Hunters and Victims

Он спокойно дышит, пока рука движется вверх и вниз в иступленной ласке. Утомлённо смотрит полуприкрытыми глазами перед собой и видит только мелькание неярких бликов солнечного света и кружение пыли. Он любит рассматривать воздух и свет, любит слушать тонкий запах дерева, озона из открытого окна и дыма от разожженной свечи, окутавшего комнату. Он любит вдыхать запах горькой ванили и бергамота: так, а ещё чем-то особенным, звонким, похожим на свежескошенную траву, пахнет Лесли. Он где-то читал, что этот запах — запах травы после покоса — любят люди своеобразные. При гибели под серпом или ножами газонокосилки трава выделяет молекулярные летучие вещества, которые нравятся хищным насекомым и животным. Запах боли, страха, смерти. Свежий, сладкий. Точно такой же, какой Крик чувствовал вокруг своих жертв, когда убивал их. Он отогнал от себя эти мысли и втянул воздух ноздрями. Сегодня это случится. То, чего он так долго ждал. О Боже… Вик коротко перекатился на живот, вжимаясь грудью в постель и прогибаясь в пояснице. Дыхание чуть участилось, когда рука, обхватив член по стволу указательным пальцем, точно держа рукоять ножа, прокатилась по всей длине. Полусонный, он подсогнул ногу в колене, приподнял себя от кровати, сладко вытягиваясь в спине, точно кот. Перед глазами была она. Сколько месяцев он тосковал, сколько голодал? Сегодня у него начинается совсем новая жизнь. Рука задрожала по плоти, но Вик совладал с собой. Уткнувшись лицом в подушку и лишив себя воздуха, он упёрся в постель второй ладонью и жадно сгрёб простынь в пальцах. Член пульсировал в руке, под ладонью проступали тонкие вены по мере того, как он напрягался. В боках и лобке было уже тяжело, от живота до коленей всё горело глубоко внутри, под кожей. И, коротко выстонав в подушку, он вспоминал. Пусть не каждый её взгляд и жест, как говорят для красного словца романтики, но глаза — большие, карие, пронизанные солнцем и тронутые мшисто-зелёным по внутреннему ободку. Её смуглую, золотистую кожу, такую, будто она немного перележала на солнце, расслаблено покрываясь ультрафиолетовыми поцелуями. Она всегда была намного светлее него, но этот милый загар очаровывал Вика, как и румянец, если она краснела. О, он будет делать всё, чтобы она заливалась краской чаще. Грудь провалилась и опала горячим дыханием, он уткнулся носом и губами в подушку, ускоряя темп. Через миг рука предательски дрогнула по собственной смазке, и Вик задрожал, будто ему стало холодно. Его и впрямь охватил озноб. Раз за разом обхватывая себя всё плотнее, он сжал член до пронзительной боли — и в последнюю предоргазменную секунду вспомнил тёплую, родную улыбку. С коротким и бесстыдным стоном Вик содрогнулся, кончая и чувствуя, как тепло покидает тело, и вместо горячечного, опьяняющего возбуждения голова трезвеет, а его самого охватывает уже не сонливость, а жажда деятельности. Сегодня для этого есть повод: их свадьба. Он с улыбкой привстал на локте и задумчиво посмотрел впереди себя, прокручивая весь предстоящий день в мыслях и отпихивая испачканную простынь. Что нужно сделать и что он уже сделал? Понравится ли свадьба его Ли? Он больше не мог оставаться в постели, терзаясь ожиданием, и встал. Сделал короткую разминку. На улице стояла прекрасная погода. Вик оделся, бесшумно вышел из своей спальни, спустился вниз в шортах, футболке и кроссовках. Он тихо свистнул Цейлон, и собака, принюхиваясь, обошла его и ткнулась носом в руку. — Ну что, — спросил её хозяин, — на пробежку? Цейлон звонко гавкнула и, не спуская с Вика глаз, выбежала следом за ним во двор. Индеец побежал по лужайке и легко перемахнул через свой же забор. Чёрная собачья тень сиганула следом. Вик выбежал на проезжую часть и привычно помчал навстречу ходу движения машин, правда, пока что ни одной не было. Он работал в обычном для себя темпе. Бег тренировал выносливость и скорость, и того, и другого у него хватало в избытке. Он ещё в школе учился, когда понял, что может спокойно тренироваться дольше остальных парней, не теряя при этом в показателях. Может, поэтому его из команды и вышвырнули? Вик свернул через лесополосу и свистнул. Цейлон помчалась за ним, вывалив розовый язык. Собака и хозяин петляли между деревьев, залитых утренним светом. Они быстро миновали пролесок и, перебежав через широкое скоростное шоссе, поднырнули под сень ив и поспешили по песку. «Моя последняя холостая пробежка» — одобрительно подумал Вик и усмехнулся. Наигравшись и накупавшись, счастливая парочка ленивой рысью возвращалась назад. Они уже приближались к дому, когда Вик заметил во дворе Джои, любовно шнырявшего вокруг гаража, где стоял «Мерседес». Он знал, что сегодня как шафер сядет за руль, и уже предвкушал это событие. Вик одобрительно хмыкнул, устало толкнул кованые ворота и впустил мокрую Цейлон, тут же бросившуюся к собачьей дверце. — Ты уже одет? — Вик скорчил рожицу, опустив вниз уголки губ, и покивал головой. — Похвально. — А от тебя пахнет мокрой собакой, — жизнерадостно поделился Джои, брезгливо отойдя подальше от индейца. — Женишок. — Имею право вонять псиной, — отбрил Вик. — Который час? — Семь. — Семь! — он спохватился. — Я мигом в душ, и позавтракаем. А там уже собираться пора. Ты, кстати, забрал же от портного мой костюм? — Костюм? — насторожился Джои. Невинно стрельнул глазами вбок. Вик снял мокрую насквозь футболку и кивнул. — Ну да, костюм. Знаешь, на свадьбах это обычно принято — когда жених костюм надевает. Джои задумался на миг, прищурил карие глаза. — А откуда я должен был его забрать? Вик взял полотенце с кресла на террасе и, взъерошив волосы, вытерся. — От портного. — Повторил он, и в голосе просквозила прохлада. — Ты же забирал от него свой костюм, помнишь? — Это да, раз я в нём, — Джои тактически отступал по газону и к мастерской, чувствуя, что Вик идёт на него, по-прежнему вытираясь. Выглядело это как жалкая попытка сбежать от тигра, вальяжно преследующего по вольеру добычу. Парень уже понимал, что где-то крепко так ошибся. — Мой ты тоже должен был, — вкрадчиво напомнил Вик, невзначай растирая костяшки пальцев, красноречиво сбитые. Джои посмотрел на них и подумал: а они когда-нибудь заживают? То, что Вик бьёт больно и профессионально, он на себе уже узнал. Повторять этого больше не хотелось. — Правда? Джои понял, что попал. И что быть ему поколоченным. Он попятился и наткнулся спиной на угол мастерской, засмеявшись и подняв руки. — Ну ладно тебе, Вик, делов-то! — ухмылка вышла нервной. — Подумаешь, съезжу сейчас к этому портному… — Конечно, съездишь, — бархатно протянул Вик. — Даже не так. Сбегаешь! Но не в салон. Он же открывается с десяти, а мне в десять нужно быть в церкви. — Тогда куда же мне? — не понял Джои и вздрогнул, когда Вик прихватил его за пуговицу рубашки, вжимая в стену. — К нему домой, полагаю. Позвони. Извинись. Упади на колени. Короче, действуй! Я схожу в душ и выпью кофе, костюм должен быть здесь в течение часа, парень. Это была моя единственная просьба к тебе в тот вечер, когда ты ушёл с Тэм, а я остался один и добивал кровельные работы. А ты что? — Что? — эхом откликнулся Джои, сглотнув. — А ты всё просрал, — ласково намекнул Вик. — Ну что, Джо. Время пошло. Джои едва не бегом кинулся к пикапу, пока Вик невозмутимо исчез в доме и уже там грязно выругался. М-да, женатая жизнь началась с того, что он всё проебал. Но это ничего. Сейчас семь утра, конечно, однако портной наверняка и не с такими казусами встречался! Успокаивая себя таким образом, Вик быстро принял душ и, с распущенными волосами и в пижамных штанах заваривая простенький растворимый кофе в кофейник, постарался настроиться на праздничный лад. Неужели он так много просит? Он и так взвалил на себя подготовку к празднику, не просил помощи, всё тихо и быстро сделал сам. Но даже с такой простой задачей этот олух не справился! Вик налил кофе в небольшую чашку и сел у окна, вытянув ноги. И когда пикап лихо затормозил возле дома, он закатил глаза. — Не прошло и года, — протянул он, лениво наблюдая за Джои. Однако тот вышел из машины с пустыми руками, и в голову Крейна закралось нехорошее предчувствие. Прямо сказать, дурное!..

***

Адам и Теодор даже не надеялись, что Рашель понравится в Вудсборо. Штат Мэн был для неё уж слишком: уж слишком мрачным, уж слишком лесистым, уж слишком зелёным, уж слишком пасмурным. Их рыжее солнышко барабанило ноготками по окну в машине, холодно рассматривая пейзажи, и ожила, только когда показался дом Вика. До того она хранила прохладное молчание, а в машине без помощи сплит-системы веяло арктическим бураном. — Ну наконец-то, — вздохнула она. Рыжие кудри упали со лба назад, Рашель скрестила на груди, изрядно округлившейся, руки. На тонких запястьях поблёскивали дорогие браслеты. — Цивилизация. А неплохой, между прочим, домик. — Не то что наш, конечно, — небрежно сказал Тео и повернул на подъездную дорожку. Ребята взяли в прокат большой и комфортный новенький «Крайслер», условившись, что Адам заедет на нём за невестой. Рашель улыбнулась, посмотрела на мужчину, а он лишь молча приподнял уголки губ. Адам в это время старательно копался в смартфоне на заднем сиденье. — Что ты делаешь, Эдди? — ласково спросила Рашель. Адам поднял карие щенячьи глаза, озадаченный вопросом, и сел на край кресла, приблизившись к Рашель и чмокнув её в голое веснушчатое плечо поверх бретельки топа. — Заказываю бухло, — нежно проворковал он. — Дельная мысль, — сказал Тео спокойно. — Но я уже заказал с доставкой. Четыре ящика. — Четыре!.. — Рашель возмущённо посмотрела на Теодора. Адам оскорбился. — А что так мало?! — возмущённо спросил он и тут же поправился, когда Рашель хлопнула его по лбу. — В смысле, что заказал? — Всё, что надо для нормального времяпровождения, прекрати этот допрос, Эд, — поморщился Тео и отстегнул ремень безопасности, свой и Рашель, попутно мельком погладив её живот. — Ты как, в порядке? — Вполне. — Я не у тебя спросил, — невозмутимо приподнял чёрную бровь Теодор. — Я у него. Рашель засмеялась, словно колокольчики зазвенели. Она с улыбкой подалась навстречу мужчине и мягко поцеловала его в губы, поглаживая по гладкой щеке, и Теодор ответил с трогательной покорностью. Адам сидел с выражением лица обделённого вниманием кота. — Ну и пожалуйста, — оскорбился он и выскочил из машины. — Целуйтесь, если очень хотите. Если что, я в доме. — Мы подойдём позже, — отмахнулся Тео, но его быстро увлекли обратно в поцелуй. Хлопнув дверью и сплюнув, Адам вздохнул и привычно наклеил на лицо фирменную широкую улыбку. Дом Вика был незаперт. Странно. Адам прошёл в большую гостиную, не разуваясь, и, потирая ладони, тихо двинулся на кухню. Оттуда слышались подозрительная возня и хрипы. Глазам его предстала интересная картина. Вик в пижамных штанах, уложив Джои на стол, методично душил его. Тот пытался оттолкнуть Крейна, упираясь ему в бедро коленом. У парня, тихо сипящего под предплечьем Вика, были расстёгнуты ремень и ширинка на брюках. На племяннике была накинута белая рубашка, явно ему не по размеру — в плечах она заметно расходилась, на груди её было не застегнуть. А вот на Джои рубашки как раз не было. Занятно. Наполовину раздетые и взмыленные, они явно уже отдубасили друг друга. — Доброе утро, мальчишки! — бодро поздоровался Адам. — Я не вовремя? Или ты, Вик, решил оставить Лесли ради Джои, воспылав к нему нездоровой небратской любовью? — Адам! — прохрипел Джои. — Помоги… — Вот же тварь, — цедил Вик, неделикатно перекрывая ему дыхание и надавливая на кадык. — Я двадцать семь лет ждал, когда женюсь… — Ой, прям из роддома вышел и ждать начал! А-а-а-а! Только ниже пояса не жми, больно! Адам с усмешкой обратил внимание, что Вик держит нож у ширинки Джои, отчего тот даже вздрогнуть боится. На лице Каллигена расползалась всё более широкая улыбка, пока наконец он не хлопнул в ладоши. Вик резко повернулся к нему, весь багровый от ярости. — Господа убийцы! — зычно сказал Адам. — Расслабьтесь, а не то я вас сожру, и свадьбы не будет. Оба притихли. Джои убрал колено с бедра Вика, тот хмуро отвёл нож в сторону и положил его на кухонный стол. Джои уставился на него с выпученными глазами: — Ты мне член ножом для масла резать собрался? — Скажи спасибо, что не ложкой, — огрызнулся Вик. — У-у-у, — поморщился Адам и прислонился к стене. — Ложкой — это брутально. А теперь изложите причину, почему вы тут едва не устроили рестлинг, плавно переходящий в добрачный гейский секс. — Я его убью! — тут же пояснил (или пообещал?) Вик, сверкнув глазами. — Этот красавец профукал единственную мою просьбу за все эти дни. Он не забрал мой костюм от портного. — Не беда, заедем к портному, — развёл руками Адам. — Хер! — оскалился Джои. — Я туда погнал, а у него с детьми сидит нянька с сиськами четвёртого размера и сообщает мне, что они ещё позавчера уехали куда-то с женой, она место называла, я не запомнил… И не откроется он, в общем, до четверга. — Значит, про четвертый размер ты запомнил, а куда слинял нужный нам человек — нет?! — возмутился Вик. Адам потёр переносицу и устало вздохнул. — Ладно, я понял. Смертью Джои проблему не решить. Вик, почему бы тебе не надеть брюки с выпускного Ли? Жених просиял издевательской улыбкой, сложив на груди руки: — Потому что Джои случайно пролил на них отбеливатель. — М-да, — цокнул языком Адам, со скепсисом косясь на темнокожего парня, — Джо, я смотрю, ты нарываешься погибнуть во цвете лет. А почему тебе рубашка мала по размеру, а у Джои брюки расстёгнуты? — Потому что, — уже взревел Вик, — он решил раздеться и одолжить мне свой костюм… — Под ножом никто ничего добровольно не решает! — высказался его дружок, отведя кудри в сторону. — …а он оказался мне мал, — продолжил Вик и бровью не поведя. — А потому что нехер столько жрать, — пикнул Джои. — Да я тебе!!! Вик резко рванулся вперёд, явно намереваясь устроить хорошую трёпку наглецу. — Тихо! — грянул Адам и развёл драчуна и сжавшегося Джои в обе стороны за плечи. Он обвёл кухню глазами и уточнил. — Хватит сраться, Вик, у тебя свадьба на носу. Кстати, кофе горячий? — Да, угощайся, — устало махнул рукой Вик и вырвался из-под дядиной большой ладони. — Я в отчаянии, если честно. Да не шарахайся ты от меня, Джои. Какой смысл тебя убивать? Всё равно твоя одежда мне мала, мелкий засранец. Адам хмыкнул, плеснул кофе себе в чашку и отпил, тут же поджимая губы. — Обжёгся, — он облизнул ожог. — Ну так вот. Позажимались, парни, и хватит. Джо-Джо, застегни штаны. Вик, отдай ему рубашку. Кстати, ты какой-то встрёпанный, расчешись. Тебе жениться через… Прищурившись, Адам взглянул на часы на духовке и присвистнул. — Господи Боже, уже девять! Вик, а во сколько венчаемся? — Мы с тобой? — меланхолично откликнулся племянник. Адам не среагировал, и он закатил глаза. — В десять. — Тогда у нас с Рашель есть ровно пятьдесят минут, чтобы превратить тебя, нашу милую убийственную замухрышку, в классного парня, чтоб невеста не сбежала, — спокойно ответил Адам.

