***
Сфинкс чувствует время, скорее, из необходимости, ведь жизнь плечом к плечу с Шакалом вынуждает, но не все в Доме могут отличиться таким умением. Бо́льшая часть часов сконцентрирована на третьем этаже, потому что девушки и педагогический состав, не считая Ральфа, всё-таки пользуются времяизмерительными приборами. Сфинкс долго смотрит на круглый циферблат с тремя движущимися стрелками. Его необъяснимо раздражает секундная. По мнению парня, этот элемент был добавлен из философских помыслов создателей, ведь практической надобности в нём нет никакой. Даже если вы, предположим, спрашиваете сколько времени, то не ожидаете получить ответ с точностью до секунд. Пока ваш собеседник передаст вам всю информацию о состоянии времени на момент вашего вопроса, пройдет достаточно секунд, чтобы его ответ стал неверным. Так зачем в принципе давать возможность наблюдать за этим длинным бессмысленным элементом? — Возможно, кому-то это помогает прочувствовать ход времени, — заканчивает вслух Сфинкс свои внутренние дебаты. — Сорок минут третьего. Осталось двадцать минут. И пятнадцать секунд. Ухмыльнувшись на последней фразе, парень разворачивается в сторону лестниц и уходит в сторону Четвёртой. Спальня встречает его нежданной, но блаженной тишиной. Желание коснуться головой подушки и провалиться в глубокий, но, скорее всего, беспокойный сон без сновидений слишком велико. Сфинкс не спит третьи сутки, и он готов ухватиться зубами хотя бы за час дневного сна, но времени на это попросту нет. — Сфинкс, где пропадает наш великий и ужасный? — нарушает тишину спальни Лорд, передвигая фигуру по шахматной доске. Горбач, сидящий напротив, шикает на него и беспокойно оборачивается на Сфинкса. На лице того не дёргается ни один мускул, и он сухо произносит: «Без понятия». Все в Четвертой, за исключением Чёрного и Курильщика, понимают где Слепой. Он уже третий день появляется только на занятиях, а после исчезает, словно его и не было. Вопрос Лорда можно трактовать как «Почему его опять нет? Чем он там так занят?». Сфинкс это понимает, но, к своему собственному сожалению, он действительно без понятия. — Лэри сообщил, где околачивается? — он меняет тему, на что Горбач облегчённо выдыхает. — С Гибридом и Мартышкой в машинки играет около Второй.***
Красная подбитая игрушечная легковушка врезается в стену, на которой красуется голая женщина, отдалённо напоминающая Бедуинку. С противоположной стороны раздаётся недовольный гул. — Ну кто так водит? У тебя что, руки в анусе застряли при рождении? — Поддерживаю. — Ты за базар-то поясни, сука! Сфинкс спокойно упирается плечом в стену, наблюдая за руганью шайки Логов и даже пару раз угадывает, кто кого ударит и с каким выкриком. Лэри замечает его практически сразу. Во-первых, такого верзилу как Сфинкс сложно не заметить. Во-вторых, у Лога чуйка на вожаков и их условные альтернативы. Он тут же выбирается из происходящего сыр-бора и оказывается перед ним. — Старина, чего ты тут? Паршиво выглядишь, ты бы хоть поспал, а то совсем плох, — Лэри приходится говорить громче, чем обычно, потому что драка с его выходом не прекратилась, а напротив — разразилась с новой силой. — У нас осталось минут четырнадцать до процедуры у Бледной. Ты же собирался пойти, верно? — Ага, блин, точняк. А ты как это так точно прям до минут время говоришь? Табаки укусил, что ли? — смеётся Бандерлог. — На часы посмотрел.***
