good old days

      Интернет — чудо двадцать первого века; интернет — величайшее изобретение человечества; интернет — лучш…       Да ни черта, в общем-то, подобного, думает Гето. Тим Бернерс-Ли, ты, конечно, классный чувак, молодец, но не стоило так утруждаться. У Сугуру теперь одни проблемы. Нет, на самом деле, может он немного драматизирует, но признаться в этом самому себе — все равно что пустить пулю в лоб. В свой. *       Началось все на прошлых выходных. Как Гето уже успел понять за три года учебы, начало очередного семестра все уважающие себя студенты должны отметить какой-нибудь ублюдской вечеринкой с кучей бухла и непонятных людей. Желательно, чтобы алкоголь был самым дешевым и тошнотворным, музыка — неприятно бьющей по ушам и голове, а люди вокруг — тупыми отморозками, которых Сугуру бы в жизни не пожелал встретить. Но, по закону жанра, ему, конечно, не везет, поэтому приходится тащиться на это подобие тусовки вслед за странно воодушевленной Секо.       Все почти в порядке, у Гето даже выходит напиться и не вырубиться на ближайшей горизонтальной поверхности, а потом кое-как добраться до общаги на такси с каким-то молчаливым пацаном.       Веселье начинается с утра. Вернее, с обеда, но это уже формальности. Сугуру просыпается от безостановочной вибрации на почти севшем мобильнике. Едва-едва разлепив опухшие веки, он смотрит на уведомления. Сорок четыре сообщения от Секо.       Читая все известные и не очень молитвы, Гето открывает мессенджер. Иери обычно ограничивается просьбами купить сигарет или тактичным «отъебись», поэтому, по скромным предположениям Сугуру, случилось что-то действительно ужасное. Окей, он немного преуменьшает. Случился пиздец.       Среди вороха капса и голосовых сообщений на Гето смотрит размытая фотография. Из темноты снимка выбивается только чья-то светлая макушка и бледное лицо. И Сугуру, какого-то черта склонившийся к этому лицу. Кажется, он с кем-то целуется. Вопросов много, ответов — ни одного.       Гето выбирает из кучи смсок самые содержательные и сосредотачивает на них свой едва живой мозг — похмелье дает о себе знать.       Таким образом, он выясняет, что эту фотографию Иери выцепила в паблике их универа в инстаграме (Сугуру о нем благополучно не знает), целует Гето Годжо Сатору, местную звездочку их курса, а в комментах под постом все уже строят теории заговора в попытках вычислить, кому же повезло коснуться святых губ короля всего универа.       Гето морщится. На фотографии виден лишь его пучок и темное худи, все потому, что к объективу он стоит спиной. Аминь, Сугуру, ты счастливчик. По крайней мере, теперь ему удастся избежать смерти от рук разгневанных фанаток Сатору.       На вопрос «как так вышло?» Гето ответить не может даже самому себе. Они с Годжо не то что не ладят, даже знакомы не были. Пересекаются в коридорах, сидят на общих лекциях, но не больше. Порой Сатору его даже бесит — весь такой радостный и непоколебимый, он сродни идола в их универе. Любая уважающая себя студентка считает своим долгом пролайкать каждую из ста тридцати трех фотографий Годжо в инстаграме и создать примерно столько же фан-аккаунтов. Иногда Гето даже пугает такая одержимость, но большую часть времени он упорно игнорирует существование Сатору, руководствуясь правилом «пока проблема не трогает меня, я не трогаю ее». Теперь, видимо, дни его почти беззаботного (привет, сессия и два реферата) существования закончились.       Все было бы не так страшно, если бы не Годжо, который, к сожалению, умеет пользоваться телефоном и интернетом, и теперь, прикрепив фотографию, интересуется в своей инста-стори, с кем он успел поцеловаться на вчерашней вечеринке. Сатору, видимо, тоже неплохо накидался и теперь понятия не имел о произошедшем. Гето вздыхает и откидывает телефон в сторону. Слишком много информации для его слабого охмелевшего мозга. *       На этом веселье не заканчивается. Запретив Секо и парочке своих полудрузей-полузнакомых говорить хоть кому-нибудь о своем страшном, — считай, опасном для жизни, — секрете, Гето начинает старательно избегать Сатору. Не дай бог еще вспомнит что-нибудь.       