***
Когда Гарри открыл глаза, он был там, что выглядело как Выручай-комната, но не место, где все спрятано; нет, это было то, что Гарри называл своей Комнатой Горячего Шоколада, маленькой комнатой с диваном, камином и огромной кружкой горячего шоколада, которая, к сожалению, была вечно пустой. Но он был не один; на диване сидела высокая, внушительная фигура, белокожая и одетая в черное. Подождите, это был…? Гарри ахнул. — Том… Мужчина не обернулся. — Да, Гарри, садись. Гарри замер. — Том, мне так, так жаль. Я знал, что не должен был этого говорить, просто… Он не дал мне времени исправиться, и я не мог извиниться, и я… — Гарри, сядь. Гарри робко подошел к дивану и осторожно сел рядом с ужасающей фигурой Лорда Волан-де-Морта. Как и у его двойника, его лицо было мертвенно-бледным, а кожа излучала холод, который почти заставил Гарри вздрогнуть. То, что когда-то было красивым лицом старосты Хогвартса Тома Риддла, сменилось лицом змееподобного монстра, который едва ли вообще походил на человека. — Я думаю, что все эти годы ты представлял меня совсем не таким, — сказал Лорд Волан-де-Морт, или, скорее, Том, потому что это был его Том, наверное. Гарри покачал головой. — Ты выглядишь как дохлая черепаха. — Он прикрыл рот рукой. Том ухмыльнулся. — Следи за своим языком, Гарри, или мы проверим, могу ли я использовать здесь проклятие Круциатус. — Он покрутил палочку в руке. Гарри уставился на него. Да, это определенно был его Том. Затем он нахмурился и огляделся. — Мы находимся в Выручай-комнате? — Нет. На самом деле мы находимся в уютном уголке твоего сознания. Если быть точнее, мы посещаем твою память о Выручай-комнате. Гарри кивнул. В этом было больше смысла. — Это… всегда так, здесь, для тебя? — Ты имеешь в виду роскошь жить в своих воспоминаниях? Когда ты бодрствуешь, я воспринимаю мир так же, как и ты, но когда ты спишь… когда у меня будет достаточно сил, я смогу создать для себя подобие того, что я испытываю через тебя… Когда нет, это просто… чернота. — Это звучит ужасно. — Боюсь, такова судьба всех наших собратьев-крестражей. Полагаю, я должен быть доволен тем, что я не принадлежу к числу несчастных осколков души, которые обитают в предметах из бумаги или золота. — Ты думаешь… Другие тоже знают, кто они такие? — Конечно, возможно, что они в сознании. По правде говоря, я никогда не стремился это выяснить. — Должно быть, это ужасно… быть сознательной частью чьей-то души, но никогда не быть в состоянии двигаться, или говорить, или видеть, или слышать. — Такая у них… жестокая судьба. — Как ты мог так поступить со своей собственной душой? Просто оставить их, навсегда прикованных к безжизненным предметам, слепоте и тишине… — Такова цена бессмертия, Гарри. Гарри обеспокоенно нахмурился. — Как ты можешь так говорить? Это твоя душа. — С моей душой я могу делать все, что мне заблагорассудится, — резко сказал Том. — Мне жаль. Это не мое дело. — Да, это так. — Но… Я этого не понимаю. Части твоей души-это часть тебя, верно? В каком-то смысле они-это ты. — Это верно. — Но… тогда… как… ты так… отличаешься от него. Как ты можешь быть таким другим? Том пристально посмотрел на него, красные глаза мерцали в свете костра. — Похоже, что годы не были добры к моей господствующей душе. С твоей стороны было глупо… говорить так опрометчиво, но я не ожидал, что сам так… сильно отреагирую на слова рассерженного ребенка. Гарри медленно кивнул. — Я почувствовал что-то, Том, что-то очень неправильное. Мне жаль, мне так жаль, я должен был поступить лучше, я должен был… Том поднял руку. — Что сделано, то сделано, Гарри. И, возможно, это к лучшему. Гарри замер. — …что? — У тебя хорошая интуиция, Гарри. — …Спасибо? — Лорд Волан-де-Морт, с которым мы столкнулись, был бы нам сейчас мало полезен. Похоже, я… просчитался. — С чем просчитался? — Я надеялся, что мы сможем поговорить с моей душой-хозяином и составить план, план, который начнется с восстановления его тела. Гарри побледнел. — Этот план… это не предполагало обладания мной, не так ли? — С огромным количеством