Беседа с жертвой преступлений Хуан Дина 23 февраля ***года 2:44PM
Вторник
Д. Ким Сокджин
- Я был возле остановки. Тогда подъехал автобус… не… не припомню номера. Я стоял один, и автобус уехал. Тогда мне хотелось дойти пешком. До моего дома вообще-то… далеко. Я не помню сколько минут пешком, но не долго и не быстро. Но я не помню. Ничего. - Остановилась машина, оттуда вышел омега… Ты его не знал? - Нет. Я никогда его не видел. Ты говорил, что лицо показалось знакомым? - Наверное мы когда-то встречались… я всё неправильно рассказываю… Ничего страшного. Не торопись. Мы закончим сразу же, как только захочешь ты. - Он уже плакал. То есть… не рассказал, а потом заплакал, а плакал уже рассказывая. Тебе стало его жалко. - Он сказал, что его потерянный сын учился в моей школе. Показал фотографию. Я никогда не видел этого мальчика… но… я не помню, как он выглядел на той картинке, я уже забыл. Да, это и не важно. Не переживай. - Вот… Они толкнули тебя к машине? - Я сам подошёл. Ты не хотел подходить, правильно? - Так делать некрасиво. Я просто хотел помочь. Хорошо. - В машине я почти смог убежать. На нас обратил внимание пешеход, и пока они двое не смотрели, я открыл дверь. Её не закрывали? - Дверь легко открыть. Там есть кнопка, и она отменяет блокировку… но у меня выбежать не получилось. Меня очень сильно за это наказали потом.4:01PM Пятница
- Альфа наказывал и Чонгуги тоже, он отбил ему зуб. А ещё порвал ухо. Ты сам его зашивал, да? Эти швы… я ещё в больнице заметил. - Да, я всё очень аккуратно сделал. Потом, когда Чонгуги скакал по двору, и опять случайно порвал, пришлось делать всё заново. Ты мог позвать на помощь? Или оставить записки? - Нет, потому что он всегда всё узнавал. Кто-нибудь ещё был в подвале? - Нет. Только мы. Я боялся, что заведутся крысы. Что насчёт телефона? - Альфа не брал его с собой. Наверное… не работала связь, он там не нужен. Работал телевизор, Чимин. - Я не знаю… Хорошо.2:12PM Понедельник
Как ты мог отличить кровотечение при течке от выкидыша? Ты уверен, что ребёнок был? - Да, альфа же со мной… мы же… Я понял. Но бывает и так, что течки проходят болезненным образом. Зависит от строения организма. Бывает кровь. - Нет, там был малыш. Хорошо. Ты очень любишь своих детей… - Да. Они у тебя очень умные. - Да.2:32PM Понедельник
- Да, но кажется мой Ча Ю немного глупенький. Как ты это заметил? - Он не реагирует на мою речь, и не привыкает к своему имени. Он двигается и ведёт себя немножко странно. Чонхи тоже так делал. А потом у него заболел живот… и потом он умер.4:20PM Суббота
- Мне кажется, он делал фотографии моих детей. Не бойся, Чимин, мы не нашли никаких альбомов. Он не трогал их. Мы проверяли. - Нет, он выводил их всех во двор, а меня оставлял одного. Врачи очень внимательно наблюдали за здоровьем мальчиков, каждого осмотрели. А наши полицейские всё обчистили, там нет никаких фотографий. - Он хотел, чтобы у меня родился не альфа. Он так и говорил? - Да. Он постоянно меня… ну, я не знаю, но мне кажется, у меня никогда не будет омег. А Дони? - Дони будет альфой. Хорошо. ...Чем он тебя обжог? - Это было три года назад. Я родил Ча Ю, и он принёс зажигалку. А пальцы на ногах? - Раскалённая ложка. Но это не так больно, как зажигалкой. Я вёл себя как ребёнок, и он ругал меня. Как ребёнок? - Если я плакал, или кричал. Но поначалу мне было можно, недолго. Я всё время пытался убежать. И он сломал мне пальцы. Честно говоря, я думал будет гораздо хуже, но он странно себя вёл. То так, то так. Как ты думаешь, у него есть родители или братья? - Да. Отец, братья. Тоже все альфы. Где они живут, он не рассказывал тебе? - Нет, но наверное далеко. Он не кореец, кажется. Верно. - Его невозможно убить. Нет, Чимин, он мёртв. Наш человек убил его. - Нет, так может показаться, но на самом деле, он хитрый. Никогда не бойся его. Мы все защитим тебя. Ты не один. Он больше не придёт.11:07AM Среда
