***
В конце концов они свернули с прибрежных дорог и поехали в глубь страны. Джон придерживался самых ветреных, наименее оживлённых дорог, которые он мог найти; мало того, что по ним было веселее ездить, пейзаж был намного лучше. Было мирно и приятно. Дни пролетали быстро, пока они пробирались по сонным городкам и живописным деревенским улочкам. Когда они останавливались, чтобы заправиться или поесть, Джон радушно болтал с местными жителями, в то время как Лавкрафт оставался в грузовике и наблюдал. Джон решил, что в приоритете любые необычные туристические достопримечательности. Соответственно, они останавливались у самого большого в мире мотка бечёвки (Лавкрафт был разочарован тем, что на самом деле он был не очень большим), затем был музей, где все экспонаты были сделаны из палочек от эскимо (они быстро ушли, так как тягучий липко-сладкий запах заставил Лавкрафта проголодаться). Они нашли здание, в котором хранилась огромная коллекция старинных статуэток Санта-Клауса (Лавкрафт был сбит с толку тем, почему люди так любят выдумывать нереальные вещи, когда во Вселенной так много вещей, которые они не понимают). Они исследовали мелкие магазинчики; Лавкрафт неизменно покупал конфеты, а Джон начал собирать странные открытки, чтобы отправить их домой. Они останавливались у закусочных с едой на вынос; в одной всё ещё была содовая, и Джону потребовалась большая часть дня, чтобы оторвать Лавкрафта от их мороженого из корневого пива. Джон был доволен, что по большей части Лавкрафт, казалось, развлекал себя сам. Он был даже несколько менее упрямым, чем обычно. Они ехали по отдалённому участку шоссе, Джон болтал обо всём, что приходило в голову. — Видишь, всё не так уж плохо, если дать этому путешествию хотя бы половину шанса, так ведь? — Я уже признал, что есть некоторые хорошие моменты. Джон закатил глаза. — Верно. Мороженое. Лавкрафт нахмурился. — Дело не только в мороженом, Джон, ты что, не слушал? — О, мой косяк, — рассмеялся Джон. — А ещё моя очаровательная компания. — Конечно. Я думал, это очевидно. Время на мгновение остановилось. Джон сказал это в шутку, но Лавкрафт ответил так серьёзно, что он был совершенно ошеломлен. Или, может быть, он продолжил шутку? Было трудно сказать. Джон никогда не встречал человека, которого было бы так же трудно читать, как Лавкрафта, независимо от того, считал он себя очевидным или нет. Лавкрафт, не замечая замешательства Джона, продолжал говорить. — Однако есть и недостатки. Например, моя рука покраснела. Джон оглянулся и попытался сосредоточиться. — Ну да, ты весь день держал её, высунув в окно. Наверно, она обгорела на солнце. Глаза Лавкрафта сузились, и он взглянул на солнце. — Ненавистная звезда, — проворчал он, втягивая руку обратно в грузовик. Джон подавил смешок. — Я немного удивлён, что ты на самом деле можешь загореть. — У меня очень чувствительная кожа, — заявил Лавкрафт почти надменно. Этот смешок подавить не получилось. — Понимаю. — На дне океана очень темно. — Могу себе представить. — Это приятно. Гораздо приятнее, чем здесь. — Ну, думаю, мы, бедные люди, никогда не узнаем. Мы просто вынуждены привыкать к солнцу. Лавкрафт посмотрел на него с жалостью и похлопал по плечу. — Мне очень жаль, Джон. Они проехали ещё немного. По мере того как солнце поднималось все выше, температура внутри грузовика росла. Кондиционер «Росинанта» не справлялся с работой, а опущенные окна лишь немного облегчали дискомфорт. Лавкрафт громко вздохнул. — Погода отвратительная. Джон обмахивался шляпой. Хотя он и был согласен, на самом деле ему не хотелось поощрять жалобы Лавкрафта. — Не знаю, что сказать. Высунь голову в окно или типо того. Через две секунды после того, как он это сказал, Джон понял, что совершил ошибку. Когда Лавкрафт высунул голову из пассажирского окна, сила воздуха, проходящего мимо грузовика, взметнула его волосы. Большая их часть попала прямо в лицо Джону, закрыв ему обзор. Он открыл рот и