разъедающей светлой магии, текущей по твоим венам, я считаю, что в долгосрочной перспективе это было бы невозможно. Гарри вздохнул с облегчением. — Хотя он, похоже, был не в состоянии разговаривать. — И в этом заключается мой просчет. — В смысле? — Я думал, что партнерство было в порядке вещей, что он, душа мастера, и мы, крестраж с собственной жизнью, будем работать вместе, чтобы достичь величия, превосходящего то, чего я достиг в своей прошлой жизни. — И… ты думаешь, это больше не сработает? — Лорд Волан-де-Морт, с которым мы столкнулись, был, как ты сказал, в отчаянии. Он не стал бы вступать в союз с нами. Он бы запер нас в коробке и выбросил ключ. Гарри побледнел. — Т-ты действительно так думаешь? — Я хорошо знаю себя. Он бы поставил твою физическую безопасность превыше всего остального, пренебрегая тобой в твоем погружении в безумие, и в конце концов мы оба превратились бы в бессмысленную оболочку. Гарри неуверенно кивнул. — Но… зачем ему делать что-то подобное? — Ты разозлил его, Гарри. Ты не подчинился его желаниям и не подчинился его контролю. — Ну, да, но… — Я жестокий, нетерпеливый человек, Гарри. Я ценю власть и контроль, и я быстр на гнев и неумолим. — Я знаю, — выпалил Гарри. К счастью, Том только усмехнулся. — Что я тебе говорил об истине, Гарри? Гарри поморщился. — Гнев всегда был единственным чувством, которое я понимал, и моя ярость всегда была моей единственной связью с человечеством. Но, похоже, с тех пор, как он поселился в твоем теле, он значительно уменьшился. Гарри уставился на него. Том поменялся? Каким, черт возьми, он был раньше? — Пять лет, проведенных в спячке в твоем теле, и еще пять бодрствующих и запертых там, кажется… закалили мою душу. — …закалили? — Терпение стало для меня необходимостью, и моя вера в тебя-единственный инструмент, которым я располагаю. И я ничто, если не умею приспосабливаться. Как и подобает наследнику Салазара Слизерина. Гарри невольно усмехнулся. — Значит, ты мне доверяешь! — Только незначительно. Гарри надул губы. — Не дуйся, это недостойно. Как я уже говорил до твоего детского вмешательства, я вырос… терпеливым, — он произнес эти слова с явным отвращением в голосе, — и в это время взросления я забыл… — Что забыл? — Ближе к концу последней войны я был поглощен разрушениями и безумием войны, которую я вел, и… зациклился на незначительных деталях, которые не должны были меня касаться. — Например пророчество. Том кивнул. — Например пророчество. Похоже, что, хотя у меня было время поразмыслить над этим и… эволюционировать, моя душа-хозяин этого не сделал, и годы, которые он провел, как он сказал, как простой пар, ничего не сделали, чтобы умерить бурный гнев внутри него. На самом деле, все может быть как раз наоборот. — Я все же не понимаю… Если он-душа-повелитель, разве он не должен быть более стабильным, чем все вы? — Я… я так и думал. — Тогда я действительно не думаю, что это справедливо, что он становится главной душой, а ты застрял в крестражах. Том криво усмехнулся. — На протяжении многих лет я получал удовольствие, демонстрируя волшебному миру, насколько несправедливой может быть жизнь. Я думаю, что было бы немного мелочно начинать жаловаться на свою судьбу сейчас. — Я все еще думаю, что ты заслуживаешь быть тем, у кого есть собственное тело, а не он. — Твоя вера в меня трогательна, — криво усмехнулся Том. — Но я боюсь, что это неуместно. Я-частичка души, а ты-крестраж… Вот и все. — Мне это не нравится. — Никто не спрашивал твоего мнения. — Это правда. Так… что теперь? Я думаю, что я рассердил твою хозяйскую душу на меня. В конце концов, он пытался убить меня. Возможно, если бы я в следующий раз начал со слов «Привет, я Гарри Поттер, твой случайный крестраж…» Том ухмыльнулся. — Это действительно было бы отличным началом разговора. Однако я сомневаюсь, что это принесет много пользы. — Почему? — В худшем случае он не стал бы тебя слушать и немедленно убил бы, потому что ты каким-то образом узнал его секрет. Ослепляющая ярость имеет тенденцию превращать рациональность в нечто