Hunters and Victims

Его объятия больше похожи на капкан. Из них так просто не вырваться, не спастись, ему не скажешь «нет», его не оттолкнёшь: уткнувшись белым лбом маски мне в живот, Крик устало расслабился. Спина медленно поднялась и опустилась, и можно подумать, что он забылся глубоким сном. Но я не верю в это и меня не обмануть: чувствую, как напряжены спина и руки, достаточно лишь коснуться плотного узла на холке, спускающегося между лопаток. Пятый час утра, скоро дом проснётся, и мне страшно — страшнее чем ночью. Я знала, что он может заявиться ко мне в любое время, когда захочет, и до того… Теперь же осознание, что для него нет запертых дверей и преград, пришло окончательно. Он больше и сильнее меня, но что ещё хуже — Крик не в себе. Совсем не в себе. Его пальцы медленно помяли мои бедра, сжались и разжались, после чего он тихо выдохнул. Честно сказать, Лесли, я впервые за несколько дней смог прикрыть глаза… Это были его слова прежде, чем он затих большим зверем, распластанным по моей кровати. Я заозиралась и посмотрела по сторонам, всё же купившись на ровное, глубокое дыхание. Единственное, до чего можно дотянуться — тумбочка, на ней — лампа. Выйдет ли вырубить его, если я ударю?.. Тишина уходящей ночи звенела в комнате. Я осторожно отняла спину от подушки и потянулась за лампой, едва ощутимо двинувшись… Он поднял маску и пытливо вгляделся: — Ты же знаешь, этим меня точно не свалить. Если хочешь ударить, чтобы я какое-то время был в отключке или вовсе прекратил преследовать — бей ножом. Я прерывисто дышала, стараясь не взбесить его. Страх выстлал вены льдом, в горле стало тесно и колко. Он привстал на локтях и задумчиво вгляделся в мою допотопную сорочку. В руке был нож… когда и откуда он успел вынуть его? Лезвие осторожно, как хирургический скальпель — крыла бабочки, коснулось волана на моей груди и отогнуло его. Я коротко сглотнула, наблюдая за тем, как Крик ведёт ножом вдоль тела и вдруг невозмутимо отнимает его и прикладывает к своему горлу. Меня охватил ступор. Свет в комнате кажется прозрачным, темнота отступает по углам, но он словно пришёл вместе с ней — и кажется частью ушедшей ночи, оставшейся со мной в последние минуты. Руку он неожиданно ласково положил мне на скулу и пригладил: пальцы длинные и ладонь большая. В такую не грех и зарыться лицом, но всё, что я делаю внезапно даже для себя — лишь приникаю к ней щекой и прикрываю глаза. Он перевёл руку на мою ладонь и положил её на чёрную рукоять ножа, приставленную к собственному горлу. Медленно сомкнул на ней мои же пальцы, обжав их рукой, и я почувствовала его хватку. Железная. — Это всё так просто закончить, — голос был хриплый, как спросонья, — рассечь глотку — это быстро. И почти безболезненно. — Лжёшь, — покачала я головой и поджала губы. — Это наверняка чертовски больно. — Ну, — Крик усмехнулся, — это неприятно, зато почти мгновенно. Но вряд ли для тебя последует наказание. Я уже заслужил своё место на электрическом стуле. — И тебя это напрягает? — вскинула я брови, слабо притискивая к кадыку лезвие. Он сглотнул. — Я думала, что мужчина, который убивает так легко, точно так же относится к последствиям своей охоты… — Ты сказала верное слово, — кивнул он медленно, — охота. Когда она закончится, мне будет всё равно: так не проще ли прекратить мои мучения и спасти ещё группу людей от моей расправы? Прямо сейчас? Без суда. Он осторожно привстал, надвинулся на меня так, что нож поневоле вот-вот вошёл бы в кожу, и я отпрянула, насколько могла. Рука дрогнула. Тряпка... В ту же секунду, поняв это, он резко выбил нож из моей руки, сомкнув пальцы на запястьях и вжимая меня в деревянное изголовье кровати. Он прильнул следом, налегая грудью на грудь. Сейчас мне не казалось, что маска и Крик — неделимое целое. Там, под ней, был кто-то, чьи прикосновения мне знакомы, но сорвать её нет ни единого шанса — он прижал мои руки и собрал вдруг оба запястья одной ладонью, словно пристегнул у меня над головой, нависнув следом. Запах ночи и леса, прелой листвы и сырости — всё это исходит от него, окутывает