***
Это был сентябрь. Шесть лет назад. Первый год, если считать от крайнего выпуска. Ночь в тот день была самой обыкновенной — настолько, насколько могли быть обыкновенными ночи в Доме. Не Самая Длинная, не Ночь Сказок, даже не Ночь Монологов или Ночь Снов. Скорее Ночь Бессонниц, хотя таких в Доме не водилось. Если бы бессонница была массовым недугом, то событие осталось бы зафиксированным. Только вот не спал один Шакал, крутясь в своей уже развороченной спальной норе, как вертел. Где-то под боком сопел Сфинкс, с противоположного угла комнаты слышался надорванный храп недавно перекрещенного Лэри, а над головой раздавались побренькивания струн гитары — Волк спал очень беспокойно. Табаки перевернулся лицом в подушку, вытащил одну пятку из-под одеяла и начал считать в уме бегущих баранов почему-то с лицом Спортсмена. Не помогло. То ли лицо Спорта не способствовало сну, то ли способ был идиотский, но факт оставался фактом — Шакал не заснул. Будить состайников было бы не лучшей идеей. Табаки не хотел получить чем-нибудь по рёбрам или, упаси боже, по голове. Он сел на кровати и почесал шею. «Ночные прогулки способствуют крепкому сну» — подумал мальчишка и сполз на пол. Мустанг был припаркован около стены, и ползти до него было недалеко. — Олух царя небесного, — прошипел злобно Шакал, зацепившись за сапоги Лэри, которые валялись прямо у него на пути, — вот споткнётся какой-нибудь… Слепой, и посмотрю, как ты свои лыжи раскидывать будешь. Пройдя полосу препятствий, Табаки оседлал свою коляску и стартанул к двери. Тихо не получилось, но юнец рассчитывал на здоровый сон состайников. — Куда собрался? — тихий вкрадчивый голос Слепого тормозит вылазку любителя приключений. — Прогуляюсь, — шёпотом отвечает Шакал, — поищу ночных жителей Дома. — Иди, гуляй, — голос Слепого абсолютно точно доносится со стороны кровати Сфинкса, но Шакал не намерен комментировать это без публики. Он выезжает в ночную темень. Четвёрка на двери стала совсем блёклая, а ведь Волк утверждал, что перманентный маркер — это на всю жизнь, это до потомков дойдёт, если подкрашивать раз в год! Не-а, не дойдёт. Нужно будет попробовать мелом, только необычным. Табаки знает толк в необычных вещах. На первом этаже есть окна, поэтому там светлее. Ночью там никто не бродит, поэтому Шакал свободно разъезжает по длинному коридору. Фонарик лежит выключенный в кармане, пока он вне надобности. Лунный свет отражается на стенах и потолке, даже на Мустанг попадают мутные блики. Тишину рушит пшикающий звук, повторяющийся через равные промежутки времени. Табаки прислушивается к темноте и её обитателям. «Кому-то не спится» — думает парень и медленно, стараясь не создавать лишнего шума, едет на звук. Пересёкши половину коридора, мальчик остановился опять. Впереди стоял силуэт, а в воздухе пахло краской. «Ну конечно! Как я мог не понять? Это же звук аэрозольного баллончика!». Силуэт был бледным, его скрывала тень, а отблески луны до него не добрались. Худенький, невысокий и рассерженный. — Ночным жителям привет! — окрикнул Шакал, подъезжая почти вплотную. — Ты ещё кто такой? Перед Табаки стояла девочка. Распущенные волосы струились по плечам, белая пижама сливалась с кожей, создавая цельный образ, а взгляд серых глаз давил даже через сумрак ночи. — Один из тех, кому тоже не спится. Что у тебя тут за мастер-класс очумелых ручек? — Шакал достал фонарик и посветил на стену перед девчонкой, а когда увидел изображённое, присвистнул от удовольствия. Дело в том, что новый директор, Акула, был весьма самомнящей персоной. Он любил ставить себя в пример, обожал давить авторитетом и просто являлся напыщенным индюком. Поэтому в один из приходов самолюбия он решил, что повесить на первом этаже свой портрет — замечательная идея. Это должно было быть мотивацией для воспитанников, эдаким недостижимым идеалом, но… Дети Дома предпочитали любоваться вполне достижимыми рок-звёздами и хоккеистами. Кто-то вовсе тащился с голых тёток. Акула не одобрял и портрет не снимал. Так он и висел… Сейчас портрет заиграл новыми красками. Точнее, краской. Одной. Розовой. Надписи заслуживали отдельного внимания — такое было даже в голове произносить совестно. Шакал восхищённо оглядел композицию. — И что теперь? Выдашь меня? — девочка сложила руки на груди и серьёзно посмотрела