***
Мы с Виком вернулись на ранчо далеко не в самом лучшем виде, но Каллиганы оказались на редкость гостеприимными, хорошими хозяевами. Прежде, чем собраться в общем зале, они предложили немного успокоиться, переодеться и обработать раны. А уж затем обязательно всё обсудить. Вик не хотел покидать мою комнату и твёрдо заявил, что никому здесь не доверяет после случившегося. Я была согласна с ним… но глубоко внутри зрело непонятное, почти интуитивное ощущение, что опасность пока что миновала. — Так надо, Вик, — настойчиво сказала я, упираясь ладонью ему в грудь и стараясь выставить за порог своей комнаты. — Я просто немного побуду одна, приведу себя в порядок. — Меня пугает пункт «побуду одна», — сжал зубы Вик. — После случившегося вряд ли это хорошая идея, чикала! Я с выдохом выпрямилась и упёрла в бока руки, а он беспокойно смотрел на меня, прислонившись плечом к дверному косяку. — Ты же не можешь теперь со мной спать и ходить в душ! — возмутилась я и тут же пожалела о сказанном. — Да с чего бы это, — ухмыльнулся он, и смуглое лицо приобрело самое коварное, почти кошачье выражение. — Вполне могу посидеть снаружи в кресле. — Вик… — я мягко положила ладонь на его ободранную руку. Коснулась глубокой багровой ссадины и опустила глаза. — Побыть минут пятнадцать одной — это не преступление, так ведь? Если я закричу, ты услышишь об этом даже за стеной. Просто мне нужно перевести дух. Я не смотрела ему в лицо, но видела, как руки у Вика при моих словах сжимались всё крепче, а вены под кожей становились заметнее. Он вздохнул раз и другой, и я представила, с каким лицом он это делал… — Не запирайся, — сказал он холодно и, коснувшись моего лба губами, молча ушёл к себе. Не скрою, я выдохнула с облегчением. Прикрыв тихонько дверь в комнату, с минуту постояла у окна, задумчиво глядя на ясное небо и ухоженную территорию ранчо. Не осталось ни следа туманного, потустороннего присутствия, что не могло не удивлять: куда же всё девается, все последствия того, что происходит в пелене? Убитый охранник в аэропорту, топоры, которые бросала женщина в заячьей маске, следы сражений огромного паука и этого… я поморщилась… антропоморфного нечто. Вопросов было больше, чем ответов, и я надеялась, что Тео и Адам раскроют правду хотя бы отчасти, хотя не представляла, откуда они могут быть в курсе всего. Всё это складывалось в очень подозрительную картину. Что-то царапнуло тревогой, и я вдруг остро пожалела, что сейчас Вика нет рядом. С ним спокойнее… Из конюшен вышел энергичной походкой высокий темнокожий парень в комбинезоне. Прошёл в амбар, держа в руках… Я вздрогнула, вглядевшись. Тряпку, испачканную в крови? Весьма внушительных размеров, похожую скорее на простыню в багровых пятнах. Я с тревогой проследила за ним и попятилась от окна. К черту душ! Я подошла к двери и хотела уже бездумно выскочить за неё, как вдруг услышала в глубине коридора два спорящих голоса. Они звучали довольно тихо, но я разобрала обрывки некоторых фраз: — …ритуал — наш единственный выход… — …пустить ей кровь? Думаешь, сможет? — …пропал отдыхающий: это его рук дело. Поговори, чтоб больше не повторилось. — …кого-то же он должен есть… Господи. Я прижалась спиной к стене и сглотнула, цепенея. Куда мы добровольно приехали?! О каких ритуалах, крови и пропажах говорят его дяди?! Сердце гулко забилось в груди. Я крепко зажмурила глаза и тут же открыла, решив поспешить к Вику и проклиная себя за прежнее желание уединиться. В коридоре казалось пусто, но я была не уверена, что за нами не следят. Торопливо выскользнув за дверь, я без стука проскочила в комнату Вика, закрываясь на щеколду и понимая, что если даже к нам и соберутся ворваться, это очень хлипкая защита. Но лучше так, чем никак. Вика в комнате не было. Простая двуспальная кровать опрятно застелена, на темном покрывале — ни морщинки. Но в душе включена вода, и я закусила губу, думая заглянуть к Вику, чтобы удостовериться, там он или… Так, долой смущение! Это уже вопрос безопасности после всего услышанного! Сдвинув брови, я приоткрыла дверь и собрала все паникёрские мысли в кулак. Подняла взгляд… И застыла. Вик преспокойно мылся в прозрачной, просторной душевой кабине, огороженной двумя стеклянными стенами и выложенной гранитной плиткой по стенам и полу. Вода стремительно уходила в слив под ногами. Он прикрыл глаза, подставив лицо потоку воду из-под лейки, пока я пылала от стыда. Боже-Боже-Боже. Надо закрыть потихоньку дверь, пока он не заметил! Потом спокойно опуститься в кресло и подождать его снаружи. Но глаза — мои предатели. Я как зачарованная смотрела и отлепить взгляда не могла, выхватывая из общей потрясающей картины отдельные фрагменты. Он стоял ко мне полубоком, и вода окатывала смуглую грудь и узловатые, мускулистые бока. Как бы отчаянно я ни пыталась просто пялиться в какую-нибудь одну безобидную точку, ничего не получалось. Впервые я видела его не мельком, не отворачиваясь, не отводя глаз. По рельефной спине медленно стекают капли воды. Пена омывает ступни, и я поднимаюсь от них выше, по изрезанным камнями голеням. Становится труднее сохранять спокойствие, когда взгляд движется от изгиба ягодиц до поясницы и красивых лопаток… и совсем плохо, стоит мне скользнуть к животу и ниже. В собственной грязной одежде стало очень некомфортно, а по телу пробежала дрожь, прошедшая тёплыми вспышками в грудь, кончики пальцев и бока. Мне нужно срочно отсюда уйти. Вик тряхнул головой, отбросив мокрую прядку с лица. Под бронзовой гладкой кожей, местами содранной, покрытой синяками и ссадинами, задвигались, словно поршни слаженного механизма, тугие мышцы. Он весь казался подобен античной статуе, когда в камне высекали богов и атлетов, но красота его была совершенно другой, на европейскую непохожей. Он затылком ощутил на себе мой взгляд. Покосился и довольно ухмыльнулся уголками губ, заставив меня вспыхнуть и попятиться. Он смотрел снисходительно. — Куда? — в голосе прозвучала мягкая угроза. — Чикала. Ты же хотела побыть у себя одна? Я промолчала. — Ты всё ещё не искупалась? Я так же молча покачала головой, не в силах сообщить ему о своих неутешительных догадках и подслушанном разговоре. Я всё никак не могла отойти от вида голого Вика, я вас умоляю! Какие там интриги! Какие убийства! — Я у себя… попозже… — пролепетала я, но Вик повернулся ко мне почти полностью, и я оторопела, глядя ему в лицо и опасаясь опустить глаза. — Здесь и сейчас, — настойчиво сказал он и добавил непререкаемым тоном. — Живее. Это какое-то наваждение. Я же могу отказаться, да?! Он ведь не выйдет наружу голым и мокрым и не затащит меня под воду, попутно раздевая? Но руки сами стянули его рваную рубашку. Расстегнули пуговки распашонки. Я вжикнула молнией на джинсах и помедлила: — А может… Вик прищурился, и в глазах его полыхнули знакомые недовольные огни. Прежде чем он с привычным разгоном явит мне наглого, дерзкого и бескомпромиссного Крика, я поспешила снять верх и выпутаться из штанов. И без того напуганная, я шагнула вперёд прямо в белье, но Вик хмыкнул: — В трусах купаться будешь? Занятно. В этот момент я остро захотела, чтобы к нам кто-нибудь ворвался. Ну на тот случай, если дяди Вика всё же готовят против нас какой-то заговор… пожалуйста, ребята, вот он — тот самый момент. Придите и спасите меня! Без толку. Вик молча втянул меня под душ, ухватив за плечо и второй рукой тут же придержав за талию. Я не успела и опомниться, попав под горячие струи, как он ловко расстегнул на спине бюстгальтер… да когда