туманной вуалью. Второй рукой он осторожно приподнял свою маску. Чьи это губы?... Я не могла разобрать в узкую полоску, а в играющих полутенях сложно определить черты. Но один короткий рывок покрыл сантиметры между нами. Он сорвал мой поцелуй легко, как ветер срывает яблоневый цвет с уже опавшей ветки. Вот так просто… Я пыталась довериться Стиву, зная, что он испытывает ко мне нечто большее, чем просто симпатию. Я хотела узнать его лучше перед тем, как поддаться чувствам и соприкоснуться губами — для меня это не просто касание, это немой диалог, обещание доверять и быть ближе. Но Крик его опередил. Опередил всех, и чужие образы стёрлись из головы, ставшей белым листом. Губы смяли мои, язык медленно скользнул по ним и раскрыл, проникая. Даже сквозь прикрытые веки просачивается мягкое розово-оранжевое рассветное солнце, и мне хочется плакать — потому что я, кажется, нашла утраченный покой. Он хочет отстраниться, но я крепко прикусываю его нижнюю губу — и не даю так просто уйти. Я не хочу. Но его руки, сжимающие мои запястья, убивали этой ночью, а запах крови так же отчётлив, как дождь и сосны, которыми пахнет его безрукавка. Я медленно изгибаюсь навстречу, оставаясь прикованной — но он уже прекратил и отстранился, легко опустив маску назад и спрятавшись полностью. — Кто ты такой? Мой голос, наверное, прозвучал так жалобно, что он тихо рассмеялся, но из-за маски смех показался зловещим. Я поневоле сжалась, ожидая от него всего, что угодно. Но он лишь повёл головой вбок и медленно покачал указательным пальцем перед моим носом. — Всё тебе скажи, — шепнул он тихо. — Однажды ты узнаешь, обещаю. Но пока слишком рано: мне предстоит убивать. Он сказал это так легко, что я передёрнулась, не стараясь скрыть от Крика. Рука его стиснулась на моих запястьях, так, что стало пронзительно больно. — Кого ты сегодня… — слова слетели раньше, чем я поняла, что спросила. — Ублюдка, который это заслужил. Не думаю, что его найдут раньше, чем осушат местное болото… — он разжал пальцы и вдруг легко поднялся с меня, оставив в смятении. Свет вернулся в комнату, пришло утро — словно это Крик мешал такому случиться. Его пальцы коснулись моего подбородка, он приподнял лицо к себе. Я взглянула на массивный высокий силуэт, тёмным столбом нависший надо мной. Перед глазами — его бёдра, опоясанные пряжкой ремня. — Закрой глаза и попытайся принять то, что случилось, — глухо посоветовал он. — Не вини себя. Если бы ты не ответила мне… — фаланга указательного пальца нежно провела по моей скуле. — … я бы ударил тебя ножом. Я послушно прикрыла глаза веками, воздух затрепетал в ноздрях. Длинные пальцы Крика словно напоследок скользнули по моему подбородку, сжав его, и он обнял голову лёгким порывом, крепко вжимая моё лицо в собственные подавшиеся вперёд бёдра. Что он делает?! Пальцы запутались в моих волосах, маньяк коротко выдохнул, откинув назад голову. Это странно и страшно, это непривычно — и я точно не ожидала, что он вожмёт меня лицом себе между бёдер, так отчаянно, что одежда показалась лишней. Слишком смело, слишком безумно, но я не смела вырываться — и покорно прикрыла глаза, зная, что он ждёт именно этого. В конце концов, что я могла сделать ещё? Последний миг — и он теснее вжал меня, чтобы отпустить. Лицо всё ещё жгло прикосновение к его бёдрам, и я ощущала кожей, как разлилась в паху жаркая тяжесть. Легче всего считать желание мужчины, когда он не хочет тебя отпускать, и очевидно, Крик не хотел… Я осмелилась осмотреться, только когда осталась одна в комнате. Взгляд напоролся на открытое окно, и я вздохнула, потирая плечи и падая на кровать. В этот раз он не закрыл его, а показал, как вышел. Идти смотреть вниз бессмысленно, Крик достаточно ловок, чтобы спрыгнуть на траву и убраться отсюда. Но уже рассвело, неужели он не боится попасться? В груди кольнуло. Волнуешься об убийце? А ведь он сказал, что ударил бы ножом и тебя. Я вспомнила невольно, как Стив коснулся моего лица накануне и мягко улыбнулся, желая напоследок, перед домом, доброй ночи. Его руки… похожи ли они на руки Крика? Я закусила