гораздо более расплывчатое и легко управляемое чувствами и прихотями. — И, э-э, в лучшем случае? — Сценарий с ящиком, замком и ключом. Гарри медленно кивнул, поморщившись. — Так что же нам делать, Том? Я не хочу умирать. И я тоже действительно не хочу, чтобы меня запирали. — Я думаю, что было бы… неразумно снова приближаться к нему, пока у него не будет тела, чтобы… стабилизировать его. Возможно, тогда мы сможем убедить его прислушаться к голосу разума. — А если мы не сможем? — Выживание Лорда Волан-де-Морта застраховано нами, и поэтому наша безопасность должна быть приоритетной любыми необходимыми средствами. Гарри медленно кивнул. — Это имеет смысл… Но Том… — Да, Гарри? — Он мне действительно не нравится. Он мне совсем не нравится. Том уставился на него с непроницаемым выражением лица. — Тебе пора просыпаться, Гарри. Гарри скрестил руки на груди. — Я не хочу просыпаться. Здесь хорошо и тепло. Разве я не могу просто поспать немного? Том приподнял бровь. — Нет, ленивая маленькая змея, как думаешь, чем ты занимался последние три дня? — Три дня!? Так вот почему Том был так любезен — у него было три дня, чтобы остыть. — Да. — Тогда что такое еще несколько часов? Том приподнял бровь. — Тебе нужно успокоить старика. И не испорти и это тоже, иначе не будешь спать еще неделю, это я тебе обещаю.***
Что-то золотое поблескивало прямо над ним, и ему потребовалось мгновение, чтобы понять, что это пара очков; мерцающее золото и полированное стекло. Как странно… они просто… плавали там. Подожди.. Он снова моргнул. Да, они плыли в пушистых белых облаках… Нет, стоп. Это были волосы. Затем внезапно он понял, когда над ним появилось улыбающееся лицо Альбуса Дамблдора. — Добрый день, Гарри. Том уже предупредил Гарри, и он нисколько не удивился, увидев там профессора. — Здравствуйте, профессор Дамблдор. Могу я спросить, где я нахожусь? Старик рассмеялся над откровенностью вопроса. — Ты, мой мальчик, находишься в больничном крыле. Гарри нахмурился и огляделся. И действительно, он лежал на кровати с белыми льняными простынями… А рядом с ним стоял стол, заваленный чем-то, похожим на половину кондитерской, а затем еще чем-то. — Подарки от твоих друзей и поклонников, — сказал профессор Дамблдор, сияя. — То, что произошло в подземельях между тобой и профессором Квирреллом, является полной тайной, поэтому, естественно, вся школа знает. Я полагаю, что твои друзья, господа Фред и Джордж Уизли, были ответственны за попытку прислать тебе туалет в конверте. Без сомнения, они думали, что это тебя позабавит. Однако мадам Помфри сочла, что это может быть не очень гигиенично, и конфисковала его. — О, это… очень жаль. Как долго я здесь нахожусь? — с любопытством спросил Гарри. Должно быть, прошло какое-то время, чтобы все это… накопилось. — Три дня. Ах да, Том сказал что-то в этом роде. — Мистер Нотт и мисс Грейнджер будут особенно рады обнаружить, что ты проснулся, они оба очень неохотно покидали тебя. Интересную пару они составили, сидя вместе у твоей кровати. Гарри улыбнулся, но затем нахмурился. — Сэр, могу я спросить, что случилось с профессором Квирреллом и Философским камнем? Пожилой мужчина вздохнул. — Профессору Квирреллу не удалось забрать у тебя Камень, если ты об этом спрашиваешь. Если бы ему удалось сбежать, я был бы там, чтобы остановить его, хотя, должен сказать, ты прекрасно справлялся сам по себе. — Я слышал, что вы были в Лондоне. — Действительно. Но не успел я добраться до Лондона, как мне стало ясно, что место, где я должен быть, было тем, которое я только что покинул. Я прибыл как раз вовремя, чтобы оттащить от тебя Квиррелла. Признаюсь, я боялся, что опоздал. — Но все-таки, ему удалось заполучить Камень? — О, только не Камень, дорогой мальчик, ты… твои усилия чуть не убили тебя… Гарри побледнел. Тому будет что сказать по этому поводу позже. — …на один ужасный момент я испугался, что это произошло. Что касается Камня, то он был уничтожен. — Уничтожен? — повторил Гарри. — После всего этого? А как насчет мистера Фламеля? — О, ты знаешь о