***
— Ты не можешь меня обмануть! Ты ведь из психушки, так? «Профессор», да, конечно… Я не хочу с вами идти. Этот старый кот, тот кто должен быть в сумасшедшем доме. Я никогда ничего не делал маленькой Эми Бенсон или Деннису Бишопу, и вы можете спросить их, они вам скажут! — Никто никуда не забирает вас против вашей воли, Том. — Но вы же врач, не так ли? — Нет, Том, я профессор. Том раздраженно фыркнул. Честно говоря, почему все считают его таким наивным? — Я вам не верю. Я слышу, как миссис Коул и другие разговаривают, они хотят, чтобы меня заперли. Они думают, что я другой. — Возможно, они правы. Том впился взглядом в старика, пытаясь показать, как его совершенно не впечатлила его предполагаемая «проницательность». — Я не сумасшедший. — Хогвартс — не место для сумасшедших, это школа, школа магии. При этих словах Том замер. — Ты ведь умеешь делать вещи, не так ли, Том? То, чего не могут другие дети. — Да. — Наконец… наконец-то кто-то нашел его. — Расскажи мне о некоторых вещах, которые ты можешь сделать, Том. — Я могу заставить вещи двигаться, не касаясь их. Я могу заставить животных делать чего я хочу, не обучая их. Я могу делать плохие вещи людям, которые плохо со мной обращаются. Я могу причинить им боль, если захочу… — …Я тоже могу разговаривать со змеями, — Гарри немного простонал, а затем продолжил бормотать: — Они находят меня, они шепчут мне… Он неуверенно моргнул. — Хогвартс… Он сунул руку под подушку, вытащил маленькое зеркальце и туманно улыбнулся Тому. — Ты получил письмо из Хогвартса! Выражение лица Тома было непроницаемым. — Как и ты получишь через год. Улыбка Гарри стала резкой и яркой. — Я не могу ждать… Хотел бы я, чтобы это было сегодня. Жаль, что я не могу поехать сегодня. — Терпение — это добродетель, Гарри. Гарри игриво нахмурился. — Что ты можешь знать о добродетелях? Том в зеркале ухмыльнулся, но едва заметно. — Очень мало. Это все слухи. Гарри тихо рассмеялся. — У тебя завтра день рождения, не так ли? Гарри нетерпеливо кивнул, несмотря на растущий внутри него дискомфорт, как гнойная болезнь. Последние пару месяцев были…напряженными. Том пристально смотрел на него — действительно смотрел на него, его лицо не читалось, и он отказывался признаться, что его отвлекает, сколько бы раз он ни просил, Гарри не мог не задаться вопросом, не увеличивается ли снова расстояние, которое им удалось преодолеть с момента их первой встречи. Он очень надеялся, что нет. За последние полтора года Том изменился. Возможно, он не стал другим, но, по крайней мере, он был менее… закрыт. По прошествии времени он начал проявлять эмоции — больше, чем просто гнев, раздражение и веселье (те, которые Гарри внес в список своих состояний по умолчанию); были времена, когда он даже казался встревоженным или выдавал чувства, похожие на привязанность. Когда Гарри признавался в своих страхах и неуверенности, были моменты, когда Том воздерживался от насмешек над ним, а вместо этого мрачно выслушивал его и молчаливо выражал солидарность. Были времена, когда Гарри мог поклясться, что видел неподдельную гордость в глазах Тома, когда ему удавалось овладеть новым заклинанием, и хотя Том все еще бесстрастно смотрел, когда Гарри называл его своим другом, он больше не насмехался и не отрицал это. А ещё было кое-что связанное с парселтангом… Том, конечно, никогда не признался бы в этом, но Гарри пришел к выводу, что он находил высказывания Гарри на языке змей привлекательными… факт, который Гарри научился использовать в своих интересах. Том стал более