***

Солнце ласково светило в окна. День, который должен был стать одним из самых запоминающихся и важных в моей жизни, не был особенно пасмурным, но величественные облака так и повисли над Вудсборо белыми перинами. И глядя на них в окно, я поняла, что уже улыбаюсь. Есть не хотелось. Я спустилась в столовую, где уже вовсю хозяйничала мама, и опешила, за столом сидели Тамара, Хэлен, Дафна и заодно, до кучи, моя тётя Роуз из Чикаго. Она была невысокой, хрупкой блондинкой, но с выражением лица откровенно бульдожьим. — Тётушка, — протянула я, сделав вид, что очень обрадовалась. — Ах, Лесли, детка! — проворковала она и поднялась со стула, чтобы заключить меня в крепкие объятия. Даже слишком крепкие, как по мне. — Я так давно тебя не видела, ты так выросла! Хэлен за её спиной скорчила рожицу. — А как похудела! — Это она от любви у нас ссохлась, — пошутила мама, снимая со сковороды несколько полосок бекона и раскладывая их по тарелкам. — Садись, дочка, я тебе тоже тут приготовила… — По своему-то кавалеру? — ухмыльнулась тётушка. — Мам, — скривилась я и простонала, едва уловив запах жареного бекона. — Не могу, тошнит. — С чего бы? — в голос осведомились с коварнейшими улыбками Дафна и Хэлен. О Господи, кто-нибудь, выведите их отсюда. Я взаправду чувствовала себя слишком нервно, чтобы проглотить что-то тяжелее кофе с молоком. Усевшись, осмотрела с беспокойством этот женский круглый стол, где за Артура явно была мама в своём парадном фартуке, который она надевала только при гостях, и помассировала виски. Скорее бы уже увидеть Вика. Он меня точно спасёт от бешеных друзей и родственников. Хотя, кто знает, может, Шикоба только со мной такой крутой? А при гостях присмиреет и будет пай-мальчик. С энтузиазмом все за столом активно уплетали свой завтрак, кроме меня и мамы. Мы обе явно слишком переживали для этого и просто пили кофе, поглядывая на часы. Наконец меня выпустили на свободу, прекратив мучить расспросами в духе «где же ты познакомилась с таким кхм-кхм интересным молодым человеком?». Дафна, Тамара и Хэлен потянулись со мной в спальню, и сестра фыркнула, топоча по ступенькам: — Добро пожаловать в серпентарий! А чего это тебя от бекона тошнит, ты часом не… — Заткнись, мелкая, просто заткнись! — гаркнула я. Не знаю, как это происходит у других невест, но мои сборы были чрезвычайно комфортными. Пока я подпиливала один особо неподдающийся ноготок, Дафна колдовала над моей причёской. Она с таким усердием и так старательно расчесывала, плела и завивала тёмные локоны плойкой, что я решила не вмешиваться в творческий процесс — только изредка контролировала его короткими взглядами в зеркало. С утра написала уже дважды Вику, но он не ответил ни на одно сообщение. Привычных «С добрым утром, красотка» или «Привет, детка, скучала по мне?» я не получила. Наверное, он занят! Я решила таким образом и отвлеклась. Дафна как раз закончила с причёской и уступила Тамаре. Та азартно приняла эстафету и подошла ко мне с палитрой теней, деловито разглядывая лицо с разных углов и придерживая меня для этого за подбородок. Я улыбнулась. — Чего ты так сосредоточена? Дафна отступила на шаг и критически осмотрела меня, а после взялась за плойку снова: Хэлен попросила и её тоже завить. — Просто изучаю твою анатомию, — кратко и спокойно ответила Тэм. Я пожала плечами. — Изучай на здоровье! Она набрала на запястье тон и взяла одноразовый спонж, прорабатывая мне цвет лица. Я поразилась тому, как профессионально работает Тамара, и не выдержала: — Ты прямо настоящий визажист! — Ну, — пожала плечами та, — я с детства покойников крашу, так что неудивительно. Опыт богатый. Дафна откашлялась, Хэлен расширила глаза и протянула: — Обалдеть!!! Я уже перестала удивляться тому, что судьба подбрасывает мне таких странных личностей в друзья, знакомые и даже возлюбленные! В любом случае, надеюсь, Тэм накрасит меня согласно обстоятельствам, а не как готическую принцессу, иначе придётся срочно умываться и брать процесс в свои руки. Хотелось поиронизировать, что мы с Виком и так ходим на волоске от смерти и в случае чего Сущность нас пополам перекусит, вот тогда и понадобятся услуги Тэм — но я прикусила язык. Здесь никому нельзя знать о нашем ритуале, который, кстати, состоится уже этой ночью. Я старалась не уточнять у Вика или Каллигенов, что конкретно требуется от меня во время обряда: и так было ясно, что-то там замешано с кровью, так что я была внутреннее готова к любой дичи. Когда Тэм убрала свои кисти, а тетушка Роуз за дверью нервно сказала, что к дому подъехал здоровенный, размером с флигель, «Крайслер», и оттуда вышел не менее здоровенный индеец, я поняла, что это за мной. — Там Адам приехал, что ли? — я подошла к окну и выглянула. Мои догадки подтвердились. Каллиген в изящном чёрном костюме и белой рубашке посмотрел прямо в мое окно, просиял улыбкой и жизнерадостно помахал. Девочки засуетились. На часах уже начало десятого. Тетя Роуз в панике забыла, где оставила телефон, и искала его по всему дому. Мы послали Хэлен помочь ей: откинув светлый завиток со лба, девчонка фыркнула и с сердитым видом вышла из спальни. Я исчезла в ванной комнате и объявилась уже в свадебном белье, состоящем из тончайших белых ремешков, и накинула поверх только тонкий халатик. Дафна присвистнула, Тамара хотела было сказать что-то ехидное, но передумала. Энергично натянув на бедро подвязку, я вздохнула: — Успеем же? — Конечно! Я быстро влезла в платье, но потребовалась помощь Дафны: самой мне его вовек не застегнуть. Взявшись за длинный ряд жемчужных пуговиц на спине, она выругалась: — Нет, это очень красиво, но Крейн просто разорвёт всю лабуду… пальцы ломать точно не станет. — Какое оно интересное, — проронила Тэм. С прямыми чёрными волосами, убранными в хвост, в белой блузке и темно-синей прямой длинной юбке в викторианском стиле, да ещё и с большой брошью в виде филигранного паука на ажурном воротнике, она была ну прямо настоящей Уэнсдэй Аддамс, только взрослой. На её фоне Дафна в своём легком, блестящем серебряном платьице была как фея из сказки про Питера Пэна. — Сколько ему лет? — полюбопытствовала подруга. — Не уверена точно, — я пожала плечами. — Ну, в нем выходила замуж моя мама. И моя бабка по линии отца, Кристина. А оно принадлежало уже её матери… — Тогда бей Вика по рукам, платье дороже мужа, — решительно сказала Дафна. — Оно обязано пережить Крейна. — Согласна! — я рассмеялась и достала коробку с новой обувью. Проверенные, надёжные Мартинсы! Вик предупредил гостей, что обувать элегантные лодочки будет чревато, так как свадьба будет проходить на природе. Я, конечно, не знаю, где он нашёл дикую природу на заднем дворе собственного дома… но на всякий случай подготовилась. — Какие классные! — восторженно улыбнулась Тэм и взяла в руки ботинок: поверх бежевой кожи на него нанесли полотно Уильяма Блэйка, «Атлас». Бело-голубое зодиакальное небо вызолочено тучами. На фоне моря мускулистый титан попирает врага ногой, над его спиной развевается тяжелыми складками золотистый плащ. Каждый сантиметр этой чудесной обуви покрыт деталями полотна, нежная голубая кожа цвета безоблачного неба контрастировала с массивной подошвой. Специальная серия у производителя, приуроченная к различным произведениям искусства. — Я другого и не ожидала, — фыркнула Дафна и вытянула ногу в удобных розовых брогах. — Вы безумцы, ребята. Я на своей свадьбе буду исключительно на шпильках. Время уже подводило; мы начали поторапливаться. Платье село на меня как влитое. Дафна аккуратно затянула по лентам вшитый корсет. Он высоко поднял грудь и подхватил талию, крепко сдавливая её и делая уже. — Вроде бы всё? — быстро спросила Тэм. — Меньше часа осталось, давайте передадим невесту в руки водителя! — кивнула Дафна и со вздохом поправила у меня на груди две длинные, тёмные, кручёные косы, спускающиеся до талии. — Ты готова, Лесли? Платье было строгим и вместе с тем весьма игривым. Строгость ему придавал четкий силуэт с фалдами, подшитыми таким образом, что плечи казались острыми и были чуть шире бёдер. Прозрачное кружево и белая газовая ткань, покрытая тонкой вышивкой из бисера, окутывала руки до локтя и расходилась широкими рукавами до запястий. Там они заканчивались морем пенных оборок и складок — это был самый пышный элемент всего костюма. Платье шло по фигуре. Высокий воротник стойкой поднимался на шею, а между лопаток переходил в увитую вышивкой каплю, обнажавшую спину. Белое кружево портной, которому я отдала наряд для доработки, отделал прозрачными вставками на бёдрах, от коленей до талии, и по спине вплоть до поясницы. Но самая проблемная часть платья, истлевшая от времени и не подлежащая восстановлению, была рукой мастера просто вырезана и обработана кружевом. Так, у меня на талии появилось два симметричных выреза, которые визуально делали грудь выше, а саму талию — тоньше. В них выглядывала смуглая кожа, зашедшаяся летними веснушками. Подол прямой, длинная юбка надежно скрывала обувь. На пальце я оставила кольцо Аделаиды, а колечко из бисера надела на вторую руку. В этом платье я без преувеличения здорово походила на бело-кружевную, прозрачную статуэтку. Но немного неряшливые косы, туго заплетенные до самых концов без хвостиков, казались тёмными плётками и немного разбавляли торжественность наряда. Глаза, аккуратно подведённые темно-бежевыми тенями, стали ярче. Бежевая помада подчеркнула губы. Девчонки, встав по обе стороны от меня, заулыбались. Мы смотрели на своё общее отражение в большое напольное зеркало и старались запечатлеть друг друга и этот момент в памяти: счастливых, молодых, сияющих, готовящихся к празднику. — Пора, — проронила Тэм и вдруг спохватилась. — Погоди, Ли. Моя мама ждёт нас в церкви, но уже сейчас просила кое-что передать… Она на минутку отлучилась в сторону и положила на кровать большую белую коробку. Я удивленно приподняла брови и застыла, когда она открыла крышку и взяла в руки необычайно элегантную белую шляпу-стэтсон с изящными ровными полями и шелковой кремовой лентой по тулье. — Тамара… — я не знала, что сказать. Но когда она мягко опустила шляпу мне на голову, лихо сдвинув её на затылок, я сглотнула и улыбнулась. — Лучше всякой вуали. — А я говорила, ей понравится, — улыбнулась Тэм, хитро глядя на Дафну. — Вик вообще будет в восторге, — усмехнулась та.

