме того, у него есть Разрушитель, а тут… безнадежность.
— Другими словами — никаких. — Кискэ виновато поджимает губы. — Чёрт, Куросаки! — вдруг вскрикивает Шихоин, — я совсем про него забыла. Он же нашёлся!
— Правда?
— Да, но с этим переполохом!.. Надо привезти его сюда, чтобы хоть одной проблемой меньше.
Кискэ кивает, снова поджимает губы, словно не решаясь что-то сказать.
— Что? — спрашивает Шихоин.
— Знаешь, кого было бы тоже неплохо привезти сюда…
— Кискэ! — прерывает его Шихоин, — даже если бы я согласилась снова впустить его в Сейрейтей, чего я делать не собираюсь, я всё равно не знаю, где его искать!
— Куросаки-сан наверняка знает, — мягко говорит Кискэ, на что Шихоин не реагирует. — Йоруичи, — вздыхает учёный, — я так же как и ты совершенно не в восторге от его личности, но его знания бесценны и в сложившейся ситуации нам нужна его помощь.
— Я подумаю, — отвечает Шихоин, не глядя на Кискэ.