на колясника. — Нет, — цокнул Табаки, — но у тебя все руки и щёки в краске, а она не оттирается. — Плевать. Мне всё равно, пусть знает этот кретин, что мне тут не нравится. И он — особенно! — девчонка хлёстко зацитировала одну из надписей, и Шакал пришёл в восторг. — Откуда ты такие выражения взяла? Материшься, как настоящий пират! — Брат научил. Табаки радостно покрутился на Мустанге, ещё раз посмотрел на преображённый портрет и девочку в розовой краске. — Как звать? Кто окрестил? — Никак. Девочки со мной не заговаривают. — Будешь Бледная. А то ты как призрак, тебя вообще не видать в темноте. Я — Табаки, — он протянул ей ладонь. Они пожали друг другу руки. Её розовая от краски ладошка, его — грязная не понять от чего. После той сентябрьской ночи у Бледной в медицинской карте, в заметках воспитателя, значилось: «Случаи актов вандализма в раннем возрасте». Акула снял портрет и больше ничего подобного никогда не вывешивал — слишком был оскорблён. Что касается Табаки, то он находил время на общение с крестницей даже после принятия закона о запрете общения с девушками. У них были прекрасные отношения, как у дальних родственников, которые видятся только по праздникам, но не перестают друг друга любить.***
Шакал вскочил с кровати, прерывая затянувшееся песнопение и начал собираться. Он зарылся в коробку с кассетами и вытаскивал каждую, недовольно цокая. — Куда собрался? — спросил его Сфинкс, сидящий на изножье общей кровати. — Чёрный разбудил во мне родительские чувства, теперь я должен навестить Бледную. — Ничего я в тебе не будил, — парень уставился на Табаки, который чуть ли с головой не нырял за какой-то определённой кассетой. — Чёрный, — повернулся Шакал и словил на себе недовольный взгляд, — что ты смотришь на меня, как Ленин на буржуазию?! Отвернись и не мешай! Парень наконец-то извлёк из глубин коробки кассету с надписью «Перламутровый джем». — Куда имущество собрался выносить? — выдохнул между затяжек Лорд, смотря на Табаки из-под белых ресниц. — Я — человек горячо любящий, поэтому без подарков идти к ней не собираюсь. Горбач, сними-ка вон те яблоки, они уже высохли. Горбач прокряхтел что-то про больную спину, но взобрался на нагромождение из тумбочки и табуретки и снял верёвочку с сухофруктами. Табаки завернул их и убрал в карман. Покрутился, подполз к шкафу и вытащил несколько скляночек с желтоватой жидкостью, принюхался. Сделал какие-то выводы и взял одну, а остальные убрал. — Знаешь, Шакал, в Наружности так делают некоторые отцы. Они вспоминают о своём выродке раз в год и откупаются деньгами или подарками, а потом опять пропадают с чувством чистой совести, — интонация Курильщика была непонятной. То ли он осуждал Табаки, то ли просто проводил аналогию. Парень не ответил, он был увлечён выбором между браслетом из скорлупок орехов и двумя радужными фенечками. Зато Лорд ответил — осуждающим взглядом и подзатыльником вполсилы. — Не болтай ерунды. Никто не обязывает крёстных таскаться со своими крестниками, у Табаки просто пунктик на это. Что-то вроде мании… — Кончай перемывать мне кости, Лорд! Я всё слышу, — Шакал щёлкнул себя по уху, — Всё! Асталависта! — парень выехал из комнаты с рюкзаком на коленях. — Фенита ля комедия, — резюмировал Чёрный, утыкаясь обратно в книгу.***
Нервы заканчивались, как и яблоко. Девушка сделала последний укус и сунула в рот карандаш. Решать тригонометрию это не помогало, да и стрессоустойчивость не повышало, поэтому она закрыла тетрадку. За дверью послышалась возня, но Бледная не рискнула слезть с подоконника и выглянуть. Вскоре дверную ручку подёргали, но дверь была не заперта, поэтому открывать материализовавшемуся не пойми откуда коляснику не пришлось. — Замечательный день! Сразу видно, что меня ждали. Интуиция, да? Бледная приподняла брови, удивлённо смотря на Табаки, который держал на коленях огромный рюкзак. Он был явно не первым претендентом на место того, кого она ожидала увидеть на пороге. Девушка находилась в лёгком ступоре и в высшей степени изумления. — Не рада меня видеть? — Да что ты, нет, конечно. Просто ты врываешься, как из пизды на лыжах, — Бледная спрыгнула с подоконника и подошла к парню. Он, как сытый кот, довольно потянулся и заключил девушку в крепкие объятия. Она взъерошила ему затылок, Табаки погладил её по