Николасе? — сказал Дамблдор, судя по голосу, весьма довольный. — Ты все сделал правильно, не так ли? Что ж, мы с Николасом немного поболтали и пришли к выводу, что все к лучшему. — Но тогда он умрет, верно? — прямо спросил Гарри. — Действительно, мой мальчик, действительно. Но тебе не следует беспокоиться за него; Я уверяю тебя, что для Николаса и его жены Перенель смерть действительно похожа на то, чтобы лечь спать после очень, очень долгого дня. В конце концов, для хорошо организованного ума смерть-это всего лишь следующее великое приключение. Гарри слегка улыбнулся. — Вы действительно так думаете, сэр? Голубые глаза профессора Дамблдора слегка сверкнули. — О, я знаю это, Гарри. — Но откуда вы можете знать что-то подобное? — с любопытством спросил он. — О, это одна из тех вещей, которыми ты учишься годами… — загадочно сказал мужчина. — Но Лорд Волан-де-Морт не узнал об этом, не так ли, сэр? — В самом деле, мой мальчик, он это знал. — Значит, он все еще жив? — Да, верно, Гарри. Он все еще где-то там, возможно, ищет другое тело, чтобы разделить его… Поскольку он на самом деле не жив, его нельзя убить. Он оставил Квирелла умирать; он проявляет так же мало милосердия к своим последователям, как и к своим врагам. Тем не менее, Гарри, хотя ты, возможно, только отсрочил его возвращение к власти, просто потребуется кто-то другой, кто готов в следующий раз сражаться в битве, которая кажется проигранной. И если его снова задержат, и снова, он может никогда не вернуться к власти. Гарри захотелось рассмеяться, услышав это. Если бы Волан-де-Морт 1.0 был чем-то вроде Волан-де-Морта 2.0, он бы так легко не сдался. Почему-то он думал, что профессор Дамблдор согласится с этим утверждением. — Мне любопытно, сэр, почему профессор Квиррелл не мог прикоснуться ко мне? — Ну, Гарри, как насчет этого, я отвечу на твой вопрос, если ты ответишь на один из моих собственных. Гарри кивнул. — Это кажется справедливым. Я уже задал много вопросов. Вы хотите знать, почему я был там в первую очередь, не так ли, сэр? — Ах, Гарри, похоже, ты такой же умный, как говорят твои профессора. В самом деле, я хотел бы знать, почему ты последовал за профессором Квиреллом, чтобы найти Камень. Я осмелюсь сказать, что, будучи умным молодым человеком, каким ты являешься тебе пришло бы в голову обратиться за помощью к одному из твоих профессоров. Гарри медленно кивнул. Это было оно. Теперь ему нужно было быть очень осторожным. — Видите ли, сэр… Я пошел туда не для того, чтобы помешать профессору Квиреллу украсть Камень. Я, конечно, знал, что он собирается его украсть… — Конечно, — весело сказал профессор Дамблдор. — Итак, я каждую ночь наблюдал за коридором третьего этажа под своей мантией-невидимкой. Поэтому, когда я увидел его… я последовал за ним. Профессор Дамблдор кивнул. — И могу я спросить, с какой целью? Гарри колебался. — Я знал, что он работал на Лорда Волан-де-Морта, сэр, я понял это после того, как у меня начались головные боли на его уроке, что, скорее всего, связано с тем, что темная магия, скорее всего, действует и все такое… И я надеялся, что он сможет сказать мне, почему… почему Волан-де-Морт убил моих родителей. Я уже некоторое время размышляю об этом, сэр. Это было правдоподобно, верно? Старик кивнул, похоже, поверив рассказу Гарри. — Я вижу, я вижу. Но ты, я уверен, знаешь старые мудрые слова: «любопытство сгубило кошку»? Гарри грустно улыбнулся. — Да, сэр. Но любопытство взяло вверх, и… Я думаю, что есть вещи, которыми стоит интересоваться. Кроме того, смерть-это просто следующее великое приключение, верно, сэр? — Мудрые слова, Гарри, — с юмором сказал профессор Дамблдор. — Что напомнило мне, сэр, о моем вопросе к вам. — Ах, Гарри, твоя мать умерла, чтобы спасти тебя. Если и есть что-то, чего Волан-де-Морт не может понять, так это любовь. Он не понимал, что такая сильная любовь, как любовь твоей матери к тебе, оставляет свой собственный след. Ни шрама, никаких видимых признаков… но то, что нас так сильно любили, даже несмотря на то, что человек, который любил