***
Лаура — я не знаю ее фамилии. Это та, что в розовом платье; она все время дергает его… Я представляю, как трудно играть в пятнашки с мальчиками в таком неудобном пушистом платье… действительно удивительно, что никто еще не хвастался, что видел ее трусики. Когда она пришла в школу сегодня утром, ее волосы были заплетены в косу, но теперь у нее на голове беспорядок — волосы всклочены и покрыты грязью, как и ее платье. Она ужасно громкая… ее голос скрипучее, чем у мальчиков, и намного раздражительнее. Неделя, когда она выздоравливала от тонзиллита, определённо пошла ей на пользу… она не так уж плоха, когда теряет голос. Я думаю, она предпочла бы носить брюки и джемпер, чем это ярко-розовое платье… Мне кажется, что она не хочет быть девочкой, и я полагаю, что ее мать не слишком этому рада. Тайсон Грин, тот, что в грязной толстовке с капюшоном и рваных джинсах. Он груб и ругается всякий раз, когда учителей нет рядом… Раньше я думал, что он умственно отсталый, потому что я только слышал, как он говорил «черт возьми», «дерьмо» и «отвали». Мне раньше казалось, что он из бедного района, но потом заметил его обувь. Она меняется каждые несколько недель, и выглядит всегда чище, чем его одежда. Хорошие туфли или ботинки. Я думаю, что единственный разумный вывод заключается в том, что его родители довольно состоятельны, но он не хочет, чтобы люди знали. Ведь никто никогда не замечает обувь. Анна Селвиг. На ней тот красивый бушлат с воскресными туфлями. Она носит одно и то же каждый день, и считает своей главной задачей не испачкать одежду. Можно подумать, что у ее родителей нет стиральной машины… ну, может быть, нет. На днях я видел ее пальто вблизи… на нем есть причудливое название бренда, но швы по бокам кривые, а низ немного потертый. Я думаю, что это хорошее пальто, которое она купила в сэконд-хэнд. Ее обеды, как правило, сравнимы с моими, поэтому я думаю, что либо ее родители не очень любят ее, либо ее семья довольно бедна. Тим Веллингтон — в шортах и футболке. Еще только март, идиот… Я имею в виду, честно говоря, на мне две футболки под пальто, и мне все еще холодно. Может быть, он думает, что ему есть что доказывать, но я думаю, что его странное поведение, вероятно, можно списать на тот факт, что у него мозг размером с мизинец… и у него маленькие руки. Повествовать о событиях на детской площадке голосом, который мог слышать только Том, стало почти повседневной задачей. Сначала Том поручил ему выучить имена всех своих одноклассников, а после того, как он наконец справился с этим, ему было приказано «исследовать их лица, их поступки и слова на предмет каких-либо признаков слабости». — Помни, знание — сила. Таким образом Гарри стал тем, кого Том называл «наблюдателем». Гарри просто подумал, что он ведет себя как придурок. Однако, что касается просьб Тома, ежедневные ползания Гарри были относительно незначительным неудобством. И таких просьб было много, потому что Том от него чего-то ожидал. Раньше никто ничего не ожидал от Гарри. Конечно, дядя Вернон и тетя Петуния ожидали, что он сделает свою работу по дому; это было единственное, в чем Том был с ними согласен. Чтобы было ясно, Том не считал, что Гарри должен выполнять какой-либо ручной труд, но Гарри отказался что-либо сделать, чтобы довести до конца свои угрозы, и не хотел причинять физический вред своим тете и дяде, поэтому Том сказал, что ему придется жить с последствиями. — Ты можешь использовать угрозу столько раз, до того момента, пока она не станет пустой. Так что, поскольку Гарри отказался, так сказать, активизировать свою игру, ему пришлось оставить свои пустые угрозы на тот случай, когда они ему действительно понадобятся. К счастью, после инцидента в спальне дядя Вернон и тетя Петуния сами по себе стали немного более мягкими в своих требованиях относительно графика работы Гарри по дому. Ему даже не нужно было больше готовить еду. И это оставляло Гарри больше времени, чтобы справиться с ожиданиями Тома. Некоторые ожидания Тома были довольно утомительными, например, подхалимство. Гарри, конечно, понимал, что это был всего лишь один из многих способов Тома присматривать за ним; Том хотел убедиться, что Гарри использует все имеющиеся в его распоряжении навыки, а для этого Гарри должен был действительно знать, как использовать эти навыки. Том сказал, что ему еще многому предстоит научиться, и Гарри согласился. Тому было чему его научить, и Гарри хотел научиться всему. Одной из первых вещей, которые Том потребовал от Гарри, было то, что он научился чему-то, что называется окклюменцией. По словам Тома, некоторые