- Я не маленький. Я этого не говорил, Чимин. - Нет-нет, я просто… если я говорю с врачом Ко, он называет меня «малыш» или «детка». Тебе не нравится? - Просто зачем? Я могу попросить его перестать. Он не со зла… - Хорошо, большое спасибо. Я понимаю, что меня нужно лечить, но я чувствую, как рядом с вами тупею. Что это значит? - Я очень плохо мыслю. Как будто не умею думать. Мне кажется, я слишком глупый. Это не так. Мы даём тебе лекарства, от них бывает лёгкая заторможенность, усталость, пассивность. Тяжело, да, но ты в этом не один. Твои родители, и вообще все мы тебе поможем. - Ладно.3:27PM Четверг
- Если бы меня не приучали слушаться и всех жалеть, я бы никогда не пропал.***
Чонгук очень быстро поправлялся. Конечно, здоровенным врачам приходилось пару раз ему «навтыкать», особенно, когда тот рвался увидеть Чимина, угрожая персоналу, что он их всех прирежет, если не разойдутся. Намджун разъяснил ему: чем сильнее оказывается сопротивление и бунт, тем дольше он будет здесь торчать. Командир Ким в первую очередь настаивал на лечении и восстановлении. Переломанный человек – человек никакой. Всему нужно время, нужно терпение, всё, формирующееся в процесс. Родители навещают Чонгука по очереди. Все свободные дни они проводят с Чимином. Новость о племянниках ошеломила Чонгука, заставила поперхнуться. Как иначе: тот говноед, подохший самой лёгкой смертью, издевался над омегой почти одиннадцать лет, эти шрамы – навсегда. Но почему Чимин не отдаст детей в приют? - Он их очень любит, - Борам, рассказывая о внуках, не сдерживает слёз. Последние недели он особо эмоционален, ему тяжело не расклеиваться, находясь со своим драгоценным сыном. – Они такие чудесные… чистейшие души. Невинные ангелы. - Прекрати, па, - Чонгука разозлили сантименты, он говорит, не сдерживая хамства: - Ты несёшь полнейшую чушь. И получает лёгонькую оплеуху. Омега смеётся, ласково гладит его щеке. Пока они беседуют, узнаётся очень многое: Сынхён, стоит вернуться ему в постель после тяжёлого дня, засыпает сразу же, не встаёт, как было раньше, по десять раз за ночь, беспокоя и себя, и супруга. Будто помолодел, обретя смысл. Чувства обоих растрёпаны, уязвлены абсолютно, но они защищают друг друга от невзгод, дожидаясь – когда же настанет утро, когда же можно увидеть сына ещё раз? - Как их зовут? – Чонгук практически выздоровел, он ведёт себя гораздо лучше, адские боли не беспокоят его, он может писать на бумаге целыми предложениями, не допуская ни единой ошибки. Позавчера он, наконец, собрал паззл. Тысяча деталей, большой могучий корабль, плывущий по закатному солнцу. Послезавтра его выпишут. - Спросишь у Чимина, - отвязался Сынхён, поднявшись на ноги. Он, в отличие от папы, чиминовых детей не обсуждал, один единственный раз назвал их обузами, и балластом, который мешает омеге восстанавливаться. Позиция отца Чонгуку понятна, он разделяет её, но негласно, почитая святым одно лишь решение Чимина, его комфорт, его спокойствие. И если эти щенки нужны ему рядом, под боком, то остаётся только лишь молчать. Никому и нихрена не должен Чимин, и уж тем более – своей родне, потерявшей его на целую вечность. Что до нынешних обстоятельств, то Чонгука беспокоит примирение с Тэхёном. Так как тот быстро подлечился, то в больнице долго не оставался, возможности лишний раз с ним пересечься просто не появлялось. Пожелав