навострился, а главное, с кем?! — и оттянул безымянным пальцем резинку высоких трусов. — Не особенно я люблю рвать женское белье, — признался он неожиданно сухо, — но так как ты сама не оставляешь мне выбора… О Боже, эти трусы стоили пятнадцать долларов, не нужно их рвать! Я испугано положила руки Вику на грудь и успокаивающе затараторила: — Не порть мой комплект! Я сделаю всё сама! Так или иначе ведь разденет, засранец. Едва не хныча, я сняла злополучные шортики и с влажным шлепком выкинула их из душа на плитку от греха подальше. Вик вскинул брови, рассмеялся: — Понятно, чем можно тебя шантажировать. Ты только что дала мне карт-бланш для провокаторских мер. — Это каких же? — буркнула я, прикрывая ладонью грудь и сжимая ноги. Вик мягко отвёл мои руки вниз, удерживая обе ладони в своей одной, что вообще выглядело как издёвка над моей попранной свободой… и выдавил себе на вторую руку немного геля, а после — после почти невесомо коснулся моей шеи. Намыливая мои лопатки и проходясь пальцами и костяшками по хребту, он мыл мне спинку и каким-то невероятным образом ухитрялся делать потрясающий массаж. Очень быстро смущение отлетело, как беззаботная птица, и я легла щекой ему на грудь, касаясь губами влажной кожи и выдыхая парок из рта. Бедра коснулся твёрдый узел, и я зажмурилась лишь на миг, чтобы привыкнуть к этому ощущению. — Тебя всего лишь надо было… погладить по спинке? — удивился Вик и хорошенько намылил мне ещё и плечи. — Чикала. Еще немного — и я буду звать тебя кошкой. — Просто у тебя очень приятные прикосновения, — согласилась я. — Помурлыкай, чтобы сходство было стопроцентным, — усмехнулся Вик. — Теперь у меня две кошки: ты и мистер Мяукерс. Я тут же отникла от его груди и удивленно воззрилась снизу вверх, глядя в посвежевшее, зарумянившееся, бронзовое лицо: — Ты забрал к себе Мяукерса?! — А надо было бросить его на улице? — возмутился Вик и покачал головой. — Это бабушкин кот. Кто как не я за него в ответе. И потом, с его-то скверным характером новую любящую семью Мяукерс вряд ли найдёт. — А Цейлон его как восприняла? Вик пожал плечами, провёл мыльной рукой мне за ушами и старательно вспенил гель у волос, а после ткнул пальцем мне в нос, оставив на нем белое облачко: — Любопытная чикала! Цейлон просто умница: не имеет глупой привычки ревновать. Провизжала, конечно, пару дней, когда Мяукерс отогнал ее от своей миски, но в целом им нечего делить. Я с возмущением сняла пену со своего плеча и в ответ испачкала Вику нос, ухмыльнувшись: поверх прямого индейского профиля это выглядело слишком мило. — Любопытный Вик, — сказала в тон ему. — Я и сама могу помыться! — Можешь, — согласился он и хитро прищурился. — Но ты мыла своё прекрасное тело восемнадцать лет. Дай мне теперь оторваться как следует! Я не нашлась что ответить и смутилась, когда Вик продолжил: — Ну а ты, если не терпится чем-нибудь затянуть руки, можешь помыть меня. Я… большой. И удобный… Он мягко боднул меня лбом и приластился, подставив под ладонь живот. — Ну?..Deftones (In the House of Flies) / Change
Так я бы мылась часами. В крепких руках любимого мужчины, посмеиваясь над разными глупостями, мы оттаивали от того, что произошло буквально получасами раннее, и я поразилась, насколько тактично Вик не опошлил всё действо. Я наслаждалась теплом и лаской, не думая, что он сильнее и может просто воспользоваться моментом. Ну а мыть Вика — это вообще отдельный вид медитативного удовольствия… Я ласково намылила сперва широкую грудь, пропустив между пальцев выделившиеся на коже, твёрдые соски, и хорошенько постаралась над спиной, наслаждаясь приятным движением мышц под руками. Он устало уткнулся лбом мне в плечо и почти не отникал, пока я поглаживающе омывала холку и хребет, и только когда похлопала его по бедру со смехом, поднял голову: — Ты часом не уснул? — Нет, — ехидно сказал Вик. — Просто вспоминал тебя в отеле. М-м-м, а погладь ещё, Лесли? Я вспыхнула, тоже вспомнив своё утреннее пробуждение. У Вика сейчас такое самодовольное лицо, что мне хочется его проучить. Поджав губы, я смочила ладонь ещё гелем и покосилась на этого агрессора. Ну ты у меня получишь, Виктор Крейн. Ни слова не сказав в ответ, я собралась с духом. Для индейцев мстить вполне нормально! А значит, то, что я планирую, тоже в порядке вещей. Тут не о чем долго думать, Вика надо обломать. Не дав себе опомниться или смутиться, я завела руку вниз и сомкнула ладонь, прищурившись. Главное — не думать о том, что делаю. Не смущаться. И уж тем более не пасовать. Эффект был потрясающим. Я чувствовала себя отмщённой в тот же момент, как Вик буквально подпрыгнул на месте, ошарашено выпучившись на меня. Он сразу попытался отвести мою руку… но я лишь крепче сжала пальцы и поступательно скользнула вверх и вниз, чувствуя, как член тяжело осел в ладони. — Я немного не понял, — наконец проронил Вик, — когда разрешал себя там касаться? — Ты и не разрешал, — я дернула плечом и повела к головке, ощущая, как выступают и напрягаются под рукой вены. — Но я тоже с утра не разрешала себя трогать. — Значит, мстишь? — ухмыльнулся Вик и вдруг коротко охнул. — Знаешь, месть — это прекрасно, но может… кхм… хватит? — С чего бы это? — вежливо улыбнулась я в ответ. Происходящее начало доставлять и мне удовольствие. Я притерлась своей грудью к его, мягко прижимаясь, и накрыла ладонью головку, чувствуя, как мужчина всем телом коротко вздрогнул, подавшись бёдрами навстречу моей руке. Он просит прекратить, но даже отодвинуться не хочет. Или не может? — А был такой командир, — усмехнулась я, поддразнивая его и продолжая ласкать. — И такой самоуверенный. Он начал было что-то мне говорить, но я гладко прокатилась рукой от основания и до конца, с мрачной улыбкой наблюдая, как у Вика темнеют глаза. Победа опьянила, я гордо выпятила грудь. — Ну что, мистер убийца, не такой ты и грозный, м? — брякнула не подумав и прикусила язык, запнувшись. О Боже. Вот зачем я это сказала? Холодный пот от страха прошиб загривок, но Вик вдруг перехватил меня под бёдра, поджал пальцами ягодицы и тихо произнёс: — Продолжай. Пальцы затрепетали по члену, обводя каждую вену, нагоняя кровь и заставляя плоть горячо, глубоко пульсировать. Я не думала, что возбуждение будет настолько быстрым и таким сильным. В конце концов, и Вику об этом знать вовсе не обязательно, он не первый мужчина у меня в каком-то смысле. В прошлой жизни у меня был молодой человек, и наши отношения оказались достаточно давними и крепкими, чтобы я ласкала его так же, как сейчас — Вика. Дальше этого они зайти не успели: наступил злополучный день моей смерти, и сейчас, вспоминая парня, как туманный смутный сон, полустёршийся из памяти, я поняла, насколько он мне… безразличен. Ничего подобного с ним я не испытывала ни минуты. Сейчас, поглаживая, растирая, плавно лаская чужую плоть, я сама возбуждалась, вспарывая дыханием крепкое плечо, в которое вжалась лицом. Тогда каждое прикосновение почему-то считала повинностью. Движения стали резче и короче. Вик рвано выдохнул и оперся рукой о стеклянную стену за моей спиной, а после и вовсе сжал меня в объятиях и прислонил к ней, подложив под лопатки руку, чтобы стекло не холодило меня. Я не поймала тот момент, когда он пережал талию так, что кислорода не хватило. Упираясь в окрепшие мышцы на бронзовой руке, я расцарапала ее ногтями. В душевой было удивительно тихо. Место осталось лишь шуму воды и влажным хлопкам прокатывающейся по ладони плоти. Вик забылся и прикрыл глаза, проседая в моих руках и все