Тревога

      Вдруг раздается резкий и сильный стук в дверь, что заставляет Антона вздрогнуть. Слышится злой и звонкий крик:       — Антоха, сука, выходи нахуй!       Петров невольно моргает, и медведь пропадает. Парень в страхе подрывается и смотрит по сторонам, пытаясь найти зверя, но тщетно.       «Это точно не галлюцинации…»       — Очкарик, блять, выползай! — крики стали громче, и Антон, узнав в этом крике Ромку, открыл дверь.       На пороге стоял раскрасневшийся и вспотевший Пятифан. Глаза красные, безумные и злые. Рычит как тот зверь, что был на кухне, скаля белоснежные зубы.       — Т-ты что-то хотел? — спросил Антон дрожащим голосом, ведь он ещё не отошел от увиденного на кухне, а тут ещё Ромка такой злой и страшный, будто сейчас ударит.       — Что за тупые шутки, Антоха?! В жбан давно не прописывали?! — прорычал хулиган, надвигаясь на парня громовой тучей.       — Т-ты о чём? — недоумевающе спросил юноша, отступая, тем самым впуская незваного гостя в дом.       Пятифан с нажимом дернул собачку на молнии вниз и, достав из-под куртки маску, тыкнул ею в лицо подростка. Потрепанная старая маска волка из папье-маше. Левое ухо было на половину оторвано, а краска на чёрном носу слегка облезла.       «Маска аналогична моей… Но зачем? И кто?», — подумал Петров, пытаясь отодвинуть маску от лица и подумать.       — Это не я! — вскрикнул обиженно подросток, вперившись в хулигана ненавистным взглядом.       Антон Рому и так недолюбливал, а тот только ухудшает своё положение в его глазах. Хулиган. Живодер. Так ещё и клеветник.       — А кто тогда?! Я помню, что только у тебя была похожая маска! — зарычал синеглазый, пожирая блондина ненавистным взглядом.       — Откуда мне знать, кто это?! Но я говорю, что это не я!       Пятифан сжал кулаки, но увидев в ответ такой же смелый и злой взгляд, огляделся, и устало потер переносицу пальцами. Петров лишь поражался, как родня их не услышала и не сбежалась на крик.       — Базаришь? — спросил более спокойно хулиган.       — Ага, — сказал Петров охрипшим от криков голосом и вдобавок кивнул.       Рома потер лицо ладонями, и Антон невольно уловил эмоции хулигана: многотонную усталость и грызущую яростью наравне с непониманием.       — Давай поговорим в моей комнате. А то я сам мало чего сейчас соображаю, — сказал Антон, хмуря брови и уже блуждая мыслями в раздумьях.       Синеглазый лишь молча снял куртку, портфель и шапку, а затем, присев на корточки, снял ботинки и прохрипел:       — Ну, веди в свои хоромы, очкарик.       Петров начал подниматься по лестнице, ещё раз взглянув на кухню. Никого.       — Ты чего завис, Тох?       — А? Да я вспоминал, выключил ли плиту, — нагло соврал парень, удивляясь тому, что ни разу не заикнулся.       — И как? — спросил с издевательской ухмылкой Пятифан, видимо, поверив.       — Выключил.       Уже в комнате Антон сел за стул, а Рома, облокотившись о стол копчиком, стоял над голубоглазым, смотря на того сверху вниз. Но высокомерия как раньше в них не было, лишь непонимание и дискомфорт от сложившейся ситуации.       — Больше ничего не происходило странного?       В ответ молчание.       — Если ты продолжишь молчать… думаешь, я смогу помочь? — прошипел Антон, гневно всматриваясь в мутные глаза цвета холодных сапфиров, пытаясь разглядеть ответ.       Петров не мог отказаться от своих слов, да и бросать парня на произвол судьбы не хотелось: тот все-таки ему помог. Но это игра в партизана выводила из себя не на шутку и так порядком нервного и сонного блондина. Желание вытягивать из хулигана информацию не было от слова совсем. Вообще хотелось просто спать. Но Петров понимал, что если и ляжет, то все равно не уснет, из-за чего сейчас болтал с бывшим врагом о его проблемах. Иронично.       Голубоглазый думал, что его за такой гонор сейчас ударят, но вместо этого Пятифан прошипел сквозь сомкнутые зубы:       — Я… Блядь! Я недавно видел девчонку с лисьей мордой! Она что-то пиздела о хозяине леса и совала мне свои ебучие горсти конфет.       «О нет… Только не это…», — подумал побледневший Антон, прикрывая лицо рукой.       — Тох! Ты чё побелел-то?!       Рома сжал чужие плечи, смотря с беспокойством, и Антон почувствовал, как тот дрожит, и явно не от холода, а от страха. И, видимо, уже не только за себя.       Синеглазый боялся. Пятифан ничего не понимал, и это пугало его ещё больше. Блондин был его надеждой на разгадку и помощь, но Рома слишком гордый, чтоб сказать это открыто.       