***
Завтрак готовят Очкастая, то есть Гильда, и мелкие, а Юго и Дина в обнимку валяются на кровати. Тренировки с детьми медленно, но верно убивают в нём человека. «Я ору на них, потому что без этого действительно нельзя, или я отыгрываюсь на них? А нужно ли оставаться людьми в аду под названием в Пруд? Не это ли погубило мою семью в прошлый раз?» Самое ужасное, что это слышит Дина. Она не сердится на него, она никогда не сердится по-настоящему, но он всё равно чувствует себя виноватым. — Тебя что-то беспокоит? — серьёзно спрашивает Дина. — Сегодня ты кричал во сне. И вчера тоже. — Что, если всё повторится? Если Эмма и Рэй погибнут на Пруду, даже если погибнет кто-то один, как мне жить после этого? Как смотреть в глаза тебе, детям? В сегодняшнем кошмаре их медленно убивал Льюис, а он стоял напротив и ни-че-го не мог сделать. — Это необязательно произойдёт на самом деле, — Дина крепче прижимается к нему. Оптимизм — её второе имя. В этом она до странности похожа на безрассудную Антенну. — Уверена, вы сделаете всё возможное, чтобы… — А если произойдёт? Она молчит. Слышно её тихое дыхание и на уровне чувств или же привычки фиксируется присутствие безмолвного третьего в ней. — Мы переживём это вместе, — наконец, говорит она. — Постарайся не думать о плохом. Ты мне то же самое говорил недавно. — Тебе не нужно об этом напоминать, ты так и не думаешь о плохом. Интересно, почему? Может, потому что вообще не думаешь? — пытается пошутить Юго и чувствует, что вышло грубовато. — Может. Рядом с тобой сложно думать о чём-то ещё, — она обхватывает его лицо и с лукавой улыбкой целует в губы. Отвлекающий манёвр работает на отлично: на несколько мгновений он забывает обо всём.***
Рэй тяжело вздыхает, переминаясь с ноги на ногу. Дон и Нэт, судя по напряжённым позам и усталым лицам, в таком же состоянии. Выход у них перед носом, а они никак до него не дойдут. Юго с Диной прощаются уже минут пятнадцать. «Интересно, сколько будет длиться прощание перед походом на Пруд? Полчаса, час? Мы всего лишь на охоту собрались, они миллион раз через это проходили, а всё равно… Как маленькие дети!» На это невозможно смотреть. Они не целуются, к счастью, не целуются, но их разговор вполголоса, невесомые объятия, соприкосновение лбов крайне интимны. Юго в боевой экипировке — бежевом плаще, тяжёлых ботинках, с винтовкой на плече — выглядит особенно внушительно на фоне хрупкой и простодушной жены. Рэй одёргивает Эмму, которая беззастенчиво пялится на них. Её глаза сияют, как будто она увидела что-то невероятно хорошее. «Научится у них всякой дряни, а потом на мне пробует». — Пообещай мне, что будешь осторожен! — рыжее солнце кладёт руки ему на плечи и жмурится, светя в лицо фонарём неугасимой энергии. Дон крадёт у Рэя тяжёлый вздох, опередив на долю секунды. Мысленная река меняет русло: Рэй обнимает Эмму в ответ. — Конечно, я буду осторожен. — Вот и славно! — тёплые ладошки перемещаются ему на спину. Она решила остаться в Убежище. «С младшими постоянно сидят то Анна, то Гильда, а им нужно практиковаться в охоте». Щемящая тоска скребётся маленьким щенком. Рэю трудно представить, что этот день он проведёт без Эммы. С побега они не расстаются. Почти, если не считать вынужденного разделения из-за демонов-ищеек и разговоров Эммы наедине с Музикой и Сон Джу. Они вдвоём — лидеры детей, и на Пруд собрались идти вместе. Рэй переводит взгляд на взрослых, и на мгновение ему кажется, что он понимает чувства Юго, вынужденного оставить жену на сносях. Наконец, он целует Дину (мальчики дружно морщатся) и первым поднимается