скорейшего выздоровления дорогому товарищу, Ким исчез также безмолвно, как когда-то исчез из жизни Чонгука Чимин. На совершенно глупой ноте произошла кончина их полицейских отношений, поэтому сейчас намерения у альфы были тверды, как никогда. Можно заявить, и не сомневаться: стоит обоим заново поговорить и проститься уже по-настоящему, мир заиграет абсолютно другими красками. А это – важно. Видеть новое, с надеждой. Он тогда ударил Тэхёна. За такое, на секундочку, принято просить прощения. Поэтому Чонгук припёрся в дом пожилого господина Кима. По словам Хосока, как раз там Тэхён и ночевал последнюю неделю. Вот он какой – альфа и коп…. Полный решимости исправить собственный промах. Начать с приветствий? Или сразу извиниться? Может лучше справиться о здоровье тэхёновых родных? - Ну нихрена-а-а… - вылупился на Чонгука какой-то мелкий пацан. Видать двоюродный братец, это он открыл дверь. – Вы же Чон Чонгук… вас по телику показывали!.. – отвернувшись, он заорал куда-то в сторону гостиной: - Юно-о!!! И получил затрещину. Прямо от Тэхёна. - Давай, круглик, катись в комнату. Тэхён совершенно другой. Красивый, безбожно красивый. Выглядит по-домашнему, у него широкие плечи и крепкая бронзовая шея, футболка с широким воротом, под ней видны точенные ключицы. Он мягко улыбается, неловко выпалив «э-э… привет», и пропускает коллегу в дом. Чонгуку тоже неловко, топчется, не зная куда деть руки. Неделями ранее он вообще-то ими Тэхёна и ударил. - Как ты? - Как ты?... Вылупились друг на друга, как давешние одноклассники. И рассмеялись. С горечью и потухшим огоньком внутри. - Отлично, - поблагодарил Тэхён, и Чонгук вторил ему: - Да, я тоже. Вроде порядок… - по коридору пробежал ещё один щегол, совсем малыш, и скрылся за дверью, - Тэхён. Послушай. Прости меня. Прости за то, что наговорил кучу всякого дерьма, и за то, что втащил тебе по твоей роже. Я не должен был срываться. - Ничего страшного. – Заверил тот. - Нет, много чего страшного. Мне очень жаль, что я не смог сказать тебе «спасибо» сразу же, как только очухался. Я не знаю, я… Першит в горле. Он что… собирается плакать? Растерявшись и смутившись, Чон выпрямляется, отворачивает голову, чтобы друг не смотрел. Его сильные ладони зарываются в лицо, тщетно пытаются приглушить задушенный всхлип. Тэхён правда не знает как реагировать. Что-то есть внутри Чонгука такое, пляшущее по его собственным костям как взбешенный чёрт, сейчас бьёт в грудь осознание, что там, почти уже дома, есть Чимин, пропавший, родной. Взрослый. Старший. Чонгук упускает одно конкретное ощущение, но описать его не может. Невозможно понять. Он ведь должен быть счастлив. А корёжит одно сплошное безумие. Сдавшись, он попускает слёзы, слизывая их с губ, шепчет Тэхёну «прости», но точно не зная, к кому конкретно обращается. А потом оказывается в объятиях. Мужественных и чувственных, его обволакивает запахом Кима, подкрепление осязается, разворачивается, созидает. - Пиздец, я не знаю, - говорит Чонгук, пока его горло продирает горький ком, - мне так жалко Чимина… я не смогу посмотреть ему в глаза. Я не хочу видеть его, не хочу, не хочу… - Чонгук… - У него трое детей, ты знал? – Тема практически меняется, - ну конечно знал… это же ты их вытащил. Спасибо тебе. Спасибо за всё. Тэхёну остаётся только улыбнуться. Он говорит: - Тебе пора к брату. Он заждался. Он очень скучал… И подносит сжатый кулак, заставляя внутри оживать мёртвому. Чонгук кивает, потому что согласен. Слишком долго ждёт Чимин. Надо бы и поторопиться. Сталкивание костяшками сплотило сильнее всякого разговора и советов. Расстались они на правильной, но печальной ноте. