Юпитер-муха

      — А с чего ты взял, что Жук — Лаудер? — резонно спросил Джонсон.       — С того, что брелок был у него, — напомнил Гейл.       — И что? Он мог найти его на дороге, выиграть на спор или получить в подарок — как нам предлагал.       — Сам-то веришь?       — А мы что, в церкви? — огрызнулся Джонсон. — Включи логику, это самая слабая версия. Из трех вариантов, которые Кот назвал: университетский профессор, абстинентный наркоман или какая-то хтонь, — к Лаудеру только первое можно отнести, причем с большой натяжкой. Да и то проверить невозможно.       — Ну почему же только первое? Последнее тоже отчасти подходит. А проверить как раз проще простого. — Мартинес кивнул в сторону экрана. — Достаточно заглянуть в комнаты стаффа.       Все головы повернулись в указанном направлении — в Атриуме уже разворачивалась подготовка к одной шестнадцатой финала. Заставка шоу сменилась с розовой на ярко-красную, ударили барабаны, бар зашумел, и разговор на время пришлось прекратить.       Кеди и Джо переоделись, на них теперь были алые латексные костюмы c усиками и роскошными многослойными крыльями, привлекавшие к себе внимание блеском пайеток в свете софитов. Шоу дополнительно оживилось пикантным каминг-аутом: Кеди оказалась мужчиной-трансвеститом, а Джой — андрогинной девушкой.       Столичный Атриум, двухъярусный, мраморный, со стеклянной крышей, в которую заглядывала непроницаемо-черная мумбайская ночь, сверкал, как казино в день открытия. На центральной площадке первого этажа были сооружены высокие подиумы с прозрачными ящиками, восемь штук. Ходить вокруг них имели право только ведущие шоу и члены наблюдательной комиссии. Проходы были застелены коврами, под которыми слоем лежали кабели питания. Ящик с деньгами подсвечивался перекрестием прожекторов, постоянно менявших цвет.       Зрители, купившие билеты на шоу, занимали второй этаж, освобожденный от ограждающих стекол и поделенный наподобие театральных лож условными перемычками. По всему периметру барьера, через который любопытные норовили свеситься головой вниз, были закреплены камеры видеонаблюдения. Они держали под прицелом стеклянные ящики на подиумах, изображение подавалось на огромные двусторонние экраны под потолком.       Боковые помещения первого этажа были отданы участникам боев и превращены в закрытые отсеки, при этом каждый имел отдельный вход с улицы. Из этих подсобок на ринг доставляли только бойцов, так что при поражении стафф мог покинуть комнату через заднюю дверь, не раскрывая инкогнито, и попытать счастья в следующем сезоне без шлейфа неудачника.       Вайз и Эндрюс переглянулись — вопрос, как можно остаться неузнанным на боях, отпал сам собой.       — Все хорошо, только Атриум в восьмом секторе, — вернулся к теме Джонсон, которого кутерьма на экране оставила равнодушным: его ставка на тарантула проиграла. — Это далеко и нам туда нельзя. Да еще камеры летают. Появиться там — самоубийство.       — Зачем появляться-то? — Гейл пальцем ткнул в толпу возле ящика, где делали ставки на предстоящие бои. — Терминалы связаны между собой, в том числе и те, что стоят в самом Атриуме, где главное табло. Питание у них одинаковое, а камер много — так нам это на руку.       — Не факт, что они есть в подсобках.       — Подогнать дрона, направить объектив в щель открытой двери и посмотреть, что внутри, — задача для второго курса, когда малолетки киберов гоняют.       Джонсон раздраженно подумал, что Эндрюс всегда первым делом соображает, нельзя ли получить желаемое с помощью дрифта, а потом уже идет ногами. Но план выглядел безопасным, если забыть, что учебными правилами дрифтовать на Мумбаях запрещено. Ставки делать правила тоже запрещают, как и еще множество вещей, про которые никто и не помнит толком. Он махнул рукой, признавая правоту Эндрюса.       — Готовься, Выдра, — внушительно приказал Вайз.       — Почему я?       — А кто? Здесь только мы с тобой рабочая двойка, если ты не заметил. Или предлагаешь Головастику за Принцессой смотаться?       Стюарт поломался, но кивнул — да, не поспоришь.       — Сходи в туалет, — деловито шепнул Мартинес на ухо Вайзу. — Если бармен за тобой наблюдает, пусть думает, что ты порошок пошел нюхнуть. Когда отрубишься, будет меньше подозрений. Может, и Азис еще раз нарисуется, цель обозначит.       — Тогда я пока ставку сделаю. — Стюарт с облегчением подскочил с дивана. — Кальмар, ты в доле? На кого в этот раз?       Мартинес сморщил нос, припоминая участников, прошедших в одну шестнадцатую, потом неожиданно прыснул смехом.       — Если Лаудер участвует в «Царице», я бы поставил на него.       — В смысле? — не понял сразу Стюарт, а когда дошло, тоже задорно гоготнул: — А что, логично, он за наш счет пять лет развлекался, теперь наша очередь. А если его рогач главный приз возьмет, мы будем первыми, кто заработал на нем не только ночные кошмары и энурез.       Он довольной припрыжкой убежал к автомату, пока Вайз направлялся к двери в углу зала.       Туалет был рассчитан на одного: рукомойник в маленьком предбаннике и унитаз с писсуаром на дальней стенке. По странной дизайнерской прихоти над сантехникой возвышалось огромное зеркало до самого потолка — не то чтоб расширять крошечное пространство, не то удваивать свет лампы в целях экономии. Все выдумки, позволяющие надувать поставщиков-монополистов, на Мумбаи-Пять пользовались большим почетом.       Вайз вымыл руки после рыбных колец, перешел к писсуару и уставился на свое отражение, раздумывая о том, что сказал Азис об ощущениях под «блэком».       «Ты думаешь, что там кто-то вроде тебя, а там…»       Что он имел в виду? Субъективные впечатления или нечто реальное? Насколько можно верить словам человека под веществами? Ни на грош ведь… А если поверить — что может быть на той стороне? Что должен испытывать стафф, отправивший своего бойца убивать чужого? Жажду крови? Дикий голод? Радость от доминирования? Комплекс бога? Нет, это все понятные чувства, старые как мир, это не напугает. Бесконтрольные галлюцинации на устрашающую тематику? Поэтому «блэк» опасен с точки зрения учебного начальства? Порождает фобии?       Привычки может не возникнуть, тут Джонсон прав. И соединения с насекомым может не получиться. Ни для чего больше порошок не годен, если Азис не соврал. И насчет наркотических свойств Такэда спрашивал тогда, наркотик ли «черный цветок» или что-то другое, и Лаудер подтвердил последнее.       Другое.       А что другое?       Зеркальные нейроны активирует… Уравнивает по биологическому виду. Задает программу действий личным примером. Как задает? Выполняешь показанные тебе действия механически, без раздумий, как те жертвы концлагерей, на которых испытывали нервнопаралитические вещества во время последней земной войны?       Хронику демонстрировали в училище в качестве наглядного пособия, и Вайз никому тогда не признался, что самым страшным ему показалось выражение счастья на лицах подопытных во время бесконечного повторения одних и тех же движений.       Насекомые сражаются даже без головы и ног, сказал Азис. Эйфория? Могут ли они вообще ее испытывать? Если гормоны есть, наверное, могут. Интересно, что предусмотрено на случай, когда стафф попадает в зависимость от своего бойца? И как часто такое происходит? Наверное, редко, иначе желающих бы не нашлось. Хотя эйфория в обе стороны действует, может, нашлись бы в любом случае. Эндорфиновая наркомания не лучше героиновой. Но Жук побеждал под «блэком» восемь сезонов, это не могло не сказаться на его мозговой деятельности, такое было бы заметно. Жертвой отравляющего вещества с искалеченной психикой Лаудер не выглядел, уж скорее они так выглядели на его лекциях и зачетах. Как еще можно навязать насекомому подражание? Не физически же черепа врагам проедать? Действие «блэка» распространяется на способ мышления? Обмен образами? Боец использует чужой опыт? Тактику? Стратегию?       Насекомые не скажут, конечно, мозг у них хоть и приличного объема, но языка нет. Только практика может что-то прояснить.       Вайз сунул руку в карман, но с досадой вспомнил, что пакет остался у Мартинеса. Он подумал вызвать Кальмара в туалет с пада, но в дверь кто-то забарабанил, и от идеи пришлось отказаться.