Хрупкость нашей реальности

- Известно ли вам, мистер Уокер... Все звуки были растворены в черных топях бессознательного, словно с трудом просачиваясь сквозь тонкие трещины реальности и нехотя вливаясь в голову, где еще недавно была прекрасная мертвая засуха тишины. –...а люди в отличие от животных способны к пробуждению невероятных сил и способностей. Человеческое тело обладает поистине гениальными возможностями... Чернота под веками исчезла, подсвеченная невыносимо яркими софитами нависающих откуда-то сверху ламп, делая все красноватым, заставляя зажмуриться сильнее прежнего. Казалось, что стоит только открыть глаза – ослепнешь, растворишься в ярком свете, а главное не сможешь вновь уснуть. Но просыпаться не хотелось, признавать тот безумный факт, что кошмар вновь овладел безвольным телом, и уже нет надежды на спасение. Оставалось только ровно дышать, слушая хрипы в своей тянущей болью груди, чувствуя противные кисловатые запахи вокруг, поглощая вкрадчивый мужской голос, который то удалялся, то вновь становился ближе. - Я взял на себя большую ответственность перед мировой наукой, положил свою жизнь на изучение человеческих возможностей, скрытых от глаз того, кто ленится капнуть глубже, боится разворошить то, что не сможет объяснить… Крис дернулся и распахнул голубые глаза от неожиданно взорвавшейся в его душе вспышки колючего страха, когда почувствовал на своем теле чужие руки обтянутые медицинскими перчатками. «Черт! Черт… черт… это тот извращенец, доктор Артур!» - промелькнула холодящая кровь мысль, стоило ему скользнуть взглядом по лицу мужчины, когда тот наклонился ближе, сжимая в сухих тонких пальцах скальпель. - Мммм… нет, не надо! Подождите, - замычал блондин, выгибаясь и беспомощно дергая крепкие ремни, которыми были стянуты его руки и лодыжки ног. Голова тоже оказалась крепко зафиксированной тем же тугим ремнем, из-за чего волосы на лбу болезненно оттягивало каждый раз, когда парень пытался вырваться. Белые лампы мертвого электрического света выжигали глаза, оставляя на их влажной поверхности сухие неоновые пятна, которые не исчезали даже под плотно сомкнутыми веками. Губы Криса скривились от затопивших сознание эмоций, он был готов позорно разрыдаться, только бы не ощущать себя распятой лягушкой на столе жестокого мальчишки в классе биологии. - Уокер, перестань… - с деланным сочувствием прошептал мужчина и коснулся покрытого испариной лба парня противно заскрипевшими на коже перчатками, потом переместил руку на вздутую от напряжения вену на его шее и стал медленно прощупывать. – Понимаешь, ты мог бы просто сгнить в этой лечебнице, как отвергнутая стаей крыса, захворав и ослабнув, пока твои же сородичи не накинуться на тебя, чтобы порвать. Доктор Артур задумчиво помолчал, нащупав под натянутой бледной кожей какой-то узел. Именно там, где еще недавно точно так же лежали теплые пальцы Закари, когда он еще был с ним рядом. Крис опять отвлекся от пространных речей мужчины, с грустью вспоминая своего оставленного в той, другой реальности друга. Он никогда не подозревал раньше, что так нуждается в нем, что его может так сильно не хватать и желание простого разговора окажется настолько мучительным. Мысли резко оборвались, повиснув рваными лохмотьями серебристых нитей, когда горло обожгло лезвие зажатого в ловких пальцах Артура скальпеля. Крис вскрикнул, и хотел было дернуться от нового багрового штриха на своей выгнувшейся шее, но мужчина схватил его за сальные светлые пряди волос и с силой дернул обратно, продолжая мучительно медленно расширять надрез. – Что ты прячешь от меня? – с капающей с языка злобой прошипел он, погружая в сочащийся темной кровью вспоротой шеи порез два пальца. И с отвратительным липким хрустом вытягивая покрытый влагой живительной секреции и отмершими тканями твердый осколок чего-то неизвестного. Крис взвыл и забился в конвульсиях, чувствуя разрывающую его сознание боль и жар от капающей за ухо горячей влаги. – Я так и предполагал… – торжествующе протянул доктор Артур, тут же теряя к истекающему кровью пациенту всякий интерес и осторожно опуская найденный в его теле осколок в