Harry Potter and the Accidental Horcrux

***

      Увидев распростертое тело Малфоя, брошенное в лужу, безвольно лежащее посреди Тайной комнаты, Гарри побежал вперед, опустился на колени и немедленно положил пальцы на сонную артерию мальчика, проверяя пульс. Он был, но едва заметный. Гарри рассеянно положил палочку на землю рядом с собой и начал осматривать своего соседа по факультету на предмет травм. Его кожа была бледной — почти смертельно белой — и холодной, но он, казалось, был цел и невредим. По крайней мере, это было уже что-то.       — Он не очнется, — произнес тихий голос. Гарри выпрямился и, как был на коленях, круто обернулся.       Это был подросток Том Риддл. Высокий темноволосый юноша стоял, прислонившись к ближайшей колонне, и наблюдал за ним с немалым любопытством, его темные глаза жадно блестели. Контуры его фигуры были странно расплывчаты, словно Гарри видел его сквозь мутноватое стекло, однако ошибиться было невозможно. Всего несколько минут — это все, что ему нужно.       Он опоздал. Крестраж Тома почти создал его собственное тело. Теперь все, что он мог сделать, это убедить его отказаться от этого, хотя бы назло.       — Он не мертв, — тихо сказал Гарри, нервно перебирая в уме все способы, которыми он мог бы все исправить. Пока у него ничего не было.       — Да, он жив, но только пока.       Гарри медленно кивнул.       — Ты не собираешься спросить, кто я такой? — сказал Том Риддл с легким раздражением в голосе, явно недовольный тем, что его явно не заметили.       — Я думаю, что в конце концов я бы дошел до этого, — нервно ответил Гарри.       Том Риддл усмехнулся ему. — В конце концов. Пока ты тратишь время на всякие случайности, твой сосед по факультету лежит при смерти.       Гарри, все еще погруженный в свои мысли, рассеянно кивнул и нахмурился, переводя взгляд с Малфоя на Тома. — Я заметил, что ты тоже не спросил, кто я такой, — отметил он.       Том приподнял бровь, глядя на него. — Гарри Поттер, — медленно произнес он, направляясь к Гарри, заставляя его отступить еще дальше. — Приятный сюрприз, если не сказать больше.       — О, так ты уже знаешь.       — О да, я все о тебе знаю. Мальчик, Который Выжил. Поттер, который оказался в Слизерине. Добрый, храбрый, Гарри Поттер. Маленький мальчик, который заставил Темного Лорда уйти, трагически осиротел в тот день, когда стал героем. Джинни Уизли так много хотела сказать о тебе, но не так много, как Гермиона Грейнджер. Милый, храбрый Гарри Поттер — введенный в заблуждение, но желающий добра; оскорбленный, но такой сильный, такой храбрый. Блестящий, любознательный и могущественный. Вежливый мальчик, под которым спит что-то опасное. Но ни один из них не мог сказать так много о тебе, как юный Драко Малфой, здесь. — Он ткнул холодное тело Малфоя ботинком, точно так же, как он сделал это с Эми Бенсон много лет назад. — Знаменитый Гарри Поттер. Особенный Гарри Поттер. Думает, что он такой умный. Думает, что знает все. Думает, что может делать все, что захочет. Если бы только все знали, кем он был на самом деле. Если бы только все знали, что их любимый Лев в Змеиной шкуре на самом деле был Змеем насквозь. Если бы только все знали, что у храброго, доброго Гарри Поттера внутри была тьма, тьма, которую он не мог полностью заткнуть. Тьма, которая делала его сильным, неприкасаемым — всем, чем хотел бы быть дорогой Драко. Власть, он завидовал твоей власти, но не мог понять, как взять ее себе. Он не мог до конца понять тебя и ненавидел за это. И я признаю, что понимаю его чувства.       Гарри перевел взгляд с Малфоя на Тома, все еще ломая голову в поисках идеи, как бы покончить с ним, пока не стало слишком поздно. Что он мог теперь сделать? Как он мог убедить Тома вернуться к дневнику? И все же у него ничего не было.       Теперь Том широко улыбался, скривив губы в довольной ухмылке. — И вот почему это он лежит здесь, и никто другой. Ибо именно он по-настоящему отдал свою душу, свои страхи, неуверенность… и поверь мне, их было много… — Том сделал паузу, заметив рассеянное выражение лица Гарри и нахмурившись. — Неужели тебе все равно?       