человечным… в некотором смысле. Но с открытым общением с Томом пришли новые доказательства того, что Гарри, возможно, ошибался, и что Том, как всегда, был прав — Том Риддл не был хорошим человеком. Были времена, когда он казался немного… расстроенным. Стало очевидно, что он действительно получал огромное удовольствие от собственной жестокости и что он не был способен на выражения, которые легко давались Гарри — вроде сочувствия, раскаяния и горя. Том никогда не проявлял никакого уважения ни к кому, кроме себя и Гарри, что было… тревожно. Тем более, что по прошествии месяцев Гарри обнаружил, что ведет себя все больше и больше, как Том. Он не считал себя жестоким, нет, и уж точно не был безжалостным… но в то же время кража денег у тети Петунии больше не беспокоила его, как и отпугивание Дадли тщательно подобранной «случайной» магией. Он заметил, что больше не заинтересован в получении одобрения от Дурслей и не хочет даже пытаться подружиться со своими одноклассниками. Он бы никогда не сказал этого вслух, но все они были такими… бессмысленными. Он не хотел причинять им боль или пугать их, как Том призывал его… но он также не хотел иметь с ними ничего общего. Том заметил его изменение в поведении и, похоже, был этим доволен. И, как оказалось, довольный Том был Томом, менее склонным мучить Гарри по прихоти и более склонным шутить. Очевидно, у Тома Риддла было чувство юмора. Кто бы знал? Но в последние пару месяцев Том снова стал отдаляться, отказываясь от ежедневных сеансов рассказов и прерывая разговоры. Очевидно, у него было что-то на уме, о чем он не хотел говорить Гарри… И как бы Гарри ни доверял Тому, все это заставляло его чувствовать себя неловко. — У меня есть подарок для тебя, Гарри. Гарри удивленно взглянул на него. — Эээ… тебе что-то не понравилось, ты овладел мной во сне и что-то украл, не так ли? — И зачем мне тратить свою магию на что-то подобное? — Потому что ты ценишь мое счастье? Бровь дернулась. — Нет. Гарри надул губы, но Том продолжал игнорировать его: — Это то, что я никогда не считал достойным подарить другому. — Э… вау. Что это? — Правда. Гарри моргнул. — Хорошо… звучит… великолепно. Итак, что ты хотел мне сказать? — Мы поговорим об этом завтра. — Почему не сейчас? — Я бы не хотел испортить тебе день рождения. Гарри нахмурился. — Ты не испортишь мой день рождения. — О? И откуда ты это узнал? — Давай, Том! Я хочу узнать сейчас. На Тома это совершенно не произвело впечатления. — Пожалуйста? — добавил Гарри мягко, на парселтанге, для пущей убедительности. В зеркале Том закатил глаза. — Ты противный, манипулятивный ребенок. Надеюсь, ты это знаешь. — Если так, то это полностью твоя вина. Как и следовало ожидать, Том обреченно вздохнул. — Очень хорошо. Гарри ухмыльнулся. — Не делай такой довольный вид, я могу передумать, если захочу. Гарри изо всех сил старался поправить лицо. — Теперь… прежде чем я скажу тебе правду… Я должен рассказать тебе одну историю. Глаза Гарри заблестели. — Что за история? — нетерпеливо спросил он. — История о волшебнике, волшебнице и человеке по имени Лорд Волан-де-Морт. Гарри закашлялся от смеха. — Какой лорд? Волдиморт? Что это за имя такое? Как только он спросил, его шрам начал гореть, заставляя его морщиться. — Лорд Волан-де-Морт, Гарри. — Хорошо, Волан-де-Морт. Что это за имя? — Имя, которого так боятся, что тысячи ведьм и волшебников не произнесут его вслух. Они называли его «Тот, Кого Нельзя Называть». Глаза Гарри расширились, и он выпрямился. — Тот, Кого Нельзя Называть? Почему? Почему они