Лэри сидит на полу около кабинета, в котором трудится Бледная. Он записался к ней со Сфинксом спонтанно, подловив девушку после столовой днём ранее. У Лога это должна быть плановая вторая процедура, где ему должны заменить штангу на меньшую по размеру. Что собрался делать у Бледной Сфинкс — Лэри понятия не имел. В его голове почему-то пирсинг и Сфинкс в одну картину не складывались. На это решение не было ни мотивации, ни предпосылок. А ведь мог посоветоваться с опытными состайниками! Лэри-то первопроходец вообще-то, а Лорд является обладателем нескольких проколов. Про Табаки вообще говорить не нужно, он, можно сказать, отец Домовской мастерицы. Сфинкс смотрит перед собой, практически не мигая. Он сконцентрирован на жужжании лампы и на звуках телевизора, перед которым в дальней части коридора сидит большинство жительниц девичьего крыла. Незаметным шлейфом мимо парней проносится знакомый запах. Кофе из Кофейника. Обязательно нужно будет зайти туда после процедуры. Это дело даже важнее, чем вопрос жизни и смерти. Можно ли пить кофе после свежего пирсинга? Нельзя, но Сфинксу нужно. Необходимо столь же сильно, как и ответ на вопрос «Где, блять, Слепой?». — Главное не начать разговаривать вслух с самим собой, это пугает окружающих, — сказал он вслух сам себе. Лэри испуганно уставился на Сфинкса, но вопрос не задал — не хватило времени сформулировать. Перед ними уже стояла Бледная. — А вы очень пунктуальны, — заметила девушка, открывая дверь и пропуская парней вперёд. — Конечно, ты думаешь, мы часами пользоваться не умеем? Я тебя уверяю… — начал было Лэри, но Бледная его перебила. — Я смотрю, пирсинг прекрасно прижился. Говоришь даже шустрее, чем раньше. Бледная хлопнула дверью, поднимая клубы пыли. Недовольно цокнув, видимо, отметив про себя, что влажная уборка была бы очень кстати, она прошла к столу и извлекла из-под олимпийки коробочку с украшениями. — Чего сидим, молодой человек? — она взглянула на Лэри. — Руки в ноги, идём к раковине и полоскаем рот. Без бактерий, никакой антисанитарии. — Обычной водой? — слегка расстроенно переспросил парень, надеясь на фляжку со спиртом, честно украденным у Паучих. — Давай-давай, иди! — отмахнулась Бледная, переводя взгляд на Сфинкса. — Так, с тобой после всё обсудим. Неужели это дело рук Табаки? Он же обещал ей организовать клиентов в виде вожаков. Что, если Сфинкс — мостик к Слепому? Однако быстро он его уговорил… «Какой же проныра!» — улыбнулась девушка и мысленно поблагодарила крёстного. Бледная вылила небольшое количество жидкости из фляжки на ладони и растёрла. Лэри сел на стул подле неё и смиренно ожидал дальнейших указаний. Девушка извлекла новую штангу из коробочки. — Открывай рот, скажи «А!», — девушка ловко выкрутила первое украшение и заменила его на новое. — Молодчик! Свободен. Лэри хлопнул глазами и вытянул язык в надежде увидеть что-то, но попытка осталась неудачной. Хотя признаем, что шансы у Лога были. Возможно, что этот парниша — именно тот тип людей, которые могут дотянуться кончиком языка до носа. — Просто лучшая! От души, чес слово! Парень был готов биться кокошником в пол, если бы он у него был, но желание использовать теперь уже окончательно заживший прокол в плотских утехах в паре со Спицей стало главенствующим. — Ну, что же… Давай с тобой разберёмся, — Бледная присела на край стола и оценивающе посмотрела на уставшее лицо парня. Его присутствие не тяготило, но ощущалось не так, как с другими. Как фантом, он будто не стоял в комнате, а парил между несколькими потусторонними мирами, растворяясь в застоявшемся воздухе комнаты. Это её беспокоило. Светлые глаза, под которыми пролегли тёмные круги, словно считывали тот вопрос, который Бледная всё ещё не задала, но имела в виду. «Что же ты хочешь проколоть, Сфинкс?» — Пирсинг брови. Правой. Бледная усмехнулась, с удовольствием прикрыв глаза и живо представив парня с пирсингом. Это был максимально удачный выбор. Микробанан в правой брови бы чётко подчёркивал травянисто-зелёные глаза, острую линию скул и подбородка… На самом деле, он очень привлекателен. В её портфолио Сфинкс бы стоял рядом с Лордом. Один прекрасен в своём безобразии, второй — безобразен в своей красоте. — Да-а-а, — протянула девушка, — я явно хочу это проколоть. Садись! Сфинкс опустился на стул, который был слишком низким для него. Тот жалобно скрипнул, как скрипит каждый стул в каждом кабинете Дома, потому что повидали они на своём веку даже задницу самой Матушки Анны. «Антиквариат, раритет!» — воскликнул однажды Табаки, заметив на