Гарри моргнул, очнувшись от своих взволнованных размышлений. — Насчет Малфоя? Я действительно не хочу, чтобы он умер, если ты это имеешь в виду.       — Он умрет, и ты ничего не сможешь сделать, чтобы остановить это — он отдал мне свою душу…       Гарри просто смотрел, все еще не зная, что сказать. Том, казалось, злорадствовал, и Гарри не совсем понимал, как он должен был реагировать на это.       Том нахмурился еще сильнее. — Ты совсем не выглядишь удивленным, почему? Разве тебе не любопытно? О том, кто я такой? О том, как я здесь оказался? О том, кто Наследник Слизерина?       — На самом деле, я думаю, что смогу разобраться с этим самостоятельно, — честно сказал Гарри, взглянув на смертельно бледное лицо Малфоя и внезапно обнаружив, что больше не хочет терять время. Ему нужно было остановить Тома Риддла; и более того, ему нужно было спасти Малфоя — потому что даже после всего, что сделал мальчик, Гарри знал, что он не заслуживает смерти. Особенно не из-за беспечности Гарри. Нет, Драко Малфой заслуживал того же, что и любой другой ребенок — шанса вырасти, стать лучше и стать более сильным человеком. Драко Малфой не был хорошим человеком… Но и плохим он тоже не был — он все еще был невинен, наивен, и он заслуживал шанса узнать и понять мир, прежде чем покинуть его, верно? И даже если нет… Он не собирался позволять Тому Риддлу требовать еще одну жертву. Он не собирался позволить кому-то умереть за их с Томом ошибку.       Тем временем Том Риддл насмешливо посмотрел на него. — Правда? Тогда скажи мне, великий, мудрый Гарри Поттер — кто я такой? Что мы делаем здесь, в потайной комнате Слизерина?       — Ну, ты Наследник Слизерина — один из них — во всяком случае, то, что от тебя осталось.       Том прищурил глаза. — Что от меня осталось? — прошипел он, явно обидевшись на фразу Гарри.       Поэтому он попытался исправиться. — Ты как призрак, воспоминание о ком-то, кто открыл Комнату давным-давно… Пятьдесят лет назад, если быть точным. — Его глаза сузились, и он не смог сдержать ни малейших следов яда, просочившихся в его голос. — И ты вселился в моих однокурсников, заставил их открыть для тебя Комнату, чтобы ты мог натравить своего ручного василиска на ничего не подозревающих магглорожденных… и кошек.       Том угрожающе посмотрел на него. — Откуда, — выплюнул он, — ты можешь это знать?       Обуреваемый собственным гневом, Гарри покачал головой, поднимая руки в успокаивающем жесте. — Том…       Ой.       — Откуда ты знаешь мое имя? — встревоженно воскликнул Том, прежде чем разжать руку и рявкнуть: — Акцио Палочка.       Гарри был застигнут врасплох, и его палочка вырвалась из его хватки, выстрелив в руку Тома.       — Я не знаю, во что ты, по-твоему, играешь, Гарри Поттер, но ты явно знаешь слишком много. Слишком много, чтобы оставаться в живых. — И с этими словами он развернулся на каблуках лицом к статуе позади себя. — Поговори со мной С…       Глаза расширились в панике, Гарри сунул руку в карман, вытащил запасную палочку, которую он взял с собой — тринадцатидюймовый тис и перо феникса Тома — и направил ее на Тома Риддла.       — Экспеллиармус!       Том мгновенно развернулся к нему лицом, воздвигая бессловесное защитное заклинание. Его глаза расширились от ужаса, когда он увидел палочку в руке Гарри.       — Где, — сказал он низким и дрожащим от ярости голосом, — ты ее взял?       — Годрикова лощина, — сказал Гарри, заставляя себя сохранять спокойствие, в то время как его сердце бешено колотилось в груди, — Где ты убил моих родителей.       В глазах Тома появилось дикое выражение, и он разразился лающим смехом. — Тогда ты знаешь! Ты точно знаешь, кто я такой!       — Я знаю.       Мальчик перед ним радостно рассмеялся, глаза его загорелись каким-то безумным весельем. — И кто я, Гарри Поттер?       — Лорд Волан-де-Морт.       