так его боялись? — Потому что, Гарри, Лорд Волан-де-Морт был самым могущественным волшебником, когда-либо ходившим по земле, и был самым темным из всех темных волшебников, хорошо разбирающимся в самой темнейшей из темной магии. Он был Темным Лордом. Гарри уставился на него в благоговейном страхе, завороженный. — Темный Лорд? Настоящий Темный Лорд? Он был настоящим? Том серьезно кивнул. — Да, Темный Волан-де-Морт был таким же реальным, как ты и я. — И он был действительно могущественным? — Был. — Значит, если он был Темным Лордом… Он причинял людям боль? Поэтому они так боялись его? — Действительно, Гарри. Волан-де-Морт принес страдания многим, своей жестокостью и силой внушил страх тысячам человек. — Видишь ли, Гарри… Темный Лорд Волан-де-Морт вел войну с волшебным миром. — Война? Против волшебников? Зачем волшебникам и ведьмам сражаться с другими волшебниками и ведьмами? Том вздохнул. — Это… сложный вопрос. Есть те, кто считает, что чье-то волшебное происхождение имеет первостепенное значение, а есть те, кто недооценивает все вместе. Вопрос чистоты крови имеет огромное значение для волшебников, Гарри, и это конфликт, пропитанный древними традициями, предрассудками, деньгами, властью и коррупцией. Из этого конфликта родилась гражданская война, разжигаемая лордом Волан-де-Мортом и его последователями. — И Лорд Волан-де-Морт… — Сражался против Министерства магии и вступил в союз со старыми семьями волшебного мира, семьями, которые ценят чистоту крови и хранят искусство темной магии. — Итак… он был расистским снобом. Еще один укол боли пронзил лоб Гарри. — Пока воздержись от своих суждений, Гарри, и выслушай остальную часть истории. — Хорошо, Том. — Так вот, было много тех, кто выступал против Волан-де-Морта по разным причинам, некоторые из-за того, что они не уважали чистоту волшебной крови, другие потому, что они отказывались признавать превосходство волшебников над маглами, а третье потому, что они выступали против использования темной магии… — Эм, Том? Что такое темная магия? — Другая история для другого времени. Гарри поджал губы. — Хорошо. — Итак, среди тех, кто выступал против Лорда Волан-де-Морта, были мужчина и женщина, волшебник и ведьма, только что вышедшие из Хогвартса. Они… очень любили друг друга, как любили своего ребенка. — У них был ребенок? — Да, волшебник и ведьма были мужем и женой, и у них родился сын, рожденный в раздорах и ужасах гражданской войны. — И что с ними случилось? — Они умерли, — просто ответил Том. — И вот о чем эта история, об их смерти. Гарри озадаченно посмотрел на него. Почему Том рассказывал ему историю о смерти этой семьи на его день рождения? — Случилось так, что однажды ночью слуга Темного Лорда услышал нечто странное — слова провидца, слова пророчества. — Пророчество? — Да, пророчество, которое предсказывало появление ребенка, способного победить Темного Лорда. Широко раскрытые глаза Гарри стали еще шире, когда волнение зашевелилось в его груди. — И что было дальше? — Когда Темный Лорд услышал об этом пророчестве, он пришел в ярость и решил убить ребенка, прежде чем тот станет достаточно сильным, чтобы сражаться. — Он хотел убить ребенка? Это ужасно… Том на мгновение уставился на него, непроницаемое выражение омрачило его лицо. — …действительно. Так вот, пророчество утверждало, что этот ребенок родится от тех, кто трижды бросил ему вызов, родится, когда наступит конец седьмого месяца. — И… ведьма и волшебник… неужели они трижды бросили вызов Лорду Волан-де-Морту? — Да, и их ребенок, сын, родился, когда