***

В большом «Крайслере» места хватило всем нам. Мама, тетя Роуз и Хэлен отправились в церковь на нашей машине, а я, Дафна и Тэм сели к Адаму. Внутри темно-шоколадный автомобиль был таким же роскошным, как и снаружи. Адам помог мне сесть, приподнял прозрачный подол платья и, придержав дверцу, подмигнул: — Поехали разбивать сердце одному индейцу? Я широко улыбнулась в ответ и закивала. Девчонки уже восторгались обстановкой и вовсю разглядывали салон автомобиля, а потом увлеклись каждая своим. Дафна смотрелась в зеркальце и поправляла макияж, Тамара молча наблюдала в окно. Мы проезжали улицы Вудсборо, ставшие за столько времени почти родными, и я погрузилась в ностальгию, вспоминая, сколько всего за этот год со мной случилось. Знала ли я, что выйду замуж за человека, который однажды ворвался ко мне в дом с ножом и оставил у меня на руке тонкий шрам, обвивающий запястье до локтя? Знала ли, что всё так сложится? — Как там Вик? — осторожно спросила я у Адама, и он поморщился. — В своём репертуаре, безумствует, — лаконично ответил он. — А ты в порядке? Готова сменить фамилию? — Да, — в моем голосе он явно услышал волнение. Адам улыбнулся, тепло взглянул на меня в зеркало. — Это хорошо! Иначе мне пришлось бы похитить тебя и выдать замуж за Шикобу силой. А то он мне всю плешь проест. Небо казалось высоким и гулким, как колокольный звон. Облака из тяжёлых перин превратились в барашки, задрожали по голубой глади. Мы подъезжали к церкви в восточной части города: высокий белый шпиль деревянного здания тонко и строго возвышался над деревьями. Церковь была лаконичной и небольшой, три больших окна в форме арки придавали конструкции легкости. Их дополняли деревянные решётки снаружи, вместо прозрачных стёкол были простые витражи. Я знала, что церковь в Вудсборо была поставлена в 1811 году, когда на этих землях появились первые жители и заложили здесь заставу. Тяжелая дверь в форме арки, повторяющей окна, была выполнена из темного дерева с искусно вырезанными на полотне крестами. Близ церкви уже стояло несколько автомобилей, внутрь заходили люди, и я вдруг поняла, что многие из них мне знакомы. Я заволновалась. Это же всё наши гости. Их было не так много, но осознание, что вот-вот состоится моя свадьба, обескураживало. Тэм передала мне букет из пышных гортензий, оранжевых и персиковых гвоздик и пионов. Он был перевит белым диким горошком с крошечными оборками бледной зелени. Я нервно перехватила его, словно маршальский жезл, наблюдая за тем, как подружки покидают машину. Адам обошёл «Крайслер» и предложил мне руку. Он выглядел спокойным и безмятежным. Темно-бронзовая кожа, подсвеченная торжественным, золотым техасским загаром, красиво контрастировала с белой сорочкой. Чёрные волосы были как шёлк, но вдруг в их массе я заметила тонкую косичку, перевитую рыжей широкой прядью из причёски Рашель, и сердце дрогнуло. — А где Тео и Рашель? — тонко пискнула я, стараясь совладать с неокрепшим голосом. Я вложила руку в ладонь Адама и с его помощью вышла из машины. Гости уже почти все скрылись за тяжёлыми центральными дверьми церкви, но специально для нас двоих служительница в строгой чёрной одежде приготовила задний ход. Мы прошли в небольшую дверь и оказались за тяжелой, темно-синей бархатной занавесью, расшитой золотыми мотивами Вифлеемской звезды. Слова застыли в горле. Адам поблагодарил женщину за нас обоих и поманил меня к себе, чуть отогнув занавесь. — Посмотри, — сказал он, придерживая меня за талию. От его руки исходил приятный холод. Чёрная прядь упала мне на плечо. Я посмотрела в церковный зал, обнаружив, что на скамьях по обе стороны алтаря уже устроились приглашённые гости. — Я так волнуюсь, Адам, — призналась я честно и вздохнула. — Вроде бы мы ждали этого дня. И мне так радостно, что он настал. Но… — Боишься того, что будет после? — понимающе спросил он. В нашей маленькой комнатке тихо и спокойно. В большом зале царил гомон голосов. У алтаря в подсвечниках трепетали маленькие огни. До ноздрей доносился сладковато-горький, дымный запах ладана и камфоры. Я неотрывно скользила взглядом по рядам скамей и головам, по оживлённо переговаривающимся людям. Нашла глазами директора школы, ну надо же… и ещё учительницу физкультуры, мисс Бишоп! Она пришла! А вон и Дафна с Джонни, сидят в первом ряду как милая семейная парочка. И родители Тамары. Мама рядом с ними, у Хэлен лицо мрачное, как туча. Мама тычет в неё корзинкой с лепестками, и я представляю, в какие туманные дали сестренка её сейчас пошлёт. У Хэлен начался пубертат, характер оказался взрывной. Я улыбнулась и вдруг с беспокойством поняла, что нигде не вижу жениха. — Адам, сколько сейчас времени? — спросила я нервно. Он чуть подтянул рукав рубашки и взглянул на дорогие часы. — Десять-десять, — пробормотал Адам и нахмурился, тут же делая звонок, словно без слов понял, о ком речь. — Секунду, детка, сейчас я ему позвоню. Ему не нужно было ничего пояснять, он и так всё сразу осознал, мой милый Адам! Я тревожно теребила на пальце кольцо, вслушиваясь в тихие гудки, а затем и в автоответчик. — Чёрт, — растерянно сказал он, — не берёт трубку. Но погоди! Наверняка задержался по делу и уже стоит снаружи. Меня коснулось дурное предчувствие. Если Вик, который никогда никуда не опаздывает, не явился вовремя на собственное бракосочетание, значит, с ним что-то случилось. Варианта, что он сбежал и бросил меня тут в лучших традициях мелодрамы, я даже не рассматривала. — Побудь здесь, детка, — Адам ласково погладил меня по щеке, — никуда не уйдёшь? — В смысле? — я растерянно хлопнула ресницами. — Ну, не сбежишь из-под венца? — уточнил он и улыбнулся на моё скептическое лицо. — Понятно, тогда я мигом. Он выскочил наружу и оставил меня одну в этой комнатке. Вслушиваться в шум голосов и в свой нервный шёпот в голове: а вдруг он не придёт? Я обернулась и посмотрела на дверь. Была не была, потихоньку выйду, ну что это, законом запрещено? Может, мне нужно подышать свежим воздухом… Я выскользнула во внутренний дворик, но Адама там не было. С торца я видела машины, припаркованные неподалёку, и нескольких мужчин, покинувших церковь, чтобы покурить. Адам был среди них. Сосредоточено набирал снова и снова, скривив лицо в болезненной тревоге, и я удивилась, насколько на самом деле он переживал. А затем по дороге, скрытое за высокой зелёной оградой, промчалось нечто. Это нечто, сперва размытое, как летящая стрела, лихо завернуло в церковный двор. При ближайшем рассмотрении машина оказалась серебристым Мерседесом, очертившим при торможении изящный полукруг. Она подняла тучу пыли, курящие закашлялись — а из-за руля выскочил мой жених. А… разве не должен был Джои вести, ведь он же шафер? Я спохватилась и спряталась за угол церковной стены, чтобы меня не заметили. Вик молча, но так многозначительно шарахнул дверью, что я поняла: что-то явно с утра не задалось. Бледный Джои, цепляясь за Мерседес, выполз следом. А с задних сидений с невозмутимыми лицами вышли Рашель и Тео. Вся четверка сразу направилась в церковь, но Джои благоразумно держался в стороне. Я толком не успела рассмотреть, кто во что одет и прибил ли Вик по дороге собственного шафера. Поспешив вернуться в комнатку за занавесью, я разгладила подол платья и поправила волан на рукаве. Меньше чем через минуту ко мне присоединился Адам. — Он приехал, — улыбнулся индеец, отряхивая пыль с брючины. — Поставлю сотку, что Джо-Джо до конца свадьбы не доживет. — Доживёт! За него Тэм заступится, — отмахнулась я. В церкви стало куда тише. Мы тихонько выглянули в зал, и я выдохнула. Вик уже был там. Я видела его профиль, полуприкрытый фигурой священника: мужчины о чем-то говорили. Рядом стоял, активно вмешиваясь в разговор, Тео. Ладони вспотели, я впилась пальцами в бархатную синюю ткань и перемялась с ноги на ногу. Сейчас мне нужно будет туда выйти, и тогда начнётся церемония… Я знала, что она пройдёт хорошо. Должна пройти. Тогда почему так переживаю? — Тихо, Ли, — вдруг нежно сказал Адам и обнял меня за плечо. Отвёл в сторону, прижимая к своей груди. — Тихо. Я тут. В крепких руках сердце потихоньку успокаивалось. Я смотрела в рубашку Адама не поднимая глаз. В голову почему-то пришла странная мысль… — Адам, — я посмотрела в его бесконечно добрые карие глаза. Он ласково держал меня за плечи, легонько поглаживая их, и вытянулся лицом, когда я продолжила. — Меня некому отвести к алтарю: отец давно умер. И до недавнего времени я никого не попросила бы об этом, потому что я хочу, чтобы это сделал особенный человек. Но теперь… Я запнулась и неуверенно предложила: — Может быть, теперь ты согласишься это сделать?..

***

Скажи мне кто годом раньше, что я выйду замуж за серийного маньяка и индейца впридачу — и я бы посмеялась. Скажи мне кто полгода назад, что мама благословит Вика Крейна стать моим мужем… я бы даже не поверила! Но вот она, церковь, строгая и простая. Скамьи украшены белыми гирляндами иссопа, фрезий и анемонов. Тонкое цветочное благоухание смешалось с высоким ладановым дымом. На клавесине, который стоял в нише, играла одна из церковных служительниц в подряснике, поясе и белом апостольнике . Девушка не старше меня порхала пальцами по клавишам, и музыка — торжественная, многоголосая, симфонически гармоничная и церковно сдержанная, так значительно отличалась от обычного свадебного марша, к которому я привыкла по фильмам и уже увиденным свадьбам, что я даже застыла, когда Адам отвёл тяжёлый занавес в сторону. Люди обернулись как один и обратили на нас всё внимание. Кто-то снимал этот момент на смартфон, кто-то щёлкнул вспышкой фотоаппарата. Я не видела лиц, на миг разволновавшись так, что не смогла бы и шагу ступить. Я держала Адама под руку, и только его внушительная фигура рядом помогала держаться. Солнечный свет наполнял радужным свечением высокий зал, и под потолком плясали мириады крошечных радужных точек. Мягкий и разноцветный, этот свет проникал через призму витражей, разбиваясь сиреневым, голубым, алым и золотым оттенками. Здесь не было пышно или роскошно. Простая церковь в простом маленьком городе, старые доски поскрипывают под ногами. Две деревянные статуи ангелов стоят у алтаря, и у одного руки сложены в молитвенном жесте, а второй прислонил к плечу большой крест. В центре, под круглым витражом, возвышается Иисус на распятии, склонивший чело с тёмными кудрями, спустившимися по плечам. В его глазах застыла покорная, чистая жертвенность. Ни слова не сказав, Адам положил ладонь на мою руку, крепче подхватил и повёл неспешно между скамей навстречу алтарю. И наконец, осмелившись, я посмотрела туда. Как в калейдоскопе промелькнули лица родных и близких. Мама, Хэлен, Тео, Рашель, Джонни, Дафна, Тамара и Джои… А затем я споткнулась взглядом о высокую смуглую девушку, рослую и кудрявую, с тёмными волосами и очень похожую на меня, и буквально застыла от осознания, что это та самая старшая сестра, которую я в своём мире не знала. Первый ребёнок у родителей умер ещё в утробе, мама очень долго переживала. Быть может, поэтому она так опекала нас с Хэлен. Но здесь… здесь, в этом мире, случилось хотя бы что-то светлое, и вот она, моя старшая сестра, Брук. Жива и невредима. Сидит здесь в изящном платье цвета лосося. В её глазах — явное замешательство, не сказать чтобы ей церемония была по вкусу — но я слишком поражена, чтобы как-то реагировать на это. А затем я перевела взгляд вперёд, и в груди разлилось бесконечное спокойствие. Невольно губ коснулась улыбка. Все тревоги и сомнения отошли на второй план.