Антон был польщен тем, что хулиган показывал ему свои настоящие эмоции и рассказал о том, что его тревожит. Но… Надо было что-то делать. Дети пропадают один за другим, и скоро очередь дойдет до них. Это не смешно. Появилась какая-то странная девчонка в маске, что заманивает детей в лес, где их уже поджидают неизвестные науке существа и убивают. Это уже опасно.       — Ту девочку зовут Алиса. Точнее… я её так назвал.       — Алиса. А я помню, ты про нее чёт пиздел. И что это за сука вообще такая?!       Петров рассказал. Всё рассказал. Впервые за всё время поделился тем, что знал, что видел и что переживал. Голубоглазый с надеждой взглянул на хулигана, надеясь не увидеть презрения в глазах цвета индиго и не услышать из разбитых пухлых губ фразу: «Да ты поехавший, нахуй!». Но увидев в сапфировых глазах лишь понимание, сочувствие и страх, блондин впал в ступор. Никакого осуждения. Хотя от Ромы Антон только и делал, что ожидал какой-то подставы или ещё чего мерзкого. Ну не внушал этот вспыльчивый хулиган доверяя. Пятифан сам себе иногда противоречил. А иногда и вел себя так непредсказуемо, что блондин выпадал из реальности.       Но вот преданность хулигана своим принципам немного покоряла доверие Петрова. Да и из всей шайки как следует главарю, Рома был самым рассудительным и хотя бы немного, но логично мыслящим. Парень, с которым можно договориться и без кулаков, если вести изначально конструктивный диалог. Одним словом, вожак.       — Не ссы, Тошик. Вместе мы уж поквитаемся с этими лесными мудилами, — сказал приободряющие Рома, похлопав парня по плечу и лучезарно улыбнувшись, искреннее, затмевая своей улыбкой весь негатив и тревогу блондина.       На душе стало спокойней. Тепло растекалось по всему телу приятной истомой, и наконец, за долгое время захотелось спать.       Пятифан посмотрел в окно. Увидев лишь мрак и свет от фонарей, он устало усмехнулся и сказал:       — Лан, братан, я пошёл, а то уже ночь.       Пятифан, оттолкнувшись от стола, уже направился к выходу, но услышал тихий и холодный голос позади:       — Может… останешься?       Шатен понял, почему Антон предложил остаться, не тупой. Но вот подколоть друга святое ж дело:       — А что? Боишься, что волчок за бочок цапнет, а, зайчик?       Антон молча опустил глаза на такой подкол, но вскоре усмехнулся и, приподняв голову, ответил:       — За тебя боюсь. Вдруг лиса закормит до смерти.       Рома на такую дерзость лишь слегка улыбнулся и бесцеремонно плюхнулся на чужую заправленную кровать. Та жалобно скрипнула в негодовании.       — Хоть кто-то обо мне беспокоится, — прошептал синеглазый, прикрыв глаза.       — Что? — спросил Петров, не расслышав.       — Говорю: трус ты, Антошка. Такой трус. Настоящий заяц, — усмехнувшись, ответил Рома, едва ли не проваливаясь в манящий сон. Хулиган расслабился, уловив запах сгущенки и стирального порошка вперемешку с ароматом нежного какао.       Петров лишь фыркнул и, усмехнувшись, спросил:       — В уличной одежде спать собрался?       — А есть варианты получше? — оскалившись, спросил гость, приоткрыв один глаз и смотря на друга.       Блондин, закатив глаза, подошёл к шкафу, а через пару минут стоял над синеглазым с набором одежды.       — Держи, — прошептал устало Антон, протягивая уже сидящему другу синюю растянутую футболку и тёмно-фиолетовые штаны с завязками.       Рома, осмотрев одежду, хмыкнул. Встав с кровати, подошёл к шкафу и начал раздеваться. Антон невольно подавился воздухом и забыл про сон, увидев, как друг беспардонно начал снимать сначала мастерку, потом белую майку и в скором времени спортивные штаны.       Антон невольно засмотрелся на спортивное и подтянутое тело своего друга. Ясно вычерченный торс со шрамом чуть ниже пупка. Широкие плечи с ярко выраженными ключицами. Руки покрытые узорчатыми синими венами. Большие и твердые икры на ногах. Смуглая кожа. На парне были одни лишь обтягивающие тело трусы, и этого было достаточно, чтоб бедный четырнадцатилетний блондин почувствовал себя странно.       — Ты, кстати, сегодня пил какао со сгущенкой, что ли? — спросил Рома, усмехнувшись и надевая футболку.       Резкий вопрос вывел Антона из прострации, но тут же ввел обратно, видя, как мышцы на спине перекатываются так медленно и четко, словно механизм в часах.       — Да, — прохрипел Антон, смутившись и отведя взгляд. — А как ты узнал?       — Да кровать твоя вся пропахла, — осведомил Рома с усмешкой, надевая штаны.       Петров смутился сильнее и, ничего не ответив, почапал на выход из комнаты, но в спину услышал:       — Ты это куда намылился?       — Как куда? Тебе за матрасом.       — Ой, да забей хуй на него, ты и так еле плетешься, а ща потащишь этот тяжеленный матрас и сто пудов навернешься, — сказал Ромка, махнув рукой и начиная завязывать штаны.       