табуретке выцарапанную аббревиатуру ЕоМ, 11, 28—30. После этого он запретил каким-либо образом изощряться над мебелью в Доме. Ни надписей маркерами, ни новых выцарапанных имён, ни од ногам Габи. Ничего не должно было мешать ему разгадать тайну «трёх букв и трёх чисел», как он сам любил это называть. Уверенности Шакала можно было позавидовать. Он точно знал, что ищет что-то связанное с той-самой-Анной из того-самого-Дома. И нашёл! Не было в Доме ни одного уха, которое бы не услышало гордое: «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас; возьмите иго мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдёте покой душам вашим; ибо иго мое благо, и бремя мое легко.» Евангелие от Матфея: Глава 11, 28-30. Всё сложилось, как два плюс два; о набожности Матушки Анны всем было известно ещё из самых первых Сфинксо-Шакалиных раскопок подвала. «Скорее всего, их, наших предков, заставляли учить это наизусть. А это — была напоминалка» — гордо умозаключил тогда Шакал. Сфинкс с лёгкой улыбкой вспомнил этот случай. Сколько им тогда было? Неважно, но это точно было после всего. Когда он стал безвозвратно старше их всех. Когда он стал Сфинксом. Он открывает глаза, чтобы согнать пелену тяжких воспоминаний. Свет от открытого окна неприятно бьёт по лицу. У парня даже осмыслять происходящее получается с трудом, он только фокусирует отдельные кадры. Бледная надевает перчатки. Скрип латекса. Капает что-то на ватку и протирает кожу над и под бровью. Запах спирта. Дальше — отрывки из шелеста упаковок игл, резкая покалывающая боль, пульсация в висках, темнота.***
Вересковое поле раскинулось до самого горизонта и размыло грань между землёй и небом. Лежишь и не видишь, где начинается лиловый закат, а где заканчиваются сиреневые кустарники. Мелкие яркие цветочки, собранные в «метёлки» щекотят шею и грудь. От них глазам приятно, а не больно. Они, кажется, глушат солнечный свет своим собственным, который ближе к лунному, чем к чему-либо иному. Розоватая пустошь вереска, которая утопает в изумрудной зелени полей. Ох, этот аромат… И он лежит, раскинув руки в стороны и широко раскрыв глаза. Глаза, которые стали ещё зеленее, отражая весь этот бескрайний травянистый покров. Ветер обдаёт лицо чарующим медовым благоуханием. Он смеётся звонко. Этому ветру. Солнечным лучам. Фиолетовому небу. И вереску. Он запускает руку в волосы. В свои рыжие, словно мягкий солнечный свет, локоны. Они липнут ко лбу и даже лезут в глаза, и это кажется таким обыденным, таким самим собой разумеющимся. Он их не убирает. У счастья вкус мёда и запах вереска. Нельзя, чтобы он привык к этому. Ветер усиливается и больно бьёт по лицу. Цветы, которые только что ласкали желтоватую кожу своей бархатной мягкостью, становятся жёсткими и колют каждый миллиметр обнажённого тела. Солнце исчезает, забирая с собой лиловые облака. Неизмеримой тяжестью на него наваливается нечто. Хтонь наклоняется к его лицу и кричит что есть мочи, рвёт барабанные перепонки своим воплем. — Вон отсюда!***
Сфинкс резко набирает в лёгкие воздух, хрипло кашляет и широко открывает глаза. Он находит себя лежащим на полу с помутневшим после сна рассудком. Сбоку от него присаживается Бледная и протягивает стакан холодной воды. Парень наклоняется и жадными глотками пьёт, делает передышку и снова пьёт. — Я без понятия, что с тобой, Сфинкс, но у меня в обморок на сеансах ещё никто не падал, — девушка поднимается и уносит пустой стакан. — Я не смогла тебя разбудить, а поднимать и укладывать здесь негде. Поэтому извиняй. Она потирает плечи, смотря на парня сверху вниз и думая о том, что нужно было надевать что-нибудь теплее. Только сейчас Сфинкс замечает, что на полу подле его головы лежала сложенная олимпийка. Импровизированная подушка. — Каждый хотя бы раз проигрывал в битве со сном. В этот раз враг подкрался незаметно, — Сфинкс слабо улыбается. — Ты должен быть благодарен, что тебя не отключило во время прокалывания. Я успела всё сделать чётко. Парень поднимается на ноги и ещё раз улыбается, теперь смотря на девушку со своей привычной высоты. — Ты просто мастерица своего дела. Деньги в кармане. Бледная подходит ближе и вытаскивает из нагрудного кармана рубашки купюру. Девушка хлопает его по плечу. — Кофе нельзя пить после прокола, даже в твоём состоянии. Поэтому высыпайся, пожалуйста. Обрабатывать каждый день и избегать попадания грязи. — Досадно только грядущее отсутствие кофе.***