ещё по-змеиному сдавливая меня в крепких объятиях. Ещё один рывок, ещё… я жадно наблюдала за выражением его отстранённого, полного мучительной неги лица. От пара волосы стали мягкими и взъерошенными, брови изогнулись и приподнялись. Капли воды дрожали на коже и коротких ресницах, стекали по скулам и задерживались на припухшей от жара и моих поцелуев верхней губе. И закусив её, не в силах сдерживаться, я прильнула к нему с новым поцелуем. Член быстро сократился, бёдра напряглись, поджался ставший жестким, как камень, пресс. Короткий толчок — и головка коротко выстрелила мне на живот, оставляя на коже смазанный, липкий след его семени. Я подхватила Вика под рёбра, когда он, обмякнув, просел мне навстречу и молча прильнул лбом к стеклу. Его ладонь ласково соскочила на мой живот, втирая сперму в кожу, чтобы затем омыть её потоками воды. — Ты садистка, — выдохнул он без сомнений в голосе. — Клянусь, ничем не меньшая, чем я сам. — С кем поведёшься, — игриво сказала я, жмурясь от удовольствия: он ласково гладил мой живот рукой, скользя с него на талию и рёбра. — У тебя взгляд осоловелый, как давно ты не… — Давно, — бормотнул Вик. — Года два, я думаю… Два года?! Я поражено посмотрела ему в лицо, прихватив кулаком за рыжие волосы на макушке, и выдавила: — И тебе было нормально?! — Нет, — Вик поморщился. — Или да. Не знаю. Мне ебали мозги круглосуточно, чикала, так что было не до секса. Но главное, было бы с кем. — То есть, не мог найти себе девушку? — в это никогда не поверю. Здоровый красивый мужчина ударился в добровольный целибат на два года?! — Не мог и не хотел — разные вещи, — заметил он и коснулся моего лба губами. — Зачем ты это сделала?.. — Затем, что… как я думаю… — я запнулась и нерешительно продолжила. — У нас всё достаточно серьезно. Я просто захотела… чёрт возьми, Вик, ты мой! Я тоже имею право трогать тебя везде, где хочу! Он расплылся в улыбке и крепко сжал меня за подбородок ладонью, осенив лицо быстрыми поцелуями. Кажется, эти слова порадовали его ещё сильнее, чем только что нахлынувший оргазм. От его взгляда в боках сладко потянуло, и я ласково обвила руками за шею. — Я очень люблю тебя, чикала, — мурлыкнул он. — И я тебя, Шикоба. Но как бы хорошо нам ни было в этом приятном тепле, всё же слишком задерживаться мы не могли. Закрыв меня полотенцем, Вик и себе обернул бёдра таким же. На влажных плечах и спине все ещё играла бликами вода, и я поневоле залюбовалась им, сплетая пальцы и выходя вместе в комнату. — Что тебе принести из одежды? — ласково спросил Вик, вытершись полотенцем и без стеснения сняв его. Тогда я и обнаружила — само внимание! — у него на левом бедре чёрную татуировку, и выпучилась на неё так удивлённо, что Крейн даже рассмеялся. — Наконец-то прозрела, — фыркнул он. — Я всё думал, когда. — Просто… — чёрт, он полностью обнажён, и теперь я совсем не могу оторвать глаз от гармонично сложённого тела. — Ты раньше всегда стоял вполоборота… или я старалась не пялиться на твой… на твои… — На мой. Понятно, пялиться нельзя, а заставлять кончать можно. Интересная же ты девушка, Лесли, — хохотнул он и прихватил рукой полотенце, накидывая его на пах, но оставляя ноги полностью обнаженными. — Надеюсь, так ты перестанешь пылать лицом. — Смотреть — не трогать, — буркнула я, отрывая взгляд от налитого, крепкого члена под полотенцем. — Упаси Боже ещё раз увидеть тебя голым. — Клянусь, это случится только после свадьбы, — серьезно кивнул он, заставив меня возмущённо поперхнуться. Теперь я ясно видела, что его левую ногу сантиметров на тридцать выше колена опоясывает чёрная лента, украшенная свисающими перьями. Ниже располагался ещё один индейский узор из переплетающихся лент. Но самым большим рисунком был бычий череп со стрелой, пронзающей левую глазницу. Вик подошёл ближе, и я вопросила немое разрешение, лишь заглянув ему в лицо. — Если хочешь, можешь потрогать, — согласно кивнул он. Я коснулась бедра и вдруг поняла, что под татуировкой спрятан шрам, и не один. В одном месте кожа была и вовсе изрыта и сморщена, точно этот участок некогда обожгли. Я непонимающе посмотрела на Вика, и он пояснил: — Это после того случая, когда в ногу попали. Помнишь, я рассказывал? На той стройке. — А порез? — Это я упал тогда же в котлован и порезался обо что-то, — Вик убрал пару прядей мне за ухо и погладил по щеке. — Тогда Адсила… в смысле, Аделаида отвела меня к Мо в дальний трейлер. Он был татуировщиком, притом неплохим. Сразу, за вечер и ночь, мы зачем-то это и набили. На следующее утро я уже уехал в исправительную школу… — Натерпелся ты без меня, — грустно улыбнулась я. Вик поймал мою ладонь и нежно чмокнул в середину: — Вот именно. Без тебя. С тобой все будет иначе, чикала. Мы быстро оделись: Вик принёс мне джинсовые шорты и футболку, сам тоже оделся в боксёрские штаны и безрукавку. — А ты занимался боксом? — осмелилась спросить я, потому что обилие специальной одежды в его гардеробе просто зашкаливало. — В секции год, потом после армии два, но мне вольные стили больше по душе. Зато бокс развивает подвижность и удар. Я невольно похолодела. Чего ещё я не знаю о нем? Картинка вырисовывается пугающая. Снайпер. Бывший военный. Занимался боксом и, судя по комментарию, не только им. Как же в армии не обратили внимания на его личное дело? Видимо, навыки устроили настолько, что его просто замяли… Служил в горячей точке. Мастер ножевого боя. При всех своих умениях, после ранения вёл спокойный и непримечательный образ жизни, физически восстанавливался и работал уборщиком и разнорабочим, а вместе с тем копил свой гнев и болезненное чувство справедливости, чтобы потом стать неумолимым маньяком. Продумать всё и на несколько месяцев утопить Вудсборо в крови… Пока мы одевались и обрабатывали друг другу ушибы и ссадины перекисью, я кратко пересказала Вику то, зачем, собственно, зашла к нему в комнату. Он хмуро кивнул и сказал только одно: — Сейчас всё и узнаем из первых уст, чикала. От меня не укрылось, что Вик спокойно убрал в карман брюк свой охотничий нож. Придержав меня за талию, решительно кивнул: — Пойдём.***
Стоило нам появиться в большой общей комнате, как Адам и Тео смолкли. — Мы ничего не пропустили? — спросил Вик, крепко держа меня за руку. Мы спустились по низкой лестнице, делившей комнату на ярусы, и подошли к парным диванам, на которых и расселись дядюшки. — Устраивайтесь, — пригласил Тео, повел рукой в сторону свободного дивана. Вик молча сел и притянул меня к себе, облокотившись о широкую деревянную ручку. Вид у него был предельно спокойный, чего обо мне не скажешь. Я всматривалась в прежде добродушные лица Каллигенов, отметив на них странную холодность. В этот момент Рашель подошла к нам с кухни и беспокойно спросила: — Чего принести попить, цыплятки? — Если можно, какао, — попросил Адам и коснулся металлического ожерелья у себя на груди. — Всем. Рашель быстро ушла, оставив нас вчетвером в наступившем молчании, и первым решил его прервать Теодор. — Я уверен, у вас есть множество вопросов к нам, — сказал он. — И хочу начать с главного: кто же атаковал Сущность и фактически спас вас от неё. — Кого? — Вик поморщился, щуря глаза. — Сущность? — Паучиху, — кивнул уже Адам. — Иктоми. Богиню, сотворившую Сущее. А потому зовущуюся Сущностью. Я крепко сжала руку Вика в своей. — Богиню?.. — Это наши предки считали ее богиней, — поправил Адама Тео, — так говорили в племенах хопи, чикасо, лакота. Но есть легенда и среди наших племён, ирокезских, куда более правдивая, что Сущность