на поверхность. Рэй спешит за ним. — Удачи, ребята! — кричит Эмма в спину. — Вы все молодцы, я в вас верю! Он не оборачиваясь знает, что она делает: прижимает к себе Тому и Лани, надувшихся из-за того, что их не взяли. Испытания начинаются сразу на поверхности. Юго пересекает пустошь молниеносным бегом, дети едва поспевают за ним. «Не удивлюсь, если бы даже Эмма запыхалась». Возле леса Юго объявляет передышку. Похоже, какие-то мозги у него остались. Самые младшие из присутствующих, Анна и Нэт, совсем вымотались, остальные выглядят не лучше. Охота проходит на удивление спокойно. К тем, кто останется в Убежище, Юго более снисходителен, обстоятельно рассказывает, что да как. Солнце близится к горизонту, разбиваясь на тысячи солнечных зайчиков от прикосновения к лесу. — Не пора ли возвращаться? — спрашивает Рэй Юго, оглядывая нагружённых добычей товарищей. — Подожди, мне нужно ещё одно растение. — Что за растение? — Анна вскидывает взгляд а-ля «готова мысленно записывать». — Зимние маргаритки. — Что-то знакомое, — она морщит лоб. — Да, я тоже где-то слышала, — вторит ей Гильда. — Это цветы, — неохотно отвечает он. — Второе название — ромашки. — Точно! — Анна хлопает в ладоши. — Я читала, что их отвар помогает от кашля, и что в мире людей они тоже растут. — Я не для лечебных целей хочу их сорвать, — с усилием продолжает Юго, — а чтобы подарить Дине. Она давно не была на поверхности. — Юго, это замечательно! — Гильда взмахивает крылатыми ладонями и чуть не сбивает очки с собственного носа. — Уверена, она будет счастлива! Если бы наши мальчики хоть иногда так делали, — она украдкой смотрит на Дона. Юго молча разворачивается вглубь леса. Все следуют за ним. Мысли Рэя прозрачными паутинками липнут к Эмме. «Тоже подарить ей маргаритки? Но что подумают остальные? Подстраховаться и подарить ещё и Джемиме?» Они выходят на другую поляну, и девочки восторженно ахают: она до краёв покрыта белыми цветами с жёлтой серединкой.***
Нэт спускается в Убежище первым как самый слабый из присутствующих, по мнению Юго, о чём он, конечно, не скажет вслух. — Они вернулись, они вернулись! — детский крик поднимается из подземных глубин. Паника наотмашь бьёт по вискам. — Чёрт подери! — ругается Юго. Анна вздрагивает. — Какого они так разорались?! Нэт! Нэт, узнай, что там у них случилось! — кричит он вниз, и плевать, как он сейчас выглядит и что о нём подумают. — Крис, — в свою очередь кричит Нэт, а Юго силится вспомнить, кому из однотипных мелких принадлежит это имя. — Ничего не случилось. Крис просто обрадовался нашему возвращению. — Крис-ирис, — ворчит он и отползает от люка. — Что застыла? — рявкает на скромную златовласку Анну. — Спускайся давай, не задерживайся. Он спускается последним, тщательно закрывает люк и, стоя на твёрдом полу, прячет за спину драгоценный букет. Они с Диной сталкиваются в середине коридора, и земля перестаёт вращаться. Она всегда прекрасна, любимая жена, носящая его ребёнка. На последнем мысле-чувстве Юго вздрагивает. Возможно, это её последний букет. — У меня для тебя кое-что есть, — он улыбается через силу и вручает ей цветы. — Ох, Юго! — она переводит взгляд с маргариток на мужа и крепко его обнимает. Впервые он подарил ей цветы здесь же, в Убежище, по совету Лукаса. «Да ну тебя, дурацкая идея, — ворчал Юго. — Я лучше сделаю это в мире людей. Там наверняка много прекрасных цветов, а здесь одни скучные маргаритки». «Ты не понимаешь. Неважно, какие это будут цветы. Важно вни-ма-ние. И я бы на твоём месте поторопился. Если так и будешь тормозить, я сам ей