White Dress / Lana del Rey

Вик стоял у алтаря, заложив руки за спину, и я едва не рассмеялась. Ну чисто мой телохранитель. Он явно был до этого на взводе и очень нервничал, и вид у него был такой, словно он готов в случае чего любому несогласному с нашим браком врезать. Но взгляд разом просветлел, когда он увидел меня, и Вик с тихой гордостью улыбнулся — сначала одними уголками губ, а затем уже широко и радостно, не сводя с меня глаз. Пиджака или смокинга на нем не было: только белая рубашка с воротником-стойкой, закрывавшим почти всю смуглую шею, и свободными рукавами на узких манжетах. Она была заправлена под ремень в брюки по фигуре. Волосы сегодня он убрал в хвост-обратный узел, переплетённый несколькими мелкими косичками вместо резинки или ленты. В основании хвоста я заметила серо-рыжее, крапчатое ястребиное перо — и на душе стало тепло и легко, будто меня согрели. Адам подвёл меня к алтарю, но прежде, чем оставить, обнял так, как умеет только он — тепло, крепко и удивительно нежно. Губы щекотно коснулись уха, и он шепнул: — Помни, что я вас люблю. И если бы не я, Вик женился бы в трусах. Тихо рассмеявшись, я обвила его за талию руками. А когда Адам присоединился к Рашель и Тео на первой скамье у алтаря, сделала пару шагов и остановилась напротив Вика. Отец Томас, молодой мужчина среднего роста, с аккуратной бородкой и с чёрными волнистыми волосами по плечи, стоял между нами, держа в руках Библию. Вик посерьёзнел. В церкви все смолкли, даже музыка, и в воцарившейся тишине священник заговорил: — Возлюбленные гости в доме Господа, мы собрались здесь и сейчас, дабы стать свидетелями вступления в брак Виктора и Лесли, что почитается всеми… Вик чуть опустил голову, слушая отца Томаса. Он был так хорош удивительно возвышенной красотой в этот момент, что я залюбовалась. — …ибо в него не следует вступать необдуманно, а лишь благоговейно, осмотрительно и торжественно. В этом божественном храме судьбам двух людей суждено соединиться. Я украдкой посмотрела вбок. У сестры на лице было скептическое выражение. Мама волновалась и комкала в руках салфетку. — Если кто-либо из присутствующих знает причины, по которым это не может произойти — пусть скажет сейчас или вечно хранит молчание. Отец Томас смолк и сделал паузу, но в церкви было всё так же тихо, хотя с нашим везением я подсознательно ждала какого-то подвоха. Вик беспокойно посмотрел на собравшихся, и священник продолжил: — Я бы тоже на вашем месте не возражал, ибо жених настроен крайне решительно. Люди негромко рассмеялись, Вик усмехнулся, перемявшись с ноги на ногу. — Перейдём к обетам. Согласен ли ты, Виктор Крейн, взять эту женщину в законные жёны, чтобы всегда быть вместе в радости и горе, в бедности и богатстве, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас? Вик опустил взгляд вниз, слушая клятву. А когда священник смолк, он поднял глаза на меня и сдержанно, но уверенно ответил: — Да, согласен. Я тихо выдохнула, с волнением глядя в его счастливые глаза, и словно издалека слова моей клятвы окутали облаком: — Согласна ли ты, Лесли Клайд, взять этого мужчину в законные мужья, чтобы всегда быть вместе в радости и горе, в бедности и богатстве, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас? Вик тихо сглотнул, глядя на меня неотрывно. Я взглянула на него, неожиданно тревожного, сомневающегося до последнего даже сейчас, когда я здесь, перед ним. Зря он так волнуется. — Согласна! С этим словом всё переменилось. Обе наших жизни отныне связаны, и меня вдруг охватили невероятное спокойствие и тихая, тёплая радость. Неожиданно, Брук поднялась со своего места. В руках у неё была тяжёлая шкатулка темного дерева с вырезанным на крышке крестом. Она подошла к нам, раскрывая её, и на алом бархате я увидела два широких кольца лимонного золота. — Наречённые могут обменяться кольцами, — произнёс отец Томас, — связывая друг друга священным обетом и клянясь в верности как на земле, так и на небе, пред ликом Господа. Вик уверенно взял моё кольцо и подошёл чуть ближе. Он поднял мою руку осторожно, едва касаясь. Кольцо село на безымянный палец, после чего уже я подняла гладкий тяжелый обруч. Мое кольцо жгло палец, словно раскалённое, и я неожиданно ощутила всю серьезность происходящего: отныне оно будет навсегда со мной как символ принадлежания одному человеку. Я посмотрела мельком в лицо Брук… и вдруг обомлела, поняв, что она смотрит в это время не на меня, а на Вика, с таким удивительно стойким презрением, что я даже растерялась и застыла с его кольцом в руке. — Ли, — тихо позвал Вик, беспокойно дрогнув бровями. Я спохватилась и взяла его за руку, надевая кольцо. Оно село как влитое, бледно сверкнув на смуглой, загорелой руке. Как всегда, сбитой и мозолистой. Но теперь это была моя рука, мой человек и мой супруг — и я крепче сжала его пальцы в ладони, больше не намереваясь отпускать. Всё то время, пока мы обменивались кольцами, отец Томас читал Отче наш. А после, закончив и произнеся «Аминь», он подождал, пока зал ответит этим же заключительным словом и осенит себя крестом. — Именем Господа и своей властью, данной Им мне, я объявляю тебя, Виктор Крейн, и тебя Лесли Крейн, мужем и женой. Будьте все собравшиеся свидетелями вашего сочетания, живите в мире и согласии, пока вас не призовут во имя Страшного Суда. Это царапнуло, как острый наждак, как маленькая дёгтевая ложка. Страшный Суд. То, что ждало нас обоих, то, что однажды может разлучить нас. Я никогда не относила себя к истово верующим, но на миг внутри сжалась как пружина, и даже растерялась, когда отец Томас заключил: — В знак согласия, скрепите свой союз поцелуем. Я много раз представляла себе этот поцелуй, думала, каким он будет? Но точно не ожидала, что Вик с радостным, искренним смехом неожиданно подхватит меня и приподнимет, обнимая за талию. Не думала, что поцелуй будет быстрым и крепким, потому что нам мешала его широкая улыбка. И, смущенная, услышала, как растрогано переговариваются или весело посмеиваются наши гости. Сам отец Томас — и тот не сдержался. — Поздравляю, — он положил руку на плечо Вика. — Спасибо вам. Если бы вы не согласились… — Вик запнулся и неуверенно посмотрел на меня, словно советуясь одним взглядом. — Ли, ты же не будешь против, если мы пригласим на свадьбу отца Томаса?.. — Нет, что вы! — быстро сказала я. — Это будет только в радость! Мы не успели больше ничего сказать. Нас окутала волна поздравлений. Каждый стремился обнять, поцеловать, подойти и освидетельствовать свою радость нашим бракосочетанием, до тех пор, пока гости не потянулись из церкви, и внутри не остались лишь мы с Виком, Тео и мой дядя, Сэм, высокий крупный мужчина с аккуратно зачёсанными назад светлыми волосами и носом с горбинкой, подошли к нам, поторапливая. — Вас сейчас собрались встречать снаружи, ребята, не тяните! — сказал дядя Сэм и грубовато, но ласково хлопнул Вика по спине. Будь Вик малость помельче, он бы легкие выкашлял — а так лишь улыбнулся, не отпуская моей руки. — Поздравляю, парень. Не профукай теперь своё счастье! — Спасибо, сэр, — невозмутимо сказал Вик и тряхнул его ладонь. Дядя Сэм одобрительно кивнул мне. — Неплохо, парень, неплохо! — с энтузиазмом сказал он. — Служил в армии? О Боже, он подсел на свой конёк. В памяти моей памяти, памяти Лесли, которая прекрасно помнила дядю Сэма, что дарил ей какие-то мальчишеские солдатики на каждое Рождество, но с ними было так весело играть всплыло, что он служил и вспоминал армейские годы с благоговением. Сейчас дядюшка работает в полиции. — Да, — просто ответил Вик, не вдаваясь в подробности. Сэмюэль оживился: — А в каком… — Простите, — криво улыбнулся Тео. — Но наших молодоженов взаправду уже ждут. Поговорим после? — Конечно! Мужчины пошли вперёд, увлекая за собой и отца Томаса. Он даже растерялся, но Тео уже взял его в оборот, убедительно говоря, что они будут крайне рады, если тот присутствует на празднике. И вообще, в машине Брук ему точно найдётся место! — Я сам приеду, у меня мотоцикл… — из последних сил активно отнекивался священник, и мы с Виком переглянулись. А когда те отошли подальше, грохнули со смеху. — Ты где откопал этого священника, Шикоба?! — Я не… — Вик покачал головой, потерев глаза. — Да он сам откопался! Ну что, миссис Крейн… — Перестань! — шутливо ткнула я его в бок. — Не смущай меня! — Это факт, ты теперь моя жена, — невозмутимо развёл руками Вик. — А теперь пойдём? Нас и правда ждут. — Пойдём, — легко согласилась я и прижалась на миг губами к его груди. — Ли, — укоризненно усмехнулся Вик. Я ойкнула. Поверх сердца на тонкой белой ткани остался след моих губ. Обнявшись за талии, мы прошли мимо опустевших скамей. На душе стало так легко, что я готова была смеяться от счастья. И выйдя на ступени церкви, мы оба зажмурились, когда на нас со всех сторон обрушился белый град из риса и цветочных бутонов. Особенно старались Джои и Джонни: парни прицельно пытались попасть в Вика. Хэлен вручила мой букет, Адам передал шляпу, так что я прикрыла ею голову. Вику не повезло больше: скоро его голова и плечи были засыпаны лепестками и рисом. Он подхватил меня на руки, прижимая к груди, и очень легко, будто ему это не стоило никаких усилий, посмеиваясь, сбежал по ступеням. Я закинула руку ему на шею, обвивая плечо, и спрятала на нем лицо, когда новую порцию риса щедро отправили прямо в нас. Вик аккуратно усадил меня в машину и через несколько секунд присоединился, хлопнув дверью. Гости потихоньку рассаживались по автомобилям, они явно знали, куда ехать. Я проводила глазами в окошко маму и Хэлен: они сели вместе с Брук в большой внедорожник. За руль к нам уселся Джои, и Вик тут же вытянулся лицом. — О нет! — категорично заявил он. — Поведу я. — Да чего ты, Крейн?! — улыбка на лице парня увяла. — Да нормально всё! — Вик, — я слабо ухватила его за руку и жалобно приткнулась к плечу щекой. — Милый… Вторая рука легла ему на колено. Он покосился, но ничего не сказал. — Пусть ведёт, ну его, — игриво попросила я. — Он же как чокнутый, — возмутился было Вик… но мои пальцы, скользнувшие ему по шее, и воркование, что у него в волосах столько риса, что впору плов варить, сделали своё дело. Пока Вик покорно наклонился, чтобы я перебрала его пряди, Джои под шумок завёл двигатель. — Если хоть раз выкинешь что-то опасное, то уже я выкину тебя. Но из машины, — предупредил Вик и откинулся в кресле. Сглотнув, Джои повёл. Не знаю, каким водителем он был до этого — но сейчас прямо образцовым! Мы направились в сторону тринадцатого дома, однако доехав до места, пролетели мимо него. Я было возмутилась, но Вик, не открывая глаз, сказал: — Не беспокойся, чикала, свадьбу мы отпразднуем не здесь. — Нет? — ошарашено уточнила я. Он усмехнулся. Интересно… что же он тогда приготовил?