наступил седьмой месяц. Поэтому Лорд Волан-де-Морт даровал этому ребенку честь быть преследуемым самим Темным Лордом. — Немного чести. — Больше, чем ты думаешь, Гарри. — А что случилось потом? С ведьмой и волшебником? И с их сыном? — Они узнали о планах Лорда Волан-де-Морта и скрылись. Но один из их ближайших друзей, один из немногих, кто знал об их местонахождении, предал их Темному Лорду. Гарри ахнул. — И он их нашел? — Да. Он нашел их, а затем пришел за ними. В ночь на канун Хэллоуина Темный Лорд Волан-де-Морт направился в дом ведьмы, волшебника и их сына, ребенка, которому суждено было победить его, Темного Лорда. Сначала он убил волшебника, который храбро погиб, защищая свою жену и сына. Затем он направил свою палочку на ведьму. Он проявил к ней милосердие и дал ей возможность отойти в сторону, но она отказалась, и он тоже убил ее. Гарри нахмурился, жалость к несчастной семье поднялась в его сердце. — Наконец, Лорд Волан-де-Морт направил свою палочку на маленького мальчика, предсказанного ребенка, и произнес слова «Авада Кедавра». Глаза Гарри вспыхнули от узнавания. — Смертельное проклятие. — Совершенно верно. Но в ту ночь произошло самое странное — смертельное проклятие не смогло убить свою цель, и ребенок, вместо того, чтобы умереть от рук Темного Лорда, был спасен. Гарри уставился на него. Том рассказал ему о трех непростительных проклятиях — трех частях грубой, злой магии, которые атакуют саму душу; Гарри знал, что смертельное проклятие отрывает душу от тела, что выжить невозможно. — Но как? — Ведьма, его мать, была очень могущественной и очень умной. Поэтому, когда она услышала о плане Темного Лорда убить ее сына, она создала заклинание из самой тайной и древней магии, заклинание, которое спасет ее сына ценой ее собственной жизни. Это была… древняя и редкая магия, Гарри, магия, которой могла владеть только безусловная любовь матери к своему сыну. Это была сила, о которой Темный Лорд не знал, сила, с которой он не был готов сравниться. — Как видишь, Гарри, когда Лорд Волан-де-Морт убил ведьму, он активировал заклинание, которое она наложила, и ребенок был спасен. Однако убивающее проклятие не стало неэффективным; вместо того, чтобы убить ребенка, оно отскочило и вместо этого попало на самого Темного Лорда. Гарри ошеломленно уставился на него. — И таким образом Темный Лорд Волан-де-Морт пал, в то время как ребенок был жив, невредимый… за исключением шрама. Подождите. — …шрам. — Да. Гарри побледнел от этих слов, в его голове пронесся шквал мыслей. — Теперь, Гарри, какой сейчас месяц? — …июль. — Что это…? — Седьмой месяц… и это конец седьмого месяца… мой день рождения, конец седьмого месяца… и у меня есть шрам… и мои родители мертвы… Том кивнул. — Теперь ты понимаешь? Гарри неуверенно кивнул. — Тогда… они не погибли в автокатастрофе. — Конечно же, нет. Лили и Джеймс Поттеры погибли, сражаясь за жизнь своего сына; твою, Гарри Поттер. Они умерли храбро, с честью; некоторые назвали бы их героями. Гарри посмотрел на свои руки, а затем снова на зеркало. Его родители… их убили. Их убили прямо у него на глазах, из-за него. Тупая боль распространялась по его груди, в то время как плечи становились тяжелыми, а голова легкой, слезы начали собираться в его глазах. — Мои родители… ты их знал? Том слегка поморщился. — Видишь ли, Гарри, история еще не закончена. — …это не правда? — Нет. То, что я тебе сказал, правда… но не та правда, которую я собираюсь тебе сообщить. Принеси блокнот рядом с кроватью и карандаш рядом с ним. Гарри