спине. Было тепло и приятно. — Какая цель визита? — Бледная нехотя отстранилась и присела за стол. — Соскучился. Я что, не могу соскучиться? Сразу пытаетесь найти подвох, — Шакал потёр переносицу и закатил глаза. Девушка прыснула со смеха и рукой предложила ему пересесть на стул. — Ни о каких подвохах я даже и не думала. Ты редко меня навещаешь. Хотя твой друг, — она лукаво улыбнулась, — сказал, что ты упоминаешь обо мне. — Это какой такой друг? — Табаки присвистнул и подкатил к столу, — уж не длинноволосое ли безобразие с прескверным характером и обворожительным глубоким взглядом? Они многозначительно переглянулись и одновременно рассмеялись. — Да-да, именно он. Агитируешь других приходить ко мне, а сам даже в гости не заезжаешь. — Я просто говорю, что в женском крыле есть девушка с золотыми руками, а как они это понимают — это уже их проблемы, — Шакал поиграл бровями, — а самому мне заезжать незачем. Пирсинг мне не нужен, а навещать крестников нужно нечасто, а то они и привыкнуть могут. К хорошему быстро привыкаешь. — Ладно. Сочту за оправдание. Рассказывай! — Ой, современная молодёжь, всё-то им расскажи, да покажи. Нет уж, — Табаки нырнул в рюкзак, — я принёс тебе гостинцы. Глаза Бледной, обычно серые и пугающие, засияли. Она перегнулась через стол и с интересом наблюдала, как парень что-то ищет. — Во-первых, — он вскинул палец вверх, — это тебе музыку хорошую слушать, да просвещаться, — Шакал положил перед ней кассету «Перламутровый джем». — Во-вторых, это тебе для красоты, — он протянул два браслета и фенечку на ладони. Бледная захлопала в ладоши от удовольствия и принялась рассматривать дары. — В-третьих, это для поддержания уровня витаминов в организме, — Табаки выудил из кармана жилетки завёрнутые высушенные дольки яблок. — Спасибо! — девушка обогнула стол и опять обняла парня. — Задушишь! — Шакал похлопал её по рукам и самодовольно ухмыльнулся, — я ещё настойку принёс, по собственному рецепту! Бледная заулыбалась, отпустила парня и сказала: «У меня как раз есть рюмки». Табаки пробубнил что-то из разряда «В кого пошла сразу видно» и аккуратно вытащил из рюкзака бутылку. Вскоре настойка была уже распробована и оценена по достоинству. Апельсиновые нотки вперемешку с тяжёлым кофейным привкусом и относительно невысокий градус. То что надо для посиделок давно не видевшихся приятелей. — Как обстоят дела с пирсингом? — поинтересовался Табаки, подливая янтарную жидкость. — Неплохо. У меня была мечта сделать прокол каждому вожаку, но Стервятник уже отказался, а думать, что ко мне придёт Слепой — бред. — Рыжему ты уже сделала, а Слепой может быть и согласится. Если его направить. — Не надо! Это будет выглядеть странно… — Не бойся делать то, что выглядит странно. В этом весь вкус, — он заговорщически ей подмигнул. Они чокнулись рюмками, а у Бледной перед глазами появилась пелена. Она помассировала виски. По телу разливалось приятное тепло и слабость. — Моя очередь задавать вопрос. Как у тебя дела с Лордом? — девушка решила повысить градус разговора. — У меня со всеми всё хорошо, — уклонился Табаки и осушил рюмку, — а зачем ты суёшь свой носик в эти дела? — Мне интересно, чем живёт мой крёстный. И с кем. Это плохо? — Нет, я поощряю любопытство. Но отвечать не буду, маленькая ещё. — Ты старше меня всего лишь на год! Табаки выдержал многозначительную паузу и артистично ахнул. — Вот видишь, — он приложил тыльную сторону ладони ко лбу, — на целый год! Думаешь, это мало? Скажи это Душеньке, которая маскирует каждый прожитый год после тридцати косметикой. Бледная закатила глаза и отставила рюмку. «Не хочешь, не говори» — выдохнула она. — А хочешь, — Табаки покрутил в ухе серьгу, — мы тебе ушко проколем. Девушка икнула и засмеялась. — Не отнимай у меня мой хлеб! Это я должна тебе предлагать. — Ты не предложила. — Табаки, ты ведь не умеешь, — эти слова завели Шакала. Он покраснел, потом побелел. Из ушей чуть ли не шёл пар. — Я не умею?! Это удар ниже пояса, хоть я там почти ничего не чувствую. Это вызов! — У меня потом ухо загноится, как у Ангела. Не надо мне такой радости. — Я надену перчатки, всё обработаю. Бледная тяжко вздохнула и качнула кистью руки, мол, валяй. Табаки подъехал к шкафу, вытащил все ящики и принялся рыться в них. Там ничего лишнего не водилось, поэтому перчатки и