ведьмы и волшебники обладали сверхъестественной способностью читать мысли (по-видимому, это было грубое упрощение, но Гарри позволил себе роскошь ссылаться на это как на таковое), что он, по-видимому, тоже сможет сделать. Гарри был довольно обеспокоен этим фактом — он определенно не хотел, чтобы кто-то заглядывал ему в голову, ведь даже Том не мог сказать, о чем он думает, а Гарри доверял Тому больше, чем кому-либо. Как оказалось, окклюменция была скучной. Очень и очень скучной. Это умение требовало того, чтобы он часто закрывал глаза, ни о чем не думал и представлял себе такие вещи, как стены, реки, пустоты и прочее. Если бы это не звучало так полезно, он бы так и сделал… что ж, он все равно сделал бы это. Том хотел, чтобы он это сделал, поэтому он сделает это без вопросов. Гарри хотел оправдать все ожидания Тома, несмотря на трудность некоторых задач, которые он ставил перед ним. Однако не всегда все было так скучно; некоторые просьбы Тома были абсолютно блестящими. Например, Том ожидал, что Гарри позволит ему научить его пользоваться магией. Первое, что Гарри узнал о магии, это то, что никто не спрашивает, на что способна магия; Все спрашивают, чего магия сделать не может. Очевидно, магическое ядро Гарри (место глубоко внутри него, откуда исходит вся его магия) было огромным и могло стать безупречным инструментом выполнения всех намерений и целей. Только воображение было пределом. Что ж, не совсем так; Том сказал, что дисциплина и контроль — вот что отличает хороших волшебников от образцовых. По словам Тома, первым шагом в управлении магии было изучение заклинаний. Одним из первых заклинаний, которым научил его Том, было заклинание для открывания защёлки, которую дядя Вернон установил снаружи на двери своей спальни. — Алохомора. Самое приятное то, что оно работало на каждой двери, на каждом замке. Это было просто великолепно, и Гарри чувствовал себя невероятно сильным, зная, что у него есть способность проникнуть куда угодно. Том сказал, что это лишь малая часть его силы, но для Гарри этой силы было более чем достаточно. Когда он это сказал, Том посмеялся над ним, но в конце концов признал, что таких простых заклинаний на данный момент должно хватить — Гарри не мог выучить ничего слишком сложного из-за того, что называется Надзором. Том так и не объяснил что такое Надзор - Гарри пришел к выводу, что он по каким-то причинам не хотел это сделать, но в то же время у него получилось дать понять, что нечто, называемое Министерством магии, постучится в его дверь, если он совершит какую-либо магию, которую нельзя объяснить как случайность. Итак, Том пообещал научить его чему-то, что называется «чары левитации», «чары призыва», «обезоруживающие чары» и, возможно, «дезиллюминационные чары», но на данный момент это все. Хотя Том ясно понимал, что некоторые из этих чар — в частности, чары призыва и дезиллюминационные чары — были не совсем легкими, они имитировали поведение какой-то стихийной магии и, вероятно, будут списаны на случайность, если кто-то когда-либо заинтересуется этим вопросом. Гарри был вполне удовлетворен этим. Учитывая тот факт, что ему потребовалось почти 2 месяца, чтобы просто открыть чертову дверь, он думал, что у него будет много дел в течение долгого промежутка времени. Однако это не помешало Тому регулярно отпускать едкие замечания о Министерстве магии. — …наполненный отсталыми, сумасшедшими волшебниками, которые больше маглы, чем маги… — …любители грязнокровок и предателей крови… — …маглолюбивые проститутки, чьи грязные губы не достойны даже целовать землю, по которой мы ходим… Том был довольно недоволен всем происходящим — он сказал, что помещать детей волшебников в города, кишащие магглами без каких-либо средств защиты, было преступно и Гарри пришлось согласиться. Маглы — как называл их Том — были слепы к чудесам магии, и одновременно жестоки и слабы. Гарри не потребовалось много времени, чтобы признать, что они не годятся для воспитания молодых ведьм и волшебников. Гарри… не любил маглов. Еще до инцидента с Сэмом Стюартом Гарри был убежден, что некоторые маглы действительно могут быть очень неприятными — например, его родственники. Но большинство маглов были совершенно добрыми и внимательными людьми. Родственники Гарри, одноклассники, дети из приюта Тома — они были просто плохими парнями. Много гнилых яблок. Но ведь должны же быть и хорошие? Убеждение Гарри было настолько сильным, что он действительно хотел быть маглом; он просто хотел быть нормальным. Он не хотел быть уродом. Но когда Сэм предал его, все изменилось. После того, как Том