dwell

Намджун щёлкнул зажигалкой. Огонёк, похожий на вспорхнувшую ввысь маленькую птичку, осветил его серые пальцы жарким красным. На улице стояла тёплая ночь, городской гул поутих, погасли фейерверки на витринах бутиков. В такое время грех не спать, и всё-таки альфа почёл своим долгом блюсти покой спящих, нежели отдыхать самому. Тут ещё коллега, прибывший из полицейской академии, с не выветрившимся юношеским максимализмом, мешал сосредоточиться на мыслях. Зелёный этот пацан. Чон Чонгук. Пытается стать главным детективом, потому ошивается рядом с Намджуном, просится в напарники. Хотя конечно больше годится в качестве оруженосца: пончики и кофе нынче слишком неудобно добывать самостоятельно. Молодой альфа стоически терпел унижения, вгрызся в командира полиции, не даёт и шагу лишнего сделать, не сунув свой большой любопытный нос куда не просят. Ему двадцать четыре года. И он не намерен ретироваться, даже если хорошенько пригрозить пожизненной пахотой в офисном отделе, разгребанием архивов, маленькой зарплатой. Неостановимый парнишка. Чонгук неплохо справлялся с ролью доброго копа. Ещё на учениях показывал свои блистательные навыки выпытывать информацию, не прикладывая к виску пистолет. Приноровившись давить на слабые точки, он беспрекословно выполнял задания, справлялся даже с самыми сложными. Единственный нюанс – уж больно был мягок. В нём не находилось достаточной злобы и справедливого гнева к преступлению. Ковырнув практически до самого основания, он убеждался, что не побежит кровь. Нет, дело было вовсе не в том, что он не выдерживал, сливаясь, как высыпанный в унитаз запретный порошочек. Просто таким Чонгук и родился: хранивший покой и гармонию. И этого было недостаточно. Горячий летний воздух спёр дыхание вместе с омерзительно блевотным запахом тухнущего от жары трупа. - Похоже на самоубийство, - сообщил Тэхён, поднявшись с корточек. В руках он нёс мешочки с упаковками из-под таблеток. – Но я бы перепроверил. - Перепроверим, - убедил его Намджун, не отрывая глаз от обмякшей туши. Он высунул из кармана ручку, и ткнул покойного в живот. Тэхён брезгливо зашипел. - Как давно он здесь лежал, раз соседи только сейчас вызвали полицию? - Около пятнадцати дней, полагаю. - Чонгук, твёрдо шагнув вперед, засветил фонариком, оглядел всю комнату. Это очень похоже на самоубийство, да. Идеально прибранная квартирка, пустой холодильник, пиджаки и рубашки выглажены, ни одной фотографии, висящей на стене или в шкафчике. Личность установили покопавшись в бумажнике, нашли банковскую карточку, удостоверение и электронный пропуск. Профессор, биохимик, преподаёт в Южно-Корейском институте генной инженерии. Сон Джинсу. Пятьдесят один год. Передозировка таблетками. - Самоубийство, - проговорил Намджун. - Возможно, - Чонгук согласился. - Его могли убить? – Тэхён пробежался глазами по небольшой книжной полке, - накормить пилюлями, например? Погляди, шеф, - альфа позвал Намджуна, - столько лет жизни посвящены диссертациям и докладам. Я думаю он с превеликим удовольствием продолжил бы батрачить в этом своём вузе. Намджун постоял молча какое-то время, а затем, коротко кивнув, направился обратно к дверям. - Сворачиваемся. Чонгук – дело на тебе. Тэхён, скажи своим сделать вскрытие. Пусть проведут анализ. - Без разрешения родных? – Альфа засомневался. - Для изъятия органов не требуется разрешение, Ким. - Предупредить-то всё равно нужно… - Если найдёшь таковых, то можешь предупредить. Никто не искал его в течение двух недель. - В институте его тоже не дожидались… - Будет сделано, - ответил за Тэхёна Чонгук, и, поймав на себе испепеляющий взгляд, зашагал на выход. Едва выйдя на улицу, он жадно задышал чистым летним воздухом. Город в это время года особенно хорош, сюда съезжаются туристы, для туристов сажаются деревья, с большущими, как школьный бант, листьями. Блаженно вздохнув, альфа бросил короткий взгляд на подошедшего Тэхёна, крайне недовольного и напряжённого донельзя. - В чём дело? - Издеваешься? - Брось, Тэхён, я уверен, ты видел мерзость и похуже. - Нет, Чонгук, проблема вовсе не в трупе. Я верю в приметы. В знаки зодиака Ким тоже верил, он страстно их обожал и надеялся на звёзды, как ни один человек не надеялся на господа