вытер глаза рукавом. — Эм, хорошо. — Я хочу, чтобы ты написал мое имя. — Твое имя? — Том Марволо Риддл. — Хорошо… — Теперь напиши имя «Лорд Волан-де-Морт». Гарри повиновался, хмурое выражение омрачило его заплаканное лицо. — А теперь посмотри. — Посмотри на что? — Посмотри. Так Гарри и сделал, его хмурый взгляд усилился. Два имени… Том Марволо Риддл и лорд Волан-де-Морт, одно поверх другого, гранитные царапины на старых пожелтевших страницах. Почему Том заставил его написать их обоих? Как Том был связан с Волан-де-Мортом? Должно быть, это имя, яростно подумал он, что-то в имени… Они были разной длины, одно было полным именем, другое — титулом. Один явно был англичанином, а другой… чем-то еще… может быть, французом? Буквы… у них было много общих букв. На самом деле, теперь, когда он присмотрелся, каждая буква в «Лорд Волан-де-Морт» соответствовала буквам в «Том Марволо Риддл». А осталось еще три… 'н'… 'е'… 'я'… — Кто я? И тут он ахнул. — Я… Лорд Волан-де-Морт? — Так и есть. Ты и я… мы — кусочки души Темного Лорда. Гарри был бледен и неподвижен, и поэтому Том, вернее, Волан-де-Морт продолжил свой рассказ. — Видишь ли, Гарри, я могущественный волшебник. Моя сила… была легендарной, истинным гением среди величия магии. Но даже самые могущественные не застрахованы от болезни, которая поражает всех людей, смерти. У меня никогда не было иллюзий, что я непобедим, поэтому я создал надежную защиту. На самом деле их было пять. Их называют крестражами. Итак, Гарри, крестраж — это предмет, который содержит часть души человека, своего рода магическое убежище. В случае смерти этого человека крестражи действуют как якоря и удерживают главную душу от перехода ко всему, что лежит за завесой смерти. Итак, когда тело Лорда Волан-де-Морта было уничтожено, он жил… его душа была основана пятью крестражами, которые он уже создал… и более того, в ту ночь, когда Лорд Волан-де-Морт погиб от своего собственного смертельного проклятия, его душа снова раскололась. Одна часть, душа хозяина, сбежала, как только наше тело было уничтожено, а другая… Я часть души Лорда Волан-де-Морта, а ты, Гарри Поттер, его крестраж. Лорд Волан-де-Морт живет… через нас. Гарри моргнул, его лицо оставалось неподвижным, но неподвижность его лица не остановила слезы. — Ты… ты убил моих родителей? — Убил. И многих, многих других. — Почему… зачем ты сделал это? — Я же говорил тебе, Гарри, было пророчество… Гарри болезненно стиснул зубы, когда ярость вспыхнула внутри него. Звук разбивающегося стекла был для него далеким, поскольку он сидел там, дрожа и рыдая. — И ЧТО? Пророчество? Почему это должно что-то значить? — …это не так. Теперь я это знаю. Что бы ни говорилось в пророчестве, теперь я верю, что оно недействительно… было ошибкой гоняться за смутными предзнаменованиями будущего, произнесенными старухой, в которой было слишком много выпитого. Это была ошибка, и я заплатил за нее. Но это не значит, что я сожалею о том, что сделал. Я совершил ошибку, да, Гарри, но я не стану оскорблять тебя, притворяясь, что раскаиваюсь в том, что отнял у тебя той ночью. До этого я забрал много матерей, отцов, сыновей и дочерей… Жизнь Лили и Джеймса Поттеров значила для меня не больше, чем жизнь любого другого. — Тогда… все это… Я был одинок, и ненавидел, и боялся, и был заперт в шкафу — из-за тебя? И ты ни капельки не жалеешь об этом? — Нет. Гарри в ужасе посмотрел на него, гнев медленно улетучивался, оставляя после себя только шок и поражение. — Тебе… все равно? Тебе совсем все равно? Мальчик… человек… чудовище