Ликование переросло в бешеный гнев. — Как?! Как ты можешь знать? Откуда ты можешь знать?       Что ж, с таким же успехом можно просто покончить с этим.       — Я знаю, что твой дневник — крестраж…       Лицо Тома стало еще более разъяренным, если это было возможно.       — …совсем как я.       Том запнулся, его лицо побледнело, когда он отступил в шоке. — …что?       — Фрагмент души, сохранившийся в каком-то предмете или, в моем случае, в человеке. Том Риддл поймал тебя в ловушку в дневнике пятьдесят лет назад, когда тебе было шестнадцать лет, точно так же, как кусочек его души поселился во мне десять лет назад.       Волшебная палочка Гарри, крепко зажатая между пальцами Тома, дрожала. — Это невозможно.       — Да, это озадачило ту часть тебя, которая тоже во мне. Я думаю, он все еще не совсем уверен в том, что произошло. Он думает, что моя мать что-то сделала, очевидно, она тоже была довольно искусна в магии души.       Том нахмурился, когда Гарри сравнил его с магглорожденной ведьмой. — Эта грязнокровка…       — Была блестящая, — вставил Гарри. — В конце концов, она подстроила твое поражение.       Том тяжело дышал, в глазах горело что-то среднее между страхом и надеждой. — Докажи это.       Гарри покачал головой. — Я не обязан. Как еще я мог бы узнать все это, если бы ты сам мне не сказал? Я могу рассказать тебе больше, если ты действительно этого хочешь. Ты родился 31 декабря 1926 года. Твою мать звали Меропа Гонт, а твой отец был магглом, Том Риддл. Ты вырос в приюте Вула, тебя воспитывала надоедливая, противная старуха по имени миссис Коул. Твою первую и единственную подругу звали Сиси, и она бросила тебя всего через несколько месяцев после того, как ты впервые встретил ее; ты убил кролика Билли Стаббса и повесил его на стропилах, когда тебе было девять; год спустя ты так сильно напугал Эми Бенсон и Денниса Бишопа, что они больше никогда не разговаривали после того, как покинули ту пещеру; профессор Дамблдор дал тебе письмо из Хогвартса, когда тебе было одиннадцать лет, и ты подумал, что он врач из сумасшедшего дома…       — Хватит, — прошипел Том, — Хватит. Я верю тебе. — Он дышал глубоко, хрипло, явно изо всех сил стараясь успокоиться. — Я верю тебе. Значит, ты здесь не для того, чтобы остановить меня? — Он сделал еще один глубокий вдох, кивая самому себе. — Нет. Ты здесь, чтобы помочь, а не останавливать меня.       Гарри покачал головой, изо всех сил стараясь выглядеть извиняющимся, хотя на самом деле это было совсем не так. — Боюсь, мне придется.       Глаза Тома вспыхнули. — Что?       — Я должен остановить тебя, — осторожно повторил Гарри.       Том прищурил глаза. — И зачем тебе это нужно было делать?       Почему он должен был это сделать? Он не мог сказать Тому Риддлу, что его Том не собирался давать ему тело, что его старшее «я» считало, что он доставит больше неприятностей, чем того стоит, и он, конечно, не мог сказать, что он ему просто не нравился и чувствовал себя немного мстительным после окаменения Гермионы. А Тому Риддлу, очевидно, было наплевать на жизнь Малфоя. Что означало… что ж, ему придется что-то придумать на месте, предположил он.       — Я… мы не можем позволить тебе сбежать и все испортить. Другие крестражи хорошо спрятаны, но профессор Дамблдор уже знает, что главная душа все еще жива, и если ты сейчас сбежишь из дневника, а Малфой умрет, ты рискуешь, что люди поймут, что существует не один Том Риддл, а затем узнают о крестражах — ты подвергнешь нас всех опасности. Ты уже сделал это — ты подвергал опасности нас, всех нас, весь год. Ты должен вернуться к дневнику. По крайней мере, на данный момент.       Гарри подавил улыбку, вполне удовлетворенный своей в основном правдивой оценкой их ситуации.       — Нет.       — Что значит «нет»? — озадаченно спросил Гарри.       — Я имею в виду, нет, я не вернусь, — тихо сказал Том.       — Что? — спросил Гарри, немного ошеломленный. Он не ожидал, что Том обрадуется этому, но решил, что если он объяснит, что его жизнь в опасности, то, по крайней мере, согласится на то, чтобы на некоторое время оставить всю эту историю с восстановлением тела. Он думал, что его рассуждения, хотя, конечно, немного шаткие и надуманные (учитывая все то, что он пропустил), были бы достаточно здравыми, чтобы заставить Тома хотя бы подумать об этом.       — Я не собираюсь возвращаться.       — Но, Том, тебе нужно…       — Нет! Я не собираюсь возвращаться! — внезапно взревел Том, и его голос резким эхом отразился от окружающих их влажных каменных колонн.       Гарри нахмурился, пытаясь справиться с беспокойством, которое, как он чувствовал, неуклонно нарастало внутри него. — Это действительно к лучшему…       — Нет, это не так!       — Том, подумай об этом хорошенько. Ты…       — Нет! Я не собираюсь возвращаться! Я не вернусь в эту тьму, в ловушку между страницами пергамента, проклятый жить в тишине, неспособный видеть, слышать, пробовать на вкус, прикасаться, действовать — я не вернусь! Не сейчас, не тогда, когда я могу видеть собственными глазами, чувствовать собственными руками — пробовать воздух на вкус! Я не вернусь!       Непрошеная жалость разлилась в груди Гарри. Все было в точности так, как он думал — другие крестражи были похожи на его Тома… способные думать и чувствовать, но запертые в холодных, безжизненных предметах. Том, возможно, убил сокурсника, чтобы создать этот крестраж, возможно, он добровольно запер себя внутри, но действительно ли он заслужил пятьдесят лет сенсорной депривации и одиночества? Он мог бы заставить закаменеть Гермиону… но оправдывало ли это годы мучений, которым не было видно конца? Внезапно Гарри почувствовал себя очень неуверенно. Он приговаривал частицу души своего лучшего друга к годам, возможно, десятилетиям, столетиям или тысячелетиям пыток. Он знал, что это к лучшему, он знал, что в конечном счете это был правильный выбор. Но все равно, это казалось таким неправильным.       Гарри.       Мысли Тома пронеслись в его голове, и внезапно он вспомнил. Драко Малфой лежал у его ног, на грани смерти, а один из его лучших друзей лежал в больничном крыле, окаменев; его собственная жизнь и жизнь его самого старого и самого дорогого друга были в опасности. Он не мог позволить себе сопереживать Тому; у него была работа, которую нужно было делать. Он должен был быть убедительным, а для этого его должны были убедить его собственные слова. — Том, я понимаю, что это трудно, — медленно начал Гарри сочувственным голосом.       — Круцио! — Внезапно Том вскрикнул, и через полминуты жалкий крик вырвался из горла Гарри, когда он упал на колени.       Шок пронзил все его существо, когда раскаленные добела ножи пронзили его кожу, разрывая мышцы снова и снова, в то время как электричество прожигало его до костей. Каждый толчок боли был всепоглощающим, и каждое мгновение он был уверен, что больше не сможет этого выносить — это должно было закончиться. Но этого не произошло. По мере того как мгновения превращались в секунды, растягиваясь в долгие минуты и принимая вид часов, он чувствовал, что медленно теряет контроль над своим телом, корчась в конвульсиях на полу; сквозь боль он понял, что чем дольше это продолжалось, тем слабее он становился. Собравшись с духом, он крепко сжал палочку Тома и крикнул: — Б-бомбарда!       Том отшатнулся от слабого взрыва, и Гарри воспользовался этим, чтобы забраться за одну из колонн напротив той, к которой Том прислонялся ранее.       — Гарри Поттер! — услышал он, как Том прорычал: — Ты не заставишь меня вернуться! Либо помоги мне вернуть мое тело, либо умри здесь, с Драко Малфоем, в Тайной комнате!       Глаза Гарри расширились. — Том, если ты убьешь меня, ты убьешь часть себя!       — Мне все равно!       Гарри почувствовал, как его охватывает паника. Он не ожидал, что это будет легко, но и не ожидал, что это будет… невозможно. Том явно был за гранью разумного. Но опять же, он предположил, что быть запертым в дневнике в течение пятидесяти лет может сделать это с тобой.       — Выходи, Гарри… — пропел другой мальчик, его сладкий голос резко контрастировал с яростным ревом, который ему предшествовал. Том тихо усмехнулся про себя: — Я хочу увидеть это снова, боль в твоих глазах, агонию, написанную на твоем лице.       Гарри съежился, желудок скрутило, но, сделав глубокий вдох, он развернулся и выскочил из-за колонны.       — Ступефай!       — Оглушающее заклятие? — Том рассмеялся, его голос снова стал резким: — Правда? — Он сделал глубокий вдох. — Круцио!       На этот раз Гарри удалось увернуться. — Экспульсо!       — Интермодио!       Глаза Гарри расширились от незнакомого проклятия. — Протего! Редукто! — бросил он в быстрой последовательности.       — Ласеро! — воскликнул Том, установив бессловесное защитное заклинание.       — Протего! Диффиндо!       Том усмехнулся ему. — Мило. Спина Дискутио!       Гарри увернулся. — Агуаменти! Оппуньо! — Капли воды образовались в воздухе и полетели Тому в лицо, достаточно острые, чтобы порезать. — Конфринго!       Том хихикнул, воздвигая еще одно бессловесное защитное заклинание, рассеивающее воду в туман и отражающее проклятие обратно на Гарри, который едва увернулся от него. — Очень хорошо, Гарри Поттер!       Гарри не смог сдержать довольной ухмылки. Он был очень горд собой за то, что придумал это на лету.       — Возможно, я недооцениваю тебя. Агуаменти! Глациус! Оппуньо! Экспульсо!       Конечно, Тому смог перехитрить его.       Осколки льда полетели в его сторону, Экспульсо последовал за ними.       — Протего!       Он успешно блокировал проклятия Тома, но обнаружил, что его отбросило назад силой Экспульсо, бьющего по его щиту.       — Конфринго! — крикнул Том, прежде чем Гарри успел произнести еще одно проклятие.       На этот раз Гарри увернулся, одновременно выкрикнув: — Экспульсо!       — Эвисцеро!       Гарри ахнул и отшатнулся в сторону, едва увернувшись от потрошащего проклятия.       — Круцио!       Время, которое потребовалось Тому, чтобы произнести непростительное, дало Гарри возможность подготовиться к тому, чтобы быстро произнести два особенно неприятных проклятия подряд, пока он уклонялся: — Эвако Павор! Экскорио!       Том весело ухмыльнулся, когда Гарри сделал глубокий вдох. — Фервефасио! Экскорио!       — Протего!       — Эвисцеро!       — Протего! Редукто!       Проклятие пролетело прямо мимо Тома, ударившись о колонну позади него, отчего стены рассыпались в пыль.       — Экстерно! Эвако Павор!       Гарри снова бросился в сторону, спотыкаясь, обращая внимание на пыль у ног Тома, бросая — Оппуньо!       Облако пыли закружилось между ним и Томом, давая ему возможность, когда Том рассеял пыль, произнести: — Сектумсемпра!       Режущее проклятие едва не задело Тома, который отклонил его только в последний момент, после того, как с восхищением посмотрел на него, прежде чем уставиться на Гарри, явно недовольный тем, что его чуть не ударило проклятие, которого он не знал. Он сделал паузу, и Гарри последовал его примеру, тяжело дыша. Бессловесные защитные чары Тома были безупречны, и ему действительно не нужно было уворачиваться, в отличие от Гарри, который начинал чувствовать себя очень измотанным.       — Сектумсемпра! — Том бросил без предупреждения, и Гарри не смог увернуться достаточно быстро — проклятие попало ему в руку, и он вскрикнул от боли, бросив панический взгляд на Тома, который все еще смотрел на него, но не подавал никаких признаков дальнейшего движения.       Прошло несколько секунд, и взгляд Тома стал критическим, как будто он что-то серьезно обдумывал — мгновение спустя он воскликнул: — Авада Кедавра!       Глаза Гарри расширились, и в приступе паники он бросился в сторону с такой силой, что рухнул на каменный пол, ушибив бок.              — Ты пытался убить меня! — выпалил он, поднимаясь на ноги.       — Неужели? — Том злобно ухмыльнулся. — Это было просто приветствие! Авада Кедавра! — Он сделал глубокий вдох. — Авада Кедавра!       