Блондин, уже не найдя сил спорить, молча лег в кровать, попутно снимая очки и кладя их на прикроватную тумбочку. Антон, приоткрыв глаза, увидел размытый силуэт друга. Блондин не мог понять, что тот делает.       — Ты меня сейчас видишь, четырехглазка? — с усмешкой спросил Рома, и Антон понял, что хулиган все это время стоял и, повернувшись к нему всем телом, просто пялился.       — Пятно, похожее на тебя — да, но не более. Выключатель за дверью.       — И как ты так живешь… Ща, выключу, блять, не торопи меня, нахуй.       Петров вновь закрыл глаза и, повернувшись набок, лег на самый край кровати, дабы хулигану было максимально удобно у стенки. Блондин, громко выдохнув, натянул одеяло до самого носа, и впрямь почувствовав запах сгущенки с какао.       Свет гаснет, и Петров расслабляется, едва ли мгновенно не впадая в царство Морфея.       Тишина.       Четкий звук удара обо что-то деревянное и приглушенный скулеж вперемешку с матом:       — Сучий комод, да я тебя на переработку, нахуй, сдам, деревянная мразота.       «Въехал во что-то…», — подумал почему-то довольно Антон. Он приподнялся на локтях, надел очки и начал вглядываться в темноту.       — Ты живой там? — спросил, усмехнувшись, Петров, смотря на присевшего на корточки Рому. — Чем ударился хоть?       — Да, блять, мизинцем. У меня теперь с этим комодом свои личные счеты, — прошипел шатен, посмотрев на комод и показав ему, что следит за ним.       Петров приглушено засмеялся, плюхаясь обратно на подушку. Вдруг хозяин комнаты чувствует прикосновение сухих пальцев к лицу и, открыв лазурные глаза, видит, как Рома бесцеремонно стягивает с него очки. Пятифан тут же стал более размытым, но Петров точно знал, что тот вновь по-хищному ухмыляется.       — С очками спать собрался, чудик?       — Я просто забыл, — ответил, фыркнув, Антон, прикрывая бирюзовые глаза и поворачиваясь вновь на бок.       Через мгновение над очкариком мелькает тень, а через ещё мгновение кровать у стенки прогибается под весом чужого тела. В нос Петрова тут же ударил запах дешевого табака, мятной жвачки и молодой хвои.       — А ты сегодня ел мятную жвачку? — с улыбкой спросил Антон, ложась на спину.       — А это, типа, месть? Ну ел, и что? — задорно поинтересовался Рома, повернувшись на бок к собеседнику лицом. — Хочешь, поделюсь?       Блондин даже в полумраке и с помутневшим зрением четко видел этот звериный оскал, что слабо походил на улыбку.       — Я не люблю мяту.       — Какие мы избирательные. А мамбу с клубникой? — спросил Рома, скалясь ещё больше, смотря в глаза цвета райского неба.       Антон невольно понял, почему Рома, несмотря на своё гнусное поведение и дрянный характер, был очень популярен в школе. Его оскал. Он источал эстетику чего-то маняще-опасного.       — А у тебя есть? — спросил светловолосый, как-то воодушевившись, а глаза заблестели детским восторгом.       Рома рассмеялся тихо и задорно, но ответил:       — Стал бы я спрашивать, не будь у меня её. Она у меня в олимпийке лежит, ща, достану.       — Не забывай про комод, — напомнил шёпотом Антон, искреннее смеясь.       — Точно! Комод, падла! — вскрикнул парень, повернувшись на своего деревянного врага, хмуря брови и поджав губы.       Петров, уже зажав себе рот, в открытую засмеялся с такого раскрепощенного и веселого друга. Правду говорят, что ночью открываются все тайны и люди становятся проще. Пятифан сейчас выглядел таким домашним в этой растянутой синей футболке, что оголяла ключицы, в этих фиолетовых штанах, что были ему велики. Искренний и довольно-таки спокойный Рома, сейчас напоминал обычного подростка, а не того злого и вселяющего ужас хулигана, кем являлся парень при знакомых.       Рома, расставив руки в разные стороны, чтоб ни во что не врезаться, на ощупь искал стул, на который кинул свою одежду.       Спать хотелось жутко, но и хулигана такого доброго и веселого тоже хотелось узнать не меньше.       — Нашёл?       — Естественно, блять! — ответил победоносно Рома, кидая Антону на грудь пачку жевательных конфет «Мамба».       Подросток вновь навис над Антоном, и блондин невольно сильно зажал пачку жвачки в руке. Пятифан громко плюхнулся сбоку от собеседника, смотря в потолок. Петров молча открыл пачку на ощупь и закинул себе в рот.       — Как думаешь… Та мразь крылатая вновь к вам прилетит сегодня? — спросил Рома, прожигая потолок хмурым взглядом ультрамариновых глаз.       — Вот и проверим, — ответил преспокойно Антон, вновь укладываясь на бок.       Шатен на такую спокойность лишь издевательски усмехнулся, подумав: «Очкарик-то не лыком шит…».