нас, ушел, даст нам некоторую защиту навсегда. Это в самой твоей коже. Квирелл, полный ненависти, жадности и амбиций, разделяющий свою душу с Волан-де-Мортом, не мог коснуться тебя по этой причине. Это было мучительно, прикасаться к человеку, отмеченному чем-то таким хорошим. Гарри слегка нахмурился. Профессор Дамблдор, казалось, говорил ему правду, но было явно что-то большее, чем это. Он так и сказал. — Действительно, мой мальчик, есть. Магия, как, я уверен, знаешь, действительно удивительная вещь. Магия повсюду — и в окружающем нас мире, и в мире внутри нас. Самая могущественная магия-это та, которая делает нас людьми, как любовь, Гарри. — Значит, любовь на самом деле магия, сэр? — В каком-то смысле, Гарри, в каком-то смысле. — Я не понимаю, как это работает. — Я думаю, никто не знает. — Сэр, вы уклоняетесь от моих вопросов. На это мужчина рассмеялся. Но это не было насмешкой, это было тепло и весело. — Я вижу, ничто не проходит мимо тебя, Гарри. — Ну, сэр, у меня действительно довольно хорошая интуиция. На этот раз старик рассмеялся еще более звонким смехом. — В самом деле, в самом деле! Тогда я буду с тобой откровенен. Магия любви сложна и таинственна, и глубоко вплетена в магию души — очень развитую, очень опасную форму магии, о которой мало кто знает, и еще меньше практикует. И не без оснований. Когда дело доходит до магии души, грань между светом и тьмой становится очень тонкой, и легко потерять из виду, чего ты хочешь и кто ты есть, когда углубляешься в такую магию. Поэтому я настоятельно призываю тебя, Гарри, не искать эту магию. — Но, сэр, что, если я действительно, действительно хочу знать об этом? Что, если я захочу знать, как моя мать спасла меня? Профессор Дамблдор посмотрел ему в глаза с грустной улыбкой на лице. — Тогда я прошу тебя подождать, пока ты не станешь немного старше и немного мудрее. Легко сбиться с пути, когда ты молод, но возраст помогает нам утвердиться в реальности, к лучшему или к худшему. — Это кажется справедливым, сэр. — Я рад это слышать! Итак, у тебя есть еще какие-нибудь вопросы, Гарри? Гарри кивнул. — Гоблины в Гринготтсе, они сказали, что у вас есть мой ключ, и вы тот, кто дал мне мантию-невидимку, верно? Вы были близки с моими родителями, сэр? — Действительно, был, Гарри. Я очень хорошо знал твоих родителей. Они были храбрыми и добрыми людьми, которые очень любили тебя. — Тогда, сэр, это вы отправили меня жить к моей тете Петунии? Директор сделал паузу, но только на мгновение. — Да, так оно и есть. — Могу я спросить, почему, сэр? — Можешь. Первая причина довольно проста. Ты довольно знаменит в нашем мире, Гарри, и я подумал, что тебе будет полезно вырасти вдали от всего этого. — Я при всем уважении не согласен, сэр. — М? — Мои родственники, сэр, они маглы. Губы мужчины слегка изогнулись вверх. — Я в курсе. — Ну, сэр, они не очень любят магию. На самом деле, им это совсем не нравится… И я им тоже не нравлюсь. Мужчина нахмурился. — Мне грустно это слышать, Гарри. — И я поднял этот вопрос, сэр, потому что мне было интересно, могу ли я как-нибудь остаться здесь, в Хогвартсе, вместо того, чтобы возвращаться в Суррей. Я знаю, они были бы рады, если бы я ушел. Теперь его шрам горел. Том ненавидел родственников, да, но ему нравилась свобода, которую он там получал. Если бы Гарри остался в Хогвартсе, кто-нибудь присматривал бы за ними, что, без сомнения, помешало бы планам Тома. Гарри не хотел этого, но все же… перспектива никогда больше не увидеть Дурслей, замки на его двери или тот ужасный чулан снова была слишком заманчивой, чтобы устоять. Тем временем профессор Дамблдор печально вздохнул. — Я боюсь, Гарри, что Хагрид-единственный, кто остается на территории Хогвартса во время каникул. — Тогда я могу жить с Хагридом? Его шрам горел еще сильнее. — Ну, Гарри, это подводит нас ко второй причине, по которой я отправил тебя жить к твоим тете и дяде. Жертва твоей матери защищает тебя по сей день, как ты видел у профессора Квирелла. Теперь, боюсь, эта защита распространяется и на дом вашей тети в