небольшую баночку. Серый с черными прожилками прямоугольник сначала лежал смирно под внимательным взглядом водянистых глаз мужчины, но когда кровь на его резной спинке подсохла и стала осыпаться красными хлопьями на дно банки, он неожиданно резво подпрыгнул, расправляя едва заметные жгутики – ножки, и забарабанил ими по прозрачным бокам стеклянной темницы. Крис не видел, что происходило с тем предметом, что вытянули из его ослабшего вмиг тела, до него лишь долетали слабые звуки чего-то бьющегося о стеклянную банку и возбужденные возгласы доктора Артура. Какое-то время мужчина, будучи увлеченным волшебным устройством в своих руках, не оборачивался к операционному столу, будто забыв об истекающем кровью блондине. Однако когда Крис в очередной раз хрипло просипел, изо всех сил стараясь не потерять призрачно витавшее где-то сознание, он нехотя оторвался от поглощавшего его интерес топтавшегося на дне банки жучка. – Так значит, они послали тебя, - отставил он в сторону необычное устройство и порывисто обернулся к бледному как простыня парню, буравя пульсирующее от натужного дыхания бурое отверстие на его горле. – Хм, нет, тебе нельзя умирать, пока что, – заключил он и, недовольно нахмурившись, подошел к залитому кровью операционному столу ближе, небрежно зажимая кровоточащую рану пальцами и нашаривая на небольшом металлическом подносе зажимы и нить. Крис лежал тихо, лишь изредка позволяя себе отрывисто прохрипеть, глупо надеясь, что это поможет облегчить боль, от которой хотелось убежать в такую теплую и манящую его черноту под припухшими от непрошеных слез веками. Тело настойчиво ныло от борьбы с ранением, но зато после нескольких минут из него напрочь пропала чувствительность к механическим вторжениям хирургической иглы с нитью, когда доктор Артур накладывал спасительный шов. Ближе к концу операции Крис все равно потерял сознание, хоть и старался удержать ускользавшую куда-то простую способность мыслить, ту, что и не замечаешь, когда здоров. Отбросив на поднос окровавленные инструменты, мужчина разочарованно вздохнул, заметив, что его пациент все же отключился. Он для верности похлопал парня по бледным щекам, но, не увидев реакции, оставил попытки достучаться до ослабшего тела совсем не совершенного, а даже весьма посредственного и слабого человека. Артур искренне удивлялся тому выбору шпиона, который едва не умер от обычного надреза в районе артериальной вены. Это было возмутительной хилостью тела для такой важной цели, возложенной на мальчишку невероятно разумными существами. «Значит, так было нужно, - тут же одернул себя Артур, не смея сомневаться в продуманности каждого шага плана неведомых человеку созданий. – Главное, что они подослали шпиона, а это означает, что я на правильном пути и мне осталось совсем немного, чтобы прийти к открытию, которое изменит человечество навсегда!» Позже, когда заветная банка с неизученным еще устройством высших умов была надежно спрятана в одном из бесконечных высоких шкафов с образцами исследований, Артур поднялся наверх и нашел двух крепких медбратьев. Он посчитал, что лучше продолжить осмотр обескровленного сейчас шпиона завтра, когда он очнется и наберется сил, чтобы ответить на его вопросы. Было бы нелогично дать ему погибнуть, когда столько еще было неизвестно, а ответы могли быть только у него одного. - В операционной внизу лежит Уокер. Отнесите его в палату, но осторожно, могут разойтись швы на шее. Когда медбратья уже хотели бежать выполнять его поручение, Артур схватил одного из них за руку и добавил: - Ни слова Сестре Джуд и никому иному, даже если будут спрашивать, все ясно? Заметив искру страха в глазах смотрящего на него парня, Артур отпустил его и усмехнулся, чувствуя, как открывается второе дыхание. Подумать только, ведь он буквально был разбит после целой серии неудачных экспериментов, скандалов с надоедливой управительницей лечебницы, страхов и сомнений, которые кипели в нем на медленном огне неуверенности в том деле, которому он посвятил жизнь. А теперь он точно знал, что все мнимые неудачи – это лишь иллюзия, за которой его обязательно ждет великое открытие.