Атмосфера ночи тёмная и липкая. Именно сегодня и трое суток до. В спальне Четвёртой относительно тихо. Лорд уже ушёл. Лэри ещё не пришёл. Слепой… просто отсутствует, видимо. Сфинкс смотрит на своё отражение в зеркале. У другого Сфинкса, зазеркального, который и не Сфинкс вовсе, тоже появился пирсинг брови. Всё-таки какая-то индивидуальность у него есть, ведь украшение красуется на левой стороне лица. — Потрепала тебя жизнь, дружище, — тянет Сфинкс, не отводя взгляд от травянисто-зелёных глаз в зеркале. — Не то слово, — отвечают откуда-то сзади. Слышатся хлюпающие шаги босых ног по мокрой плитке душевой. Парень оборачивается и упирается спиной в раковину. Слепой стоит перед ним в мокром пиджаке на голое тело и ужасно грязных брюках. — Ты что там делал? Помои за животными убирал? — скептически оглядывает его Сфинкс и выгибает бровь. — Нет, — Слепой поворачивает лицо в другую сторону, хотя прекрасно знает, что Сфинкс стоит перед ним, — но с удовольствием убрал бы. Животные лучше, чем люди… там. Да и животных там мало… Только… — Прекрати, — цедит парень, не желая слышать что-либо о животных Изнанки. Ему сполна хватает собственных воспоминаний о них. — Где тебя носило? Что ты там делал? «Тш-ш» — шепчет Слепец и очерчивает пальцами скулу Сфинкса. Поднимается указательным и средним вверх по губам, заставляя того заткнуться, и задумчиво наклоняет голову вбок. — Ты изменился, — говорит он, а потом осекается и хрипло посмеивается, — внешне. Внутренне ты не меняешься. Что это? — его пальцы нащупывают прокол и замирают. — Не трогай, — произносит Сфинкс спокойнее, — заразу занесёшь свою… неместную. — Не занесу, — Слепой тщательно ощупывает украшение, обновляя тактильный портрет Сфинкса в своей голове. Зелёные глаза смотрят в белёсые, которые невидящим взглядом уставились ему в лицо. Парню не нравится, что на его вопрос не ответили. Зато ему нравится, что Слепой этой ночью здесь. — Что ты там делал? — сдавленным шёпотом переспрашивает Сфинкс. — Сегодня вытаскивал тебя. Не хочешь прыгать — не прыгай. Если хочешь, то прыгай по-человечески. Слепой извлекает второй рукой пачку сигарет и вставляет недокурок в рот Сфинкса. Чиркает спичкой. — Захочешь прыгнуть — увидишь, что я там делал. Сфинкс выдыхает дым одновременно с протяжным «Ты что, издеваешься?» и запрокидывает голову. Этот разговор начинался бесчисленное количество раз и никогда не заканчивался вразумительным подведением итогов. И сейчас не закончится. — Тебе понравится. Слепой перехватывает остатки сигареты и вдыхает медленно. У него узкие ладони. Длинные пальцы, которые сейчас слегка дрожат. Стоит здесь в мокрой одежде и делает вид, что ему не холодно. Красивый, как Фьорд. Сфинкс недовольно цокает и, пробираясь через дымовое облако, ловит тот момент, когда парень убирает сигарету от губ. Сфинкс целует грубо. Вся его нежность испарилась за трое суток в ноль. Его переполняет недовольство, обида и спокойствие, которое появилось несколькими минутами ранее. Главное, что жив. Главное, что вернулся. В его поцелуе чувствуется укор и радость встречи. Слепой позволяет Сфинксу окатить его этим шквалом разносортных эмоций. Он принимает их и жёсткие губы на своих. Не кусается, не забирает инициативу, потому что сейчас она может быть наказуема. Сфинкс берёт сполна то, что по его ощущениям ему было необходимо последние дни. — Снимай эти тряпки, идём спать, — выдаёт он вполголоса и направляется к двери. Слепой тушит тлеющий окурок о край раковины и плетётся следом, попутно стаскивая мокрую одежду.