губу, упав на спину и раскинув по кровати руки. Я не знаю. Мне нужно заметить это, пронаблюдать. Но вечером, рядом со Стивом, в груди не разливалось густым теплом. Вечером не подкашивались от его рук колени. Не смей, девочка, не вздумай даже влюбляться в этого ублюдка! Я стиснула руки в кулаки и стукнула одеяло, сердито скалясь. Это просто защитная реакция мозга: я не могу влюбиться в того, кого боюсь. Уродов и подонков, убивающих людей направо и налево и вершащих самосуд с комплексом Бога, нельзя любить как обычных людей — они этого не заслуживают. Но руки я помню даже когда неохотно встаю и умываюсь, тру лицо и щёки, стараясь смыть с себя эти прикосновения. Холодная вода не помогает, и я, злая на себя, собираюсь, чтобы выйти вон. Сегодня суббота: школа закрыта, у меня свободный день. Чёртов выходной — я совсем забыла это, вскочив под тяжёлым телом убийцы, а теперь сердито пнула комод, понимая, что не могу больше думать ни о чём и ни о ком, кроме него. Поймать бы его. Я хочу знать, кто находится под маской, но это невозможно. У меня нет ни единой зацепки, ни одной улики — хотя подсознательно догадываюсь, что тот, кто находится ближе всех ко мне и старается завоевать моё расположение, может быть Криком. Но кто? Закусив губу, я молча собираю волосы в хвост и касаюсь своего горла, кладу на него руку и смотрю на себя в зеркало — медленно сжимая ладонь и стихая. Мне не хочется оставаться дома, несмотря на то, что по городу безнаказанно бродит убийца. Какой смысл прятаться в четырёх стенах?! Он шастает сюда как к себе домой. Фыркнув, я тряхнула головой, пытаясь сбросить возбуждение, и наскоро оделась в джинсы и свободный топ с рукавами, скатываясь по ступенькам и быстро обуваясь в кроссовки. Завтрак? Плевать. Что скажет мать?! Плевать дважды, я не могу здесь находиться! Этот воздух давит и гнетёт. Я вышла из дома, накинула на плечи куртку и убрала под неё волосы. Примерно я представляла, куда иду — благодаря Стиву, и уверенно свернула восточнее, удаляясь по одной из улиц к аллее тополей. Деревья мелькали пеленой перед глазами, всё в них расплывалось, как при просмотре калейдоскопа. Я почти бежала, стремясь туда, где меня точно никто не тронет, никто не найдёт. Это место почему-то билось в висках, и я знала, что прежняя Лесли не один день потеряла там, выплакивая топлякам свои беды и зарывая в песок слёзы. Тело само подсказало мне, куда идти: меня только сейчас накрыла паническая атака и я осознала наконец, что произошло. Затопил страх, что он никогда теперь не отпустит и не отстанет, будет возвращаться снова и снова. Сегодня он перешёл черту, а что будет завтра? Я остервенело откинула со лба прядь волос и свернула на маленькую улочку, ныряя под нависшую ветку каштана. Он твёрдо уверен, что я принадлежу ему. Я передёрнулась и запахнула куртку на груди. Он меня пугает… Но когда всё началось? До этого в нашу первую встречу он игрался со мной, во вторую твёрдо планировал убить — просто в тот раз вмешалось провидение и рядом оказался полицейский. Но что же случилось в промежуток времени, когда Крик резко сменил желание крови на вожделение? Я быстро спустилась вниз по широким, разбитым ступенькам, прошла мимо старых домов и деревьев к пляжу. Озеро виднелось серебряной туманной полосой внизу, дышало прохладой и последними лучами уходящей осени. Через две недели Хэллоуин… Над большим озером Мусхед повис густой белёсый туман, похожий на дым, змеящийся таинственными кольцами по поверхности гладкой воды. Под солнечными лучами она отдавалась мерцающими бликами, и дно играло, как драгоценный камень. Я смотрела с высокой песчаной насыпи и чувствовала, как стихает гнев и нарастающая тревога, как унимаются боль и слепая ярость, когда ощущаешь себя жертвой обстоятельств, но ничего с этим поделать не можешь. Я сунула руки в карманы и осмотрелась. Кругом песок и вода… это то, что надо, сейчас мой мозг всё равно неспособен уловить множество деталей. Я хочу сосредоточиться на одном. Вынесенный топляк — чёрный ствол могучего дерева — явно человеческая рука отволокла повыше, на песчаную насыпь