Литтл-Уингинге. — Как так, сэр? — Они называются оберегами крови, Гарри, еще одна часть невероятно сложной и фантастической магии. Суть, однако, в том, что Волан-де-Морт и его последователи не могут связаться с тобой, пока ты живешь в доме 4 по Тисовой аллее. Что ж, это многое объясняет. — Я понимаю, сэр. — Ты должен понять, Гарри, что твоя безопасность мой главный приоритет… вот почему я в первую очередь отправил тебя жить к твоим родственникам. Но это также означает, что мне нужно знать, считаешь ли ты в какой-то момент, что тебе небезопасно с твоими тетей и дядей, — многозначительно сказал пожилой мужчина. Гарри медленно кивнул. — Я понимаю, сэр. Но вам… не о чем беспокоиться. — Я рад это слышать. Но Гарри, если тебе действительно понадобится убежище, знай, что все, что тебе нужно сделать, это попросить. Помощь всегда будет оказана в Хогвартсе тем, кто об этом попросит. Гарри кивнул. — Я буду иметь это в виду, сэр. Спасибо, что ответили на мои вопросы. — О, вовсе нет, Гарри. Мне очень понравилась наша небольшая беседа. — Но, сэр, есть еще кое-что… — Да, Гарри? — Камень… он был здесь не для защиты, не так ли? Это была приманка. Лицо мужчины стало очень серьезным. — М? И как ты пришел к этому знанию, могу я спросить? — На самом деле это не так уж и таинственно, сэр. Насколько я понимаю, Камень существует уже очень давно, но он только что попал сюда, верно? — Это верно. — Ну, если Камень был перемещен, очевидно, кто-то охотился за ним, и вы должны были это знать, верно, сэр? — Это тоже правильно. — Ну, тогда почему бы не спрятать его где-нибудь незаметно? Держу пари, что в замке есть множество мест, которые гораздо труднее найти, чем ту комнату в коридоре третьего этажа… которую вы случайно рекламировали на приветственном пиру. Вы знали, что Лорд Волан-де-Морт хотел получить Камень, сэр, не так ли? И вы решили, что если бы и я, и Камень были здесь, в Хогвартсе, он не смог бы устоять. Верно? — Боже мой, Гарри, ты действительно вундеркинд, каким все тебя считают, не так ли? — Я не знаю, сэр. Оглядываясь назад, все это кажется довольно очевидным. Профессор Дамблдор вздохнул. — Оглядываясь назад, такие вещи обычно случаются. Боюсь, я должен извиниться перед тобой, Гарри. Потому что я знал о возможности того, что опасность может застать тебя здесь, в Хогвартсе, в этом году. Я никогда не хотел, чтобы ты пошел искать его, но, похоже, я недооценил тебя. — Все в порядке, сэр. Я думаю, что я, вероятно, сделал бы то же самое на вашем месте. — А? — Ну, было четыре основных возможных исхода, верно? Во-первых, я бы выжил, и Волан-де-Морт получил бы камень. Во-вторых, я бы выжил, и Волан-де-Морт не получил бы камень. Другое дело, что я бы не выжил, и Волан-де-Морт не получил бы камень. Последнее заключается в том, что я бы не выжил, и Волан-де-Морт все равно получил бы камень. Независимо от того, каким был бы результат, у вас было бы доказательство того, что Волан-де-Морт все еще рядом, и последний результат-единственный, который был бы действительно невыгоден для вас, не так ли? Если бы не Волан-де-Морт, он действительно считал бы себя успешным только в том случае, если бы получил камень. Так что, несмотря ни на что, Волан-де-Морт раскрывается, и три раза из четырех вы выигрываете, но Волан-де-Морт выигрывает только два раза из четырех. Вы явно были умнее во всем этом, профессор. Профессор Дамблдор смотрел на него с непроницаемым выражением на лице. Сегодня он получал их много. — Уверяю тебя, Гарри, я бы никогда не стал считать твою смерть «победой», как ты говоришь. Гарри пожал плечами. — Это очень мило с вашей стороны, сэр, но я бы не держал на вас зла, если бы вы это сделали. Пожилой мужчина тихо усмехнулся, на этот раз голосом очень старым и усталым. — В любом случае, сэр, у меня на самом деле есть один последний вопрос. — Только один? Гарри кивнул. — Мне было интересно, как я достал Камень из Зеркала? — Ах, я рад, что ты спросил меня об этом. Это была одна из моих самых блестящих идей, и, между нами говоря, это кое о чем говорит. Видишь ли, только