***

Прозрачный пролесок у пляжа за окном. Уже по лентам, сплетенным с листвой и хвоей смешанных деревьев, я поняла: наша свадьба пройдёт здесь. — Вик, — я вышла из машины, опираясь на его ладонь, и обвела глазами спуск на песок. — Это же… — Это земля Адсилы, — расслаблено сказал Вик. — Так что мы имеем полное право здесь отдыхать. Культурно, конечно. Я покачала головой, восхищенно глядя на скромные украшения. В это время года лес, пронизанный солнцем, и сам был главным украшением нашего праздника. Я услышала мелодичный, хрустальный звон. Это легкие стеклянные подвески-ветерки пели при каждом колебании. На ветку уселся большой чёрный ворон. Он взглянул на нас, застывших у машины, хлопнул крыльями, каркнул и сразу улетел. — Мне здесь нравится, — восхищенно сказала я. — Так и знал. — А где… — я заозиралась. Земля была чисто выметена и покрыта деревянными досками, словно дорожками. Прозрачный пролесок вёл к песку, а там уже вовсю сновало между гостей несколько официантов. — Это Тео постарались с Адамом, — расслаблено сказал Вик. На песке расположилось также два больших, прозрачных шара-купола. Внутри одного были изысканные кресла и большой угловой диван. В другом устроили бар, самый настоящий — со стойкой, стульями и винными стеллажами. Вик вздохнул. — Я же сказал, никакого алкоголя, — сказал он так категорично, что я поневоле испугалась за Каллигенов. Ухватившись за его рубашку, я шепнула: — Да брось, милый. Уверена, все будут держать себя в руках. Не будем убивать никого хотя бы сегодня? Вик хмуро закатил глаза, а я сделала Джои знак рукой, чтоб спасался, пока можно. Моя ли это заслуга, или Вик просто был в чудесном настроении, но мы спустились к остальным на пляж и даже никого не зашибли по пути. Часть гостей уже добралась до места, часть только подъезжала. Мы слышали, как они оставляют машины и их встречают люди Адама и Тео, помогают с парковкой, показывают, где можно отдохнуть. Только сейчас я оценила огромную помощь и участие Каллигенов в нашей свадьбе. — Сколько конкретно ты отвалил за праздник? — прищурилась я, но Вик легко ушёл от ответа. — За каждый такой вопрос будет поцелуй, — сказал он назидательно и ловко чмокнул меня в щеку. — Предъявите ваш чек, мистер Крейн! — мигом заявила я. — Напрашиваешься на поцелуй. — Я в открытую заявляю, что совсем не против! Но стоило мне закинуть руки на плечи собственному ухмыляющемуся мужу, как за спиной кто-то кашлянул. Мы одновременно повернулись. — Поздравляю, — хмуро сказала Брук. В руке она держала небольшую круглую коробку, перевязанную лентой. — Спасибо. Вик ответил так же сдержанно, как я, но винить его не могу: он видел мою старшую сестру впервые. Как, собственно, и я… Все воспоминания, связанные с ней в этом мире, казались далекими, размытыми призраками. Потому ли это, что её аналог в моей прошлой жизни погиб нерожденным? Брук чувствовала себя в нашем обществе явно некомфортно и сразу отошла, извинившись. Ни объятий, ни поцелуя… ничего. В каких отношениях она была со мной раньше? Я не успела как следует подумать об этом: Вик крепко притянул меня к себе за талию и поцеловал в висок, уткнувшись в волосы носом. — Господи, что ж мы так рано поженились, — пробормотал он горестно, и я едва не рассмеялась. — До ночи ещё хренова туча времени, я же сейчас уведу тебя куда-нибудь в близлежащий валежник… — Спокойно! — я упёрлась ладонями ему в грудь и строго отстранила от себя. На это страдальческое лицо было невозможно смотреть без улыбки. — Всему своё время! Кстати, а почему мы так рано поженились? Вик закатил глаза, сдул со лба прядь выбившихся волос. До того зажатый и напряжённый, сейчас он по-настоящему расслабился. — Отец Томас посоветовал. Сказал, всё же остались некоторые недовольные нашим браком… так что, пока местное чиновничество прохлопало ушами, мы быстренько сочетались браком под шумок! — Ах ты, хитрый индеец! — я весело бросилась ему в объятия, и Вик зловеще расхохотался, сграбастывая меня обеими руками. — Да-да, я такой, ты, белая переселенка! Я ещё и опасный маньяк. Бойся меня! — прорычал он и сбил шляпу у меня с головы, подхватывая под бёдра на руки. Пискнув, я принялась вполне серьёзно колотить по его макушке рукой, надеясь, что он не сверзится на песок с косогора… Сбоку послышалось покашливание, и мы застыли, прекратив дурачества. — Только не говори, что женатыми Каллигены останутся такими же дураками, как и Крейны, — со скепсисом произнесла Рашель, и я мигом лаской вывернулась у Вика из рук и крепко обняла девушку, уткнувшись носом в гладкие рыжие волосы, выпрямленные и скреплёные гелем явно по особому случаю. Рашель была в мерцающем серебристом платье: этот цвет по малопонятной мне причине выбрало сразу несколько наших гостий, однако наш общий с Виком восторг вызвал отнюдь не её наряд. Платье по фигуре обтягивало ставший заметным животик, ещё совсем небольшой, но уже уверенно намекающий, что девушка беременна. — О Боже, — расплылся в улыбке Вик и подлетел к Рашель, бережно обвив её руками. — Какой малютка!!! Чёрт возьми, я был не готов, что на нашей раздолбайской свадьбе появятся дети! — Я была уже на третьем месяце, когда вы приезжали в Техас, — с укором сказала она и хлопнула его по спине, пока Вик, в три погибели согнувшись, нежно обнимал свою неродную тётушку. — Скажи, кто там, — промурлыкал он, прикрыв глаза, — и я тебя отпущу. — Ты точно дурак, весь в дядюшек! — искренно резюмировала Рашель, но глаза её сияли. Она погладила моего жениха по затылку и широко улыбнулась, но уже мне. — Мальчишка. — Господь с тобой! У меня племяш будет!!! — Внучатый, Шикоба! — поправил его Теодор. Он взбежал по склону к Рашель и отпихнул Вика в сторону. — Он тебя тут не замучил, дорогая? — Засюсюкал вусмерть, — кивнула Рашель, — уже мечтаю, чтобы вы его съели. — Он невкусный, — поморщился Теодор. — Слишком жилистый и мышцастый, — подтвердил Адам, неожиданно явившись со стороны леса. — Это как беговую лошадь есть. — Не, — качнул головой Тео. — Как пуму. — Пумы ужасно противные. — Так, — Вик выставил ладони вперёд, хмыкнув, — вы сейчас договоритесь, и вас съем уже я. Свадьба проходила весело. Мы впятером спустились на пляж, туда, где лениво лизало берег озеро. Мама вновь заключила меня в объятия, Дафна и Тэм побежали фотографироваться. Вик не отходил далеко и с довольной ухмылкой собственнически наблюдал за мной, сунув руки в карманы брюк. Гости то и дело подходили к нам с поздравлениями, кто-то обнимал, кто-то жал руки. Кроме друзей Вика и дядюшек, а также наших общих знакомых, его гостей не было, сплошь мои родственники. Они все без исключения — разве что кроме дяди Сэма — косились на Вика или же пристально разглядывали его. Чувствовалось, обсуждают, что Лесли Клайд выскочила замуж за какого-то индейца, но когда я почувствовала, что Вика эта обстановка напрягает, тут же крепко обняла его и, прихватив за подбородок, твёрдо сказала: — Выгоню любого к чёрту, кто тебя сегодня расстроит. Он расплылся в такой довольной улыбке, что бесполезно было огорчить его, даже обозвав в лицо. Вежливый персонал тише мыши обслуживал гостей, разносил напитки и закуски. Я заметила, что Вик ненадолго отлучился и сгонял к ним в небольшой шатёр, где готовились все угощения, с двумя бутылками хорошего шампанского, свистнутого из общего бара, а также с внушительным подносом, полным еды со стола. Там-то его скопом бросились поздравлять едва ли не теплее моих родственников, так что Вик за десять секунд стал мигом своим. Он едва открестился от бокала шампанского, не изменяя своей традиции не пить даже сегодня. В этот момент меня отвлекла тётушка Роуз и пара других родственничков. Подойдя поближе, они принялись вовсю расспрашивать о всякой ерунде, от банального «где же вы познакомились» до «намерена ли ты всё-таки поступать в университет в этом году?». С серьёзным лицом я отвечала им, пока Вик вляпывался в новую историю. Оказывается, прибывшая на свадьбу только к празднованию и проигнорировавшая сочетание в церкви, моя бабушка Кристина — восемьдесят два года, стальной взгляд, твёрдая походка, крашеные в чёрный локоны и любовь к молодым кавалерам — приняла Вика за официанта, когда он общался с персоналом в шатре. Недовольно подозвав его, она велела подать ей бокал шампанского, а лучше — два, и канапе. Вик даже не смутился. Он сразу по облику дамы понял, кто это, явно вспомнив мои рассказы о ней. Метнувшись за тем и другим, он деловито принёс ей поднос и придержал второй бокал, пока бабушка опрокинула в себя первый и закусила канапе. Когда он вежливо спросил, как ей свадьба, бабушка возмутилась: — Отвратительно. — Правда? — сдержанно спросил Вик, стараясь подавить улыбку. Бабушка мрачно кивнула и отвела в сторону тыльной стороной запястья кудрявый завиток. — Это мне немногим за шестьдесят… Вик хмыкнул, прекрасно зная её возраст. — … а не моей внучке, но именно она выжила из ума настолько, чтобы выйти замуж за рэднека! — Согласен, — покачал головой Вик, горестно вздыхая и подталкивая в руку бабуле второй бокал розового шампанского. — Но любовь, мэм, она творит ещё и не такое. — Да какая любовь?! — презрительно скривила губы моя лихая бабуля. — Все же знают, молодой человек, что у этих дьяволов просто большие… — Неужели ради этого? — ужаснулся Вик и придержал бабушкую за локоть, помогая ей не споткнуться о палку, притаившуюся в песке. — Что же, дело только в физической близости? — Наскачется и уйдёт, — махнула рукой бабуля и игриво прищурилась. — А вы часом тоже из этих?.. Принесите-ка мне ещё шампанского и ананас. Вик явно сдерживался, чтобы не заржать, когда я подлетела к бабушке, возмущённо прошипев: — Бабуль, прости, пожалуйста, но это мой муж! Если нужен официанта, давай его позовём! — Муж? — бабуля строго окинула его взглядом. — А ты уверена, что не обслуга?.. Вик уже побагровел, и глаза у него были самые умоляющие, когда со спины к бабуле вдруг подошёл Адам, деликатно приобнял её за талию и, бережно прижав к могучей груди, бархатно мурлыкнул: — Мэм, я здесь сегодня за вашего персонального официанта и посыльного. Отпустите бедолагу к невесте, пусть развлечётся, парень раньше на таких мероприятиях только машины парковал… Хихикнув, бабуля была явно не против подцепить такого прекрасного кавалера, как Адам. Изъяв у него бокал с алкоголем, она подмигнула мне и удалилась. Вик отошёл в сторонку и долго ржал до слёз, наглец. Но, исключая этот момент, наша свадьба проходила спокойно, мы отдыхали, развлекались и общались, и так до самого обеда. А потом приехали индейцы.