возле деревьев, откуда прекрасно просматривается весь пляж, и я медленно присела на корявую толстую ветку, глядя на плеск волн и думая… а заодно радостно чувствуя, как бешенство утихает, и мне дышится гораздо спокойнее. Самое мягкое, самое светлое время суток — семь часов утра, золотой час, время после рассвета. Я выдохнула, сидя на песчаном холме и глядя сверху вниз на безлюдный пляж. Я любила приходить сюда, когда никого не было — любила ещё когда это тело не вмещало мою душу, а было той, другой Лесли. Смотрела, как небо обнимает песок, а речные волны мягко накатывают на берег. Здесь пахнет водорослями, водой и сырым песком. Пахнет озоном… Я закатала рукава куртки, подставляя руки лучам, возможно, последнего солнца этого октября. И вдруг настороженно замерла, слыша чьи-то шаги, а после быстро присела за топляк, прячась за ним и осторожно выглядывая. Это Виктор. Устало плетётся по побережью вдоль воды, оставляя косую рябь следов по сырому песку. Кроссовки он закинул в мешок за плечом, шапку стянул, так что коса тяжело выпала на спину и плещет при каждом шаге. Господи, он так легко одет и босиком вдобавок! Неужели ему не холодно? Я притаилась за деревом и вдруг поняла, что он здесь не просто так. Да он же… тренируется? Даже отсюда вижу, как он щурит глаза, настолько светлые на смуглом лице, что кажутся прозрачными. Я ниже пригнулась за деревом, отчего-то не желая разговаривать и встречаться с ним… но и уходить тоже. Чёрт, когда я начала подсматривать за мужчинами? Он покачивал кончиками пальцев в такт музыке, льющей в уши, и мне стало интересно, какую он любит и слушает. Прозрачные волны ласкали его ступни. Ветер овевал тело, и Вик вдруг поморщился и, подхватив с загривка толстовку с капюшоном, стянул её и бросил на песок. Под ней оказался короткий спортивный топ без рукавов, облегающий тело так туго, что его запросто можно принять за вторую кожу. Чёрт возьми! Чёрт! Я чертыхаюсь уже третий день кряду. Неловко вытирая потные ладони о штаны, я решила все же уйти… но предательское желание взглянуть в последний раз одним глазком перевесило. Он кинул и мешок неподалёку от воды, потянулся и расправил плечи, громко зевая. Я невольно улыбнулась, оглядывая крепко сложённую, спортивную фигуру. Ну, Виктор Крейн, и зачем нужно школьному уборщику так тренироваться? Что-то в этом кольнуло, заставило задуматься. А может, это всё-таки он тот, кого я ищу?.. Или, сказать точнее, избегаю. А ещё чётче — от кого пытаюсь убежать. Он зашёл в воду прямо в легинсах и потихоньку растёр руки, плечи, окатил спину и грудь прямо по ткани, постепенно привыкая к температуре, а затем неожиданно остановился на глубине по бёдра, глядя в туман над поверхностью воды и беспокойно сжимая кулаки. — Когда м-мне б-было лет шестнадцать, м-меня притопили п-парни из футбольной к-команды в школьном бассейне, — вспомнилось мне. — С тех пор я и за-заикаюсь. Он спокойно опустился в воду и поплыл, притом профессионально — без шума, без плеска, гладко и плавно разрезая воду своим телом. Ушёл на глубину кролем — и быстро, затем нырнул, показался снова через минуту или две. Боже, я даже представить себе не могу температуру воды. Сколько там градусов, даже если озеро прогрето?! Меня передёрнуло, но я не ушла: осталась следить дальше. Когда Вик вышел на мелководье, на лице его отражалось усталое удовлетворение. Рухнув на локти и колени, он перевернулся и лёг на спину прямо на ребристое, золотое дно, просвечивающее на солнце мягкими бликами, и вытянул к небу руку, разглядывая ладонь и сбитые после драки пальцы. Живот и грудь высоко вздымались, но спустя минуту он уже подуспокоился. Сощурился. И тихо улыбнулся. В тот момент мне захотелось как никогда сильно подойти и обнять, чтобы он не чувствовал себя таким одиноким, каким казался сейчас. Сердце болезненно защемило, но я не вышла из своего укрытия и смотрела за тем, как он встал из воды. Капли змеились по телу; я не представляла, как ему сейчас, мягко говоря, свежо — но Вик совсем неторопливо прошёл к своим вещам и, вывернув толстовку, первым делом надел