***

- Монсеньор, говорю вам, этот мальчик одержим, и мы должны немедленно успокоить его и изгнать демона! Это можете сделать только вы… Сестра Джуд сжимала черную пластиковую трубку побелевшими от страха пальцами, стараясь удержать свой голос в узде самообладания, но иногда он все же срывался. Ее холодный взгляд блуждал по аскетично обставленному кабинету, то и дело натыкаясь на взволнованные лица родителей несчастного пациента. Его мать не переставала всхлипывать, шепча выбитые на подкорке мозга слова молитвы, а отец только и мог, что сжимать ее худенькие плечи и, сводя брови, наблюдать за монахиней. - Хорошо, мы будем ждать вас. Он сейчас под двойной дозой успокоительного и частично его сознание потеряно, думаю, сущность в его теле не может проявляться в таком состоянии. Спасибо, монсеньор, – женщина повесила трубку и нервозно разгладила несуществующие складки на своей рясе, потом коротко вздохнула и подошла к своему столу, смотря на замерших в ожидании родителей мальчишки с искренним сочувствием. - Я ничего не могу обещать вам, - мягко начала она, тяжело садясь на свой стул и скрещивая бледные длинные пальцы в привычный замок. Это было ее защитой, нитью, которая могла удержать балансирующее над пропастью лжи и горечи сознание, пусть ненадолго, но все же помогало концентрироваться. – Вы же понимаете, что ваш сын одержим и это очень сложное и опасное состояние, как для мальчика, так и для окружающих. - Про… простите… - начала было сидящая напротив женщина, но не смогла договорить, тут же захлебнувшись слезами. - Все хорошо, милая. Все будет хорошо, мы выдержим, - попытался успокоить жену мужчина и, крепко сжав ее худенькие плечи, обнял, медленно поглаживая по спине дрожащей рукой, переводя взгляд на большое деревянное распятие, висевшее за спиной монахини. – Сестра Джуд, вы отпустите нас на время этого… этого… Он сжал задрожавшие вдруг губы и помотал головой. - Конечно! Вы не обязаны присутствовать и… - Нет! Джон! Как ты можешь такое говорить?! – взбрыкнула вдруг женщина, в истерике отталкивая от себя мужа и давясь огромными слезами, которые катились из ее широко распахнутых глаз нескончаемым потоком, осыпаясь горчащими на языке градинами на подол ее грязно-бежевой юбки. – Это же наш сын, Джон… он просто болен, мы должны быть с ним, ему страшно, Джонни… Она вновь обессилено осела и смахнула с раскрасневшихся щек не прекращающиеся сырые ручейки внутренней боли, терзавшей беззащитно трепыхающийся в груди кровяной комочек. Ее ладони раскрылись, впуская теплую руку вновь обнявшего за плечи мужа. - Вам не стоит видеть этого. Поймите, сейчас ваш сын не с нами. То, что поселилось в нем, способно управлять телом вашего мальчика. Оно коварно и кто знает, что может произойти. Мистер Джон прав, вам лучше побыть эту ночь дома. Впервые за многие годы Сестра Джуд вновь позволила своей прочной скорлупе невозмутимости треснуть и впустить внутрь немного чужой боли. Она встала из-за стола, обогнув его острый угол, и подошла ближе к вновь зарыдавшей женщине, сочувствующе и мягко, как могла, как умела, погладила ее плечи, продолжив говорить доверительным теплым голосом. - Мы с сеньором постараемся сделать все, что в наших силах. Господь решит, он поможет если на то воля его. Всхлипывающая женщина согласно покивала головой, будто простое человеческое касание сочувствия смогло разбавить невыносимую горечь страха и боли сладостью надежды. Монахине удалось вселить ее в этих людей, пусть сама она не была преисполнена веры в счастливый конец. Пряча свои истинные мысли за понимающей улыбкой, она помогла бесконечно благодарившему ее Джону увести его немного успокоившуюся жену из лечебницы Брайарклифф, даже проводив их до дверей холла. Задержавшись у выхода и провожая супругов взглядом, она сжимала пальцами потершуюся ручку огромной тяжелой двери, за которой было свежо и спокойно. Мысли постоянно возвращали ее на несколько часов назад, против ее воли бросая к ногам одержимого мальчишки, отрывая стиснутые на ушах руки и заставляя слушать грубый потусторонний голос демона.