вдохнул, чтобы накричать на своего партнера, но получил полный рот волос. Отчаянно пытаясь удержать руль одной рукой, он наклонился и изо всех сил ударил Лавкрафта по руке. К счастью, он ответил, втянув голову обратно внутрь. — Так было лучше. Зачем ты ударил меня? Джон осторожно остановил грузовик на обочине, кашляя и вытаскивая длинные тёмные волосы изо рта. — Это сработает, только если мы сначала что-нибудь сделаем с твоей копной. У меня вся жизнь пронеслась перед глазами. Рука Лавкрафта смущённо потянулась к волосам, будто он только сейчас осознал, что они существуют. — Я буду держать их. — Я не уверен, поможет ли это. Если ветер снова подхватит их, они всё равно будут лезть прямо мне в лицо, — Джон на мгновение задумался. — У меня есть идея, повернись. Лавкрафт сделал, как ему было сказано. — Что ты делаешь, Джон? — Я попробую заплести их. Если сделать волосы тяжелее, они не будут так развеваться. Это может выглядеть немного забавно, но лучше так, чем мы врежемся во что-нибудь. Если у Лавкрафта и были какие-то возражения, он держал их при себе. Джон рассказывал, как ему приходилось заплетать волосы Рути, когда он был дома, пока работал над разделением волос Лавкрафта на равные части. Он даже удивился тому, насколько мягкими они были, и на мгновение ему захотелось зарыться в них лицом. Вместо этого он какое-то время с любопытством наматывал маленькие пряди на пальцы. — Джон? Что ты делаешь? Он вздрогнул от неожиданности. Как долго он витал в облаках? И почему он… играл с волосами Лавкрафта, всё это время? Джон покраснел и смущённо рассмеялся. — Прости! Само по себе как-то вышло. Подожди ещё минутку. Вскоре коса была готова. Джон перевязал её бечевкой и отодвинулся на сиденье, чтобы полюбоваться своей работой. — Не так уж плохо. Лавкрафт перекинул её через плечо и ткнул пальцем. — Это было… приятно, — сказал он с лёгкой улыбкой. — Да? — спросил Джон, внезапно снова почувствовав смущение. Лавкрафт кивнул. — Может, мне и тебе волосы поправить? — Хм? Мои слишком короткие, чтобы мешать. Лавкрафт наклонился и всё равно погладил Джона по голове. — Вот. Если бы Джон не покраснел до этого, сейчас бы этого жеста точно хватило. Как бы то ни было, он просто моргнул, сбитый с толку. — Спасибо? Лавкрафт кивнул и улыбнулся. — Не за что. У тебя очень мягкие волосы. — Спасибо…? — Джон был в полной растерянности. — У тебя тоже? — Я рад, что у нас был этот момент, Джон. — Лавкрафт гордо улыбнулся.***
В ту ночь Джону приснилось, что огромная приливная волна накрыла особняк Гильдии, превратив его в руины. Небо было в огне. Его коллеги не были мертвы, но умирали. Он подошёл к каждому из них с разной степенью удовлетворения, и когда наконец нашёл израненное тело Фицджеральда, то присел на корточки и с извращенной радостью наблюдал, как жизнь покидает его. Когда все они были мертвы, пришла вторая волна, невероятно огромная, чтобы стереть всё, что осталось от его грехов. Джон встретил её с радостью, а затем проснулся. Это был знакомый сон, и если бы кто-нибудь спросил, Джон бы назвал его кошмаром. Катастрофа, все эти смерти. Конечно, это подходило. Но каждый раз, когда он просыпался, его сердце жаждало освобождения от чувства вины, которое никогда, никогда не наступало. А после — чувство потери, стыд. Будет ли он действительно рад видеть всех своих коллег мёртвыми? Фицджеральда — конечно. Но у таких, как Твен или Олкотт, были, по крайней мере, некоторые компенсирующие качества. Одеваясь, он прокручивал в голове этот сон. Лавкрафт никогда не был среди жертв, и Джон был уверен, что странный человек был самой катастрофой. Ещё одна волна вины и замешательства захлестнула его. Твой морской монстр не спасёт тебя. Если он всё уничтожит, ты отправишься на тот свет вместе со всеми. Ты заслуживаешь этого. Впрочем, после того, как недавно Джон стал свидетелем реакции Лавкрафта на босса… Интересно, думал ли Лавкрафт когда-нибудь об убийстве Фицджеральда? Боже, но разве