В ужасе Гарри, тяжело дыша, забрался обратно за колонну. Другой крестраж пытался убить его. Том пытался убить его. Снова.       — Выходи, Гарри Поттер! Я хочу смотреть на тебя, когда буду убивать тебя! Я хочу видеть, как свет покидает твои глаза — прекрасный свет, наполненный ужасом. Выходи! Ты только оттягиваешь то, что должно произойти. — Том жестоко усмехнулся. — Ты не можешь прятаться вечно. Ты умрешь, Гарри Поттер — я убью тебя и буду наслаждаться каждым мгновением этого.       Гарри чувствовал, как слезы текут по его щекам, тонкие и едва заметные, но обжигающие кожу. Его дыхание было хриплым, резким в груди, а по лицу стекал холодный пот; его кожа пульсировала, наэлектризованная адреналином и все еще горевшая огнем проклятия круциатуса. Том был прав. Он терял энергию, и его движения становились небрежными — никогда прежде он не был так взволнован, так нервничал или так напуган. Часть его чувствовала себя лучше, чем когда-либо прежде; часть его вибрировала от возбуждения — но эта часть его быстро затмевалась тенью отчаяния, наползающей на его разум. Он не мог этого сделать. Он знал, когда его били. Он проиграл. Он собирался умереть, один, в Тайной комнате. Он собирался умереть.       Только он не был таким.       Он был не один. Не совсем. Внезапно он вспомнил слова Тома, сказанные пять долгих лет назад:       — Знай, Гарри, ты никогда не будешь одинок.       Он не мог победить Тома Риддла… но Лорд Волан-де-Морт мог.       — Том, помоги мне, — жалобно прошипел он.       Мгновение спустя его желание исполнилось.       Ощущение того, что его втягивают в себя, охватило его, и внезапно его пальцы одеревенели, и больше не он держал палочку в руке; он моргнул глазами и почувствовал, как они горят, когда они вспыхнули малиновым, и он понял, что это больше не он моргает, дышит. Непрошено, его мышцы напряглись, и он перекатил голову с плеча на плечо, хрустнув шеей.       Он больше не был Гарри Поттером. И теперь он собирался победить.       — Круцио, — прошептал его Том, выходя из-за колонны, заставляя Дневникового Тома отпрыгнуть в сторону.       — Непростительные, Гарри? Я впечатлен, — прорычал Дневник-Том.       Гарри почувствовал, как его лицо расплылось в улыбке. — К сожалению, юный Гарри пока еще не обладает способностью накладывать проклятие круциатус. Впрочем, всему свое время.       Глаза Дневника Тома расширились, и Гарри с некоторым самодовольством увидел, как он побледнел.       — Ты…       — Лорд Волан-де-Морт.       Дневник-Том нахмурился. — Я Лорд Волан-де-Морт!       Гарри почувствовал, как его ухмылка стала кривой. — Да, конечно, — покровительственно сказал его Том.       — Круцио!       Грациозно отступив в сторону, Том безмолвно бросил проклятие круциатуса прямо в своего двойника, наблюдая с немалым удовольствием, как тот едва увернулся от него.       — Экспульсо! Конфринго! Эвисцеро!       Его Том без усилий блокировал каждое проклятие, которое бросало на него его младшее «я», подчеркивая свои защитные чары странными вспышками света, которые Гарри не узнавал, каждый из которых был восхитительно темным в воздухе вокруг него.       — Интермодио! Ласеро!       Снова его Том легко блокировал, небрежно накладывая заклинание за заклинанием по очереди, темное веселье росло по мере того, как движения Дневника-Тома становились дрожащими и бешеными. Это было незадолго до того, как одно из его бессловесных проклятий круциатуса поразило Дневникового Тома, и мальчик упал на колени, глаза расширились от шока. Вероятно, это был единственный раз, когда Том Риддл когда-либо почувствует это проклятие, предположил он.       Дневник-Том отказался упасть в обморок или закричать, но остался на коленях, застыв, когда мучительное проклятие прожгло его насквозь. Гарри, благодаря вызванному темной магией восторгу, который он испытывал, пока Том продолжал мучить себя младшего, обнаружил, что немного разочарован молчанием Дневника-Тома.       