Hunters and Victims

Юджин Уайтхед шёл в три пятнадцать ночи с дежурства к крыльцу собственного дома. Машину, на которой он приехал — старенький Plymouth Voyager — оставил у края дороги. При нём был табельный пистолет «Glock 21» в набедренной кобуре, жетон полицейского с выдавленным тяжёлым прессом по стали порядковым номером, а также ключи от автомобиля и от дома. В двухэтажном доме, обычном с виду, мирно спали жена и пятимесячная дочь. Ночь была тёмной, улица — тихой, предутреннее небо — облачным. Юджин был отличным полицейским, но то ли он потерял бдительность, то ли на него слишком внезапно напали, но убийца зашёл сбоку и точным ударом в висок рукоятью ножа-боуи сбил его на траву. Он слышал звук подъезжающего автомобиля, притаившись за высокой живой изгородью, и мрачно взглянул на дорожку, по которой вот-вот пройдёт будущий покойник. Ночь была холодной, но обнажённые руки в безрукавке совсем не замёрзли. Крик выдохнул осторожно носом, чтобы не выпускать пар изо рта — и опустил на подбородок маску, зафиксировав её плотнее на затылке с помощью эластичного ремешка. Он поправил капюшон на голове и услышал звук захлопнувшейся автомобильной двери. Ладонь легла на нож, до того находившийся в специальном кожаном креплении на ремне, стянувшем талию. Крик медленно приподнялся с колена, двигаясь за изгородью в полусогнутом состоянии параллельно полицейскому. Тот ничего не подозревал и шёл с преспокойным лицом к себе домой, уже не ожидая ни подвоха, ни опасности. В Юджине Уайтхэде было порядка метра семидесяти восьми роста, сам он — достаточно крепкий, пусть и с точки зрения Крика тучный боров, неясно как работающий на своей должности, за что его только держат. Он плохо бегает, плохо стреляет, плохо думает. Он плох во всём: куда такой туше служить и защищать? Крик усмехнулся. От него, например. Прямо сейчас он устроит ублюдку форменное испытание: сумеет ли среагировать и увернуться, побарахтается ли перед смертью ещё минуту или две, или так и сдохнет как продажное ничтожество? Юджин прошёл мимо, даже не обратив внимания на тень, мелькнувшую за его спиной. Она бесшумно перемахнула живую изгородь, армейские ботинки приземлились на носки в траву. Крадучись, Крик последовал за мужчиной след в след, не спуская с него глаз, и только близ ограды собственного дома замахнулся коротко рукоятью ножа и ударил ею в висок. Полицейский с коротким стоном от такого удара повалился вперёд, но маньяк ловко придержал его за грудь, положив поперёк руку в перчатке и легко взваливая на руки мужчину. Крик был выше него сантиметров на десять или тринадцать и куда крепче и мускулистее, так что понёс без натуги. — Ничего, — усмехнулся он тихо, взирая через маску на Юджина, — покатайся немножко вот так. Скоро мы с тобой вообще станем ближе некуда… И заодно узнаем друг друга получше. Он подошёл к автомобилю, выудил из кармана брюк Уайтхэда ключи и, открыв дверь, усадил того на пассажирское сиденье рядом с собой. Сам же Крик занял место водителя, благоразумно осмотрев плимут до того на предмет камер и парктроников: хоть это и рухлядь, но кто знает, чем её решил напичкать этот горе-водитель. Единственную — с лобового стекла — он деликатно снял и положил к себе в карман. Крик привык перестраховываться и продумывать всё заранее. Плимут легко завёлся и тронулся под его рукой. Крик был удивительно хладнокровен и сосредоточен. Он ровно повёл машину прочь за пределы города в лесополосу, видневшуюся совсем неподалёку: до выезда рукой подать, а все центральные магистрали так и не перекрыты… Он фыркнул, положив локоть в приоткрытое окно. Левая рука раздражённо стукнула пальцами по рулю. Так до сих пор и недооценили то, что он делает? Напрасно, они расслабились ещё задолго до его появления, его или такого, как он. Крик усмехнулся, призрачное лицо безразлично взглянуло в зеркало заднего обзора. Он