«Где твое красное греховное бельишко, шлюха? – захлебывался смехом он, запрокидывая назад голову с всклокоченными сальными вихрами волос, закатывая пожелтевшие от долгих ночей без сна глаза и брызжа слюной. – Ты уже показывала его своему лживому монсеньору, Джуди?» - Нет! Нет! – вскричала монахиня и зажала ладонями уши, мотая головой, но не имея возможности прекратить этот отвратительный чужой смех в своей голове. Собственный голос наполнил опустевший холл и распух, словно поднявшийся из воды утопленник, набухая все сильней, заполняя звуком весь этаж и с тихим шипением затихая где-то под сводом. Она резко обернулась, встречаясь взглядом с пустыми глазами статуи Девы Марии, неосознанно цепляясь им за поручни лестниц с облупившимся кое-где старым темным лаком, вспоминая, как сверху упала совсем еще юная монахиня Элис. Воспоминания вновь овладели ей, сжимая на горле холодные влажные пальцы и заставляя сердце замереть, когда девушка с хлюпающим хрипом, давясь собственным желанием во что бы то ни стало жить, потянулась вывернутой рукой к белой неподвижно взирающей на нее статуе. Как пальцы Элис, сломанные и покрытые еще свежей кровью, вдруг замерли на едва различимое мгновение, словно обожглись, испугались того, что она смогла увидеть перед смертью. «Она видела смерть… а может быть и ваш хваленый Рай… - вновь возник чужой голос в сознании, смакуя каждое слово, будто демон уже не был в теле мальчишки, а стоял прямо здесь, за спиной Сестры Джуд.– И ей не понравилось. Ты сама видишь, там страшно, может даже больше, чем здесь. Вся прелесть вашей веры в том, что вы позволяете фантазии рисовать вам прекрасные картины, вешая яркие лоскуты на невидимые скелеты настоящего. Вся ваша жизнь строится лишь на том, как бы вам сдохнуть так, чтобы попасть в этот выдуманный самими же людьми Мир. О, глупые существа, сколько времени впустую, а?» - Убирайся из моих мыслей, дьявольское отродье! – прошипела монахиня и беззвучно стала читать молитвы, сжимая пальцы на своем серебряном распятии, что всегда висело поверх черной рясы, как символ, надежда на спасение, как оправдание всего, что творилось вокруг, что совершалось и ее руками тоже. Неожиданно громкий звук открывающейся входной двери заставил ее прекратить шептать пересохшими губами и обернуться. В холл лечебницы вошел всегда заставляющий Сестру Джуд замирать в благоговении монсеньор Тимоти Ховард в сопровождении еще двух священников, видимо, вызвавшихся помочь ему в совершении таинства изгнания беса. - Как хорошо, что вы наконец-то приехали, – с облегчением вздохнула монахиня и с почтением опустила в легком поклоне голову, приветствуя монсеньора. - Признаться, я волнуюсь, Сестра, – проговорил Ховард, чуть наклонившись к ее уху, когда они заспешили вдоль по коридору, ведущему к палатам пациентов лечебницы. – Никогда раньше я не занимался изгнанием, хотя и не смею сомневаться в силе гласа Господнего. Однако насколько вам показалась сильной та сущность, что завладела душой мальчика? - Монсеньор, я считаю, что эта сущность очень сильна. Демон смог… - она сбавила шаг, задумавшись о чем-то и прижав подрагивающие пальцы к своим губам. - Что? Что вы хотели сказать? – осторожно потряс ее за плечи Тимоти и обеспокоенно свел брови, заглядывая в наполненные влагой глаза Сестры Джуд. - Элис… он убил монахиню Элис, монсеньор, – с трудом выдавила из себя она и, смахивая тыльной стороной ладони успевшие сбежать по щекам слезы, медленно выдохнула, вновь возвращаясь в свое обычное невозмутимое состояние. - Но как? Этого не может быть, как вы позволили случиться подобному? – непонимающе покачал головой он, отпустив плечи женщины и продолжая их путь к палате. - Он просто заставил ее перелезть через перила верхних этажей и шагнуть вниз. Мы не ожидали и… - Понятно, не продолжайте, – раздраженно отмахнулся он и, достав свои четки, стал методично перебирать блестящие деревянные бусины. – Мы должны изгнать это чудовище и волей Господа нашего, да будет так, как решит он. Отточенным и быстрым движением прижавшись губами к маленькому распятию, висевшему меж скользящих в пальцах бусин, монсеньор Ховард повесил четки обратно на свое запястье и остановился у двери одной из ряда палат. Здесь его уже ожидали несколько плечистых медбратьев, а так же взволнованная Сестра Мэри Юнис. - Слава Богу, вы пришли, монсеньор! – девушка почтительно опустила взгляд и наклонила голову, подходя ближе. – Он уже стал просыпаться и кричал не своим голосом, мы уж думали… - Достаточно, – оборвала ее Сестра