однажды явилась из ущелья, пройдя сквозь скалы, и уносит туда же тех, кто подходит ей в качестве рациона… — В каком смысле уносит? Куда? — нахмурился Вик. — В свой мир, — пояснил Тео и замолчал. Мы тоже стихли, осмысливая сказанное. Логичного объяснения всему происходящему я не видела, а потому решила не судить строго слова близнецов и не клеймить маразмом, все равно других вариантов не было, так что приготовилась выслушать все до конца. — Этот мир покрыт Великим Туманом, и в нем, говорят, живут гигантские существа наподобие Иктоми. Всякие… — Напоминает мир бессмертного Лавкрафта, — заметила я. — Вот только давайте без Ктулху обойдёмся! — нервно перебил Вик и сузил глаза. — А эта богиня-паук… — Скорее, просто существо-паук, — поправил бегло Адам. — Ну, пускай… что она забыла в нашем мире? И чего так упорно прицепилась к нам с Ли? Тео помедлил, переглянувшись с братом. Кажется, они безмолвно переговариваются друг с другом. Не хотят всем делиться? — Полагает, что вы ей подходите, — наконец, неохотно сказал он. — Охотник. И Жертва. Вечный биологический круг, замыкающий энергию в кольцо. То что нужно для цикла бесконечной смерти и возрождения. — Я не понимаю, — покачала я головой. — О чем вы?.. Адам помял пальцы, посмотрел на носки своих кроссовок. Задумчиво вытянувшись лицом, почти безразлично сказал: — Я знаю, что ты — Крик, Виктор. Мы все это знаем. Я уверен, что Лесли тоже в курсе: более того, возможно, она тебя покрывает. Вик судорожно сжал руки в кулаки. Разжал. Я чувствовала, как напрягаются литые мышцы, и он весь превращается в поршень, способный мгновенно броситься и выхватить нож. И в этот момент для него не будет разницы, кого убивать — новообретенного дядюшку или своего старого врага. Вик сделает все, чтобы выйти из воды сухим, и если для этого нужно будет убить Тео с Адамом… Боюсь, его моральных сил хватит расправиться с ними. Насчёт физических я и не сомневалась. — Прежде, чем ты меня выпотрошишь, хочу заметить, — поднял ладонь вперёд Адам, — что, во-первых, у тебя охренительно стильная маска. — Спасибо, блядь, — низко прорычал Вик. — Не за что, — с достоинством откликнулся дядя. — А во-вторых, пару вещей мы с Тедди всё же подчистили за тобой. В ночь когда умерла Адсила. Лес возле ее дома. Громила в уродливой маске… — О Боже мой, — прошептала я, — та тень, которая сшибла маньяка… — Ты была прекрасна вверх тормашками, Лесли, — скупо улыбнулся Теодор. — Скажу честно, Вик, я в тот момент тобой гордился. Ты в одиночку противостоял туману… Настоящий сын своего отца. — Вы знали Кита? — уточнил Вик, медленно прекращая хмуриться. Адам усмехнулся. Тени заплясали по лицу. Тёмные глаза с хитрым прищуром взглянули на Вика: — Мы знаем Кита. Рука моего возлюбленного дрогнула. Он в замешательстве переводил взгляд с одного близнеца на другого, но те были абсолютно спокойны. — Мы продолжим по порядку? — наконец спросил Адам, и Вик слабо кивнул, прижав ладонь ко лбу. Я понимала его шок как никто и молча сжала колено. — Отлично. Ты спрашивал, почему Сущность прицепилась именно к вам. Но вы не одни такие… Он помолчал, и эстафету принял уже брат: — Мы с Эдди узнали прелюбопытные вещи, проведя своё небольшое расследование… — С кем? — вдруг переспросил Вик, подняв на мужчин остекленелый, уже ничего не понимающий взгляд. — С Эдди, — моргнул Тео. — С Адамом. Прости… — Господи, — Вик махнул рукой и отвернулся, — всё в порядке. Я просто немного выпал из реальности после всего, что вы рассказали. — Погоди, братец, — улыбнулся Адам. — Всё самое интересное впереди. — Куда ещё интереснее… — пробормотал Вик и обнял меня за плечи. — Люди пропадают по всему миру в огромном количестве. Бесследно в год исчезает, согласно официальным данным, около двух миллионов человек. Куда? — Тео развёл руками. — Этого не могут сказать точно даже специалисты. Те, кого ищут, словно в воздухе растворяются. Не у всех причины, конечно, сверхъестественные, но просто подумайте… Что с ними происходит? Кто их таинственный похититель? — Ты хочешь сказать, что их всех съедает… — Некоторый процент из них. В комнату вошла Рашель с подносом. Адам подорвался с места и забрал его у девушки, коротко поцеловав ее в губы, и ласково сказал: — Сладость моя, а метнись ко мне в кабинет за красной папкой?! — А тебе больше ничего не сделать?! — гневно выпалила девушка, вспыхнув взглядом. — Сделать, но уже не при детях, — улыбнулся он мечтательно. — Давай, рыжик, не задерживайся там. Ребята, какао? Мы пригубили напиток из кружек, уютно обнявшись. Сладко как, привкус странный: шоколадный, сливочный, глубокий. Сейчас, сидя у Вика под крылом и положив ноги ему на колени, я чувствовала себя в безопасности. Саднящие колено и голень он медленно поглаживал кончиками пальцев. Боль притуплялась, затухала: я все ещё была побита и ободрана, как подравшаяся дворовая кошка, но если кто говорит, что любовь не лечит, поверьте — нагло врёт. Мы допили почти весь какао и заметно взбодрились, как Рашель явилась наконец с тяжелой на вид кожаной красной папкой, пухлой от количества втиснутых туда документов. — Что это? — спокойно спросил Вик. Рашель гневно кинула в руки Адаму папку, и мужчина едва поймал, расплывшись в улыбке: — Спасибо, любовь моя. — На здоровье, Эдди, — голосом Рашель можно было порезаться, как бритвой. Она опустилась на колени Тео с оскорбленным видом, и по лицу было ясно, что она больше вообще никуда идти не намерена. — Это личные дела пропавших за прошедшие полгода от Калифорнии до Мэна, — вздохнул Тео. Через пару секунд папка оказалась у нас в руках. Сколько здесь людей… Разный цвет кожи, возраст, комплекция. Пол. Но было между этими людьми что-то общее, кроме красного штемпеля поверх фотографий: «пропал без вести». А что — так сразу не скажешь. — Как долго вы уже знакомы? — поинтересовался Тео, и я нахмурилась. — С… — я беспомощно посмотрела на Вика. — С октября, — четко ответил он. — Уже восемь месяцев… Господи, как время быстро летит! Я поражённо покосилась на него, и Вик ухмыльнулся: — Чего? Восемь месяцев, детка, это срок. Уже жениться можно. — И даже нужно, — сказал вдруг Адам, и Вик, самодовольно попивающий какао, прыснул в кружку. Чего?! Из моих рук выскользнуло личное дело одной девушки, и я поражено воззрилась на довольных братцев. — В каком смысле нужно? — Ребята, — Тео мягко обнял за бедро Рашель. — Послушайте. Мы увидели странную закономерность: пока вы встречались… знакомились… жили… Сущность искала вас. Всё это время она была начеку и постоянно шерстила множество людей, похожих на вас. — Для чего? — Для ритуала, конечно. Адам сел удобнее и продолжил за брата: — Тут дело какое. Сущность любит игры, заводит в туман. Там есть реальность, своя, сотканная ею по кусочкам из нашей — она видит места, которые кажутся ей удачными охотничьими угодьями. Это некий зацикленный потусторонний мир, со своими правилами, физикой, обитателями. Он похож на… м-м-м… арену для гладиаторских боев. Вот только вместо гладиаторов на ней — странные пары: убийца против жертвы. — Она ищет пары… подобные нашей? — непонимающе приподняла я брови. — Не обязательно романтические, ей на ваши отношения вообще плевать, — поморщился Тео. — Но между убийцей и его идеальной жертвой существует особая связь. Мешающая покончить с этой жертвой так же быстро и просто, как с остальными. Ментальное единство, цикличность, символизм… — Проще говоря, то, что нужно Сущности для жизни, — лениво кивнул Адам. — Ваша энергия. Наступила глубокая пауза. Мы с Виком