осторожно повёл плимут на обочину и скатился к деревьям, выключив фары. Не теряя даром времени, он вытащил Юджина с сиденья и взвалил себе на плечо, на локоть повесив моток прочной верёвки, и, насвистывая, пошёл по знакомой тропе в пролесок. Каждый шаг был лёгким, точно его не ранили несколькими днями назад в плечо, и Винсент, тот чёрный ублюдок, не пронзил ему ногу ножницами. Чего только они не удумают, чтобы спасти собственные шкуры, ничтожества. Крик ушёл не так далеко от дороги, но сделал это грамотно — балку знает не каждый, она переходит в глубокий овраг, так что здесь вряд ли кто будет так сразу искать Юджина, благо полицейские обратно к городу не сразу пойдут, а примутся рыскать в лесу. Он радостно вдохнул грудью свежий воздух и терпкий запах сосновых игл и улыбнулся под маской. Пока шёл и осторожно скользил по талым листьям, голову занимала девчонка. Лесли. Чёрт возьми, она была тем самым осложнением, которое могло вполне помешать некоторым его планам — да и помешало, собственно. Но стоило вспомнить тёмные глаза, дрожащие двумя влажными озёрами при виде него… и этот молящий, скорбный взгляд… Он невольно тряхнул головой, снова поймав себя на том, что улыбается, и поправил грузное тело у себя на плече. — Не тебя я бы на руках носил, дружище, — ухмыльнулся он, хлопнув его ладонью в перчатке по заду, — отъелся, чёрт возьми… В пальцах закололо, когда он вспомнил, как в его же руках всего лишь две ночи назад оседала его девочка. Сладок каждый её вымученный вздох, каждый взгляд, которым она буквально молила её не трогать. А он бы тронул. Тронул и не раз, будь его воля и возможность вонзить нож по самую рукоять в трепещущую плоть, прильнуть к ней и вынуть клинок, чтобы нанизать ещё теплое и живое тело снова и снова. Он моргнул и оскалился, выдыхая из-под маски густой холодный пар. Она идеальная его жертва: он понял это, когда впервые увидел и коснулся её руки. Всего лишь руки — а тело уже охватила пьянящая истома. Он хотел прирезать её как можно быстрее, чтобы не ощущать этого — но рука не поднялась сама, и он ушёл, дьявол, просто удалился, оставляя её в луже собственной рвоты. Он наблюдал за ней всё больше и чаще, смотрел и пристально следил со странным чувством — страха, что с ней может что-то случиться. — Всё самое плохое с ней уже случилось, — рассудил вслух Крик, вскинув бровь и швыряя Юджина на землю, — с ней случился ты… Пока полицейский вяло приходил в себя, он привстал рядом на колено и живо связал Уайтхэда, так крепко, что был уверен — тому не выбраться. Да что там, он сам бы из собственных пут и то не спасся. Задумчиво насвистывая, он заложил ещё пару петель на запястьях и, подумав, встал и прокрутил в руке снятый с Юджина глок. Пистолет серебряной стрелой лёг в ладонь, затем, взметнувшись, посмотрел дулом вбок. Убийца прищурился и улыбнулся, различая дальний и приметный древесный ствол. Интересно, попадёт ли? Крик вытянул руку и примерился, взяв на прицел стройную сосну. Однако в этот момент в его ногах завозился и застонал Юджин. Крик с усмешкой обратил взгляд на него, прокрутив пистолет на пальце — и, хорошенько размахнувшись, закинул вдруг его в дальний кустарник. Этот пугач ему не нужен. Нет ничего лучше хорошего охотничьего ножа: тихого, бесшумного, некичливого убийцы. Перехватив нож за чёрную рукоять, Крик провернул его в руке, но не для того, чтобы увидеть ледяной ужас в глазах полицейского, а чтобы разогреть и размять руку. Только дурак решит, что убивать людей просто. Дудки… для этого нужна своя сноровка. Крик равнодушно взглянул на Юджина сверху вниз и медленно наклонил голову вбок. Его крепкий силуэт освещало разве что тусклое предрассветное небо, и полицейский дёрнулся и замычал в кляп, сделанный из кручёной тряпки, но хорошенько пережимавший ему челюсти. — Узнаёшь меня? — спросил тихо Крик. Неподалёку на болотах кричала