в зеркале вздохнул. — Как бы то ни было, будь у меня выбор, зная то, что я теперь знаю, я бы пощадил твоих родителей. Ни с одним волшебным ребенком не следует обращаться так, как с тобой. Гарри нахмурился сквозь слезы. — Значит, только с маггловскими? — язвительно бросил он. Том был невозмутим. — Это не моя проблема. — И почему я твоя проблема? — Мы теперь одно целое, Гарри. Моя жизнь связана с твоей. У меня есть планы на тебя, и поэтому твоя судьба меня очень волнует, — откровенно ответил он, как будто это был простой вопрос. — А что, если я не хочу участвовать в твоих планах? — Тогда… Мне придется переосмыслить их. — Я не понимаю, почему ты мне это сказал — почему ты просто не солгал? Разве это не было бы проще для нас обоих? — Это мой подарок тебе, Гарри. Это то, что я даю тебе добровольно, за свой счет. Видишь ли, Гарри, я когда-то считал тебя слабым, впечатлительным ребенком, которого нужно воспитывать так, как я считаю нужным. Я видел в тебе препятствие на своем пути, врата к моей свободе. Но теперь я понимаю, что твоя ценность выходит за рамки тела и имени, которое я могу принять как свое. В тебе, в твоей магии есть чистота, которой я раньше не видел. Это агрессивный, разъедающий свет, о существовании которого я и не подозревал. — Ты произвел на меня впечатление, Гарри Поттер, и… ты заслужил уважение Лорда Волан-де-Морта. Вот почему я говорю тебе правду. Гарри закрыл глаза и сделал глубокий вдох, потом еще и еще… Он сунул зеркало под подушку. — До свидания, Том.***
Гарри ожидал, что проснется от невыносимой боли и кровоточащего шрама, но этого не произошло. 31 июля 1990 года… ему было 10 лет. Каждый год, когда его день рождения приходил и уходил, он ожидал почувствовать что-то, какую-то перемену; в конце концов, дни рождения должны быть особенными, верно? Но он ничего не чувствовал. Каждый год было одно и то же: 31 июля приходило и уходило, седьмой месяц тихо заканчивался во сне. Но в этом году все было по-другому. В этом году он был Гарри Джеймсом Поттером, 10-летним волшебником и сыном Лили и Джеймса Поттеров, ведьмы и волшебника, которые храбро погибли, защищая его. В этом году он знал правду — что живет украденным временем. В этом году он знал, что его мать и отец не оставили его умирать бессмысленной смертью; они были трагически убиты… от рук его друга. Его лучшего друга. В то время как Лили и Джеймс Поттеры лежали молча, неподвижно в холодной могиле, Гарри Поттер провел годы, которые у них никогда не было возможности, кормя и заботясь о теле, которое он делил с человеком, который украл у них все. Он посмотрел на маленькую белую свечу, которую держал в руке, угрюмо сидя на краю кровати. — Инсендио. В этом году он остался сиротой без семьи… единственная семья, которую он считал своей, отняла у него его настоящую семью… безжалостно, без пощады. Он был один. — С Днем Рождения, Гарри.***
— Вставай. Том бесстрастно смотрел на распростертые у его ног тела. Нахмурившись, он ткнул носком ботинка в лицо маленькой Эми Бенсон. — Эми, — сладко запел он, надеясь заставить ее встать, — Пора просыпаться. Но ответа не последовало. Он посмотрел на другое тело, несколько раз ударив его ногой, слегка нахмурившись. — Деннис, подними ее. Мальчик не пошевелился. Они его не слушали. Почему они его не слушают? Почему? Почему? Ярость взорвалась в нем, и он почувствовал, как его лицо исказилось в ужасной гримасе. — ВСТАВАЙ! По-прежнему никакого ответа. Том вздохнул. — О боже. Я их убил, не так ли? Он печально покачал головой. — И как я теперь объясню это миссис Коул?***