Тем временем он чувствовал, как двигаются его ноги, и его тело медленно приближалось к младшему коллеге Тома. Подойдя ближе, он почувствовал, как Том выпустил проклятие, и экстаз превратился в глухое жужжание.       — Сдавайся. Ты не можешь победить меня.       Дневник-Том ощетинился. — Не… рассчитывай на это… ты в т-теле ребенка… твоя магия ограничена. Я… мне только… придется пережить тебя, — сказал он дрожащим голосом, пытаясь подняться на ноги.       Его Том зловеще усмехнулся, и, почувствовав, как волна жестокого веселья электризует его мозг, Гарри внезапно почувствовал благодарность за то, что этот Том был на его стороне.       — Ах, быть молодым и невежественным. Ты глупый мальчишка — разве ты не почувствовал магию этого человека? У меня есть доступ к такому количеству магии, сколько мне может понадобиться, — блефовал его Том. Гарри знал, что Том мог использовать только так много своей магии, прежде чем она начнет причинять ему боль.       Дневнику-Тому, впрочем, было все равно. — Авада Кедав…!       — Круцио.       Дневник-Том снова упал на колени, и Гарри увидел, что он так сильно прикусил губу, что по подбородку потекла кровь. В конце концов, он полностью рухнул и начал корчиться на полу.       Удерживая проклятие, его Том продолжил наступление на старосту Слизерина, отпустив его только тогда, когда опустился перед ним на колени и нежно положил руку ему на щеку.       — Зачем ты это делаешь? — Дневник-Том хрипло зарычал.       — Ты — свободный конец, слабость, — просто сказал его Том, — Слабость, которую я не хочу объяснять. И такие слабости лучше всего держать взаперти там, где они не могут стать пассивами.       Гарри видел, как напряглись мышцы Дневника-Тома, как будто против невидимой силы, и Гарри заметил, что палочка его Тома все еще была направлена на него, без сомнения, давя огромным весом на молодого Темного Лорда, заставляя его оставаться на месте.       — Слишком поздно, — прошипел Дневник-Том, что-то самодовольное и в то же время отчаянное светилось в его глазах, — Мальчик вот-вот умрет. Через несколько мгновений он умрет, и у меня будет собственное тело.       Нет! Гарри мысленно вскрикнул. Он не мог позволить Малфою умереть — он не мог позволить Тому Риддлу победить. Пожалуйста, Том, нет!       Но его Том улыбнулся. — Есть так много того, чего ты не знаешь. То, что было сделано, может быть отменено. — Внезапно Том крепко сжал голову своего младшего «я», заставив мальчика испуганно вскрикнуть.       — Что ты…       — Мудрость позволяет нам распознавать наши слабости, но сила, истинная сила — это то, что дает нам возможность превращать наши слабости в сильные стороны.       — Что…       — Душа-любопытная штука, — продолжал его Том, — мы можем разрывать ее на части столько раз, сколько пожелаем, но кусочки всегда будут стремиться снова быть вместе.       Гарри почувствовал, как его глаза закрылись, а легкие наполнились, и на мгновение он почувствовал необычайное головокружение, даже блаженство — но только на мгновение; именно тогда началась боль.       Его голова, казалось, раскалывалась надвое, и пока Том молчал в своих страданиях, Дневник-Том отчаянно кричал, как и Гарри, глубоко погруженный в свои мысли. Гарри почувствовал, как что-то обжигает его кожу, и когда его Том снова открыл глаза Гарри, он увидел черную кровь, вытекающую изо рта, носа, глаз Тома и ползущую вверх по руке Гарри, пробирающуюся под ногтями и впитывающуюся в его кожу. Вскоре его вены почернели, они ползали и извивались под кожей, как крошечные черви, поедающие его плоть. Это было ужасное чувство, отвратительное и мучительное одновременно.       Он чувствовал, как его дыхание становится неглубоким и пустым, и боль только усиливалась, когда он смотрел, как перед ним, Дневник — кожа Тома покрывается волдырями и горит, и рассыпается, черная кровь сочится из трещин — и этот ужасающий образ был последним, что он увидел, прежде чем все потемнело, прежде чем боль стала далекой, крики стали отдаленными, и все исчезло до безболезненной, задумчивой черноты.