выпь. Крик хотел наведаться к трясине, но уже после того, как исполнит задуманное. Он отвернулся от мужчины, размеренно дыша полной грудью. В холодном воздухе под кожей перекатывались мышцы на его руках, блестело серебром лезвие ножа… слишком начищенное, ещё не попившее чужой крови. Короткий замах, удар. Юджин взвыл, когда кровь брызнула на траву и обагрила его грудь. Крик сделал быстрый секущий удар, молниеносный, как змеиный бросок — и тут же отвёл руку к своему животу, наблюдая за тем, как дёргается в путах и стонет в кляп Юджин Уайтхэд. Скос обуха был не менее остёр, чем притуплённое лезвие — однако именно что лезвие Крик точил до бритвенной остроты. Обух с развитой гардой он перехватил поудобнее и с удовольствием и весёлым «ха!» вмазал прямо в нос полицейскому, слушая его вой и сдавленные вопли. — Чего ты орёшь? — низко спросил Крик, довольный зрелищем, и присел перед лицом Юджина, схватив его за форменную рубашку и притянув к себе. — Подумаешь, рассёк тебе кожу… я же не сделал до сих пор вот так. Острие клинка, направленное чуть вверх, неглубоко пронзило грудь мужчины, и Юджин выдохнул, не веря, что это происходит именно с ним. Кровь текла из разбитого носа, заливала живот из посечёной полосы вдоль груди. Но теперь из него смотрела чёрная рукоять, которую Крик, не отрывая взгляда из-под маски, медленно провернул в ране. Боль взорвала тело, мозг зашёлся импульсами — вскочить, вырвать инородный предмет из раны, наброситься на своего мучителя. Сука, выродок… за ним охотится целый город, весь полицейский участок стоит на ногах. А он похищает офицера и увозит его… увозит… Юджин озадачено осмотрелся, похрипывая. В лес?! — Что, Уайтхэд? — тихо спросил выблядок, потрепав его широкой ладонью по голове. Юджин отчаянно вскрикнул, из-за кляпа больно прикусив себе язык, и мотнул головой, не желая чувствовать прикосновение этой сволочи. — Открыл глазки? Белая маска призраком плыла в воздухе, покоилась как ритуальное одеяние, а чёрная ткань обрамляла широкие мускулистые плечи. Впервые Юджин видел перед собой убийцу и осознал, краем сознания понял, что ему отсюда не выбраться. Судя по мускулатуре, ему ничего не стоило донести его сюда. Скотина, он даже не запыхался. — М-м-мффф, — промычал он, сдвинув брови и дёрнувшись. Нож Крик вынул из груди Юджина и взял обратным хватом, пытливо замирая напротив веснушчатого лица копа своей белой маской. — М-ммм! Ещё один взмах — и нож вонзился десятью сантиметрами ниже, под лёгкое, отчего грузное тело Юджина содрогнулось в диком приступе боли — и он крепко зажмурил глаза, повторяя про себя: это не на самом деле, это не на самом деле… Несколько дней всё было спокойно. Маньяк притих и затаился, но вот сейчас он вышел на охоту снова и озверел окончательно, раз взялся даже за полицию. Юджина била дрожь, всё тело покрылось испариной. Нож вышел из лёгкого, заставляя мужчину завыть от прорезавшей всё тело боли — она прошла сквозь грудь и засела между лопаток. Хрип, стон… Крик равнодушно посмотрел на судороги человека, умирающего от кровопотери напротив, и заметил: — Легко быть продажным копом?.. Или ты снова скажешь, что не виноват? Что продался не один ты? Что Сьюэлл была сама виновата, так ты скажешь, червяк? Вы все вините кого-то, но ты-то должен был поступить как человек. Вы запустили этот механизм, вы разбудили всё это. Боль нарывала, не переставала… Выразить её иначе чем воем в кляп Юджин не мог. Осознание, что он знаком с убийцей, крутилось в голове… Но он заткнулся и напрягся, когда Крик схватил его за вихрастый русый чуб и жёстко сжал, встряхнул — и отогнул шею далеко назад, заставляя взглянуть в бездны чёрных глазниц напуганными и обречёнными светло-карими глазами. — Какая интересная штука, — заметил Крик, изучающе разглядывая желтоватые крапинки на радужке глаз Юджина, — и ты, пёс, и она — оба кареглазые, но насколько же