сидели, осмысливая сказанное, и в голове не укладывалось, что это может быть правдой. — Она является из Тумана каждый раз, или подсылает своих помощников, которыми играет, как кукловод, — Тео помрачнел. — Это другие убийцы, которых она держит у себя в качестве слуг. А я считаю, они пленники, вынужденные против своей воли охотиться вечно. — Ну или самые безответственные люди на земле, — пошутил Адам. — Косят людей направо и налево — и нет им ничего! — Так Сущность охотится за нами обоими, — медленно сказал Вик, потерев щеку. — И ей нужна Лесли… — Через нее она находит тебя, — кивнул Теодор. — Тебя же самогó, Шикоба, защищают племенные метки и… Вик резко сфокусировал взгляд. — И отец, — жестко добавил он, поджав губы. — Да. Адам кашлянул. Теодор сел удобнее. Оба явно почувствовали себя неуютно, когда о нем зашла речь, но Вик не намерен был отступать: — Он жив? — Можно сказать и так, — уклончиво повел рукой Адам. — Но по большей части в этом мире не живет после смерти твоей матери. — Так значит, он там? — и Вик вдруг оторопел. — Это был он тем… той тварью, что спасла нас от паука? Мне не нужно было слышать ответ. Я видела его в глазах индейцев напротив, но Тео сказал вслух: — Да, Вик. Твой отец уже очень давно стал вендиго. Как и… — Как и мы, — спокойно завершил Адам. Я не могла ушам своим поверить. Взглянула на Рашель — но она лишь с сочувствием облизнула губы и удобнее устроилась на руках Теодора, поглаживая его шею под волосами. Перевела взгляд на Адама. Может, это шутка? Но мужчины слишком серьёзны. Ни тени улыбки на точеных лицах. Вик обдумывал. Он дышал через раз и, кажется, переживал все слишком тяжело, чтобы так быстро принять. И я могла понять его. Отец жив, он не человек вовсе, как и дяди — новообретенная семья оказалась пугающей, а жестокая реальность снова накрыла с головой… Я обеспокоилась: может, у него паническая атака? — Н-не может б-быть, — вдруг выдавил он, и мне в грудь словно нож вонзили. Я с болью обняла Вика за шею и сжалась, слыша, как он заикается. Опять. — Если бы он б-был жив, он бы пришёл… — Он приходил, и не раз, — кивнул Тео. — Но твоя бабушка была против. Она уговорила мать отдать тебя ей. Скрыть от Кита. — Чтобы воспитать на священной земле. Сберечь, — Адам сочувственно добавил, — ведь отец приходил к твоей матери и звал ее с собой каждую ночь… Я прикрыла рот рукой, не в силах представить страшную картину, как тварь из леса — косматая, огромная, рогатая, с черепом вместо лица высится между деревьев, а мать Вика, одинокая женщина на окраине города, стоит на пороге дома и слышит, как это подзывает её голосом погибшего любимого мужчины. Я ещё крепче сжала Вика в руках, когда он заикнулся: — К-как?.. — Она отвезла тебя к Адсиле и оставила, чтобы Кит не догадался, что у него растёт сын. Иначе… — Адам покачал головой. — Иначе ты был бы таким, как он. Только когда ты вырос и твои бабушка и мать, охранявшие тебя все время, погибли, кто-то нарушил защиту. Снял амулеты из дома Лилуай… — Это был я, — севшим голосом сказал Вик. — Д-думал, простые ветрячки. Я идиот. — Ещё какой, — вздохнул Тео. — Но я благодарен тебе. Отчасти, мы с Эдди так тебя и нашли. Селена скрыла твоё существование ото всех — и очень удачно! Неужели ты думаешь, что мы бы бросили тебя? — В семье так не делают, — покачал головой Адам. — Тем более — в семье вендиго. Вик молчал. Я боялась даже отпустить его, но стало спокойнее, когда он нежно коснулся меня рукой и погладил по спине, снова безмолвно говорил: со мной всё в порядке. — Шикоба… — я шепнула ему на ухо, поцеловав в мочку. — Ты как? — Словно дубинкой по башке ёбнутый, — честно и не выбирая выражений сказал он. — Чего я ещё не знаю, дядюшки, м? Что у меня д-дед — Фредди Крюгер? Или Рашель спит в гробу и п-питается кровью младенцев? Рашель расхохоталась, приложив руку к груди, но под укоризненными взглядами любовников стихла. — Прости, Вик. Вынуждена разочаровать: я обычная франко-канадская горничная. — Ты предмет нашей пылкой страсти! — не смутился Адам и ущипнул ее за ляжку. — Нашей?! Кажется, ещё одно слово — и Вика уже можно будет выносить вперёд ногами. Он громко хлопнул ладонью по лбу, и я поспешила отникнуть от него и гневно рявкнула: — Надеюсь, это все чудесные новости, что вы хотели нам сообщить?! — Не совсем, — невозмутимо сказал Тео. — Вообще, мы должны провести один важный ритуал, который разорвёт ваш контакт с Сущностью и спрячет вас от неё. Спрячет навсегда. Вик с надеждой взглянул на мужчин между пальцами и прохрипел: — Это возможно?! Его рука крепче сомкнулась на моей талии, когда Тео кивнул: — Да. Такой ритуал есть, и он довольно простой. Надо прервать ту жатву, Вик, что ты начал, действуя как Крик под личиной маньяка; перебить кровь — кровью. — Что это значит? — выдавила я. — Я готов на всё, — твёрдо сказал одновременно со мной Вик. — Нужно кого-то убить? — Остынь! — Адам расхохотался, покачав головой. — Горячий парень, тебе лишь бы кого-нибудь почикать! — Вылитая мать, — подтвердил Тео. — Нет, Вик. Никого убивать не надо, наоборот. Вы с Лесли должны быть близки. — Мы уже очень близки!!! — взревел Вик не хуже чем вендиго, так что я подскочила. — Куда уж ближе!!! — Не так, племянник, а по крови. Ты должен принять ее в нашу семью, а значит, по всем индейским обычаям провести с Лесли ритуал первой ночи кемонихей и, конечно, для этого… жениться на ней.***
— Я не пойду за тебя замуж, — отрезала я так твёрдо, как могла, в десятый раз отказывая ошалевшему от радости Вику. Вику, который теперь твёрдо уверился, что для полного счастья ему нужно со мной обручиться, вверить свою фамилию и желательно родить со мной несколько маленьких симпатичных индейцев. Срочно. Иначе — катастрофа. Сутки он бегает за мной с глазами преданного пса и уговаривает, уламывает и умоляет. Я не знала, что Вик может быть так настойчив, но своё нет даже устала повторять! Я ненавидела Тео и Адама всем сердцем, глядя на их снисходительные улыбки. Рашель была единственным голосом рассудка и говорила Вику, как заведённый магнитофон, что мне нужно подумать и прийти в себя, так просто девушка под страхом смерти на замужество решиться не может. Но Вик был Виком. Дело было после ужина. Он уже загнал меня в угол, как и вчера, навис сверху и продолжил доказывать: — Но ведь это единственная возможность остановить весь этот беспредел, чикала. Или добавить беспредела в мою жизнь. — Если бы это было чистой формальностью! — огрызнулась я и отвела его руку от своего лица. — Да не хватай ты меня! — Но что тебя в этом смущает?! — он потемнел взглядом. — Я тебя люблю. Ты меня любишь. Однажды это так и так случится. Да ну? И потому ты начал гонять меня по дому своих дядюшек, неотступно преследуя вот уже сутки? — И какая разница, как скоро мы поженимся? — Вик заискивающе улыбнулся, но взгляд метал молнии. — Чикала. Зато мы оба будем в безопасности. И забудем про эту Сущность. Про смерти вокруг. Про всё. Да, в этом он прав. Я закусила губу и призналась ему честно: — Меня пугает, что после ты будешь… типичным… Ревнивцем? Маньяком? Собственником? — Ты будешь жить как жила! Просто замужем! — Вик жизнерадостно улыбнулся, и за его спиной в таких же улыбках оскалились чертовы сводники в лице дядюшек. У-у-у, проклятые! — Я хотела в университет… — покачала я головой. — Потом в городе пожить… — Вудсборо тоже город, — приподнял бровь Вик. Я открыла было рот для возражений, и он вдруг накрыл его ладонью. — Погоди. Ты поедешь учиться, обещаю. Лесли. Ну кто я тебе, ревнивец и самодур, запрещать