***

Chumbawamba / I Get Knocked Down

Их было так много, что на свадьбе сразу стало достаточно людно, а ещё они были все так удивительно красивы, что сперва мы застыли, глядя на то, как эти ребята идут через лес к пляжу. Высокие, бронзовые, и многие из них — неуловимо похожие на Вика. В белых, бежевых, бордовых и тёмно-синих рубашках. Где-то я даже углядела гавайскую, ну точно, это семейка Крейн… С ними были и женщины, молодые и уже взрослые, с тёмными волосами и с копной серебряной, как полная луна, в удивительно красивых платьях, быть может, не самых дорогих — но искусно расшитых и украшенных бахромой и бисером. В них было смешано и современное, и собственное, нативное, так тесно, что мы буквально растерялись, глядя на это смуглое, загорелое, свободное племя. А затем Вик, держа меня крепко за руку, вздрогнул и улыбнулся, словно ребёнок, нашедший на Рождество подарок под ёлкой. — Это моя семья, — проронил он тихо, так, что только я это и услышала. И глядя на эту весёлую индейскую орду, я вдруг разом поняла, что теперь это, наверное, и моя семья тоже. Он пошёл вперёд, навстречу гостям, и повёл меня следом. Гости так и стояли каждый на своих местах, удивлённо глядя на новоприбывших. Из числа индейцев отделился один из уже немолодых мужчин. Высокий, с тёмно-коричневым лицом, изрезанным морщинами, с волосами такими чёрными, что они отливали на солнце багровым. Он был одет в алую рубашку и брюки на подтяжках, одну руку покрывала перчатка, на её сгиб он повесил тонкий льняной пиджак. — Аарон? — уточнил Вик и смутился. — Простите… вы Аарон Шайлер? — А это ты — Виктор Крейн? — в ответ спросил низким, сухим басом индеец. Его тёмные глаза внимательно оглядели притихший берег, и он усмехнулся. — Добро, внук, добро… рад тебя наконец увидеть. Он протянул руку, крепкую, неожиданно вспаханную шрамами под приподнятым рукавом рубашки, и Вик пожал её, но не как остальным. Они ухватили друг друга выше запястий и притёрлись кожа к коже, не сводя глаз друг с друга. Вик немногим уступал в росте и комплекции этому могучему мужчине, и я ошарашено подумала про себя, это же какая у них в семье порода… и какими, чёрт возьми, будут наши дети здоровыми! — Это моя супруга, Лесли, — Вик мягко подтолкнул меня вперёд, широко улыбнувшись. — Вижу, что белая, — заметил Аарон, приподняв лукаво бровь. Я возмутилась. — Да я в душе настоящий ирокез! Мужчины вокруг грохнули со смеху, в том числе и Вик, глядя на меня сверху вниз. В его глазах было всё — и нежная улыбка, и немного — волнение, однако он смотрел с таким обожанием, что Аарон коротко хлопнул своего внука по плечу: — Что с тобой делать! Раз в душе ирокез, Лесли Крейн, значит, будешь частью племени! И вот они влились в праздник, но не с пустыми руками. Меня буквально задарили искусно составленными букетами, а Вику почему-то все подряд дарили алые ленты, которые он с волнением принимал, каждый раз благодарно кивая головой. Сразу несколько девушек, щебеча, начали знакомиться со мной. Их американская речь перемежалась индейской — и всё это с канадским акцентом. Они поголовно делали комплименты моему наряду и ужасно хвалили причёску, говоря, что именно так и плетут косы настоящие ирокезские женщины на свадьбы. Шикобу мигом окружили мужчины, и они бегло затараторили на своём языке. Никогда не видела его таким сияющим! Мама явно волновалась за мою сохранность, но поспешить на помощь ко мне ей не дали: её перехватила Луиза, жена Аарона, на удивление невысокая и крайне приятная женщина округлых форм. Она видела Вика в первый раз в жизни, но так профессионально завела с мамой беседу, нахваливая Крейна, что мне стало впервые даже жалко матушку. Однако они быстро спелись на почве обсуждения собственных садов и растений. Брук не была исключением. Она с неохотой отошла, правда, от новых гостей, а вот Хэлен была в восторге. Она тут же щедро принялась раздаривать свои поделки направо и налево, а один юноша лет пятнадцати, волнуясь, не сводил с неё глаз и наконец решился подойти, получив в подарок новинку от Хэлен, которую она намеревалась изготавливать и дальше с помощью Вика: браслет с деревянным волком, воющим с поднятой мордой на полную луну. Луна была переплетена кожаным шнурком рядышком с волчьей мордой. Юноша был чертовски хорош собой. Он был ростом уже на голову выше Хэлен. Звали его Антуан, он носил чёрные волосы подвязанными в хвост, трогательно поправлял воротник своей белой рубашки и в итоге предложил Хэлен прогуляться вдоль берега, набравшись смелости. Сестра, не будучи глупой, поломалась немного, но согласилась. День перевалил за половину. Пляж и лес осветились множеством крошечных золотых точек, похожих на светлячки. Ими были увиты деревья, а большие бумажные фонари величиной мне по пояс и цилиндрические по форме, зажглись, сияя изнутри тёплым светом. Прозрачные купола круглых шатров тоже подсветили изнутри, и они теперь казались огромными мыльными пузырями. Около семи часов на невысокий деревянный подиум, сооружённый у воды и обозначенный аркой, увитой белыми цветами, колокольчикам и лентами, взбежал Адам. Он уже очаровал бабушку Кристину и передал её в руки парочки молодых индейцев (судя по блаженному лицу бабули, свадьба ей всё же понравилась). А теперь, хлопнув в ладоши, Адам громко сказал: — Друзья! Ему передали микрофон, и он, прокашлявшись и постучав по нему пальцем, подождал, пока гомон не стихнет. Мы с Виком, крепко обвив друг друга за талии, с улыбками наблюдали за Каллигеном. Он дунул в микрофон и вдруг оглушительно свистнул, так, что все замолчали и наконец повернулись к сцене. — Как я рад вас видеть на свадьбе этих двух! — радостно провозгласил он. Среди гостей послышались тихие смешки. — Они так замучили нас всех горячим желанием поскорее сочетаться браком, что я подумал: куда вы так торопитесь, ребята?! Не спешите, а то успеете! Короче! Он вздохнул и бегло улыбнулся. Гости оживились. — Короче, пришло время нашим молодожёнам вознаграждать своих гостей за то, что мы сюда приехали и жаримся целый день под солнышком! — Да-а-а! — согласно зашумели в ответ, особенно старались, конечно, молодые ребята. — Тогда я требую, чтобы невеста наконец кинула букет! — торжествовал Адам, ухмыляясь. Что сказать… особенной меткостью я никогда не отличалась. Вик помог мне подняться на сцену. Незамужние девушки подтянулись поближе. Среди них, к слову, бабуля тоже была. Джои буквально за руки удерживал Тэм, но Теодор так ловко пихнул его в сторону, что Тамара мигом скользнула к сцене… И в этот момент я бросила букет! Что там было дальше, не видела — стояла спиной, но визг был такой, словно клубок голодных кошек передрался за брошенного тунца. Вик тихонько утирал слёзы, смеясь, и я поняла, почему, только когда повернулась. Торжественно восседая на незнакомой мне индейской гостье, заливисто хохочущей, Тамара — невзирая на огорчённые вопли Джои — с деловитом лицом вежливо сжимала в руке букет. Судя по всему, побеждённая не была против, по крайней мере, с Тэм у них завязался разговор, в ходе которого моя подруга аккуратно вынула из букета гвоздику и убрала её в чёрную причёску индианки. Адам подошёл к нам ближе и поставил перед собой невысокий стул. — Всегда мечтал поглядеть на женские бои без правил! — шутливо откликнулся он и погрозил Рашель пальцем. — Тебе не зря запретил в этом участвовать, знал, что женщины беспощадны! А вот сам с радостью попробую ухватить подвязку невесты… — О Боже, — вырвалось у Крейна. — Да-да, Вик! Не отвертишься! Гони подвязку, это свадебная традиция, никуда от неё не деться! Мама стыдливо запричитала: — А может быть, не надо?! Брук фыркнула и отвернулась: — Какой-то балаган… Хэлен со своим кавалером скандировали «Снимай!». Джои и Джонни категорически отказывались даже на пушечный выстрел к сцене подходить, но их дамы встали стеной — пришлось с кислыми лицами топать для ловли подвязки. Тео коварно ухмыльнулся, встав на позицию, как и человек десять индейских гостей Вика. Адам спрыгнул со сцены и с деловитым лицом подцепил отца Томаса, который начал было отнекиваться… но Брук как-то странно покосилась на него, и он смиренно встал с краешку. — Ну давай, — потёр руки Вик, глядя на меня хищником. Я сглотнула, нервно улыбнувшись. — Как это делается? — крикнул он Адаму. — Молодёжь! — проскрипела в ответ бабушка, и мы все изумлённо стихли. — Чему вас только учат… она ставит ногу на стул, а ты ей под юбку ныряешь. Зубами снимай эту хрень и швыряй в мужиков! Что неясного? — Всё ясно! — оперативно кивнул Вик, пока гости грохнули со смеху. — Лесли. Ставь ногу. — Я тебе не в мясном магазине, ногу как на витрину ставить! — возмутилась я. Потихоньку, на свадьбе становилось всё веселее. Я приподняла подол платья, стараясь как можно более изящно опереться ногой на стул. Вик увидел под юбкой ботинок и присвистнул, легонько положив мне ладонь на бедро. Меня обожгло румянцем. — А как отобрать обувь у своей жены? — растерянно спросил он, и кто-то рассмеялся. — Так, ладно… под юбку так под юбку! Скажу я вам, это платье было узким, как перчатка, и явно не рассчитанным на то, чтобы под него залазил здоровенный мускулистый индеец. Я пискнула от ужаса, когда Вик, встав на колено, деловито нырнул под ткань и боднул меня в пах лбом так, что я едва не навернулась. — Это для красоты придуман обряд, или чтоб гости со смеху сдохли?! — возмутилась я громко и неловко придержалась за спину Вика, внушительно очертившуюся под платьем. — Что ты копаешься?! — Мне тут места маловато, — честно сознался он. Отец Томас тихо давил улыбку. Джои откровенно ржал. Вик кое-как развернулся и очень обрадовался: — Вижу подвязку! — Ой, — ехидно откликнулась я, — да неужели?! А дальше я вскричала, потому что он так активно цапнул меня за ногу, стягивая подвязку, что побоялась — точно укусит! Опалив дыханием, он потихоньку заставил чёртову ленточку сползать вниз по бедру, но когда подвязка была уже под коленом, застыл. — Ну чего там? — недовольно спросила я. Вик, помолчав, ухмыльнулся мне в кожу, чмокнув коленку: — Да я вот думаю, зачем мне отсюда вылезать, тут вообще обалденно… — Немедленно, Шикоба!!! Посмеиваясь, он аккуратно выпутался из-под юбки и мигом прикрыл меня, сделав всё удивительно деликатно, а затем кинул подвязку в смеющихся гостей. Одна секунда — и… — Есть!!! — завопил довольный Адам, воздев руку с белой ленточкой. — Аллилуйя, я женюсь! Это точно свадьба, а не шоу комиков? Вик присел на злополучный стул, посмеиваясь, и увлёк меня себе на колено, глядя на ликующего Адама. Кто-то ему похлопал, но он тут же остановил аплодисменты и жестом попросил всех помолчать. — Я понимаю, племяш, что сейчас ваш день и всё такое, — прижав руку к груди, сказал он, по-прежнему крепко сжимая мою подвязку. — И что некрасиво перетягивать романтическое одеяло на себя. Но. Среди нас тут есть одна потрясающей красоты и душевных качеств женщина, которая точно давно засиделась в невестах. Вик тихо улыбнулся, сжав мою руку крепче, и я, кажется, тоже поняла, в чём дело. В тихих сумерках воздух разливался запахом воды и песка. Леса и душистых цветов. Адам, минуя гостей, подошёл к изумлённой Рашель, а затем, прокашлявшись, преклонил колено. — Рашель, — голос у него был неожиданно тихим, но мы все смолкли, так что прекрасно слышали каждое слово. Адам осторожно взял её за веснушчатую руку, вторую ладонь мягко положил на поясницу, так, что поневоле на его фоне выступающий животик Рашель стал очень заметен. — Мы вместе уже так давно, что ты знаешь все наши проколы и победы. А ещё ты единственная не путаешь нас с Теодором и помнишь, что у меня аллергия на арахисовое масло, а у Тео — на мёд. — Дурень, — ласково сказала Рашель, погладив его по гладким чёрным волосам, — всё наоборот. Люди рассмеялись, но на их лицах я вдруг увидела мечтательное одобрение, доброту и исключительную приязнь. Даже Брук, кажется, была удивлена… но на лице её неодобрения впервые не было. — Мы без тебя никуда, милая, — продолжил Адам. — Поэтому хочу спросить у тебя один раз, но так, чтобы при свидетелях. Чтоб ты потом от меня отмахнуться не смогла. Выйдешь замуж? Он не стал благоразумно уточнять, за кого конкретно. Я перевела взгляд на Теодора и увидела на его лице счастливую улыбку. Так значит, братья всё уже обговорили… Рашель заволновалась. Покраснев, так, что щёки мило зашлись румянцем, она наклонилась к Адаму и трогательно шепнула что-то ему на ухо. — Ну конечно, Тео никто никуда не выгонит! — взревел он громко, и все расхохотались. Знали бы они, что Адам совсем не шутит. — Тогда я согласна, — громко заявила Рашель и рассмеялась. Адам подскочил, подхватил её на руки, закружил. Их бросились поздравлять, жать ему руку. Официанты быстренько вынесли шампанское, и Тео вдруг произнёс: — Ну а теперь можно и торт, Вик! — Какой торт? — улыбаясь, небрежно спросил он, и мы все смолкли. Та-а-ак. Если торта не будет, мне придётся быстренько стать вдовой. Гости с недоумением воззрились на хозяина праздника, который, кажется, ещё не понял, как сильно прокололся, позабыв о главном сладком событии вечера. — Нужен торт, Вик, — растерянно сказала я. Он скроил недовольную рожицу. — Вот знал, что что-то упущу… Но прежде, чем гости расстроено прогудели, Адам, отфыркнувшись от рыжей копны, упавшей ему на лицо, объявил: — Спокойно всем, дядя Адам позаботился о торте! Ребята, все поднимаемся в лес, торт там!

***

Торт и впрямь оказался в центре длинного, общего для всех стола. Гости, в начале праздника скованные, а сейчас уже вполне разговорившиеся и даже дружные, не стали делиться на своих и чужих. Все сели вперемешку, оживлённо болтая, так, что мы с Виком даже почувствовали себя немного лишними и ненужными на собственном празднике. И оба выдохнули, потому что дико устали и были рады, что к нам никто не идёт за общением и с поздравлениями. Большой трёхъярусный торт был покрыт белой глазурью и украшен большими и маленькими шоколадными шарами. Красоты он был неописуемой — и резать его мне категорически не хотелось, но всё же кругом защёлкали вспышки, мама снова расплакалась, а Вик взялся за нож. Ей-богу, у меня будет каждый раз нервный тик, когда он хватается за него, даже за столовый! Он аккуратно разрезал верхний ярус и положил небольшой кусочек на тарелку. Я была девушкой щедрой и нацепила на вилку большой кусок. Вик с сожалением присмотрелся к нему, но я покачала головой: — Ешь, Шикоба, ешь! Он проглотил свой кусок, с упрёком отломил мой и скормил: надо сказать, мстить Вик не стал. Торт и шампанское в уже вечернем, тёмном лесу, окутанном сумерками и золотистым светом фонарей и гирлянд — что может быть прекраснее? Мне стула не хватило, но Вик беспечно усадил меня себе на колено, а я обняла его за плечо. Нам было вполне комфортно, и возражать из гостей никто не стал. За столом посыпались байки, шутки и истории. Мама рассказала пару смешных случаев уже со своей свадьбы, бабушка травила анекдоты. Один из индейцев, Элиа, примерно ровесник Вика, крепкий, мускулистый парень с чёрным лихим ирокезом, тоже залихватски шутил. Судя по влюблённому взгляду моей бывшей учительницы физкультуры, мисс Бишоп была им сражена наповал. А затем кто-то потянулся на пляж, кто-то остался беседовать… гости разбрелись. Мы вернулись на песок, когда музыка стала громче, и Вик пригласил меня потанцевать. Мы тихонько соединили руки, он обвил мою талию. Тихо поцеловав в лоб, элегантно, спокойно повёл. К счастью, это не был вальс — так, простой танец на пляже, но мне большего было и не нужно. — Я не думал, — сказал он с мягкой улыбкой, — что всё пройдёт так… славно. — Чего ты боялся? Он задумчиво пожал плечами. К нам присоединялись другие пары. Рашель и Тео закружились в танце, Дафна и Джонни тоже были неподалёку. Среди индейских гостей нашлось много парочек. Я спросила у Вика: — Ты не знаком со своей роднёй?.. — Никогда их не видел, — честно признался он. — Сегодня мы встретились впервые. Аарон… он… — Вик помедлил. — Это родной брат моего деда. И дядюшка моего отца. — Ух ты. — Брат сахема племени, — кивнул он. — Живёт в резервации в Канаде. Я пригласил их, чтобы провести обряд, — он помедлил и добавил. — Тот самый. Мужчины запалили несколько высоких костров. Высокие столбы оранжевого пламени пробуждались близ воды, озаряя лицо Вика, и я залюбовалась им, хотя в груди стянуло от волнения перед предстоящим ритуалом. — Это будет… — я помедлила, стараясь подобрать слово. Вик внимательно всмотрелся в моё лицо. — …страшно? — Нет, — покачал он головой и улыбнулся. — Необычно. Но я никогда не сделаю тебе ни страшно… Он нагнулся и нежно поцеловал меня за ухом. — …ни больно. Я прижалась к его груди и медленно коснулась губами отпечатка собственного поцелуя, оставшегося на рубашке ещё с церкви. Зарывшись в тёплые, родные объятия, забылась и отрешилась от всех тревог и проблем. А после, когда костры разгорелись выше, индейцы начали свой обряд.