вы разные, и насколько по-разному я хочу с вами поступить. Нож лёг Юджину на лицо, лезвие чуть надавило, и он задёргался, вымученно хрипя в кляп. — Когда закончу здесь, — задумчиво сказал убийца, разрезая кожу на лице от губы до виска и оставляя Юджина исходить в глухом вопле, — не смогу сдержать данного себе обещания держаться от неё хоть на самую малость подальше. Это выше моих сил, Уайтхэд; впервые чувствую такое странное принадлежание своей жертве. Он равнодушно остановился пустым взглядом на мужчине, а затем выпадом — быстрым, отточенным движением — пронзил его плечо. Исколотый и изрезанный, Юджин медленно истекал собственной кровью, всхлипывая от осознания безысходности и скорой смерти. Перед глазами мелькали чёрные тени, пляшущие от листвы и сосновых ветвей по белой маске, вставшей перед ним. Неужели в последние минуты жизни он будет видеть эту рожу?! От досады, боли, обиды и страха Юджин жалобно застонал, смежив плотно веки. Но невольно приоткрыл глаза, услышав: — Но хватит о моей любви. Я не настолько жесток, чтобы дразнить ею покойника, однако ты гадаешь, почему оказался в моих руках? Пальцы его ласково легли на окровавленную шею Юджина, отчего тот дёрнулся и свирепо скривил лицо. — Оу… — Крик озадаченно усмехнулся и убрал ладонь. — Так тебе не нравится? Странно. Я думал, ты предпочитаешь примерно так же вести себя с теми, кто послабее… самую малость. Например, с Селией Вильялопес. Да ведь? Он выбросил руку вперёд, которая сомкнулась на глотке Юджина ошейником. Крик сузил глаза под маской, тон его стал жёстким, бескомпромиссным: — Сколько тогда тебе заплатили? — спросил он, хмыкнув. — Тысячу долларов? Две тысячи? Не отвечай, я знаю: тебе дали пять тысяч и ещё пять обещали, когда всё замнётся. Это очень солидные деньги, брат, я тебя понимаю. За них ты будешь батрачиться ещё очень долго, но ты пойми. Коп не продаётся. Рука с ножом резко выстрелила вперёд, пронзив мягкий живот. Внушительных размеров нож-боуи, которым легко потрошить оленей и кабанов, взрезал от низа живота до грудины тело Юджина, дрожащего в предсмертной лихорадке и воющего от адской боли и понимания своей смерти. Крик не торопился кончать его: он желал насладиться сам и сделать так, чтобы мерзавец тоже всё прочувствовал. Юджин угасает взглядом, умирает в страшных мучениях, в луже собственной крови, впитавшейся в форменную голубую рубашку, в синие полицейские брюки, в сырую землю, где под пальцами он чувствует бегающих пауков и сороконожек. Самый страшный паук здесь — Крик, он искусно плетёт свою паутину и мягко окутывает в неё жертв, чтобы когда нужно сожрать живьём. — Ты знаешь, почему сдох, — жёстко говорит он, толкая Юджина на землю и надавливая крепким коленом ему на кадык. — Ты знаешь это сам… Он душит Юджина и чувствует, как из сипящего горла выталкивается брызнувшая кровь. Рука сжимает нож и кромсает тело, исступлённо, и когда он как гирлянды вынимает рукой тёплые, змеящиеся кишки, полицейский всё ещё жив и смотрит на собственные внутренние органы широкими от болевого шока зрачками. Крик оскалился, резко углубил проникновение клинка — так, что Юджин мелко затрясся под его рукой и затих. Паршивая свинья, он даже умирает как хряк на заклании. Когда ещё теплое тело начинает остывать, а нож уже вытерт перчаткой и спрятан в ножны, ему ничего не остаётся, как мечтать. И Крик медленно и устало прикрывает глаза, не снимая маски. Он словно сросся с ней, и она стала его вторым лицом, самым искренним, самым смелым, честным и привлекательным. Он знал, что нравится ей тоже. Чувствовал по тому, как она обхватила его голову… В паху от одной мысли тяжело налилось, и он громко выдохнул, вспоминая гладкую кожу бёдер, которые оглаживал. Он хотел себе святыню — и он получил. Совсем юная, оказавшаяся совершенно безвинной, попавшая в дурную историю лишь потому, что связалась не с тем, с кем