жить полноценной жизнью?! — Да! — хором сказали мы с Рашель. — Нет, — вякнули дяди. Вик посуровел. — Впору хоть расписку тебе пиши, что обязуюсь отпустить хоть на все четыре стороны после замужества, — буркнул он и отвернулся от меня. — Если тебе этого так хочется. Мне стало на секунду больно за Вика. Он и так столько всего натерпелся сегодня, и узнал так много всего. В самом деле, пусть я сейчас не хочу выходить замуж, но что важнее — мои желания или наша общая безопасность? Ведь я люблю его, и он мне не противен, даже наоборот. Я хотела бы быть с ним. Не знаю, как долго. Но пока мне невыносимо смотреть, как он отворачивается с разочарованным лицом. — Ладно, — мрачно говорю я. Вик не реагирует. Он покачал головой, от былого энтузиазма не осталось и следа. — Вик, я сказала — да, — пришлось произнести громче. — Потому что тебе меня жаль? — а он очень проницателен. От этого мне даже становится не по себе. — Молодежь, — покачал головой Адам. — В конце концов, есть другой вариант. Не одним же замужеством едины?! — Да? — я с надеждой смотрю на мужчину поверх плеча Вика. — И какой? — Разъехаться, — развёл он руками, — не видеться. Пропасть из поля зрения друг друга. Связь распадётся, и тогда… — Нет! Я не ожидала, что мы выкрикнем это в голос, и смутилась, но когда посмотрела в искаженное страхом и яростью лицо Вика, вдруг поняла одно. Даже если бы мой ответ был другим, он не отпустил бы меня. Вцепившись в мои плечи руками и сжав их, как хищная птица в когтях, Вик напрягся, и я ласково обхватила его лицо руками, не в состоянии видеть таким. Никогда. Протравленное болью лицо после моих прикосновений разглаживается, светлеют его глаза. — Скажешь это сам моей матери, — шепнула я и улыбнулась. За плечами почти день уговоров, и вот наконец Вик победил. — А тебе я говорю да, Виктор Крейн. Только, пожалуйста, не убивай здесь никого. Уголки его губ дрогнули. И он тихо сказал в ответ: — Если ты скажешь — не буду.***
Вытащить из его тела девять метательных ножей — то ещё испытание. Но освободить от колышков пробитые колени казалось делом совершенно невозможным… Я с усилием вынула очередной нож, отбросив на землю, и подивилась, что Крик не проронил ни звука. Его выдержке можно позавидовать. Я чувствовала, как становится все более глубоким его размеренное дыхание, бьющееся с хриплым присвистом под маской. С каждым вынутым ножом чёрная одежда тяжелела от крови. Я торопилась и не заботилась о том, чтобы облегчить его боль. Да и делать это собственному убийце совершенно не хочется. — Ещё два осталось… — Торопись, — прорычал он, — пока тебя не зарубил этот чертов каннибал. Я не хочу вечность провисеть здесь в качестве симпатичного панно. У тебя руки точно из нужного места растут?! — Хм, — я с сомнением качнула головой и словно случайно провернула предпоследнее лезвие в ране. Крик откинул назад голову и коротко выстонал: — Сука-а… — Ты сексуально стонешь, — не без наслаждения усмехнулась я, отбросив волосы со лба и случайно пачкая их в крови Крика. — Можешь ещё разок порадовать мой слух? Рывок вправо и резко — влево. Крик гортанно выдохнул, явно до этого сдерживаясь, и рванулся в цепях, громко брякнув ими. Какое удовольствие — видеть своего убийцу упивающимся собственной болью. Я улыбнулась ему и вынула наконец последний нож. — Всё, красавчик. Теперь только колени. С коленями всё было слишком непросто. Он был насажен ими на деревянные колья, прибитые к стене. Снять Крика с них не представлялось ни единого шанса, хотя я старалась, как могла. — Я потащу на себя, а ты тоже помогай, — пришлось обхватить Крика за талию и вцепиться ему в кожаный ремень крепления на бёдрах. — Ты готов? — Давай. Рывок! Я застонала от усилия. Не поддаётся! Тогда осмотрелась и рявкнула: — Дуайт, — парень, стоявший всё это время в сторонке, вздрогнул. — Помогай! — Да, — кивнул он и поспешил присоединиться, обхватив меня за талию. Мы взялись за дело уже вместе, пытаясь снять с кольев убийцу, но тут же замирая, потому что снаружи ожил мерзкий голос, движущийся вокруг амбара: — Принесли нам мертвеца, Час прошел — открыл глаза… За амбаром разлилось мерзкое хихиканье. Дуайт сжался, но я рявкнула: — Тащи! Не останавливайся! Ещё рывок. Мы с Фейрфилдом облились потом, но не смогли ни на сантиметр вытянуть Крика. Наконец, разжали руки и присели, устав, на землю, устланную гнилым, дурно пахнущим сеном. Дуайт расположился у ног Крика, покачивая головой: — Тут нужны щипцы. Что-то, чтобы вынуть их. — Просто обрубите, — процедил вдруг Крик, и мы подняли на него удивленные взгляды. — Вы так будете ещё полгода тащить. Обрубите. — Ты свихнулся?! — Дуайт расширил глаза. — Чем мы это сделаем, при нас ничего нет?! Снаружи послышался топот ног и короткий смешок. Мне показалось, что кто-то с любопытством заглянул к нам между досок и пробормотал: — Что это вы там удумали?.. — Он не собирается сюда заходить, — утёр пот со лба Дуайт и снял очки. — Кружит, как стервятник, и ждёт, когда сами выйдем. Почему? Крик мрачно усмехнулся. Истекающий кровью, раненый, но все ещё опасный хищник, он сказал так спокойно, что в жилах кровь стыла: — А сам как думаешь?.. — Нам здесь нельзя больше оставаться! — занервничал Дуайт. — Будем искать другие варианты. Нужно искать генератор, не век же торчать в этом чёртовом амбаре?! Лесли?! Едва он произнёс моё имя, как Крик вздрогнул и вдруг опустил глаза на меня. Под облепившей торс окровавленной безрукавкой напряглись мышцы. Он сжал руки в кулаки и тут же расслабил, явно нервничая, и причина была мне неясна… Что так смутило его в моём имени? — Лесли!.. — Да, — резко ответила я Дуайту и кивнула. — Да, ты прав. Пора валить отсюда. Дуайт выдохнул с заметным облегчением и кивнул: — Выбегаем из центральных ворот и расходимся в разные стороны. Клоун медленный, при нём газ… Сразу задержи дыхание и беги что есть сил. Кто-то из нас успеет добежать до генератора, а может, и оба. — Другого варианта всё равно нет, — мрачно согласилась я. — Здесь мы в ловушке. — А Клоун будет полагаться на газ. Он мог бы, конечно, заполнить им уже весь амбар, снова не пойму, почему он так не сделает… — пробормотал Дуайт, и Крик невесело усмехнулся, встревая в наш разговор: — Я же сказал. Они не хотят, чтобы я умер. Умру — есть шанс, что снова выйду целёхоньким из костра и устрою им… — он покачал головой. — Неважно. Посмотрим, на сколько тебя хватит, пока не истечёшь кровью? Дуайт уже присел на корточки и перешнуровывал ботинки. Дельная мысль, вообще-то, если не хочешь споткнуться о собственные шнурки и так жалко попасться убийце в руки. Когда приходится драпать, нужно предусмотреть любую мелочь. Но вместо того, чтобы собраться с мыслями или привести себя в порядок, я встала и выпрямилась, пройдясь взад и вперёд мимо Крика. Что в нём было не так? Он буравил меня хмурым, тяжёлым взглядом, от которого опускались плечи, и вдруг напрягся, когда я сказала: — Я могу убить тебя, если хочешь. Принять смерть из рук своей жертвы — унижение. Но не в его случае. Можно сказать, я преподнесла ему особый, ценный подарок своим предложением… настолько ценный, что Крик сперва не поверил: — Ты серьёзно? А ведь могла бы оставить его здесь, на сколько Циклов — неизвестно, быть может, навечно. Способен ли он сам умереть от таких ран? Можно ли погибнуть от голода и жажды в мире Сущности? Ни он, ни я не знали ответа на эти вопросы и сомневались, что они будут положительными. А потому он был обречён стать пленником, пока кто-то не облегчит страданий истязаемой плоти. Кто-то вроде меня. — Вот зачем тебе это?! — потемнел лицом Дуайт и вдруг резко развернул меня за локоть к себе. Я не ожидала от него такой цепкости и стряхнула руку, вырвавшись. — Зачем включаешь милосердие?! Ты снова возвращаешь его в Цикл. — Пусть, — процедила я, опустившись на сено и уже подыскивая подходящий ножик в числе тех, что вытащила сама же. — Не думаю, что он заслужил на самом деле торчать здесь распятым. — Он тебя убивал! — Фейрфилд оскалился. — И меня убивал. И каждого из нас не по одному разу! Я против этой шальной мыс… Но он не успел договорить. Я выпрямилась и, коротко развернувшись, со всех сил, что остались в слабеющих от нервов руках, всадила нож прямо в шею Крику, отчего из раны фонтанчиком брызнула мне на лицо и грудь его кровь, цветом, как рубиновое вино. С мгновение мы хранили тишину — все, только Крик тихо, облегчённо выдохнул, откинув назад голову. Я отпустила нож, оставляя его в ране, и отступила назад, глядя, как сильные руки, держащие цепи, обмякают и расслабляются, а тело проседает. Он булькнул что-то под маской, но слова я не разобрала. Из-под неё по подбородку и шее прокатились кровавые струйки. А когда Крик содрогнулся и стих, Дуайт бросил мне в спину: — Дура. Как здесь тепло. Как тепло… Точно выглянуло согревающее солнце, пробирая до костей и заставляя подставлять руки под ласковые лучи. Это наверняка рай, и он здесь оказался, потому что умер. Наконец-то он умер. В мышцах скопилась томная боль, и Крик потянулся в цепях и вдруг обнаружил, что они рассыпались пеплом по рукам. Он упал на колени и ладони, а затем ощупал свои грудь и живот, исколотые ножом. Трикстер… Это был он. Осознав это, Крик с тихим сипом упал набок, чувствуя, как по вонючему, грязному сену расползается струйками его кровь и впитывается в каждую веточку и соломинку… Трикстер посчитал, что сделать дерзкого, мрачного, своевольного выскочку из недавно прибывших в нестройный ряд убийц Крика своей мишенью — это весело. Ему помогали, но он далеко не был заводилой. Крик помнил каждого, кто перекашивал челюсть ударами и всаживал тесак в торс. Каждого, кто резал и накидывал цепи на руки. Этим выблядкам не поздоровится, когда он… Лесли Крейн. Так вот кто ты… — Ты заснул, — глубокий женский голос окутал вуалью гаснущее сознание. Крик лежал на боку, делая последний хриплый вдох прежде, чем легкие перестали разворачиваться, а взгляд остекленел. — И проснулся. Проснись, юттахи* (прим. автора: с языки ирокезов «день, когда я увидел тебя, хорош для смерти / увидеть и умереть / значение — «любимый). Огромная рука нависла над его головой и повела вдоль тела, не трогая. Тень упала сверху и закутала, скрывая на миг от целого мира — а затем Сущность легко коснулась кончиком трупно-серого мизинца израненной груди… Лесли Крейн. Лесли. Лесли. Кто это. В далёком сосновом лесу зарокотали порывы ледяного ветра, едва не задувая оба костра, непрестанно горящих в лагерях убийц и их жертв. Тучи заволокли и без того смурное, хмурое небо, и тени от огромной руки Сущности, наползая на мертвеца, шевелились и танцевали по его телу, меняя и перекраивая его согласно замыслу своей госпожи. Лесли Крейн. Кто она. «Это неважно, юттахи. Спи крепко. Ты исцеляешься». Почему я ничего не помню. Это имя вертится на кончике языке. На острие сознания. Лесли Крейн. Она и алая лента. «Ты один из моих лучших Убийц. Моя прекрасная кукла. Я вложила нож в твою руку и вложу ещё другое оружие». Что значит эта лента? «Ты покараешь тех, кто сделал это с тобой, но убьёшь лишь одного: на кого я укажу. Потому что я не велела трогать тебя. Я не велела преступать своё Слово. Я здесь Слово… и я говорю тебе…» Я обязан вспомнить. «Вставай!» Мы с Дуайтом выскочили наружу как два перепуганных зайца. Передо мной между чёрной взрыхлённой землёй и тусклым ночным небом мелькнуло обрюзгшее лицо Клоуна с толстым зобом и кривой улыбкой. Страшный раскрас комедианта пугал не хуже тысячи масок, потому что даже на бегу мне удалось рассмотреть безумие в глазах убийцы. — Отведай моего пойла, кобылка! — несётся мне вслед, и безобразный шут в красно-жёлтом цирковом мундире кидает что-то мне вслед. Я бегу так быстро, как только могу, но по земле бежать трудно, вязнут ноги. Я стряхиваю с глаз волосы и вдруг вижу, как передо мной взрывается облако фиолетового газа. Задерживаю дыхание, но всё тщетно: газ уже пробрался в лёгкие и свёл их спазмом, разъел ноздри и проник в глаза. От боли и жжения, точно мне в лицо швырнули горячие угли, я непроизвольно вдохнула газ глубже и раскашлялась, споткнулась, упала на колени. За спиной с усмешкой уже шагал Клоун, держа в руке огромный тесак. Я косилась на него, и тесак плыл слезами в изъеденных чёртовым газом глазах. Нет! Не хочу! Грубая рука обхватывает мои волосы, стягивает их на макушке. Больно. Я кричу и извиваюсь, и зову непрестанно: — Дуайт!!! ДУАЙТ! Почему-то Клоун пугает меня больше всех. Даже больше Крика… Я вздрагиваю и зажмуриваю глаза, потому что медленно вспоминаю — я же боюсь клоунов — и сердце бьется с такой частотой, что сейчас разорвётся аорта. Это потому что я так сильно напугана? Или из-за газа? — Как тебе мой добивающий тоник, куколка? — ухмыляется сально Клоун и поднимает меня с колен, облапливая грудь огромной ладонью. Он потный, и по лицу пот стекает вместе со сползающим гримом. Я только и могу что хрипеть и пускать слюну. Тошнота поднимается по горлу, то ли от того, что он трогает мою грудь и сжимает, выкручивая до боли, то ли от этого тоника. После газа рвёт желчью, и меня выворачивает на чёрные лакированные ботинки Клоуна. Дуайт убежал. По крайней мере, я надеюсь, что он убежал. И хотя меня душит обида — мы так долго планировали вместе этот побег — но кто-то из нас оказался более везучим, это нормально. Хотя Дуайт… нравится мне. Пожалуй, нравится даже настолько, что стало обидно, когда бросил. Клоун швырнул меня на землю из фиолетового облака, надвигаясь со зловещей улыбкой. Полосатые красно-чёрные штаны обтягивают жирные ляжки, он смешон и ужасающ одновременно. В чёрных глазницах блестят глаза — умные, светлые, неожиданно человечные — и когда я вижу в каждом отблеске взор монстра, по загривку бегут мурашки. Но отползти на слабых руках я не успеваю, и клоун наступает мне на живот каблуком и давит всей своей тушей. С подбородка капает слюна. А в руке блестит тесак, окроплённый кровью. — Какие пальчики, — шепчет он и хихикает, — посмотрим, какой из них… посмотрим, что вкуснее… их десять, моя радость. Целых десять мне на выбор. Мое лицо искажено ужасом. Я понимаю, что он будет истязать перед смертью, и молю Сущность, чтобы она скорее приняла меня на крюк.Nine Lashes / Anthem Of The Lonely
Грязной ладонью Клоун хватает мое — и тоже не самое чистое — запястье. Меня колотит дрожь, но он зажимает руку так, что фиксирует пальцы, и заносит тесак. — Хочу попробовать тебя… В голосе слышится похоть. Жадный до дрожи, он склоняется надо мной и скалит зубы, неожиданно нечеловечески острые и длинные, напоминающие больше иглы, и вопль стынет в горле… — Встань в очередь, — произносит за его спиной хриплый голос. Я не успеваю даже испугаться, как вдруг слышу хлёсткий удар кнута о воздух. Щелчок! И чёрная змея обвивает толстую шею Клоуна и впивается ему под зоб. Кто-то сильный одним рывком срывает с меня Клоуна. Каннибал завалился на спину и полетел кубарем на землю, изрыгая проклятия и успевая достать новую бутылочку с проклятым зельем… Кое-как поднявшись, он замахивается рукой, сжимающей флакон с газом… Подняв голову и цепенея, я смотрю, как из амбара широко выходит, цел и невредим, покрыт своей маской, но в несколько другом облачении, Крик. На нем ни кровинки; зато рука, покрытая короткой перчаткой, сжимает рукоять хлыста. Тогда-то Клоун и кидает флакон прямо в него, но я не верю своим глазам: всё происходит слишком стремительно. Левой рукой Крик метнул небольшой топорик, украшенный чёрными лентами: томагавк, прокрутившись, разбил флакон с фиолетовым газом, заставив Клоуна вдохнуть собственный эликсир, и тот даже опомниться не успел, как в следующий миг убийца подскочил к нему, всаживая между глаз нож — так глубоко, что чёрная рукоять прочно засела в кости. Всё ещё беспомощно ползая по земле, я пытаюсь безуспешно встать и убраться отсюда подальше. Мой убийца сам прикончен. И кем?! Криком! Как он сумел воскреснуть? Ведь это я его убила, вот этими руками… его кровь до сих пор покрывает пальцы. Я неуверенно смотрю на бурые пятна и затем — на живого маньяка. Немыслимо… Шаг. Я вижу смуглые бёдра и упругие бока в прорезях высоких, чёрных кожаных штанов. На широком ремне брюк чехол для ножа и ещё несколько креплений. Шаг. Истлевший капюшон рваными клоками опускается на плечи. Белая маска безмолвствует, смотрит на меня из его тени. И я не решаюсь пошевелиться. Шаг. Он наклоняется надо мной и медленно снимает с пояса нож. Лезвие касается моей шеи, холодное и идеально заточенное, и Крик седлает мои бёдра, плавно разрезая кофту от горловины до живота. Он медлит и с удовольствием распахивает половинки тканей в стороны: — Лесли Крейн, ты чудо как хороша. Большая ладонь в чёрной перчатке ложится на мою щеку и припадает к шее, чтобы сомкнуться на ней. Он поднимает мою голову, приближает к губам маску, и я слышу тихий шёпот: — Как ты боишься умереть, Лесли?.. Дрожь пробирает от этого голоса. Мне страшно, но я не знаю, отчего моё тело льнет к его — и смотрю затравлено в ответ, понимая, что погибну в следующий миг. Меня объяла жалость и досада. Ну что же ты, Фейрфилд, неужели и вправду трус… — Я боюсь предательства тех, кто мне дорог, — шепчу я горько в ответ, — так что смерть от твоей руки меня не пугает. Ты в их число не входишь. Короткий смешок. Знакомый смешок… Крик ласково гладит мои рёбра свободной рукой и внезапно приподнимает маску. — Могу это исправить… Последний поцелуй — поцелуй смерти. Когда наши губы сминают друг друга, мне кажется, в груди вспыхивают молнии. Бабочки? Бабочек уже испепелили. Я дышу его дыханием и чувствую тлен на губах, пью каждый вдох и касаюсь кончика его носа своим под маской. Сладкая боль пронзила насквозь раньше, чем он вспорол меня ножом. Дрожа и опадая в крепкой руке, я глажу его грудь кончиками пальцев, не понимая, зачем. Странная потребность прикоснуться звучит из глубины, и взгляд замирает немигающими точками на черно-белой маске. А затем сквозь толщу обжигающей боли я окунаюсь в тепло.***
Его тёплые руки легли на мою талию. Он легко подсадил меня в седло и поставил ноги в стремена. — Так удобно, чикала? — Да, вроде бы. Он улыбнулся, глядя снизу вверх, и ласково поцеловал моё колено. Погладил по прямому сапожку, который Рашель одолжила для верховой езды: — А ты поедешь со мной? — мой голос, наверное, звучит слишком жалобно, но Вик лишь смеётся. — Конечно, любимая. Как иначе… — нежно начинает он, но тут его перебивает ехидный голос: — Или я могу тебя сопроводить, так ведь? Это Джои, тот кудрявый симпатяга с выездки. Парень, оказывается, работает на ранчо, возится с лошадьми и отвечает за конюшню с другими наймитами. Я усмехнулась: он облокотился о загон и с насмешкой в глазах смотрел, как медленно сгорает от ревности Вик. Засранец, а! Как бы однажды мой индеец его не зашиб. Вик с каменным лицом вскакивает на Талисман и перехватывает дополнительный повод у моей лошади. Мне выдали покладистого вороного мерина по имени Полумесяц, и он на вид кажется крайне спокойным парнем с умными темными глазами. Я принесла ему яблок и моркови, а он вроде как, забрав взятку вкусняшками, меня не скинет. Может быть. — Вик! А может, все же я? — бодро улюлюкает вслед Джои, но тот молча толкает в бока Талисман и вырывается на свободу, увлекая меня следом за собой. Мы на ранчо уже третий день. Я засыпаю в своей кровати, а просыпаюсь каким-то чудом рядом с Виком. Он клянётся, что это настоящее волшебство, потому что руку к этому не прикладывает. Я склонна ему не верить, но помалкиваю об этом. Мы завтракаем всегда большой компанией. Я, Вик, Рашель и его дядюшки — все мы собираемся за общим столом и разговариваем. Сегодня, например, порешили, что Адам и Тео приедут к Вику в дом, потому что один он с ремонтом явно не управится. Рашель обещала побывать как-нибудь в гостях, но не во время ремонта, элегантно уклонившись от темы. С каждым днём она нравилась мне всё больше. Все эти дни Вик показывал мне, как правильно садиться на лошадь и управлять ею. Я не умею все ещё ничего, но по крайней мере сейчас, когда Полумесяц бежит нога в ногу с Талисман, я не норовлю выпасть из седла. Вик рядом и в случае чего страхует, придерживая за руку. Одет он как всегда сногсшибательно, по-индейски, то есть — абы как: свежештопанная голубая рубашка в белых цветах, та самая, и джинсовые шорты. На ногах у него высокие прямые сапоги, одолженные также у Адама: Вик все ещё бережёт избитые и порезанные об камни голени. — Тебе нравится? Что ему ответить? Я посмотрела на него и заулыбалась. Счастливый, молодой, весёлый… и такой свободный. Коса плещет за спиной, рубашка развевается, а глаза… глаза непередаваемые. Таких у него еще никогда не было. Сверкают, как два лунных камня, и смотрят далеко в прерию, раскинувшуюся за долиной. Мы скачем к реке и лошади сшибаются с водой грудью, входят в волны и погружаются в них, пофыркивая. Мне становится не по себе, но Вик успокаивает: — Я тебе помогу, не бойся. Чуть отпусти повод. Вот так… умница моя. Чёрные гривы наших лошадей плывут, сплетаясь, по воде, и я с восторгом понимаю, что Полумесяц парит. А затем копыта касаются дна, он отталкивается и рывком выходит из воды. — Это потрясающе! Хочу ещё! — Подожди, — Вик улыбнулся, выводя нас на песок, и спрыгнул с седла. — Тебе может быть такая долгая прогулка непривычной. На, возьми плед. Посиди здесь, погрейся. Кроме нас на речном пляже есть люди: их немного, вода еще холодная, чтобы купаться, но они отдыхают здесь и смотрят в восторге на рыжеволосого парня, легко вскакивающего в седло. Коротко чмокнув губами задумавшемуся мерину, Вик повел Талисман вдоль воды и перешёл на рысь. Похрапывая, лошади бегут по песку, оставляя в нем глубокие следы, и с радостью разминаются, пока всадник позволяет. Откуда-то я слышу восторженное «смотри», охи и восхищения лошадьми и седоком. Солнце уже почти летнее. Оно согревает до костей и проникает в самое сердце, и я обнимаю себя за колени, наблюдая за Виком. И мне становится радостно. Радость не пропадает даже спустя еще два дня, когда мы все же садимся на обратный самолёт до Мэна. Мама уже волнуется и пишет каждый вечер: мы задержались дольше положенного, но всю дорогу держимся за руки. Нам в общем-то необязательно даже говорить, но быть рядом просто необходимо. Когда белая железная птица опускается на посадочную полосу нашего аэропорта, мы выдыхаем. Кругом зелень, леса и хмарь, мрачное небо не по-весеннему дождливо, и когда мы берём со стоянки пикап и садимся в него, я пишу с молчаливого кивка Вика сообщение для мамы: «Мы сели в Бангоре. Едем домой, Вик зайдёт. Есть разговор».