бога. Взявшись трясущимися пальцами за сигарету, он закурил, влажно шмыгнув носом. Сегодня гороскоп обещал несчастье, попадись ему под руку мертвечина. Ни свет, ни заря – и вот она, очередная жертва социального давления. Какого чёрта этот мужик вообще покончил с собой, если выглядел человеком знающим, куда идти и как быть?! Тэхён просто не мог прогадать: всё казалось слишком очевидным. Недруги убили беднягу, напичкали таблетками и подстроили всё, как самоубийство. Это паршиво: знать, что впереди тебя ждут обстоятельства ещё куда более худшие. Так сказал гороскоп. - Бред, - отрезал Чонгук, выслушав внимательно. Они с Тэхёном были единственными ровесниками в команде, поэтому пришлось учиться ладить друг с другом и уживаться. Не сказать, чтобы слишком трудно, просто Тэхён был парнем не самого лёгкого нрава. Он вообще с Чонгуком не похож. – Чему поверил, тому и быть, слыхал такое? - Чонгук, ты не в силах контролировать абсолютно всё. Некоторые вещи не поддаются твоему объяснению. И тогда в силу вступает трансцендентное. - Я не забиваю голову подобной ерундой. - Какой ты молодец, - альфа скривил губы. - Существует наука, дружище. Но Тэхён уже не слушал его. Он молча глядел на рассвет, глаза его выдавали великую усталость и тоску. Одинокость. Каждое новое дело открывалось им обоим с невероятной изощрённостью, не находилось времени на шутки, не предусматривалось даже самого элементарного отпуска. Не сейчас, когда вот-вот должно было прийти изменение, их обязаны были повысить. Они – лучшие среди любых других. Докурив, альфа бросил окурок на землю, истоптал его, громко зевнув. Напряжение всё никак не сходило. Было решено садиться уже в машину, и катить отсюда как можно дальше. - Дурацкая цифра. - Ну что ещё? – Чонгук уселся за руль, и Тэхён юркнул следом за ним. Приоткрыл окно. - Двадцать семь. Чон пожал плечами. В салоне заиграло радио. Это классика, нечто ненавязчивое, приятное на слух. Настоящее сокровище всегда можно было обнаружить в пять утра, Чонгук незаметно выкрутил погромче. - Самая обыкновенная цифра. Тебе исполнится двадцать семь через два года. - Слушай, зря я всё это тебе говорю. Ты в любом случае разбираешься лучше всех. – Огрызнулся Тэхён. Нервное. Сказывалась увиденная ранее картина и расстройство сна. Чонгук как никто другой понимал своего товарища, потому не стал вступать в перепалку. – Сейчас август. Финальный месяц лета. Дальше – на умерщвление. Слыхал такое? Чон качнул головой. - Короче, вовсе не осень – умирающая пора. Сентябрь, октябрь и ноябрь – это уже процесс разложения. Сама эдакая «гибель» наступает гораздо раньше, даже если не видно пожелтевших листьев, например. Или голых деревьев. - Август? - Он самый. – Тэхён заговорил почти шёпотом. Словно из него толчками выбивались последние остатки энергии и сил. Словно он сам – разлагающийся труп. Чонгук напрягся, покрылся колючими мурашками. Как во сне. Руки его ослабли, пришлось хорошенько проморгаться. Затошнило. Тэхён окликнул его, прикоснувшись к плечу. Альфа глядел осоловело на дорогу, вспомнил вдруг то, что так старательно пытался забыть все эти годы. Воспаленные глаза покрылись влажным, Чонгук обессиленно выдохнул, и остановил машину, попросив Тэхёна сесть за руль. Пока тот, негодуя, выпытывал в чём же дело, Чонгук отмахивался, ссылаясь на бессонницу. Он и забыл, как давно это случилось. Получается, сегодня шёл десятый год с того самого дня... - Давай, до завтра. – Проговорил Тэхён, похлопав альфу по плечу. Он добросил товарища до самого дома. Машина всё-таки рабочая, с гордой POLICE на весь капот. – Отоспись, придурок. - Обязательно. Он так и не сумел сомкнуть глаз. В голове плавились образы старшего брата, нежного омеги, красивого и юного. Десять лет назад Чонгук потерял его. Родители сходили от горя с ума, с того проклятого дня никто не сумел остаться прежним. Пропажа мальчишки подкосила всех членов семьи. С трудом Чон окончил учёбу, его умственные и физические способности привели к идее о поступлении в академию полиции, где он мог бы вершить справедливость. Отыскать Чимина никто уже не надеялся. Однажды в новостных газетах мелькнула статейка о том, что обезображенный труп маленького омеги был найден в горной местности, опознать жертву не удалось, и Чонгук не стал верить той наглой лжи, которой его родителей пытались накормить полицейские. Нет, с Чимином не могли так поступить. Изгаженный серый труп подростка уже очень много лет не выходил из головы альфы. Случалось и такое, что брат мерещился ему среди толпы, среди людей в автобусе или в торговых центрах. Его звонкий голосок тоже слышался довольно часто, изживая последние остатки здравого разума. Если Пак Чимин и жив, если ему удалось протянуть столько времени в изоляции от родных, то уж очень много ему лет, слишком многое он упустил и потерял. Двадцать шесть. Это почти тридцать. Это – уже совершенная иная жизнь. Взрослый альфа вытер тыльной стороной ладони слёзы, переместился на другой бок. Нет. Чимин ни за что и никогда не найдётся…. По крайней мере таким, каким его запомнил младший брат. Но, господи, что за чувство внутри, дикое и необузданное, уверенность в невидимом: пока Чонгук жив, пока может ходить на двух своих ногах, пока может соображать единственной своей головой – он не перестанет искать. Он вступит в ряды лучших, если нужно, ползком доберётся, но найдёт хотя бы одну зацепку, малейшую улику, кричащую о том, что, да, был здесь когда-то мальчик. Он яростно сопротивлялся, отчаянно сражался, боролся и выжил, убежав и скрывшись от преследователей. Он скоро придёт. Он уже близко. Нужно только хорошенько искать.

***

Из родственников почившего нашлась весьма интересная особа: двоюродный братец, выходец из приюта, работавший в магазине детской одежды. К нему-то Тэхён и направился. Чонгук сопроводил его; дальше по списку значился вуз, в котором Джинсу преподавал. Господи, какое же безбожно скучное и сухое это дело. Скорее бы ланч. - Охренеть, - выпалил мужчина, зябко ухватившись за плечи. Хиленький альфа. – Никогда бы не подумал… он такой был… молодой типа, знаете? Спортом занимался. - Какая у вас разница в возрасте? – Тэхён протянул ему пластиковый стаканчик с водой. - Пятнадцать лет. - Общались? - Да не особо. В последнее время вообще нет. - Родители? - О, - он захохотал, - умерли уже давно. Один болел диабетом, другого сбила машина. Джинсу его даже не помнил. Тэхён не сдавался: - Другие родственники? - Да нет такого. Я вообще же из детдома… - Вас всего двое? - Больше - если покопаться, - растерянно почесав затылок, мужчина вздохнул. Он больше не желал отвечать на вопросы полицейских, ему нужно было работать, потому он занервничал. Раздражённо постукивал по столу. Сидели они втроём в офисе здания «Детская мечта», на четвёртом этаже. Кондиционер работал исправно, было прохладно и свежо. Чонгук призадумался. - Мне нужно, чтобы Вы написали сюда пару слов, - Тэхён был вежлив и учтив. Протянул бумажки, стерпев возмущённое цоканье. – Такие правила. - Да понял я. Покурить не найдётся? Тэхён смотрел на него пронзительно, желтоватыми своими хищными глазами. Пришлось соврать: - Не курю, аджосси. - Да мне идти надо, в самом деле, господин полицейский. Магазин без присмотра. Консультанты там – одни студенты, украдут вещи – как пить дать… - Спустись вниз, Чон. Проследи, чтобы ветер не гулял. Не волнуйтесь, дядя, полицейские своё дело знают. – Тэхён едва заметно улыбнулся. Это было в его прерогативе – издавать указания и командовать, его чин был выше Чонгука, поэтому и потому, что тот сам хотел смыться вниз поскорее, приказ был выполнен сиюминутно. Альфа вышел из кабинета, быстро спустился по ступенькам вниз, звук его ботинок холодно ударялся об стены. Ближе к первому этажу слышалась детская песенка. Какая-то совсем дурацкая, Чону сделалось грустно за сотрудников, которые здесь работали. Его голова не болела расследованием дела, он с сонной тоскливостью глядел на молодых ребят, снующих туда-сюда за клиентами-родителями. Всё было серо и скучно, в контрасте с яркими и блестящими детскими костюмчиками. На него озирались. Мало того, что он – коп, коп в синей форме копа, суровый и высокий, так ещё и в детском магазине; невинные носочки да штанишки – с чего это таким как он здесь ошиваться? Один старикашка не побоялся своего любопытства: - Чего тут стряслось, товарищ полицейский? - Ничего страшного, дедушка, - Чонгук вяло улыбнулся, - опрашиваем свидетелей. - Случилось что?.. - Не для детских ушей история, - и оба покосились в сторону хихикающей малышни, таскающейся из стороны в сторону. Не желая больше бессмысленных бесед (а для Чонгука практически ничто не имело смысла), он устремился на выход, решил, что будет правильней – стоять у самых дверей. Мозолить студентам глаза всё равно не так уж и приятно. - Дядя! – Прикрикнул мальчонка, высунув язык. Расхохотался. Ему на вид лет шесть. – Дя-дя, дя-дя. - Ну всё, всё, - омега подтолкнул сынишку на выход, щёки его обдало румянцем. – Бегом в машину. Извините… И таких маленьких диалогов ему предстояло ещё много. Один чёрт знает, что именно так долго расспрашивал Тэхён у несчастного мужичка с грустными глазами. Нужно отдать тому должное: бизнес он построил себе неплохой. С такой-то жизнью за спиной. О насущном. Больше всего Чонгук боялся стать идолом чьих-то ожиданий. Казалось бы, детская травма? А, дьявол, возможно так и было. Альфа устал бороться с тараканами внутри, он точно помнил, как с четырнадцати лет работал на износ, чтобы привнести хоть какую-то радость в дом. Поступив в академию стал лучшим, а если бы не был таковым – в кровь истёр бы себе ноги и руки, но поднялся и получил бы чёртовы медали поощрения. Того, где он находился сейчас не многие, вообще-то, добивались. В его возрасте. И даже старше. Золотой мальчик. Да вот только чувство внутри – поганое. Поганое настолько, что когда он пьёт кофе или перекусывает с коллегами (а друзей он не имел) на языке чувствуется горечь. Он всегда таскал с собой щётку. Не мог отделаться от чувства, что сожрал прогнившую падаль. Тело мёртвого мальчика – неоднократно изнасилованного, порванного, маленького, издало несчастный громкий вой. Заплакало и захаркало кровью. Звуки вернулись, вернулась детская песенка. Жизнь продолжилась, и Чонгук, как холодной водой облитый, выпрямился, сильно вздрогнул. В эту секунду, когда он дёрнул рукой, как в припадке (коих не случалось почти никогда за всё время его службы), несчастный покупатель выронил все свои пакеты, рухнув на пол. Все отскочили, как ошпаренные. - Простите! – Чонгук ринулся помогать, попытался поднять беднягу на ноги. – Я забылся, и… - Ничего страшного. - Да у вас кровь из носа! - Ничего-ничего. - Давайте я помогу. - Вы не нарочно. Не стоит. Густые чёрные капли. Нет, Чонгук не до конца пришёл в себя. Пока мужчина собирал вещи, пока озирался напугано по сторонам, альфа смотрел как по чужому носу текла кровь, как пачкала новенькие вещи. Маленькие футболочки, для совсем крохотных детей. - Не уходите. - Отпустите меня, господин полицейский, - тот почти брезгливо дёрнул плечом. Он даже… не пытался вытереть лицо. Так и собрался выходить в люди? Совсем чокнутый. - Пакет, - Чонгук замахал забытой вещью перед мужчиной, и настоял: - Вы на машине? Позвольте добросить вас до дома? Разве так можно было? Они с Тэхёном, вообще-то, на смене, но если командир Ким прознает о сегодняшнем инциденте – обоим несдобровать. Сбил с ног несчастного человека, пустил ему кровь, и, теоретически, запачкал новоприобретённое шмотьё. Пока этот грёбанный Тэхён трепался попусту с обыкновенным непримечательным родственником жертвы самоубийства. Блять. Не нужно было предлагать добрасывать до дома... его теперь точно сошлют копаться в архивах. Таскать пузатым мужичкам кофе. - Пройдёмте? Вы на машине? – Повторил Чон вопрос. - Нет. Послушайте, мне не… - Я вас доброшу. Куда едете? На них смотрела толпа. Так или иначе пришлось бы выходить, избегая лишней шумихи, зеваки собрались было снимать «неприятность» на телефоны, но мужчина суетливо и злобно рявкнул на них, кивнув Чонгуку в сторону выхода. Ну, что делать? Пошли так пошли. Сообщив Тэхёну о ситуации, Чонгук неторопливо крутил руль, как бы гадая – нужно ли ещё раз извиниться? На кону стояла гордость полицейских, те никогда не унижались, вымаливая прощения у граждан. Уж слишком был добр. - Сильно болит? - Нет. – Отрезал альфа. - А как там одежда? - Две майки запачкал, но ничего, отстираю. - Да, ваш супруг мне точно открутит голову, - Чонгук старался пошутить. Чёрт! А если нет у него супруга! Твою ж… Он всё-таки извинился. Добросив до дома, уехал, не оборачиваясь и сокрушаясь про себя. В телефоне поочередно взрывались гневные Тэхёновы сообщения.

***

Если первых двух можно было успокоить и уложить в постель, то третьего не останавливали даже угрозы побоев. К насилию их папа не прибегал вообще никогда, потому злодейства выходили у него натужно, не по-настоящему. Мелкому было всего два года. Его вообще мало что останавливало. Боялся он только одного пришельца, чужака, приходящего в их «домик» поздно ночью. Не узнавал в нём собственного отца. Старшие братья тоже мало что понимали, разве что дружненько вдвоём хватали мальчонку в охапку, и бежали прятаться в детскую комнату, стоило альфе заявиться в их обитель. Чимин не разрешал сыновьям разговаривать в присутствии этого человека. Поэтому, если тот наведывался больше, чем на одну ночь, малышам приходилось уж очень непросто. Запрещалось выходить лишний раз из комнатушки, а если хотелось бегать в туалет – нужно было терпеть пока дяденька и папа пойдут в спальню. Все трое родились альфами. Чимин с замиранием сердца ждал каждого, боясь взять на руки маленького омегу-сына. Его мужчина считал омерзительным извращением секс с альфами-детьми. Он свято верил в традиционность и правильность, доверял тому, что уготовила для него природа. Альфа поглядывал на родившихся мальчиков с претензией и недовольством. Хотелось свежей плоти, маленькой и невинной, ту, внутри которой может зародиться жизнь. Он хотел ребёнка-омегу. Хотел спариваться с ним, как дикий зверь. К горлу Чимина подкатила тошнота, он зажмурился, вцепившись руками в унитаз. Подходила к концу восьмая неделя беременности. Если его подсчёты верны. Они были верны. - Я принёс пить, - проговорил сыночек, и погладил папу по спине. – Тебя тошнит потому что тот тараканчик залез тебе в суп? - Не залазил, - вымученно проговорил Чимин. Он почти позабыл, когда последний раз нормально принимал пищу, не выблёвывая её обратно. - Папочка, ты заболел, да? – В туалет втиснулся средний – самый-самый тихий. - Чуть-чуть. - Чу-чуть? - Чу-чуть. Они рассмеялись. Готовились ко сну. Конечно, сперва порезвились и попрыгали, папа прочитал им сказку, поцеловал каждого в большой лобик и улёгся рядом, прижав самого младшего – Ча Ю, к своей груди. Он единственный, кто не был похож на их отца. Зато проглядывались черты отца Чимина, крылья носа сердито вздуты, крепкие кулачки, узенькие глазки, большие румяные щёки. Чимин был мало осведомлён о здоровье человека, но свежий румянец, при их-то обстоятельствах, явление уже совсем волшебное. Неужели хороший иммунитет? Или может дело во вскармливании? Омега до сих пор кормил его грудью. Тем не менее, малыш рос сильным. Он будет больше своих братьев. Крупнее и выше. Те двое совсем хиленькие, когда они бегают, худющие их коленки звучно стукаются друг об друга. Фиолетовые мешки под глазами, маленькие плечи. Было страшно за них. Но больше всего было страшно за четвёртого – того, кто очень скоро изнурит Чимина своим появлением на свет. Неважно, что ждало там – в грядущем будущем, неважно, ничего совершенно не имело значения. Только одно Чимин совершенно точно знал: если родится омега, в ту же самую секунду, когда младенец сделает самый первый свой вдох, он задушит его. Сразу же. И не станет колебаться. Их рутина состояла из самых обыкновенных вещей: чистка зубов (обязательная чистка зубов: её ни в коем случае нельзя было пропускать), а потом, после умываний, приходилось заправлять кровать, складывать пижаму под подушку, надевать шорты и футболки – одежда для игр. Чимин чётко распределил обязанности, одному только Ча Ю удалось отделаться от работы: уж слишком был мал. Обучив мальчиков чтению, омега вручил каждому по расписанию – цветастому, с наклейками-звёздочками и улыбающимися мордочками. Бегать вокруг стола: десять кругов в одну сторону, десять в другую. О, это было самым любимым. Сладкое один раз в две недели, чтобы не болели зубки. Телевизор можно было смотреть совсем недолго. Как же все-таки хорошо, что мужчина подарил омеге часы. Признак благодарности. Мальчишка Чимин, как-никак, выносил и родил уже троих. О четвёртом альфа пока не знал. Кушают они три раза в день. Завтракают овощами, а на обед заваривают лапшу. Омега старался как можно реже кормить детей продуктами быстрого приготовления, он очень сильно боялся, если один из мальчиков вдруг отравится. Они пили водичку, вели себя весьма послушно. Всё из-за вознаграждения. Альфа выводил их во дворик. Там, было круче всего на свете. Обидно только то, что нельзя вместе выходить. Если наружу выбирался Чимин и Чонгук, то Чонхи и Ча Ю оставались одни внизу, в подвале. Поэтому омега спешил назад. Было страшно за детей. Чуял неладное. Сегодня мужчина спустился поздно-поздно ночью, когда малыши уже заснули крепким сном. Чимин поднялся, суетливо зашевелившись: хотел встать с постели и лечь в другую комнату, в кровать к альфе. Придержав голову сына, Чимин вылез из вороха одеял, опустил босые ноги на пол. Альфа страстно зарычал: омежья грудь была открыта. Так тихо. Такая мирная ночь. Неслышно закрыв за собой дверь, Чимин оказался прижатым к ледяной стене. Мужчина схватился за его сосок, сильно стиснув меж пальцев. - Нет, погоди… больно… - Дай попробовать. - Пошли в кровать, - отстранялся, как можно дальше, от прикосновений, от непрошенных ласк. На самых носочках. Отвернул лицо от мокрых поцелуев. Его давили к двери. - Давай здесь, Чим-Чим. - Не надо, неудобно. - Раздвинь ножки… - Дети могут зайти. - Пусть учатся. Омега забил по плечам мужчины, тихо стонал, терпя тяжёлую ладонь, прижавшуюся к самому сердцу. Чему им учиться? Чимин не понимал. Им с каждым годом становилось всё теснее и теснее. Сколько ещё так будет продолжаться? Что делать с взрослеющими сыновьями, куда девать их, если никогда уже они не выберутся из этого ада? Они – альфы. Такие же хищники, как их маньяк-отец. Они не смогут ужиться втроём будучи взрослыми. Поубивают друг друга. Или убьёт их этот ублюдок. В каком возрасте это случится? Когда Чонгуку стукнет шесть? Или шестнадцать? Когда начнёт проявляться первый гон? Надоедала ли маленькая семейка похитителю? А если так – то что? Возможно он придёт также, под покровом ночи. Залезет на кровать, перережет глотку одному, затем второму. Умертвит каждого. И начнёт по новой. Возможно придётся убить и самого Чимина. Он не первой свежести. Так альфа и говорит. Ворвавшись в его тело, вбив в стену: - Твоя задница больше не такая узкая, а? Хорошо я постарался? Подарил тебе троих несмышлёнышей… ты должен быть благодарен мне. Я не вижу на твоём лице радости, - он больно затолкался, практически не отстраняясь. Между ног у омеги стало мокро. – Вот так-то лучше. Чимин, как мог, сполз по стене вниз, чтобы хотя бы лечь на спину. Мужчина перевернул его, поставив на четвереньки. Излюбленный догги-стайл. В такой позе легче всего ебать, оттянув волосы, или жадно придушив. Запахло дрянным. Вновь хотелось блевать. Альфа бормотал грязные вещи. Первое время Чимин, только-только ставший папой, истерично кричал, пытаясь вырваться из-под стальной хватки. Отвратительный ужас говорил мужчина про его сынишек. Хотел посмотреть на то, как изворачиваться будет несчастный Чимин, когда у альф начнёт крышу сносить от запаха течки. - Дай им немного времени… - рычал он, вколачиваясь и больно стуча кулаками в омежьи лопатки, - они сразу забудут кем ты им приходишься. Будут трахать тебя, и не опомнятся. Кто первый тебя нагнёт, ну-ка, расскажи? Он точно не знал их имён. Не то, чтобы не интересовался, просто ни разу не приходилось узнавать, Чимин практически не разговаривал с ним о сыновьях. Да и обычное «малыш» и «здоровяк» приелось, не хотелось что-либо менять. Кажется, одного из них звали Чонхи. Или Сынхи. Неважно. Не любил он их. Ни одного. Ему просто нравилось то, что Чимин ничего не может поделать, беременеет и рожает. А дальше – пустой звук. Ни плач детей, ни их невинные несчастные глаза не вызывали в нём жалости. Об одном только болела его чёрная душа: омега никак не рожал таких же как он, маленьких красивых. Малышей омег. Словно умел правильно принимать в нутро чужое семя. Мужчина разозлился, и заколотил Чимина по всему телу. Не прерывал полового акта. - Перестань, перестань, - задыхаясь от болей, омега закрыл голову дрожащими руками. - Сучка! Ты дуришь меня, да?! - Что я сделал? Что... я сделал? Схватив его за волосы, под самый корень, он сплюнул желтоватую слюну омеге на глаза. Тот заскулил, вцепившись в крепкую мужскую руку. - Что с тобой не так, а?! Слушай меня, блядь. Но Чимин не слушал. Его пару раз хорошенько приложили головой об пол. В ушах звенело безотрывно. Бесполезно говорить. Необходимость перетерпеть была единственной петлёй, за которую он, ухватившись, держался и верил. Коленки жгло огнём – натёр. Мужчина ускорился, взявшись за омежью талию, громко несдержанно застонал. Изнутри пронзило вязким и тёплым. Прижавшись к своей жертве теснее, он покрывался мурашками: шла сцепка. Совершенно тихий всхлип. Но тот его услышал. - Не рыдай просто так. Я бил тебя потому что ты заслужил. Чимин лежал, закрыв голову, глотал слёзы вместе со слюнями. Тяжело дышал. Место, куда пришёлся удар, нещадно болело, болью отдавало под самые рёбра. В комнатке послышался плач Ча Ю. - Не прерывай, - его грозные шипения больше не наводили ужас. Чимин просто терпел, когда спадёт узел, и он снова сможет лечь к детям. На душ он не нашёл бы никаких сил. Успокоившись, только и сумел вымолвить тихонько: - Ты купил футболки? - Я купил. – Альфа улёгся на него, придавил к самому полу. Дышать. Вдыхать и выдыхать. Ни в коем случае не сопротивляться. Теперь ему есть, что терять. – Там кровь. Отстираешь. - Что… - Моя. Ударился об дверь. Потекла из носа. - Осторожней. - Не умничай. - Тебе нужно быть осторожным. – Чимин облизнул свои губы. По бёдрам катилась смазка и пот. Этому придурку вообще нельзя раниться. Никак! Если он угодит в больницу, если сломает ногу или подавится пищей, если пропадёт – им всем конец. Они умрут от голода. Они все умрут от голода. Вздрогнув, омега занёс руку назад, ласково погладил лицо альфы. - Спасибо, что купил одежду. – Тихо-тихо, на грани шёпота. Когда Чимину было шестнадцать лет, он упирался. Глупость, но иначе не мог. От него требовали благодарности и любви, а он, замыкаясь в себе, разрушал несчастное сердце своего похитителя. Благодари меня за то, что ночами жуешь вонючую тряпку, за то, что уже с подросткового возраста учишься принимать толстый член и претерпевать надрезы, ожоги. Благодари меня за бесконечные сношения и боли, за выкрученные кости, побелевшие ресницы, рот, не могущий больше держать язык внутри. Благодари меня. За каждый ёбанный свой вдох благодари. Чимин был очень маленьким, и поэтому делал много глупостей. Быть может, именно поэтому мужчина жестоко бил его. Сейчас Чимин, ставший гораздо рассудительней, покрывался прочными, не сходящими шрамами, правый уголок его губ был изуродован, почти на самой середине лба значился длинный рубец. Альфа рассёк ему лоб, когда Чимин потерял ребёнка (думал, что омега сделал это нарочно). Два пальца – искривлённых, с маленькими шишками на фалангах, их мужчина сломал за то, что Чимин попытался подкрасться и рвануть из подвала, тоже в шестнадцатилетнем возрасте. Возможно было ему уже семнадцать. Его стригли каждые два месяца, чтобы не обрастал и не был похож на уродца из канализации, короткая причёска, только густая чёлка не задета, так он выглядел очаровательным и молодым. Моложе, чем сейчас. Детей альфа тоже бил, но реже и гораздо менее болезненно. Скорее просто пугал, ставил крохотных альф на место: кто здесь босс, кто здесь главный. Больше всех доставалось Чонгуки. Тот, как только стукнуло ему пять полных лет, бросался на мужчину, защищая папу от побоев или неприятных штук, которыми они занимались на кровати. Один раз альфа принялся раздевать Чимина, прижав к самому столу. Пока дети ужинали. Двое малышей испугано жались друг ко другу, а старший сынок, подскочив на ноги, швырялся в мужчину посудой и едой. О, как же сильно его тогда избили. Чимин вопил, упав к ногам своего бога и повелителя, умолял одуматься. Тиран. Психопат и уёбок. Держа мелкого дурачка за шкирку, он кулаком молотил его по лицу. Выбил зубик. - Тебе нравится мой узел? - Да. - Так и думал. Вспомни, Чим, ты так сильно умолял меня отпустить к родителям, так плакал, чуть сознание от слёз не терял. А теперь всё тебя устраивает. - Да. - Как дети? Всё у них хорошо? - Да. Вкусно поели. Спасибо за пиццу. - Коллега с работы подарил. Я хороший муж, омега? – В голосе слышалась печаль. Он прижался мокрым лбом в омежьи лопатки. – Вспоминаю своего отца. Тому всегда было на нас плевать. А мне на вас нет. Я забочусь о вас. И хочу заботиться еще, - он страстно застонал, прижавшись к Чимину ближе, - хочу ребёнка. Омегу. Почему ты не справляешься с единственной своей ответственностью? - Я не решаю, кто родится. Альфа запнулся. - Иногда мне кажется, что решаешь. Малыш Ча Ю плакал, не переставая. Но не о нём билось сердце в груди. Мужчине нравилось слушать стоны наслаждения, когда он выбивал из омеги оргазм за оргазмом. Такое конечно весьма редко мог себе позволить, только в период течки, когда поил Чимина специальными препаратами. Отдаваясь альфе со стопроцентной отдачей, омега и догадаться не мог, где и с кем находился. Сладкая пытка. - Пусть уже заткнётся, чёрт возьми! - Он испугался, - догадался Чимин. Ча Ю очень остро чувствовал запахи. В носике у него щипало, если альфа делал неприятные вещи совсем близко. – Давай прервёмся… - Нет. Мне нужен ребёнок! - У меня нет течки, это пустая трата времени. Мальчик в комнатке заходился громкими рыданиями. - Пусть придёт сюда и ляжет с нами. - Нет, - отрезал омега. – Закончим. Дом, изолированный от соседей и любопытных глаз. Чимин понял, что они находились где-то на окраине, пахло морскими водами, свежестью. Никаких крыш домов, стоящих рядом, одни только исполинские деревья, шипящие ветви. Шум речки. Альфа не запрещал детям веселиться и бегать. Некому услышать незнакомые детские голоса, звонкий смех, некому удивиться и пустить слушок. Иногда мужчина оставлял мальчиков во дворе, уезжая на несколько часов, но высокие заборы отпугивали малышей, они были слишком крохотны и неразумны, чтобы догадаться о попытке побега. Им даже не казалось, что бежать вообще было необходимостью. Всё им нравилось. Игрушки, еда, папа, душ, дворик, телевизор. Они не знали, не подозревали и на секунду, как плохо было омеге. Как он страдал и сходил с ума. Если дети оставались во дворе, Чимин торчал в подвале совершенно один. Не было слышно и звука. Как в гробу. Ничего он не мог с собой поделать. Когда дети громко плакали, он убегал в туалет и с силой прикладывался головой об кафельные стены. Нарочно резал себе пальцы ножом, чтобы утихомирить истошный визг внутри своего черепа. Свинячий возглас. Иногда ему казалось, что он сошёл с ума, и нет у него никаких детей, никакого молока в груди, никаких расписаний и наклеек. Омега не видел и не слышал, вырубался, игнорируя требовательный плач своих крошек. Мальчикам не нравился запах папы, когда приходила течка, они были раздражительны и нетерпеливы, дрались друг с другом и громко-громко кричали. В такие моменты, Чимин разрешал себе думать об их смерти. Он представлял, как набирает ванну, и зовёт купаться каждого, поочерёдно. Утопить их не составит большого труда, они – хлюпкие щенки, весящие под двадцать килограмм. Их трупы можно закатать в ковры или одеяла, всунуть альфе в руки, чтобы они вдвоём похоронили своих ненаглядных сыновей в ближайшей мусорке. - Па-па-па, - Ча Ю завыл, подняв ручки, и Чимин прижал его к себе, тихонько целуя в щёки. - Не плачь, я здесь. Всё хорошо. Засыпай. От омеги всё ещё пахло, и он прикрылся пледом. Малыш жался к нему испугано, требовал еды. В этом он был очень похож на своего отца: брал, без конца брал. Чимин гладил его по черным волосам, наблюдая, как двигаются круглые щёки. Альфа лёг в другую комнату, крепко закрыл за собой дверь. В коридоре слышалось жужжание лампы. Сын беспокойно мычал, носиком уткнувшись в омежьи ключицы. Чимин гладил его, гладил и оберегал. – Засыпай, Ча Ю. Ещё только ночь…