её. Повозившись, вытянул мокрую безрукавку и бросил её рядом на песок, затем достал из мешка спортивные штаны и заозирался, оттягивая с живота резинку легинсов и стаскивая их. Мои глаза поневоле расширились, когда увидела что вместе с ними он снял и сырое после купания бельё: просто вышагнул из него, оставив на песке, а я выпучилась на смуглые узкие бёдра, с секунду застывая. А потом, покрывшись румянцем, спряталась за топляком и прижала ладонь ко лбу. Боже, как неловко! Что за утро такое?! Когда выглянула через минуту, Крейн уже оделся и обулся: одёрнул на животе толстовку, устало придержался за левое плечо и, размяв его, положил мокрую форму в мешок. Он легко пошёл по песку, что-то тихонько насвистывая себе под нос, и я притихла и вжалась в чёрный древесный ствол, наблюдая, как Вик проходит мимо. Внезапная мысль озарила меня, и в тот момент я думала, это действительно хорошая идея. Нужно за ним проследить. Узнать, кто из них, чёрт возьми, и есть Крик, ну а если ни один — искать дальше. Когда Виктор уже пошёл по лестнице под каштаны, я поднялась из своего укрытия и порысила следом за ним, двигаясь в отдалении. Всё равно на улице пусто: быстро поднявшись следом, я заозиралась и увидела, что он движется к городской окраине. Неужели он там живёт? Насколько я знаю, домов в той части города уже нет. Растерянная, я шла за ним, прячась за деревьями и машинами, наблюдая за высоким силуэтом вдали. Вик спокойно поднялся наверх, на холм, и прошёл вдоль дороги, сворачивая затем влево. Он нырнул в купу высокой старой ивы, кряжистой и нависшей куполом над землёй, и пропал из виду. Я нырнула в висячую зелёную крону следом за ним и побрела наугад вперёд. Тусклое солнце падало сквозь ветви, пробивалось тонкими лучами, играя в опадающей зелени, и я затаила дыхание, останавливаясь под этим сказочным деревом и с усилием заставляя себя двигаться вперёд. Когда я выглянула из свисающих ветвей, Вик уже исчезал в одном из… трейлеров? Не дом? Я удивлённо моргнула, не ожидая этого. Так он живет в трейлере. Господи… Несколько таких разбросаны в отдалении друг от друга, каждый — на равноудалённой территории. Трейлер был далеко не новым, а вокруг него не видно никакого забора: только несколько кустов пузыреплодника и дикой розы окружали его. Неподалёку стоял небольшой сарай, а рядом… деревянный туалет? Так вот как он живёт… Я прокралась следом за мужчиной к трейлеру, встав на цыпочки, заглянула в высокое маленькое окно. Немного пройдясь взад и вперёд, я заметила в окно, как Вик раздевается. Он стоял ко мне спиной: видно было плохо… я чертыхнулась одними губами и вытянула шею. Он, ничего не стесняясь в собственном доме, расплёл волосы, упавшие на левое плечо густой копной, и прошёл обнажённым к одной из дверей. Едва держась за обрамление окна пальцами и наступив на выступ, чтобы подтянуться, я с удивлением отметила, что… а он хорошо сложен, чёрт возьми. По счастью, Вик стоял ко мне полубоком, что отчасти прикрывало его наготу, и я видела лишь высокое бедро и мускулистую, крепкую спину. На ногах я заметила несколько ссадин, над лопаткой — внушительный синяк. Вик повернулся лицом к окну, и я невольно спрыгнула на землю, чтобы он не заметил меня. Вик взял что-то из шкафчика, повесил себе на плечо полотенце и исчез в другой комнате. Тогда я и поняла, что нужно рискнуть. Зайти или нет? Если он поймает меня, получится очень неловко. А если он убийца, поймать может с летальным исходом. Я словно невзначай наступила на невысокую ступеньку и толкнула плечом дверь. Незаперто… очень непредусмотрительно, особенно когда по Вудсборо бродит убийца. Я посмотрела по сторонам и, удостоверившись, что за мной не наблюдают, скользнула в трейлер. В нос ударил запах шампуня или геля для душа: я услышала громкий шум воды и сообразила, что Вик в душе. Отлично! У меня есть немного времени, чтобы осмотреться. А здесь достаточно просторно и светло. Обстановка удивительно приятная. Да, трейлер больше похож на маленькую бедную квартиру-студию, но видно, что Вик сделал здесь какой-никакой ремонт. Стены он выкрасил в приятный