коробочку с иглами и украшениями он нашёл в два счёта. Возложив всё это себе на колени, Шакал подкатил к умывальнику и выдраил руки с мылом и антисептиком. Такой чистоты они не видели… Давно не видели. Очень. Кажется, ладони даже стали светлее. Табаки нацепил перчатки. Латекс неприятно натягивался на мокрой коже. Появилось желание содрать их к чёртовой бабушке, но парень пересилил себя и вернулся к столу. Бледная лежала, прижав к правому уху платок, смоченный спиртом. Шакал выцепил из кучи украшений маленький гвоздик и иглу в индивидуальной упаковке. — Садись, — девушка поднялась на импровизированной кушетке и отложила платок. Табаки довольно пристроился рядом. Он был сосредоточен, кончик языка виднелся снаружи, а на лбу вздулась венка. Его руки не дрожали, хотя опыт в прокалывании ушей у него был единичный — собственный. Игла освободилась из упаковки и одним медленным и болезненным движением проделала дырочку в мочке. Бледная выругалась, но дёргаться не стала. Шакал прокрутил цацку в руках и вставил её в свежий прокол. Голубой камешек на фоне красного и немного опухшего уха. Девушка взяла зеркальце и посмотрела на себя. Она долго рассматривала работу Табаки, пытаясь найти в ней угрозу для собственного уха, но работа была сделана хорошо, пусть и болезненно. — Мастер на все руки, — протянула Бледная, глядя на парня, который с удовольствием стягивал с себя перчатки. — Да, поэтому берегись, а то заберу у тебя клиентов, — нараспев произнёс Табаки, отчего словил шуточный удар в плечо, — всё! Бьют безоружного! Пропащее поколение… Он запричитал о том, что его не ценят, но мастерски перевёл в оду себе любимому и открытию таланта пирсера. — А вообще, мне пора, — вдруг вспомнил Шакал, — а то развалят там всё без меня. А то на мне же всё держится! — Давай, заходи ещё, когда соскучишься, — Бледная проводила парня до дверей, и он исчез в коридорном шуме.***
Сегодня Табаки бессонницей не страдал, но это не мешало ему не спать и мешать отдыхать лежащему рядом Лорду. Тот на провокации не поддавался, делал старательно вид спящего, но хмурящиеся брови и вздрагивание верхней губы выдавали его план. Он проигнорировал ещё парочку толчков в бок от Шакала, надеясь, что тому надоест издеваться над человеком. Но Табаки издеваться любил. Лорд открыл глаза как раз тогда, когда парень угрожающе продвигался к его уху с губной гармошкой. Его, кажется, совсем не беспокоил сон остальной стаи. — Чего тебе надо? — злобно прошипел Лорд, одёргивая Шакала за рукав пижамы. — Это ты мне расскажешь сейчас, — тихо и насмешливо ответил парень, ложась лицом к лицу к состайнику, — почему моя крестница спрашивает, как у меня с тобой дела? Что ты ей наплёл? — Ты ополоумел? — выдавил из себя Лорд, — если тебе некого доставать, то можешь поорать над ухом у Курильщика. Он тебе не двинет. — А ты двинешь? — Ты, блять, проверить хочешь? — парень насупился и перевернулся на другой бок. — Лорд, а если серьёзно? Игнорируя Табаки, Лорд укрылся с головой и притих. Табаки допытывать дальше не стал, поэтому просто продолжил сидеть и смотреть на агрессивный ком под одеялом. Китайская мудрость гласила, что если сидеть на берегу реки, то труп твоего врага проплывёт по ней. Лорд врагом не был, но более подходящих мудростей Шакал припомнить не мог. Хотя если подумать… — А ты что? — парень повернулся обратно. — Я что? — не понял Табаки, про себя радуясь, что китайцы попусту не говорили. — Что ты ей ответил? — напрягся Лорд, и Шакал засмеялся. — Что мы спим в одной кровати и встречаем рассветы вместе. — Ты идиот? — Лорд угрожающе приподнял подушку. — И только попробуй отрицать, что это не так. Просто стоит смотреть на это в более романтическом ключе. — Идиот, — парень прижал Шакала подушкой и навалился сверху, — я тебя тут и убью. В романтическом ключе. Под подушкой зазвучал еле слышный смех. Лорд убрал её, неодобрительно посмотрел на лежащего Шакала и устало прикрыл глаза. Секундный поцелуй замер на губах Табаки с привкусом ванильных пончиков и сигарет. Лорд, отказываясь комментировать это, опять отвернулся. — Лорд, — Шакал похлопал парня по плечу, — я ничего не сказал ей, по правде говоря, — в следующую секунду Табаки пришлось уворачиваться от мощного тычка под рёбра. Губы парня опустились на висок Лорда, тот вздрогнул и успокоился.