тот, кто хотел найти Камень — найти его, но не использовать, смог бы его получить, иначе они просто увидели бы, как делают золото или пьют Эликсир Жизни. Мой мозг иногда удивляет даже меня самого. — Он улыбнулся про себя, как будто вспомнил какую-то старую шутку, которую рассказывал давным-давно. — А теперь хватит вопросов. Я предлагаю тебе начать с этих сладостей. Ах! "Бобы Берти Боттс На Любой Вкус!" В юности мне посчастливилось наткнуться на ириски со вкусом рвоты, и с тех пор, боюсь, они мне совсем разонравились, но я думаю, что буду в безопасности с хорошей ириской, не так ли? Он улыбнулся и отправил золотисто-коричневую фасоль в рот. Затем он поперхнулся и пробормотал: — Увы! Ушная сера! И с этими словами пожилой волшебник вышел из комнаты с веселой, самоуничижительной улыбкой, которую Гарри должен был найти несколько милой. Как только он ушел, мадам Помфри дала о себе знать. — Гарри… Я не хотела подслушивать, но я подслушала… — То, что я сказал о своих родственниках, — решительно сказал Гарри. Поппи печально посмотрела на него. — Да. — Тогда вы также подслушали, почему я должен остаться. — Но Гарри… — В Хогвартсе всегда будут оказывать помощь тем, кто об этом попросит, — повторил Гарри, — Но я ни о чем не прошу. — Теперь послушайте, молодой человек… — Я не люблю своих родственников, мадам Помфри, и они не любят меня. И да, я бы предпочел остаться здесь. Но люди не всегда получают то, что хотят. — Гарри, дело не в том, чего ты хочешь. Речь идет о том, чтобы ты получил ту заботу, которую заслуживаешь! Забота, которую заслуживают все дети. — Я получаю именно то, что заслуживаю, мадам Помфри, — сказал Гарри. Он использовал свою магию, чтобы причинять людям боль, пугать их; он обманом заставил профессора Снейпа впустить Тома в свой дом; он неоднократно отравлял мисс Дженкинс, чтобы они могли позаимствовать ее тело; он контролировал умы людей для практики; он убил того тролля, сломал ногу Малфою и регулярно вторгался в личные мысли своих друзей в качестве учебного упражнения. Не говоря уже о том, что он только что убил своего профессора по защите от Темных искусств. Действительно, чего он заслуживал? — И я в порядке. Я в безопасности. Вот что имеет значение. И я был бы очень признателен, если бы вы перестали спрашивать. Целительница закрыла глаза. — Я буду уважать твои желания, Гарри. Я не буду настаивать… сейчас. Но я никогда не перестану спрашивать. Гарри вздохнул.***
Как и следовало ожидать, Слизерин выиграл Кубок Школы. После всех очков, которые они выиграли на играх в квиддич, и дополнительных очков, которые Гарри получил за свой «героизм» (когда он спросил об этом профессора Дамблдора, добрый старик просто сказал, что истинные мотивы Гарри в его экспедиции останутся между ними), они намного опередили другие факультеты. Излишне говорить, что Гарри был довольно популярен на Празднике в конце года, но теперь подозрительные взгляды вернулись. Никто прямо не спросил его о том, что произошло, но он мог сказать, что они этого хотели. Он представлял, что в конце концов ему придется объясниться… Но сейчас он будет жить с подозрительным взглядом, который, как он полагал, он отчасти заслужил. В конце концов, теперь он был двукратным победителем Темного Лорда. Ну что ж, кое-что ты выигрываешь, кое-что теряешь. Его друзья были совсем другой историей. — О чем, черт возьми, ты думал? — Гермиона крикнула ему: — Тебя могли исключить! Или еще хуже, убить! Тео фыркнул в свой горячий шоколад. Выручай-комната не могла приготовить свой горячий шоколад, но ничто не мешало им принести свой собственный. — Волан-де-Морт убил моих родителей, Гермиона. Я просто… хотел знать, почему. Я рос один. У меня нет воспоминаний о том, как мне говорили, что меня любят или обо мне заботятся. Я просто хотел знать, почему. Это справедливо, верно? Ни она, ни Тео толком не знали, что на это сказать. В конце концов он объяснил им все, о ловушке профессора Дамблдора и Философском камне, что совершенно ошеломило их обоих. — Ты хочешь сказать, — сказал Тео, — что