Джуд и недовольно нахмурилась, заставляя Мэри немного попятится, отходя за спину одному из медбратьев, который зашагал к двери палаты, чтобы открыть. Прочная обитая пластами стали дверь, отъехала в сторону, и в нос тут же ударил омерзительный тяжелый смрад болезни, запах отчаяния и смерти. Никто из присутствующих не посмел выразить своего отвращения, при взгляде на измученного мальчишку, худенькая грудь которого тяжело вздымалась и со свистом в хриплом дыхании опадала, а глаза, еще не затянутые черной пленкой безумия, смотрели на вошедших людей с немой мольбой. - Пожалуйста… дайте… мне умереть, – прохрипел он, едва ворочая непослушным присохшим к небу языком. - Все будет хорошо, сын мой. Мы поможем тебе, борись за свою душу и Господь услышит тебя, - проговорил Тимоти Ховард, подходя ближе к койке с тугими смирительными ремнями на посиневших запястьях мальчика, но резко осекся, когда тот дернулся, выгнулся дугой и пронзительно закричал, срывая звонкий юный голос. Его худое тело забилось в судорожных конвульсиях, а из уголка рта проворной струйкой стекла капля темной крови. Мужчина сделал быстрый знак своим спутникам и подрагивающими пальцами сжал виски беснующегося в путах крепких ремней мальчика. - Adjure te, spiritus nequissime, per Deum omnipotentem…*- громко воззвал он, взяв в руку большое принесенное с собой распятие, крестя им, прикладывая его ко лбу дико ревущего в агонии парня. - Anima Christi, sanctifica me. Corpus Christi, salve me. Sanguis Christi, inebria me. Aqua lateris Christi, lava me. Passio Christi, conforta me. О bone lesu, exaudi me…** - зашептал Ховард, продолжая крестить одержимого и подхватывая голоса еще двух кардиналов, что вторили его молитве в едином хоре. - О, как скучно. И это все на что ты способен? – бесцеремонно оборвал стройный звук голосов демон, ухмыльнувшись и обнажая покрытые кровью зубы. Тимоти продолжал произносить молитвы, лишь на мгновение его рука замерла с зажатым в напряженных пальцах распятьем. Он с ужасом вглядывался во влажно блестящие полностью черные глаза мальчика, что перестал биться в судорогах и теперь спокойно полусидел на мокрой от пота и крови постели и улыбался ему. - Гм, хотя я, пожалуй, еще поиграю с вами. Хочешь, я притворюсь, что у тебя получилось, м? Вы с Сестрой Джуд хотите одного и того же, а какое у нее бельишко, ммм...– издевательски осклабился одержимый, переводя слепой взгляд на замершую у стены женщину. – Назови имя свое и изойди обратно в ад! – не сдавался монсеньор, стараясь не реагировать на возмутительные речи демона. Его рука с зажатым в пальцах крестом взлетала над головой мальчишки, а губы упрямо твердили слова, призванные освободить его душу от темной сущности. – Да хватит уже гундосить! – взмахнул рукой демон, вырывая кожаные путы ремней и заставляя двух стоящих у изголовья своей кровати кардиналов взмыть в воздух и удариться о стены. Молитвенники, с которых они зачитывали священные тексты, разорвались пополам и рассыпались по полу сотнями белых листов. Демон торжествовал, словно впитывая покрытой синяками и ссадинами кожей липкий ледяной страх окруживших его со всех сторон людей. Сестра Мэри испуганно всхлипнула и, смотря на греховное существо расширившимися от ужаса чистыми голубыми глазами, попятилась назад, вжавшись спиной в крепко захлопнутую железную дверь палаты. Все замолкли, не смея вымолвить и слова, лишь ее бледно-розовые губы, которых никогда не касался пошлый пурпур косметики, продолжали шептать молитву. - Птичка… - томно протянул демон, протягивая к девушке руку и заискивающе улыбаясь. – Я хочу, чтобы ТЫ изгоняла меня, малышка, подойди ближе. Серый язык прошелся по пересохшим губам, а черные глаза увлажнились. - Стой на месте, – рявкнула Сестра Джуд, схватив уже было подавшуюся вперед Мэри, и кивнула замершим в нерешительности медбратьям. Обученные реагировать быстро, они подскочили к так и продолжавшему тянуться рукой вперед демону и с размаху вкололи ему в шею свежую порцию наркотика. Ударившиеся о стену кардиналы уже успели подняться и, не теряя времени на собирание рассыпанных по полу листов с молитвами, продолжили проговаривать их по памяти. Монсеньор Тимоти Ховард тоже возобновил свои взмахи распятием, вопрошая имя сущности более настойчиво, всем сердцем желая