***

Вода и ветер, прохладный песок под ногами… Мужчины и женщины разделились и разделили нас с Виком. Они приготовили всё необходимое для ритуала, и я растерянно посмотрела на мужа — однако тот лишь успел сказать: — Ничего не бойся, чикала! Делай всё, что скажут. Женщины зажгли пучок бледно-зелёных листьев и веточку с белыми ягодами, окурив меня дымом. Они овеяли моё лицо и тело, поводя вдоль подола букетом и особенно задерживаясь близ живота. — Не переживай, — тихо шепнула мне одна из девушек, пока остальные напевно читали слова неведомых мне молитв на чужом языке. — Мы изгоняем всё зло и призываем духов дать новую жизнь через тебя. — Это преждевременно, — глупо улыбнулась я, но меня никто не слушал. Они захватили из глиняной чашки алой краски: пахла она травянисто. Ловкие смуглые пальцы скользили по моим запястьям, выводя узоры на руках, а затем женщины, обступив меня плотным кольцом, таким, что меня за ними было не увидеть, быстро расшнуровали и расстегнули моё платье. — Зачем это?! — Ш! — когда я попыталась остановить одну из них, женщина сердито посмотрела на меня. — Так надо. Ладно… Я с беспокойством выглянула, чтобы взглянуть на Вика. Он стоял неподалёку с мужчинами. Одни наносили ему на лицо раскрас такой же алой краской, провели алую полосу вдоль переносицы, перечеркнули ею губы и и скулы широкой лентой. Чёрная краска из другой чашки словно ночной сумрак окутала его глаза и лоб. Другие мужчины расстегнули на нём рубашку, выводя узоры на теле. Волосы ему расплели, а затем перетянули в тугую косу, украшая её чёрными вороньими перьями. Заунывно читая молитвы и над Виком, один из старших мужчин наградил его хлёсткой пощёчиной — и я вздрогнула, дёрнувшись. Вик даже не пошевелился, покорно прикрыв глаза, когда его ударили и по второй щеке. Вдоль моего тела, между грудей и до лобка, женщины провели длинную алую полосу, завершающуюся наконечником стрелы. Она смотрела мне в подбородок и выглядывала из-под воротника платья, которое натянули на меня обратно. Женщины в спешке повязывали мне на руки, в волосы, на подол платья алые ленты. Вику позволили одеться, однако рубашку оставили расстёгнутой до груди, украшенной алым. А затем двое крепких молодых парней начали туго перетягивать его талию чёрными эластичными бинтами, так, что Вик задохнулся и побледнел, ухватившись за рёбра. — Всё в порядке? — низко спросил Элиа, подставив ему плечо, на которое Вик оперся. Он кивнул, болезненно поморщившись и глубоко дыша. — Тебе так делают впервые? — Да. Элиа тревожно обратился на индейском к Аарону, который наблюдал за всем с крайне спокойным выражением лица, но тот был категоричен, судя по тону. — Если ты настоящий мохок, — сказал он громко и на английском, так, чтобы все мы это слышали и понимали, — ты выдержишь. Мужчины закончили перетягивать, и я с жалостью взглянула на Вика. На фоне широкой груди талия казалась особенно узкой и точёной, он потянулся вправо и влево, перемялся с ноги на ногу, легонько подпрыгнул. Скривился, но кивнул. И Аарон остался доволен, закуривая. И пока Вика готовили, застёгивали и подкрашивали его лицо алым и чёрным, одна пожилая женщина сказала мне: — Этот ритуал называется кемонихей, и он длится до тех пор, пока вы с мужем не завершите его первой общей ночью. В свете костров, палимых в небо, индейцы выглядели жутко… и прекрасно одновременно. Не отрывая глаз от них, я слушала, что говорит мне женщина, стараясь всё запомнить и понять: — Кемонихей — это танец Девушки и Смерти. И Смерть здесь — твой супруг. Меня пробрала дрожь, пробежалась по лопаткам и поселилась холодом в сердце. — Мужчина, войдя в женские руки, навсегда в них остаётся вестником гибели. Мужчина воин, он — конец и начало, он зачинает новую жизнь, которая может отобрать жизнь женщины. Он теснее связан со Смертью, а потому все ирокезы-воины чтут особенно Лик Смерти, Парящего между Мирами, бога-Ворона, бога-Йеля. — Поэтому его так раскрашивают? — осмелилась спросить я, и женщина кивнула. — В честь Йеля? — В его волосы вплетают врановые перья, на лицо наносят чёрную краску. Атоннхетс, его жизненная энергия, отныне связана со Смертью, и в случае чего, добрый Ворон присмотрит за твоим супругом, если он уйдёт из жизни раньше, чем то положено, в долину множества теней. А тебе защитой теперь навсегда будет твой избранник. Сокроет от Ворона тебя, если тот надумает унести в голодный год, или в тяжкие роды. Защитит от внезапной кончины. Мы чтим бога-Ворона больше прочих, это талисман и символ нашего племени. Вик тяжело дышал. Несладко ему было затянутым так туго, но он терпел, пусть лицо и блестело от пота. Другие гости с интересом смотрели за тем, что происходит, а некоторые индейцы взялись за музыкальные инструменты, которые они, оказывается, привезли с собой. Там были и барабаны, большие и малые: представляли они из себя оленью мягкую кожу, натянутую на горшок. В руках у других появилась антара — некое подобие продольной флейты пана из множества трубок. Я заметила бубны и погремушки из высушенных тыкв, искусно расписанные радугой красок. Были у них ударные доски с вырезанными парящими птицами, погремушки, сделанные из старых на вид рогов — я изумилась, когда мне шепнули, что это передающиеся из поколение в поколение бизоньи рога, а также множество бубнов, сделанных в виде ворона. Из чего только не было там погремушек! Индейцы надевали на запястье оленьи копытца, морские ракушки и гроздья ореховых скорлупок. Кто-то даже держал в руках высушенные хвосты гремучей змеи, при малейшем движении издававшие оглушительный, зловещий треск. Женщины усаживались в круг с тёрками, по которым поводить надо было костью. У одной женщины в руках была толстая трубчатая палка с пересыпающимися внутри песчинками: эта штука называлась нака-ата, и имитировала она шум дождя. А вот другой мужчина держал любопытную штуку, называлось это стонущее дерево — продолговатая дощечка на кожаном шнурке. Её нужно было раскручивать, подражая шуму ветра в каньоне. Другие держали при себе свистки из костей цапли и тростниковые флейты. Как пояснила мне та женщина, свистки нужны были не для музыки, а для мистической связи с духами. Это был не просто музыкальный инструмент — священный объект. Двое мужчин взяли в губы свистки, сделанные из полых врановых костей, ещё двое — из лебяжьих. Они свистнули, и с губ их сорвались птичьи крики, отчего я вздрогнула. Аарон тоже сел в круг, в его губах был свисток из орлиной кости, и когда крикнул среди тишины этот грозный хищник, всё ожило, индейцы потянули белых сесть рядом с собой. Все должны были участвовать в ритуале, даже наши официанты и весь персонал, изумлённо переглядывающийся друг с другом. Они сели с музыкальными луками, пощипывая несколько струн и издавая мелодичные звуки наподобие арфы. На бёдра Вику надели словно поножи ремни, украшенные перьями ворона. Стянули такими же запястья, закатав рукава рубашки.

Wayllunakusun / Albdorada del Inka

Барабаны задали ритм. Медленно, неуклонно, они многоголосо наполняли воздух ударами и звучанием, подобным биению сердца. Множества сердец. И мужской хор, ведомый одним солистом — сравнительно невысоким, смуглым и уже не столь молодым мужчиной в чёрной куртке с нарисованным на спине вороном — подхватил песню кемонихей. — Выходи в круг, — шепнула мне женщина, усаживаясь за моей спиной на песок. — Смелее! Кархаконхашикоба всё покажет. Инструменты зазвучали воедино, постукивали, кликали птицами, шумели и переливались ветром и струнами. То короткий звон, словно хрусталь бьётся о камень… то стрёкот дятла о древесный ствол… всё густо окутало круг своим звучанием, и хлопки ладоней — смуглых и белых — подхватило музыку без хора. А затем грянули и голоса.

Вчера я плакал,

когда никто не видел меня.

Я застыла, глядя на то, как под ритмичные хлопки и удары барабанов Вик, озарённый пламенем, обходит круг, двигаясь легко, точно танцует. Он и вправду танцевал.

Я плакал, ощущая себя одиноким.

И я чувствовал боль,

когда вспоминал тебя, любовь моя.

Я неотрывно наблюдала за тем, как он сужает круг под крик цапли, под крик ворона. Чёрные перья гладко стелились по белой рубашке, и лицо, точно умытое кровью, было древним и строгим. Ни тени улыбки не скользнуло на нём, когда он, изящно рисуя носком обуви по песку линию, откинулся назад, едва не касаясь головой песка.

Где мое сердце?

Где мои глаза?

Они наполнены печалью.

Этот день наполнен счастьем, но индейцы верят, что и смертью — тоже. Девушка уходит во взрослый мир, теперь она принадлежит и ей принадлежат. И Ворон, чёрный вестник смерти, незримо кружит над головой наречённых, напоминая: однажды вас постигнет разлука. А потому радуйтесь как в последний раз, любите друг друга как никогда не любили.

Ворон, Ворон,

Сбереги мою любимую в стране тысячи печалей,

Отведи меня к ней.

Приблизившись ко мне, Вик под эхом поющих голосов обвил мою талию рукой и положил мою ладонь себе на ребро. Плавно двигаясь, мы словно две птицы закружились друг вокруг друга, и он склонил лоб мне на макушку, тяжело дыша. Ему было так нелегко двигаться в этой перетяжке, и я сжала пальцы чуть крепче, чтобы он почувствовал меня и мою жалость. А затем он выскользнул из моих рук, ловко поднырнул под них, мощно прыгнул параллельно песку, так легко, словно ему это ничего не стоило. Перед ним в песок вонзился нож, брошенный чьей-то рукой. Движение — и Вик вынул его. Лезвие стало продолжением его руки. Прогнувшись в спине и гибко потянувшись назад, он изогнулся, ловко, как дикий кот — и в следующий миг уже прыгнул, переворачивая тело в воздухе и танцуя. Нож чертил круг, а в центре него была я. И только завершив его, Вик коротко припал на колено, всаживая лезвие в песок и подымаясь. Он кружился, и с каждым вращением и сильным прыжком плясали чёрные перья. Музыка вводила в транс, дым от костров, дым от трав и букетов, которые индейцы кидали в огонь, будоражила воображение. А затем Вик скользнул ко мне, сплетая наши руки в запястьях и перекрещивая их. Аарон поднялся со своего места, и в его пальцах появилась широкая алая лента. Ею он обвязал наши пальцы, скрепил запястья и перетянул руки, соединяя нас особым узлом. Музыка стихала, звучала далёким эхом над водой. Под ритмичные удары ладоней и ритм барабанов, под пение флейт и треск погремушек мы кружились, я и моя смерть. Мы неотрывно смотрели в лица друг друга. Серые глаза гасли в карих, и мне казалось, что на этот бесконечный миг мы с ним стали больше единым целым, чем когда-либо ещё.