ты знал все это время, и ты никогда ничего не говорил?! Гарри выглядел немного смущенным. — Я действительно не знал, как затронуть эту тему. — Ну, сейчас у тебя все просто отлично. Излишне говорить, что Гермиона и Тео довольно долго будут на него сердиться. Однако был один явно положительный результат. — Гарри… Я думаю, что должна извиниться перед тобой, — сказала Гермиона после долгого молчания, прерываемого звуками потягивания горячего шоколада. Он моргнул. — За что? — Я… Теперь я понимаю, — сказала она медленно, осторожно, — я понимаю, что ты сказал о защите самого себя. Еще в январе, я имею в виду, когда ты говорил о практике… темных искусств. Гарри увидел, как расширились глаза Тео. Он сам был слишком потрясен, чтобы вообще реагировать. — Если профессор Дамблдор позволил всему этому случиться, нарочно! Тогда мы действительно никому не можем доверять, не так ли? Я имею в виду, как он мог позволить этому случиться?! — внезапно она вскрикнула, в уголках ее глаз заблестели слезы: — Тебя чуть не убили, Гарри, мы чуть не потеряли тебя! Краем глаза он видел, как Тео кивнул в знак согласия. — И мне невыносимо думать… Что-то подобное может случиться снова, и я была бы беспомощна, я не смогла бы защитить тебя, даже если бы попыталась, — стыдливо сказала она, глядя на свои руки, когда слезы потекли по ее щекам. — Но я этого не хочу. Я хочу быть в состоянии помочь. Я хочу быть хорошим другом, защищать тебя, если смогу. Но я не могу этого сделать, как сейчас. Я слишком слаба. Гарри затаил дыхание. — Я хочу научиться всему, чему ты можешь меня научить. Ты мой друг, и я не потеряю тебя. Нет, если я могу что-то с этим поделать. — Гермиона… — все, что он мог прошептать. Тем временем Тео сумел взять себя в руки. — Ты хочешь сказать, что… ты хочешь изучать темную магию? Гермиона слегка покраснела. — Если ты научишь меня. Затем Тео сделал то, чего никто из них от него не ожидал — он протянул ей руку для пожатия. — Тогда очень хорошо. Я сохраню твои секреты, если ты сохранишь мои. Гермиона глубоко вздохнула, а затем вытерла слезы, ослепительно улыбнулась и схватила его за руку, и прежде чем они расцепили руки, Гарри протянул правую руку и положил ее на их. — Это может быть залогом, — сказал он, — между всеми нами, как друзьями. Я сохраню твои секреты, если ты сохранишь мои. — Я сохраню твои секреты, если ты сохранишь мои, — с радостью согласилась Гермиона. Гарри усмехнулся, услышав это. — Это идеально! Мы можем быть как тайное общество. Ну, знаешь, обмениваться знаниями и вместе практиковать магию и все такое. Гермиона жадно кивнула. — О, да! У нас тоже должно быть имя! Как мы должны себя называть? — Это не должно быть чем-то глупым, — сказал Тео, — Что бы нельзя было легко высмеять. — Как Пожиратели Смерти? — сказал Гарри, не обращая внимания на боль во лбу. Его друзья неловко улыбнулись в ответ на это. — Ну, — сказал Гарри, — пока мы не придумаем себе имя, мы можем называть его «Сами-Знаете-что», а Выручай-комнату «Сами-Знаете-Где». Забавно, не правда ли? Гермиона кивнула. — Мне нравится. — Мне тоже. — Хорошо, тогда все решено! Это первая официальная встреча Сами-Знаете-Чего!***
Гарри нервничал, когда той ночью вытащил зеркало из-под подушки. — Послушай, Том, я знаю, что ты, вероятно… — Молодец, Гарри. Гарри замер, глядя Тому в глаза, глядя на него со своего собственного лица. На лице Тома не было ни нежности, ни гордости, вообще ничего. Оно было холодным. И все же в его глазах было что-то искреннее. Что-то откровенное, неприкрытое и правдивое. Гарри не мог не разинуть рот. — Ч-что ты имеешь в виду? — Ты завоевал их преданность и доверие. Ты сделал это искусно, без проявления силы или нагнетания страха. Это было прекрасно сделано. Так что… Молодец, Гарри. — Все шоу, притворная искренность исчезли из слов Тома, и все, что осталось, было чистой… правдой. Гарри, осознав, что ему только что заплатили самое высокое, самое искреннее вознаграждение, какое только мог дать его лучший друг, почувствовал слезы на глазах. — Спасибо, Том, — прошептал он.