успеха. - Агррх… - откинулся обратно на постель мальчишка, чувствуя, как в потоках крови ядовитой кляксой растворяется введенный препарат, затормаживая человеческую моторику, делая тело безвольным и бесполезным. – А ты прав, Ховард. Это тело мне действительно не подходит. - Назови имя свое и изойди в ад! – не унимался Тимоти и два кардинала вторили ему певучими голосами, поднимая раскрытые ладони к воображаемому чистому небу над своими головами, вместо которых высился только мрачный серый потолок с пушистой черной плесенью в сырых углах у узкого окошечка вентиляции. - Уговорил, - слабым голосом прохрипело существо, уже едва ли подчиняющее своей воле ослабшее от наркотика тело парня. Влажные черные глаза затрепыхались синими опухшими веками, закатываясь назад. Худое тело снова выгнулось, скалясь острыми костями тянущих бледную кожу ребер, а из груди протяжно вырвался нечеловеческий хрип, заставляющий стынуть в жилах кровь всех, кто слышал этот страшный звук. Темные жгуты вен явственно проступили под кожей, натужно дрожащие от участившегося пульса колотящегося внутри сердца. - Борись, сын мой. Не дай демону забрать свою жизнь! - срывающимся голосом твердил Тимоти Ховард, побледневший от разворачивающегося на его глазах зрелища. Он неустанно крестил царапающего себя мальчишку, моля Господа избавить того от мучений. Наконец одержимый перестал извиваться и резко сел на постели. Его бледное лицо не выражало ни одной эмоции, а черные глаза смотрели прямо перед собой, туда, где, всхлипывая от ужаса, замерла Мэри Юнис. - Изойди в ад, демон! Отпусти душу смертного сына Божьего и очисти тело его от скверны своей! – прокричал мужчина, в последний раз перекрестив замершего в оцепенении мальчика и приложил к его лбу распятие, которое, словно раскаленное, стало выжигать на бледной коже красный нарывающий след. Одержимый вздрогнул, а из уголков его угольно-черных глаз хлынули багровые ручейки крови, закапав на пропитанную потом простыню. Чернота постепенно стала растворяться, и под ней проступили желтоватые белки закатившихся человеческих глаз. Все сорвались со своего места и подбежали к обмякшему вдруг мальчику, чтобы оказать тому помощь. Все, кроме так и оставшейся стоять у двери девушки во взметнувшейся вдруг от призрачного порыва ветра монашеской рясе. Ее судорожно обхватывающие серебряный крестик на груди пальцы, расслабленно разжались, и рука повисла вдоль задрожавшего мелкой колкой судорогой тела. Чисты голубые глаза на короткое мгновение затопило той же влажной чернотой, что еще недавно окрашивала и глаза лежащего сейчас без сознания парня, а потом все стихло. - Мэри, скорее, позови прислужницу из медицинского отсека! У него слабый пульс! – крикнула Сестра Джуд, тем самым выводя девушку из оцепенения. - Конечно, - проговорила Мэри Юнис, усмехнувшись и тряхнув черной юбкой монашеской рясы, грациозно, одним легким движением, распахнула тяжелую дверь, упорхнув в коридор лечебницы. - Кажется, уже слишком поздно, – выпрямился монсеньор Тимоти Ховард и, коснувшись окрашенных кровью век замершего на постели мальчика, опустил их на так и оставшиеся закатившимися глаза. – Его измученное тело не выдержало изгнания демона. - Бедное дитя, – прижала сжатые в замок пальцы к своим губам Сестра Джуд и отвернулась от изуродованного темной сущностью тела. – Я сообщу его родителям завтра. Отнесите его на сохранение в наш морг, пока не кремируйте, пусть они сами решат, что делать с телом сына. Она обратилась к стоявшим рядом с ней медбратьям: - И пусть его обмоют. Мать этого мальчика просто не способна вынести следов борьбы с демоном, это убьет ее… Почтительно кивнув монсеньору и его спутникам, продолжавшим шептать молитвы об упокоении души несчастного, она отвернулась и вышла за дверь вслед за Сестрой Мэри. На ее собственной душе было по-прежнему не спокойно. Пусть демон и оставил тело погибшего ребенка, но его присутствие в воздухе вокруг нее не исчезло. Наоборот оно стало еще ощутимей, словно сущность, освободившись от сдерживающей ее плоти, парила по глухому к звукам коридору лечебницы, рыская, вынюхивая новую жертву. Может, даже саму Джуд? _____________________________________ * - "Привожу тебя, злейший дух, к присяге Всемогущему Богу". ** - Текст католической молитвы "Anima Christi" (Душа Христа).