следует… Это ничего, он защитит её от них. Защитит… От себя бы защитить. И так ли она безвинна?.. Он узнает. Крик выдохнул и посмотрел коротко в небо. Лучше бы это было правдой. Он не способен её убить так же просто, как любого из них. Но если будет надо? Когда надо, он, в отличие от всех этих ублюдков, делает. Ему всё равно, сколько человек потребуется убить, если нужно, он зальёт Вудсборо кровью. Сегодня полицейские патрули ищут его не в том месте… и она пока что безвинна. Быть может… воспользоваться шансом? Крик плавно скользит по ремню перчаткой, расстёгивая его и касаясь себя под бельём. Он уже давно возбуждён и взвинчен, это состояние не проходит вот уже несколько дней. Стиснув зубы, он толкнул лезвием ножа маску с подбородка и выдохнул пар. Лицо раскраснелось, но убийца без смущения остался на коленях, вспоминая, как это было с ней, и как её рука легла ему на затылок. Он бы отдал многое, чтобы ощутить это снова. Глубоко вздохнув, он застегнул молнию брюк, не давая себе опомниться — и уже куда трезвее взглянул на тело Юджина, распластанное в луже крови. В его голове вызрел план. Он горячо захотел прямо сейчас увидеть её — снова, потому что не смог бы иначе. Потому что после того, как выпотрошил эту свинью, чувствовал себя грязным, и ему нужно очиститься. К ней, к ней… когда это стало потребностью? Крик хладнокровно спрятал нож под краем безрукавки, осмотрел место преступления критически. Что увидит полиция, когда прибудет сюда? Его фирменный почерк, конечно. И Уайтхэда, раскинувшегося в грязных комьях земли. Он заслужил смерть, но почему тогда Крик хочет отмыться?..

***

Руки крепко сжимают моё горло и хватают за локти, под коленями, поперёк живота, потому что скользят и не остаются на месте. Они жадно трогают и рвут на мне одежду, тело горит от желания и дрожит от нахлынувшего прогорклой, тёмной волной страха — и я захлёбываюсь и бьюсь, силясь вырваться, но понимая, что не могу этого сделать… и никогда не смогу. Рассветное небо освещает его силуэт. Он пришёл очень ранним утром, проник ко мне через окно, спрыгнул пружиняще на пол и сразу взял в руки, сгрёб и прижал к себе, тихо покачивая. Сознание отказывалось верить, что всё по-настоящему, а во сне я могла и хотела делать то, что никогда бы не сделала в жизни. Думала, что он ненастоящий и только лишь снится мне, а потому немедленно сгребла чёрную ткань у него на груди и обхватила рукой за талию, спросонья уткнувшись лицом ему в плечо. Опять этот сон. Третий день кряду я вижу его — почему не Стива, с которым мы расстались только вечером? Он снова взялся провожать до дома, а я простила ему те слова… Почему не парня из той моей жизни? Нет, ко мне приходит чёртов убийца. Мне от этого горько-сладко, страх вязнет на языке, но хочется снова ощутить это — прикосновение и близость кого-то настолько же опасного, как он… нет. Его самого. Я не поняла, что произошло, пока мозг не пронзило: это не сон, это не понарошку. Пальцы сжались крепче на его одежде, я ощутила запах леса, исходивший от него — и отшатнулась, дёрнувшись в постели. Но Крик придержал меня за талию, насев коленом на белую постель, и молча привлёк к себе обратно на плечо, заставляя, занемевшую от страха, подчиниться. — Прекрати, — взмолилась я, шепча в пустоту и прижимаясь. — Для чего ты делаешь это. Зачем приходишь ко мне… Его одежда в крови: это значит, он убил кого-то опять. Я отстранилась, и он позволил. Осторожно провела по его предплечьям, скользнула по ним ладонями и села в постели, слыша его тихое дыхание и бешеный стук собственного сердца. Посмотрела в чёрные глазницы и нехотя прикоснулась обеими руками выпуклых белых щёк кричащего лица. Он выдохнул с таким облегчением, что мне стало не по себе. — Не прогоняй, — только и пробормотал он, мягко опадая в мои руки, и я вспомнила, как всё началось, подхватывая его и крепко стискивая.