Я отыщу тебя в долине призраков,

Я обовью тебя руками и спрячу под крыльями ворона:

Оживи меня, убитого. Оживи меня…

***

Поцелуи и объятия. Похлопывания множества рук. Горящие глаза, заплаканные лица. Люди, впечатлённые индейским обрядом, остались там, на берегу, и пока нас никто не хватился, попрощавшись лишь с самыми близкими, мы с Виком тихо ушли. Он поднялся со мной под сень деревьев и повёл не в сторону старых трейлеров, где стоял также дом Адсилы, а в лес. В тот самый лес, где однажды на нас с ним напал маньяк из мира Сущности. Теперь же Вик шёл не боясь, крепко держал меня за руку и молчал. Я молчала тоже: после танца говорить не хотелось. На наших лицах и телах всё ещё была краска, а в ноздрях витал дым костра и трав. Овеянный им, Вик и сейчас словно нёс на своих плечах и в волосах обрывки седого тумана, и мне пришлось моргнуть, чтобы это видение исчезло. Он шёл и шёл, а я неустанно следовала за ним. Наши руки были всё ещё сплетены алой лентой. Вик ни разу не повернулся ко мне, лишь крепко сжимал мою руку в своей, и мне на какую-то долю секунды начало казаться, что он заводит меня всё глубже в лес… Кругом потемнело, чёрные деревья выросли огромными, угрожающими фигурами. Наверняка ни один человек со свадьбы не знал, куда мы пошли: все думали, к машине. Я невольно содрогнулась от мысли о том, что мы здесь совершенно одни. А затем между деревьев проступил слабый свет, и мы с Виком вышли на небольшую поляну в окружении высоких деревьев, овеянных кружевной листвой. — Что это?.. — тихо спросила я, растерянно глядя на большой плоский камень, накрытый неожиданно толстой палево-серой шкурой. В траве в стеклянных высоких стаканах горели свечи, множество свечей. Карминово-красный порошок окружал камень кольцом, а в деревьях звенели и блестели хрустальные ветерки… — Это кемонихей, — просто ответил Вик, повернувшись наконец ко мне. Лицо его было спокойно, глаза заворожённо глядели на меня… и сквозь меня вместе с тем. Он подвёл меня к камню, осторожно придержал за руки, переступив алую черту. — Зачем она? — Чтобы ты была в безопасности, — кратко ответил Вик и слабо улыбнулся, присев на валун. — Чикала… прости, что попрошу. Он приподнял брючину, и я вообще не удивилась, когда на лодыжке у него обнаружила ремешок с креплением для ножа. Сам нож он снял и вручил мне в руку. — Разрежь эти чёртовы бинты. Лезвие срезало одну чёрную ленту, другую. Я старалась быть аккуратнее и не порезать его. И когда наконец этот тугой корсет с хитрой перевязью упал в высокую траву, Вик глубоко вздохнул. Я мягко обняла его за шею и позволила прижаться лбом к своему животу, поглаживая по волосам. И когда он скользнул руками с талии ниже, подхватив меня под бёдра, не удивилась, словно была готова к этому. Не нужно было говорить ничего лишнего: обряд начался. Я тревожно застыла, когда он с неожиданной ловкостью проскочил пальцами по жемчужным пуговкам на спине платья, расстёгивая их — одну за другой. И под кружевом грубоватые, мозолистые руки коснулись нежной кожи между лопаток, а губы сомкнулись на груди поверх сердца, целуя и плавно прихватывая тонкую сетку. Одно движение за другим, и он плавно освободил меня от верха платья, стянув его с плеч и вынув руки. Я не могла сопротивляться — не могла и не хотела. И поддавшись мужу, сжала в ладонях его предплечья, поглаживая их и чувствуя, как мышцы медленно наливаются под каждым прикосновением. Пуговицы на воротнике рубашки были тугими, но дальше расстёгивать их было легче. Освобождая его от одежды, я чувствовала, что слова будут лишними, даже если я скажу главные — как по-особенному он хорош этой ночью. Каждый изгиб тела и мышцы под кожей, двигался он или замирал, подчёркивались алыми узорами, нанесёнными для обряда. Коснувшись краски, я озадачено посмотрела на свою ладонь. Не стёрлась. — Нам придётся попотеть, чтобы её стереть, — словно прочёл мои мысли Вик. Платье упало в траву, и я задышала глубже — из-за ночной прохлады, из-за воздуха на обнажённой коже, из-за его обжигающего взгляда. Вик с добродушной улыбкой присел передо мной на колено, расшнуровывая обувь и аккуратно избавляя от неё. Рукой растер усталую ступню, взялся за другую ногу.

W/O U / GEMS

Не сказав мне ни слова, он улыбнулся и осторожно опрокинул меня на камень, заставив лечь на спину и не снимая пока белья. По алым полосам на моём теле прошёлся кончик влажного языка, от рёбер и выше, до ключиц. Я согнула в колене одну ногу, принимая мужа ближе и позволяя ему налечь на себя. Плотно, тяжело, весомо — но приятно до судорожной боли в пальцах рук и ног. Не касаясь моих губ, он поцеловал меня в шею, зарываясь в ложбинку за ухом носом и медленно кусая. Я растерялась, обхватив его за спину одной рукой и потихоньку освобождая от брючного ремня другой. Хотелось на короткое мгновение вцепиться в него и не отпускать, но он уже скользнул ниже, согревая дыханием грудь и искусно лаская её. Когда моя рука нетерпеливо сорвала пряжку ремня и нырнула в тёплую тесноту ширинки, он лишь коротко простонал — но снова не сказал ничего. Когда мои пальцы прокатились от влажной головки ниже, тонко чувствуя каждую воспалённо пульсирующую вену, он лишь крепче обнял меня руками за талию и под спину, вжимая себе в обнажённую грудь. Но он так же быстро выскользнул из моих рук и, оставляя легкие поцелуи всё ниже… на рёбрах… на животе… в чашечке пупка… в самом низу… отогнул хитрое сплетение тонких ремешков и светлый, крошечный кусочек ткани белья. Лес будоражил чувства, небо над головой дышало бездной, а ночь вскрикнуло охотящейся совой — и моим дрожащим стоном. Обняв коленями его плечи, я прогнулась в спине навстречу нежной ласке, будоражащей моё ответное желание. Целуя внизу губы и неглубоко прокатываясь языком, он не ставил целью довести меня до финала — только раскрыться и поддаться, задышать ровнее и спокойнее. Расслабив запястье, я уронила то, что было связано с его — лентой, на шкуру, второе завела ему в косу. Лодыжку жгло твёрдым пахом, я чувствовала, что он хочет, но готовит меня к этому, медленно и постепенно заставляя всё больше погружаться в ласку, как в сладкую дрёму. И думая о том, что это должно свершиться, я уже не волновалась. Без нервного трепета, без благоговейного вздоха, как нечто естественное и желанное, я раскрыла ноги чуть шире и потянула Вика ближе к себе и выше — на себя. А затем между деревьев я заметила их. Чудовищные, жуткие, огромные силуэты с длинными конечностями, и белеющие головы-черепа, увенчанные рогами, точно коронами. Вендиго, бесплотные духи леса, тень голода. Их было трое, и все трое — пара поистине огромных и один поменьше — смотрели неотрывно на нашу пару, но приблизиться боялись. — Что они здесь делают? — не без страха спросила я, выдыхая. Вик покачал головой. — Не хотел тебя пугать… — усмехнулся он, расправляя плечи. — Но они были здесь всё время. Странные чувства меня посетили. Я хотела остановиться, не желая, чтобы они смотрели, но в то же время ощутила резкое, вязкое возбуждение. Вик не спешил, раздеваясь полностью. Странно, но нагота сейчас не смущала меня: удобно устроившись на камне, не чувствуя его жёсткости и остроты благодаря косматому меху, я смотрела на любимое лицо, озарённое слабым светом свечей, и немного удивилась, когда он протянул мне руки и помог встать босыми ногами в траву, а сам занял моё место. — У нас не принято так, — сказал он хрипловато и сразу пояснил. — Женщине нельзя быть внизу. Особенно впервые. — Даже если очень хочется? — в животе и ниже остро разлилось и заныло желание ощутить поверх себя мужскую тяжесть, но Вик был непреклонен. — Дурная примета. Иди ко мне. Я немного заволновалась, когда он лёг на спину, как всегда — большой, крепкий и вместе с тем удивительно изящный и гармонично слаженный. Руками скользнула по широкой груди, нашла шрам на левом плече тогда я плакала на нём же, в лагере, помнит ли он? и села поверх бёдер, пропуская между своих — член и немного растерявшись. Вик всё взял в свои руки. Чудовища всё ещё были здесь, и лес звенел кронами, но всё теряло остроту, оставляя лишь место мне и ему. Короткая, непринуждённая ласка стёрла моё смущение. Уложив меня себе на грудь, он медленно нежил лицо и шею, считал пальцами каждый позвонок и гладил рёбра. И он не остановился, пока до костей не пронзило желанием опуститься поверх него. Моего взгляда было достаточно: он прекрасно понял меня даже в молчании. Встав на колени и приподнявшись, я ощутила его руки на бёдрах. Моё запястье потянуло перевязанной лентой, а кожи коснулось холодное золотое кольцо на пальце Вика. Он не приподнялся на локте, не прекращая тихую ласку, и с поцелуем у себя на сердце я осторожно села на него и выдохнула. Он вошёл неожиданно влажно и гладко, скользнул внутрь — не больно, но чувствительно. И когда на секунду мне почудилось, что головка упёрлась в кость, Вик опустил меня ещё ниже и толкнулся сам. Преграда исчезла, и я схватила губами воздух в растерянности, что это случилось так быстро и неожиданно. Но он лишь теснее вжался в меня, остановив любое движение внутри, и посмотрел потемневшими глазами в мои: — Всё хорошо? — Да… Этот, первый, раз не был длинным. Он чувствовал, что телу нужна была передышка и осознание, и прокатился во мне ещё пару раз, выйдя и тут же задрожав. Я крепко сплела наши пальцы, приподняла его руку, так, что он закинул её за голову. Чувствуя прохладный ветер на мокрой от пота коже, провела по проступившим венам пальцами и коротко улыбнулась. — Вот и всё? — тихо спросила я. — Вот и всё, — эхом откликнулся он, обняв и устраивая рядом с собой. В нашем каменном ложе было тепло и уютно. Мы лежали, вслушиваясь в совиный клич между деревьев. В стрёкот ночных насекомых. Всматриваясь в кружевное покрывало листвы над нашими головами. И в звёздный ковёр далеко в небе. На ветку над нами, коротко каркнув, опустился, подпрыгнув, ещё один охотник — ворон с чёрными перьями и лаковым клювом. Он слетел с дерева так же быстро, как приземлился, и исчез в чернильной мгле. Поглаживая мужа по подрагивающему животу и уложив щёку ему на плечо, я с удовольствием слушала, как он умолял Аарона приехать к нам на свадьбу. Послал ему не меньше пятнадцати писем и раздобыл телефонный номер. Тот удивился, узнав, что у брата есть сын… Нас клонило в сон, но в объятиях друг друга мы выспимся ещё за целую жизнь. Эту ночь мы оба хотели продолжить — и помогая уже ему снова ощутить желание, я всё же настояла на том, чтобы он побыл поверх меня. Сколько времени прошло? Его мы не считали, но свечи в плошках почти погасли. За ласками и коротким отдыхом ночь перевалила за половину, когда в предрассветной, особенно тихой мгле ветерки зазвенели тревожными голосами, а деревья проредил седой туман… Вик остановился, замер поверх меня, вплетая пальцы в тёмные волосы. — Всё хорошо? Он был во мне и застыл снова, не двигаясь и тревожно озираясь. Но кругом было тихо… только лес танцевал под ветром кронами. И мягко улыбнувшись, Вик погладил мой подбородок, с нежностью глядя сверху вниз: — Да, чикала. Теперь всё хорошо. Просто хотел сказать, как сильно тебя люблю. Я прикрыла глаза, прильнула щекой к его ладони, обняв за талию ногами и чувствуя биение сердца и пульсацию тел — его в моём. И коснувшись поцелуем его руки, я не знала, что это будет последним, что мы ощутим в этом мире, кроме боли. Деревья развернулись вмиг за его спиной ворохом гигантских паучьих ног, листва проредилась и осыпалась на наши плечи. Паук шагнул навстречу своими уродливыми конечностями, всё остальное пряталось в тумане. И Вик, с ужасом расширив глаза, осознал это за ту же долю секунды, что и я — но было очень поздно. Кто-то расставил нам ловушку, в которую мы попались. И увязнув в паучьей сети, оба стали добычей Сущности. Чёрная обсидиановая лапа прошибла его грудь, выглянув наружу из рваной кровавой раны. Мой крик словно отзвучал отдельно от меня — а руки, не повинуясь оцепеневшему от страха сознанию, впились в его талию, не отпуская. Его кровь брызгами легла мне на грудь и лицо, и в глазах вскипели горячие слёзы. Лапа согнулась в сочленении, рванула выше, так, что коготь полоснул в груди, глубже и шире раскраивая её, и Вик коротко застонал, в неверии шепнул: — Нет… Нас разлучали, разрывали, уволакивали друг от друга. Я не знала, что второй коготь притаился за моей спиной, но смотрела, как его спелёнывает ещё несколько чудовищно огромных лап — а в лесу, неспособные подойти к нашему кругу, очерченному оберегами, стонут на разные голоса и горестно шепчут вендиго. — Нет… Он не мог смириться с тем, что это конец. Лента порвалась и лопнула, соскочила с моей руки, и я захлебнулась слезами, качая головой, когда он исчез в клубке паучьих лап, лишь протягивая ко мне руку. — Н-н… Тени накрыли густой пеленой моё лицо, и глядя в сизое небо, покрытое ковром тумана, задувшего свечи, я глотала злые слёзы, не веря, что всё случилось именно так, как мы боялись. Мгла опустилась на меня, и когда боль разорвала тело, познавшее этой ночью власть и негу обладания любимым человеком, я сожалела лишь об одном. Что каждая минута с ним не была доведена до исступления, ведь мы наивно думали, что у нас всё впереди. И когда потную кожу, хранившую следы его прикосновений, разорвал чёрный коготь, я погрузилась в благословенную боль.