темно-серый цвет, на пол возле неширокой кровати постелил светлый ковер, вышитый индейскими узорами. Здесь были небольшая, но чистая алюминиевая кухня, раковина и маленький холодильник. В небольшой коробке рядом с кроватью лежало немного одежды. Куртка и пыльник висели на крючке у двери, на высокой откидной столешнице у окна я увидела недорогой ноутбук и сотовый телефон. Тихонько взяв его в руки, цыкнула: запаролен, конечно, и у меня даже нет вариантов, чтобы его открыть. Но палец случайно нажал на сенсоре кнопку медиатеки — повисшая на экране музыкальная заставка Chris Isaak ожила, и трейлер вдруг наполнился громким, глубоким звуком песни. Чёрт! Переливчатый голос и гитарные аккорды звучали отовсюду и из ниоткуда. Я сообразила, что у Вика здесь акустическая колонка, скорее всего, и резко оборвала песню. Он не мог не заметить такого! Но вода как шумела, так и продолжала шуметь, и я решила осмотреться напоследок и уходить, пока не поздно… как вдруг на кухонном столе обнаружила внушительного вида нож с черной рукоятью. Похожий или тот самый?! Я не знала. Сердце вдруг застучало от страха, в ушах стало пронзительно и звонко. Даже язык словно онемел. Я попятилась назад, сталкиваясь со стулом, и рванула к выходу, понимая, что этот нож, кажется, и видела. В голове искрило. Но ведь Крик левша? А Вик? К черту, я не буду проверять это сейчас! Он может выйти с минуты на минуту, и кто знает, быть может, мои опасения оправданы и убийца — он… Я вылетела из трейлера, скатилась по ступенькам и застыла, слыша сбоку от себя раскатистое низкое ворчание. С предчувствием полной задницы, я медленно повернулась, замерев. Вот это я попала. Это был пес, очень похожий на немецкую овчарку, но с шерстью абсолютно черной. Кожаный ошейник подхватывал мощную шею. В холке эта скотина была мне точно по колено, если не выше: скаля клыки, собака не мигая глядела на меня желтыми умными глазами и вдруг громко, рявкающе залаяла. — Чёрт! — только и сумела выдавить я. Что делать?! Бежать не вариант, оставаться здесь — тоже. Мне даже защититься нечем! Вдруг вода прекратила шуметь, и затылок мне опалило: сзади Вик, здесь — этот пёс. Пока я лихорадочно соображала, собака приблизилась, а я решила рискнуть… нужно добежать до ивы и взобраться на неё. Ветви там низкие, и вряд ли пёс меня схватит, если я пережду на дереве. До ивы совсем недалеко, и я решительно выдыхаю и внезапно подрываюсь с места. Сердце колотится как бешеное, в ушах свистит, ноги несут так быстро, что я от себя не ожидаю подобной скорости — но пёс всё же оказывается быстрее. Чёрное косматое тело сбивает меня, собака набрасывается со спины и хватает за куртку, трепля её в зубах и опрокидывая меня на землю. И тогда я отчаянно кричу. Зверь прикусил мне руку и крепко держал, стискивая до оглушающей боли предплечье под локтем: фиксировал меня, впиваясь клыками и ворча… от страха я начала плакать, как вдруг услышала, что кто-то рявкнул не хуже самого пса: — Цейлон!!! Нет! Брось! Нас с собакой враз растащили друг от друга: рыча, пёс всё же отпустил меня, подёргивая верхней губой. Капюшон упал мне на голову, так что я не вижу сперва, кто меня поднял прямо на руки, сгребая в охапку. — Укусила?! С-сильно?!!! Где болит?! Это Вик. Я осторожно приподняла капюшон с глаз: его тревожное, бледное лицо — прямо перед моим. — Держись за плечо, можешь? — спросил он. Зрачки двумя узкими точками бегло осматривали меня, и я кивнула, здоровой рукой приобняв его за шею и плечо. Вик быстро пошёл к трейлеру. Сверкнув глазами, рявкнул собаке, потрусившей у его ноги: — Это своя, Цейлон! Своя! Зверюга облизнула нос розовым языком и виновато моргнула, издав тихий скулёж. Я же понимала, что сейчас снова окажусь в том трейлере — наедине с Виком… и с тем здоровенным ножом, и если мои опасения верны, кто знает, как он поступит со мной. Сжав пальцы на его плече, я пролепетала: — Вик, я в порядке, пожалуйста, не надо… отпусти меня… Он меня вообще не слушал и зашел в трейлер, чуть пригнувшись. Мокрая коса случайно хлестнула меня по лицу, и я невольно отвела её в сторону. Вик словно