что-нибудь подарю», — он хитро улыбнулся. «Ты же говорил, что я должен ей признаться». «Говорил, но не пропадать же такому цветочку, — Лукас мечтательно закатил глаза. — Наша Дина сама как маргаритка». «Ты что, намекаешь, будто она скучная? — дымясь от гнева, Юго вскочил со стула. — А ну-ка иди сюда, придурок! Я тебе покажу, как язык распускать! Ещё друг называется!» «Да нет, почему же скучная? — Лукас увернулся от летящего в грудь кулака. — Очень даже интересная. Это ты скучный, даже цветы подарить ей не можешь». В отместку Лукасу Юго в тот же день подарил ей букет маргариток. Благодарный поцелуй сутки горел на его щеке.***
Гостиная полна болтающих детей, но его, наверное, впервые с появления беглецов не раздражает шум. Посреди хаоса они с Диной нашли уединённый уголок. Её голова покоится на его плече. Он перебирает мягкие волосы с запахом маргариток (неудивительно, ведь у обоих по цветку за ухом) и ни о чём не думает. — Юго, ты помнишь, как в первый раз подарил мне цветы? Он косится на детей, но, кажется, все заняты своими делами. — Конечно, помню. — А помнишь, что было после этого? — Поцелуй? — А ещё? — она выводит узоры у него на груди, скрытой двумя слоями одежды — жилеткой Джона и рубашкой. — По-моему, ничего особенного. Мы с Лукасом опять подрались, ты нас разнимала. — Ты забыл наш первый танец? Пальцы Лукаса грациозно бегали по клавишам. Он играл вальс и шипел на Юго, а тот, наплевав на друга-дурачка, с тоской наблюдал за Диной. Наконец, чувствуя себя ужасно глупым, он пригласил её на танец. Держать руку на её талии и видеть напротив сияющие глаза было высшим блаженством. — Разве мы танцевали в тот же день? Мда, в голове всё перемешалось, — Юго списывает это на болезнь. «Теперь и мои воспоминания мне не принадлежат?» — Потанцуем? — Но у нас нет музыки, и будет ли тебе удобно… — он перемещает ладонь на живот, и ребёнок согласно толкается. — Чувствуешь? Наши с ним мысли иногда совпадают. — Ты ошибаешься, он тоже хочет танцевать, — говорит она с озорной улыбкой. — Тебе виднее, — Юго пожимает плечами. — У нас есть пианино, а Нэт отлично играет. — Теперь понятно, почему у него нелады с охотой. Они медленно топчутся под музыку, но Дина счастлива, и это главное. — Рэй, я тоже хочу танцевать! — внезапно заявляет Эмма. В рыжих волосах белеют маргаритки. — Нет-нет, я терпеть не могу всякие танцульки! И вообще у меня много дел, столько всего надо прочитать. — Ну пожалуйста, Рэй! Мы же танцевали в приюте. Дон, Гильда, ребята, присоединяйтесь! Танцы превращаются в бардак. Вредители в квадрате Тома и Лани подсаживаются к Нэту и вместо вальса играют что-то быстрое и какофоничное. Юго усаживает Дину обратно на диван. От греха подальше.***
Проходит несколько дней. Тренировки с детьми перестают казаться невыносимыми, жизнь входит в мирное русло. Юго просит, чтобы так было всегда, прекрасно осознавая, что это невозможно. — Уже третий день малыш совсем не проявляет активности, даже на твои прикосновения и голос не реагирует, — говорит Дина под вечер, когда они остаются наедине. — И грудь болит. Она и раньше болела, но сейчас как-то по-другому. Значит, до встречи с нашим малышом осталось совсем немного! — радостно заключает она. По спине Юго проходит холодная дрожь. — Пойду подышу. На поверхности темень. Луна и звёзды скрыты плотными тучами, мелкий снег иглами бьёт по лицу. Храм разрушен, привычное течение жизни вот-вот оборвётся. Юго опускается на колени и молчит. Нет слов, нет мыслей. Его молитва сегодня — безмолвие. Он утыкается лбом в землю. Темнота — лучшая хранительница слёз.