не было бы приятно наблюдать за этим? Даже если вскоре после этого он сам умрёт, просто наблюдать— Он резко покачал головой и попытался думать о чём-нибудь другом. Почему он в таком мрачном настроении этим утром? Джон выудил немного растворимого кофе из крошечного шкафчика Росинанта и попытался занять себя рутинной работой. На завтрак не было никакой еды, но в этом нет ничего удивительного. Он избегал продуктовых магазинов с момента их последней поездки, когда Лавкрафт потратил больше часа, загружая каждую баночку мороженого из морозильных камер в тележки. Джону пришлось убедить его, что только потому, что он мог купить всё это, не означало, что они собирались это сделать. Он никогда не видел Лавкрафта таким печальным. Да. Это помогало. Лавкрафт не был мстительной приливной волной, он был тем, кто с радостью загрузил бы пятнадцать тележек мороженым, не задумываясь о последствиях. Тебе лучше знать, Стейнбек. Он может быть и тем, и другим. Он и то и другое. И именно это делает его таким очаровательным. Очаровательным? Откуда это взялось? Джон отпил кофе так быстро, что обжёг язык. Он попытался сосредоточиться на боли. Раздался лёгкий стук в одно из окон кемпера. Он отодвинул занавеску и увидел Лавкрафта, стоящего снаружи с озадаченным видом. Как долго он тут копался в себе? Должно быть, было уже поздно, если Лавкрафт встал сам. — Секундочку, — крикнул он в окно. Джон сделал глубокий вдох, замер на мгновение, чтобы собраться с духом, и вышел на улицу. — Прости. Наверное, я просто проспал. Джон забрался в грузовик, и Лавкрафт медленно последовал его примеру. Казалось, он о чём-то задумался. — Джон? — Да? — Моё присутствие не мешает тебе спать? — Хм? Нет. А почему должно? По какой-то причине после этого вопроса Лавкрафт смотрел на него в течение неприятно долгого времени. Его глаза были прищурены, а голова склонилась набок; общее впечатление нервировало. Джону казалось, что его препарируют. Наконец Лавкрафт кивнул и обратил своё внимание на дорогу. Джон подавил дрожь. Это было странно даже для Лавкрафта. Непрошеное воспоминание о приливной волне во сне вернулось к нему, сопровождаемое извращённой радостью. Он нахмурился. — Джон? Ты в порядке? — Не совсем. У меня была та ещё ночка. Лавкрафт наклонился и похлопал его по плечу. Джон вздрогнул от неожиданного контакта. — Это было… неправильно? — растерянно спросил Лавкрафт. — Всё в порядке. Я просто не ожидал. Спасибо, — Джону казалось, или Лавкрафт в последнее время был чрезмерно озабочен его мнением? Неужели Фицджеральд так сильно потряс его? — Эй, Лавкрафт? — Да? — А ты в порядке? — было странно спрашивать о чувствах Лавкрафта; он редко выражал что-то большее, чем лёгкое раздражение или веселье. Способен ли он вообще расстроиться? — Конечно. Разве это необычно, что я беспокоюсь о тебе? — Может быть? Я имею в виду, ты волнуешься? Или просто практикуешься в манерах? Лавкрафт нахмурился. — Джон. Мы напарники. По какой-то причине этот ответ его разозлил. — О, значит, ты беспокоишься, что я буду менее полезен, если расстроюсь. Понял. На глазах у Джона Лавкрафт обмяк, его голова и руки свесились в окно. Джон почувствовал внезапное, необъяснимое желание встряхнуть его, потребовать, чтобы тот объяснил, что, чёрт возьми, происходит у него в голове. Не то чтобы это принесло какую-то пользу. Конечно, Лавкрафт просто посмотрел бы на него, как на идиота, и сказал бы, что он не поймёт. В этом и была проблема, не так ли? Он хотел понять. По крайней мере, он хотел понять, почему Лавкрафт вообще сейчас здесь, с ним. О чём он думал, когда был таким тихим. Что он чувствовал, если он чувствовал. Джон попробовал ещё раз. — Эй, Лавкрафт? — Да? — О чём думаешь? Лавкрафт на мгновение задумался. Джон, казалось, воспринимал всё совершенно неправильно. Разве люди обычно не хотят, чтобы кто-то беспокоился об их благополучии? Чтобы им говорили, что их ценят? Наконец, он пожал плечами и сказал только: «Бесполезность.»