вспыхнул от простого прикосновения: резко покосившись на меня, он немного покраснел и, усадив на кровать, опустился рядом на пол, присев на корточки. — Я правда в порядке! — я пыталась говорить убедительно, но Вик уже сам стянул с меня куртку и простонал, прикрывая рот ладонью. Да, он всё же увидел мою руку. — Да погоди же ты… мне не больно… а-а-ай! Он осторожно ощупал место укуса, проверяя, цела ли кость и не сломана ли рука. Крепко стиснув второй рукой моё колено, он отчаянно выдавил: — П-прости, Лесли, она обычно н-ни на кого не б-бросается… что на неё нашло. Я знала, что: собака просто защищала трейлер хозяина, думая, что в него забрались — и вообще-то вина здесь была моя. Смотреть на белого как мел от ужаса и стыда Вика было невыносимо, и я тихонько остановила его, успокаивающе погладив по голове: — Не бойся, не переживай, пожалуйста, со мной всё в порядке, — на выдохе сказала я, — Вик, это я виновата… Он смутился и смолк, подняв на меня серо-голубые глаза. Я замешкалась, но ложь легко сорвалась с губ: — Я прошла к трейлеру, чтобы тебе отдать… — озарение снизошло внезапно. —… деньги, ты же забыл у нас их на неделе. Ну, когда убирался, помнишь? Вик молча прикрыл ладонью лицо, дрогнув бровями, и рвано выдохнул. — Я постучала, но ты не открывал. Я услышала, что шумит вода, и заглянула к тебе — но ты не слышал… и… — я смолкла на миг и выдавила. — А потом на меня зарычала собака. Я испугалась и побежала… — Кто же бежит от ов-овчарки?! Она д-догонит… — причитал тихо Вик, отчаянно глядя на меня. — Почему ты не забежала в трейлер? Я его не закрываю… — Очень непредусмотрительно, кстати, — заметила я. И подозрительно. Раз он оставляет дверь открытой, может, ему и бояться некого? — Тут в округе бродит убийца. — Ты эту д-дверь видела? — иронично спросил вдруг Вик и улыбнулся. — Н-некрепкий мужчина её выбьет п-при желании в два счёта. Я спокойно вырублю любого, кто решит к-ко мне забраться. — Ты так в себе уверен, — заметила я, и Вик тяжело усмехнулся. — П-просто я знаю и здраво оцениваю свои с-силы. Но не заговаривай мне зубы… у тебя рука в к-крови. Идём. Он снова легко сгрёб меня на руки, хотя я и упиралась, отнекиваясь: — Да я могу сама идти! Она же не в ногу меня цапнула! На лице Вика прорезалась боль, и я замолчала вместе с дурацкой, неуместной шуткой. Мы зашли в ванную, а точнее, в душевую. Раковины здесь не было, так что Вик включил лейку и осторожно принялся промывать мою рану, крепко прижав спиной к своей груди. Прохладная вода приятно охлаждала кожу: рука горела и ныла до самой кости. Топ, конечно, здорово намочило, так что когда мы вышли и я снова опустилась на кровать, Вик молча протянул мне свою футболку и так же молча вышел из трейлера. Мне стало совестно. Проклятье, он не похож на убийцу… ведет себя совершенно иначе, и так напугался. Хотя он действует очень решительно, а еще при нем есть этот нож… Я сняла топ и надела футболку с надписью «Disturbed» на ней и синей молнией, пересекавшей черную ткань через грудь. Конечно, она была существенно мне велика — но какая разница? Вик заглянул через пару минут, убедившись, что я одета, и первым делом прошёл к шкафчику, доставая оттуда контейнер. — Что это? — насторожилась я, но он лишь вздохнул, открывая крышку: — Аптечка… надо тебе рану п-перевязать и ехать в больницу. — В больницу? — расширила я глаза. — Вик, давай не поедем! Прошу, давай просто перебинтуем руку и всё. — А если Цейлон з-задела тебе кость? — он покачал головой. — Нет, я должен сделать рентген, показать т-тебя врачу, м-миссис Клайд сейчас я позвоню… — Что?! Нет! Я отчаянно ухватилась за его плечо, когда он присел в ногах на пол, и отчаянно взвыла: — Вик, лучше отпили мне эту грёбаную руку, но не звони матери, прошу! У тебя же будут проблемы. — В-вполне заслуженные, — проворчал он, осторожно взял меня за руку и вдруг вытянулся лицом, заметив длинный тонкий порез, уже затянувшийся, от локтя и до запястья. Тонкий, как нитка… Пальцы, жесткие и мозолистые, вдруг нежно провели по нему, не касаясь воспалившихся краёв собачьего укуса. Вик поднял на