сказал ему, что существует целый мир ведьм, волшебников и магии, Гарри наконец понял. Он не был уродом — он просто был другим. И они ненавидели его за это. Да, даже «хорошие» маглы, такие как Сэм Стюарт, который был добрым, честным и храбрым, боялись того, чего они не знали и не понимали, и этот страх делал их глупыми и жестокими. Если лучший маггл, которого он когда-либо знал, не мог избежать факта волшебства, как мог любой из остальных? Все они были одинаковыми — осуждающими, сердитыми и напуганными, и Гарри не хотел иметь с ними ничего общего; в этом они с Томом могли согласиться. Однако с чем Гарри не мог согласиться, так это с убеждением Тома, что маглы — это не более чем животные, и от них можно избавиться, если это необходимо. Том ясно дал понять, что маглы были настолько бесполезны, что их жизни можно было забрать просто для того, чтобы доказать свою точку зрения. Том иногда подразумевал, что именно это он и сделал… но Гарри не понимал, как это возможно, потому что Том был таким же ребенком, как и он, верно? Может, и нет. Том никогда прямо не подтверждал и не отрицал этого, но Гарри пришел к убеждению, что мальчик, с которым он делил тело, был вовсе не мальчиком, а мужчиной, и не молодым. Том слишком много знал и был слишком устоявшимся в своих привычках, чтобы быть кем-то, кроме старика. Но Гарри, конечно, никогда не говорил этого ему в лицо. Учитывая, что Том широко использовал боль в качестве учебного пособия или средства связи, Гарри избегал говорить вещи, которые могли бы слишком сильно раздражать его друга. Его друг. Потому что, несмотря на разницу в возрасте, Том был его другом — его единственным другом, и притом хорошим. Он знал о Гарри все, но никогда не смотрел на него с отвращением или страхом, даже с жалостью; вместо этого он сказал Гарри оставаться сильным. Сказал, что однажды придет его время, и он займет свое собственное место в мире с той силой, которой у него, по-видимому, было так много. Гарри не был дураком. Он знал, что значительная часть беспокойства Тома о его благополучии была связана с тем фактом, что все, что чувствовал Гарри, Том чувствовал тоже. Том был другом Гарри, но Гарри знал, что он эгоист — это было очевидно по тому, как он говорил, даже по тому, как он смотрел на Гарри. Это было понятно; в конце концов, до встречи с Гарри Том был один. У него никого не было, и ему пришлось стать эгоистом, чтобы выжить. Но Гарри было все равно, потому что Том был добр к нему. Том улыбался только для насмешек, а мягкость использовал, пытаясь уговорить Гарри сделать то, что он хотел, и каждое качество, которым Гарри гордился, находилось под постоянным вниманием Тома. Терпение, доброта, сочувствие, честность и чувство вины делали Гарри жалким и слабым, и Том часто радостно напоминал ему об этом. Но в конце концов Гарри не возражал, потому что только Том заботился о нем — это была доброта Тома. У Тома, казалось, было искаженное представление о добре и величии, но он постоянно подталкивал Гарри к тому, чтобы стать лучше, стать сильнее. И это что-то значило для Гарри. Что-то глубокое. Никогда прежде в него никто не верил и действовал, исходя из этой веры. Да, Том был больше, чем просто друг — хотя он никогда бы не сказал этого вслух (потому что Том наверняка стал бы это отрицать), Гарри и Том были семьей, и никто не убедил бы его в обратном. Не говоря уже о том, что Гарри предпочел бы Тома в самом плохом настроении любому из своих одноклассников или учителей — которые только смотрели на него со страхом или безразличием — в любой день. Вот почему каждую ночь Гарри часами смотрел в маленькое ручное зеркало Тома, слушая темный бархатный голос. Не имело значения, что Том сказал или сделал — Гарри хотел это услышать и увидеть. Желание увидеть Тома было единственным, чего он ждал с нетерпением. Гарри хотел, чтобы он все время слышал голос Тома в своей голове — тишина, в которой он страдал, сидя на скучных уроках и выполняя одну работу за другой, была удушающей и невероятно одинокой. Однако это было неизбежным злом; У Тома был доступ только к самой маленькой части его собственного магического ядра, и накопление энергии, достаточной для того, чтобы делать что-то столь незначительное, как мысленное общение с Гарри, было для него утомительным. Гарри был полон решимости, чтобы в какой-то момент исправить это. Том, казалось, искренне удивился предложению Гарри пожертвовать часть своей магии, но Гарри предложил это, не задумываясь. Гарри не знал, почему Том был так удивлен; у него явно было избыток таинственной энергии — почему бы ему не дать немного