— Том, Том! Пожалуйста, остановись, пожалуйста! С Джека хватит! Ему очень жаль, правда жаль! Мальчик перестал корчиться на земле. — Хорошо. Все равно было скучно.***
— Умерла девушка, Риддл. — Да, жаль, что мне пришлось прервать разговор. Но я уверен, что в какой-то момент в будущем появятся возможности повторить эксперимент. — Она мертва, Риддл. — Да, Эйвери, ты уже поднимал этот вопрос.***
— Я убил своего отца. — Что…? — О, закрой рот, Блэк. Это непристойно. — Прости, я просто… Мне показалось, ты сказал, что убил своего отца. — Да, и его грязных родителей — маглов тоже. Это было не так… катастрофически, как я надеялся, но тот факт, что все кончено, дает некоторое чувство облегчения. — Риддл, — прошипел Блэк, — Не шути так. Это не смешно. Том прищурился. — Ты думаешь, я лгу тебе, Блэк? — сказал он медленно, угрожающе. Мальчик рядом с ним быстро побледнел. — Ты… ты не имеешь в виду… Риддл! У тебя могут быть большие неприятности из-за этого. Том отмахнулся от него. — Я подставил своего дядю. Я не волнуюсь. — А ты… — А я что? — Ты не чувствуешь… вины по этому поводу? Вообще? Том нахмурился. — Нет.***
— Я люблю тебя. — Она посмотрела на него выжидающими глазами, в которых светилась надежда. — И что ты хочешь, чтобы я с этим сделал? — Скажи, что ты тоже меня любишь! Он вздохнул. — Я сейчас не в настроении лгать. Ты можешь просто уйти? Я хотел бы вернуться к своему эссе по зельям.***
— Я думал, что ты мой друг. В его глазах светилась надежда, жалкая надежда, от которой ему хотелось рассмеяться и в то же время яростно оторвать лицо. — Друг? Я полагаю. Но это не значит, что я не могу убить тебя.***
Его спальня была темной, окрашенной смутным намеком на восход солнца, и Гарри все еще сидел, скрестив ноги, на кровати, мысли кружились с невероятной скоростью. Он чувствовал тошноту, головокружение. Он собирался поступить правильно… подумал он. Но это одновременно казалось… таким неправильным. Все казалось неправильным. Он медленно, осторожно провел пальцем по шраму на лбу. Это было правильное решение. И он должен был это сделать. Он закрыл глаза, собираясь с духом. Он знал, что должен сделать. — Я прощаю тебя. Было рано, еще только 7 утра, 8 августа 1990 года. В то утро Гарри проснулся до восхода солнца, его ум был занят и остр. Он не двигался с тех пор, как проснулся, но как только принял решение, не теряя времени, вытащил зеркало из-под подушки и объявил о своем прощении своему контуженному отражению. — …что? — Я прощаю тебя, Том. Гарри сомневался, что Том Риддл когда-либо выглядел менее уверенным в себе. Действительно, выражение лица было выражением крайнего шока, приправленного… недоверием? Ужасом? — Я убил твоих родителей. Я направил свою палочку на тебя, когда ты был еще младенцем. Он это сделал. — Ты страдал, Гарри Поттер, больше, чем должен страдать любой ребенок, и это страдание — моя вина. Каждая пролитая слеза, каждый синяк, порез, оскорбление… все это… — Том, — тихо вздохнул Гарри, позволив себе несколько мгновений и один глубокий вдох, прежде чем он позволил себе небольшую грустную улыбку, украсившую его губы. — Я знаю это. И я знаю, что это было неправильно, ужасно неправильно… но ты этого не сделал. Ты не понял. И ты никогда не поймешь. — Он посмотрел на Тома со слезами на глазах, его лицо было искажено приятием и жалостью. — Ты никогда не познаешь ни любви, ни дружбы… И мне жаль тебя. — Ты… — Я прощаю тебя. Красные глаза Тома бесстрастно сверлили его взглядом. — Ты дурак, Гарри Поттер. — Я знаю.