меня взгляд. И я решилась сказать. — Это был он. Вик отвернулся, покачав головой. Осторожно сжал мою руку, ничего не сказав, и молча взялся за перекись. Он обработал рану очень умело, хотя мне и было больно: видно, не впервой с ним такое. — Откуда ты всё это умеешь? — удивленно спросила я, глядя, как он умело и аккуратно перевязывает мою руку. Вик скривился и поднял на меня глаза, опустив лицо к руке и зубами отрывая бинт. — Г-главный скаут Вудсборо к твоим услугам, — мрачно сказал он. Пальцы длинные и ловкие: он вяжет опрятный узелок и бережно отпускает мою руку. — Давай всё же с-съездим в б… — Всё, — я бескомпромиссно накрыла его губы ладонью и нахмурилась. — Нет. В качестве компенсации можете мне подуть на рану, мистер Крейн, и обещать, что не будете больше мыться в трейлере нараспашку. Вик вдруг расплылся в улыбке и хохотнул: — Боишься, что этот Крик — еще и сексуальный м-маньяк? Тогда и впрямь лучше запрусь. С-страшно. Представив себе Крика, который пришел насиловать мужика в душе, я нервно рассмеялась. Вик покачал головой, вздыхая: — Н-ну хотя бы чай ты б-будешь?..

***

Рукав куртки был безнадёжно порван, но я всё же надела её: лучше, чем ничего. Вик заварил мне чай в термокружку и, взяв крепко за руку, вывел из трейлера. Черная овчарка до того с виноватой мордой лежала на земле. Завидев хозяина, подняла нос и проскулила. Я невольно притиснулась к Вику, опасливо глядя на собаку — но он покачал головой: — Она больше не тронет. Я сказал, ты своя. Значит, своя. Смотри. Он тихонько свистнул, и овчарка поднялась на лапы, потрусив к нам. Честно сказать, эта затея меня никак не радовала, но Цейлон, подбежав, лишь завиляла хвостом и безразлично обнюхала мои кроссовки. — Пойдём, я провожу тебя, — сказал Вик, накинув на голову капюшон толстовки. Мы брели по улице, общаясь на самые разные темы. Неожиданно, но они нашлись: я начала с футболки, сказав, что обязательно верну её завтра, но Вик махнул рукой: — Можешь в-выкинуть, необязательно т-тратить на это своё время… — Но я… — я едва не выпалила «хочу» и стихла. Вик, кажется, всё понял и улыбнулся мне. — Тогда хорошо, я завтра пойду утром на п-пляж с Цейлон, — сказал он. — Хочешь п-присоединиться?.. Я возьму кофе в термосе, что-нибудь п-приготовлю. — Хочу, — улыбнулась я в ответ. — Очень даже. А как Цейлон у тебя появилась? Это же девочка? — Да, — нежно хмыкнул Вик и потрепал по черной голове собаку. Та доверчиво заглядывала нам в лица, облизываясь. — Мама к-купила её, но не ожидала, что с собакой надо, ну, заниматься. Цейлон её нанятого т-тренера не восприняла, и она отдала её б-бабуле. А я… — Приходил и тренировал? — улыбнулась я. — В-вернулся из армии, так что мне было чем з-заняться, — кивнул он. Дорога до дома заняла мало времени, даже до обидного. Я не могла поверить, что подозревала Вика: он и Крик — два удивительно разных человека. Да, Вик, быть может, физически и выглядит способным справиться даже с сильным мужчиной… но он слишком добродушен. Мы остановились неподалёку от ограждения, прощаясь. Цейлон тихонько обнюхала моё колено и безразлично отвернулась. — Прости еще раз за то, что случилось, — произнёс он. — Я не буду провожать до д-двери… — Да, — быстро согласилась я, — и не переживай. Я сама виновата. Он вздохнул и посмотрел в сторону с прищуром. На свету его глаза были еще прозрачнее. — П-постарайся до завтра не убить убийцу, если всё еще сидишь по ночам в засаде с н-ножом, — улыбнулся он вдруг. Мне стало смешно… я рассмеялась, но смех стих и превратился в ответную улыбку, когда Вик ласково скользнул ладонью по моему подбородку. В груди стало тепло. — До завтра, — попрощался он и свистнул собаку. — Пока, — задумчиво отозвалась я, глядя ему в спину. Но не успела я и пары метров пройти, как на меня налетела Дафна. Откуда она здесь? Я смутилась, поняв, что она видела наше прощание, но не ожидала, что она заявит: — Привет, Джульетта! Сто лет ждала, пока Крейн упрётся… Мама твоя сказала, ты тоже едешь. Ура? — Ура, — кивнула я. — А куда? — Как куда? — улыбнулась Дафна. — В Бангорский лес, в Хэллоуинский поход!