***

Демону очень нравилось в теле Сестры Мэри. Он едва ли не стонал от удовольствия, находясь в соседстве с такой чистой, свежей и доброй душой девушки. Поглощая ее неспешно, смакуя сладкую юную плоть до дрожи в округлых красивых коленях. Хотелось еще привыкнуть к этому легкому и воздушному телу, поэтому стараясь не вызывать лишних подозрений, он выполнил поручение мерзкой старухи Джуд. Послушница из медицинского отсека лечебницы недоверчиво покосилась на сияющую от удовольствия монахиню, которая совсем не выглядела обеспокоенной тем, что пациент находится при смерти. Но было совершенно некогда размышлять о поведении Мэри, поэтому женщина просто подхватила необходимые инструменты и поспешила по коридору к нужной палате. Девушка последовала за ней и с ее нежных губ не сходила удовлетворенная улыбка, что совсем не мешало голосу звучать с деланным беспокойством и скорбью. Демон только учился управлять ей, поэтому не особо переживал на счет некоторых огрехов в обычном человеческом поведении. Проходя мимо палат мужского отсека, Мэри неожиданно замерла у одной из них, и бесшумно прильнув к зарешеченному смотровому окошку, улыбнулась еще шире. – Ах, вот ты где… Дверь лязгнула металлическим засовом, впуская в темную камеру полоску белого света. Девушка замерла на пороге, разглядывая мирно спящего на больничной кровати блондина. На его красивой шее горел красной полосой неровный порез в области артерии, заштопанный сероватой нитью с подсохшими пятнами свернувшейся крови. Веки с длинными пушистыми ресницами подрагивали от беспокойного сна, а сочные розоватые губы были приоткрыты, выпуская ровное теплое дыхание. Монахиня подошла к спящему парню ближе, ласково касаясь его лица пальцами, и убирая светлые пряди со лба. – Вот мы и встретились, Кит Уокер. Или ты не тот за кого тебя принимают, а? – она усмехнулась, обнажая ряд белых зубов, и нагнулась ближе, ловя на своих губах чужое дыхание. – Расскажи мне свои секреты… Длинные пальчики переместились на виски блондина, и монахиня закрыла свои ясные глаза, будто наблюдая за скрытыми в чужом разуме воспоминаниями и образами. – Ах, как интересно. О, значит твое имя Кристофер Пайн, хорошо… - Девушка сжала свои пальцы сильнее и облизнула губы. – Неужели? Захария? Отвратительное имя… Оливер Тредсон куда лучше, а? Ммм, вы друзья, ах, какая милая человеческая особенность. Мэри оторвалась от продолжавшего невозмутимо спать парня и встала с его постели, расправив складки своей юбки. – Ну, Кристофер, я не зря выбрал тебя в первую нашу встречу. Нужно показать тебе твои истинные, греховные желания, которые ты упорно прячешь за глупым понятием дружбы, ха-ха… Звонкий смех разлился по погруженной во мрак камере и скользнул стеклянными бисеринами в коридор лечебницы, где так был оставлен изуродованный труп замершего навсегда, очистившегося от скверны мальчишки.