своему другу? Однако предложение было сделано с одним условием — Гарри хотел узнать больше о Хогвартсе. Том время от времени рассказывал ему о магической школе, спрятанной в недоступном районе Шотландии — доме Тома. Том обычно отказывался рассказывать слишком много историй о Хогвартсе и настаивал на том, что Гарри в конце концов начнет мечтать о своих днях в Хогвартсе, но когда Гарри сделал свое щедрое предложение, Том согласился рассказать ему больше. Это стало своего рода валютой; Том часто пытался убедить Гарри сделать то, что он не хотел делать — например, украсть деньги у тети Петунии и дяди Вернона или подсыпать им в кофе такие вещи, как мыло для мытья посуды или мыльную воду(в образовательных целях, конечно…очевидно, это был навык, который ему понадобится позже). Однако после обещания рассказать историю о Хогвартсе, Гарри подчинился бы без вопросов, потому что, по его мнению, это того стоило, и Том это понимал. Для Гарри Хогвартс был надеждой — причиной продолжать жить, продолжать пытаться — и обещания, наконец, вернуться домой через несколько лет было более чем достаточно, чтобы заставить несчастного мальчика улыбнуться. И все это благодаря Тому.***
Том очень гордился собой. На самом деле, он никогда не был так счастлив, размышлял он, сжимая в руках мертвого кролика. Он был еще теплым. Кролик принадлежал не кому иному, как Билли Стаббсу, самому нелюбимому человеку Тома во всей вселенной. Конечно, он ненавидел всех в приюте, но больше всего он ненавидел Билли Стаббса. Почему именно так, он не мог вам сказать. Они поссорились накануне. Вернее, Билли открыл рот, пока Том свирепо смотрел на него и строил планы тихой мести. — В тебе сидит Дьявол, Том Риддл. Все знают, что с тобой что-то не так. — Ты никому не нужен. Никто никогда не захочет забрать тебя! — Ты застрянешь здесь навсегда! — Ты всего лишь урод! Том, конечно, от всего сердца согласился. Но это не означало, что Билли позволялось так с ним разговаривать. Нет, если Стаббс думал, что сможет поговорить с Томом Риддлом и выйти сухим из воды, его ждал неприятный сюрприз. Он улыбнулся маленькому существу в своих руках. Это выглядело довольно забавно — он определенно видел привлекательность наблюдать, как он неуклюже прыгает по траве. Он задавался вопросом, может ли это жалкое существо все еще прыгать с оторванной ногой. Какие звуки он будет издавать? Он хихикнул при этой мысли. Улыбка не сходила с его лица, когда он несколько раз обматывал шею кролика бечевкой, которую украл. Закончив, он закрыл глаза. Это была та часть, ради которой он тренировался. Кролик медленно поднялся из его рук, бечевка подкралась к нему, неуклонно плывя вверх, пока не поднялась достаточно высоко, чтобы обернуться вокруг стропил. Он вспотел к тому времени, когда узел завязался, но именно затраченные усилия сделали победу еще слаще. Он ухмыльнулся, глядя на свой шедевр — мертвого кролика, свисающего со стропил, с маленькими черными глазками и обмякшим телом. Том склонил голову набок. Может, ему стоило сломать кости? Или, может быть, отрезать что-нибудь, чтобы положить Билли под подушку? Он пожал плечами. Может быть, в следующий раз. Гарри трясло, когда он проснулся, чувство вины накатывало на него волнами тошноты. Он лихорадочно вытер пот со лба и попытался успокоить дыхание, остро ощущая свои широко раскрытые глаза и мокрые щеки. Он позволил себе несколько раз всхлипнуть, пока, собравшись с духом, не потянулся к зеркалу, которое держал под подушкой. — Т-Том? Мальчик в зеркале лениво моргнул. — Да, Гарри? — Зачем ты убил кролика Билли Стаббса? Что-то мелькнуло в глазах Тома — возможно, веселье, и он мрачно улыбнулся. — Потому что я мог. Гарри покачал головой, расстроенный отсутствием ответа. — Это не ответ… — Но это так. Ты был там, Гарри. Ты был в моей голове. Ты знаешь, о чем я думал. Гарри скривился. — Но должно быть что-то большее, чем это… — Только это не так. Я плохой человек, Гарри. На самом деле, я очень, очень плохой человек. — Ты неплохой человек, — прошептал Гарри. — Ты лучший, Том… ты лучший человек… Мрачная улыбка Тома превратилась в пародию на ухмылку. — Когда-нибудь ты согласишься со мной, Гарри. Том Риддл всегда прав. Да, Том Риддл всегда был прав — Гарри знал это, даже если иногда ему хотелось, чтобы это было неправдой. Если бы Том Риддл сказал, что он плохой человек, Гарри был бы дураком, если бы не поверил ему, как бы сильно он этого не хотел. Но глубоко внутри он не мог заставить себя принять это. Том Риддл был хорошим человеком. Он не может не быть. Но даже если бы это было так, разве Гарри не было бы все равно?