Весь универ гудит — великий и, — немного ужасный, — Годжо Сатору ищет, с кем же он целовался несколько дней назад. Все происходящее по-тупому смахивает на историю о Золушке.       В принципе, бояться Гето нечего. С Годжо их ничего (кроме губ, ха-ха) не связывает, тот вообще вряд ли знает о его существовании. Теперь остается надеяться, что никто на этом темном ошметке пикселей в размытой фигуре не узнает самого Сугуру. Потому что что случится, когда — если — Сатору узнает, Гето думать не хочется. Фотография, тем временем, кочует от этого студента к другому, обрастает новыми реальными и не очень подробностями. Сугуру хочется плакать. *       Когда в два часа ночи от страданий над конспектами Гето отвлекает стук в дверь, он даже не придает этому особого значения. Черт знает, кого там принесло. В конце концов, он живет в общежитии, где кругом такие же несчастные — зубрят ночами, страдают по утрам.       Когда за дверью оказывается взъерошенный Годжо Сатору, у Гето все-таки появляются вопросы. И ощущение, что за ним пришла сама смерть. — Ты Гето Сугуру? — сходу начинает тот, протискиваясь в небольшую комнату. — Да, — Гето заторможенно кивает. — Отлично, — сам себе улыбается Сатору.       И целует Сугуру. Напористо, будто и не сомневался ни разу, сходу залезая языком в чужой рот.       Опомниться у Гето получается только когда в легких предательски заканчивается воздух. Почему он не оттолкнул Сатору, думать не хочется. — Какого черта? — после четырехчасовой зубрежки конспектов сил нет даже на злость. — О, это все-таки был ты, — довольно хмыкает Годжо и плюхается на кровать. — Что я? — Ну, я с тобой целовался в субботу. — Откуда ты знаешь? — у Сугуру ощущение, что он сидит на экзамене, да только не знает ни названия предмета, ни даже собственного имени. — Разобрался опытным путем, — хмыкает Сатору. — Чего? Ты весь кампус перецеловал, что ли? — Гето хочется помыть рот с мылом. — Агась, — самодовольно улыбается Годжо; ждет пару мгновений и говорит: — да ладно тебе, расслабься, нет конечно! Видел бы ты свое лицо, — и смеется. Да сколько можно. Сугуру даже обидно становится. Нормальное у него лицо. — На самом деле, мне Секо сказала. Ей нужна была помощь с теорвером, а я попросил взамен помочь с фотографией. И как раз наткнулся на нужного человека.       Вот тут Сугуру становится обидно вдвойне. Мало того, что ему только что сказали, что у него странное лицо, так еще и променяли на ебучий теорвер. Настоящий нож в спину. Гето устало вздыхает и, собрав волю в кулак, спрашивает: — И что ты теперь делать будешь? Мы оба пьяные были. Чересчур энергичный для двух часов ночи Сатору вскакивает и подбегает к Сугуру. — Какая разница? Я вот точно помню, что целоваться мне с тобой понравилось. Сейчас убедился. Так что, можем на двух поцелуях не останавливаться, — самодовольно хмыкает он и, чмокнув Гето в щеку, уносится за дверь, обещая написать позже.       Сказать, что Гето в шоке — не сказать ничего. Жизнь начинает набирать совсем непривычные до того обороты. *       Возвращаясь к мыслям об Интернете — Гето продолжает его безбожно ненавидеть. Потому что, черт, кому понравится, что твоя фотография с каким-то чуваком теперь есть в каждом втором телефоне универа? Это, вообще-то, вторжение в личную жизнь, беспомощно думает Сугуру.       Больше поразмышлять не получается, потому что ногу прошивает болью от плюхнувшегося на колени Сатору. — Скучал тут без меня? — поет тот в самое ухо и наклоняется к губам. Гето едва успевает вдохнуть, когда Годжо целует его, легко прикусывая язык. — Фу, вы мерзкие, — безрадостно сипит Секо и отворачивается. Годжо смеется и снова целует Сугуру. Ладно, думает Гето, может, интернету можно дать второй шанс.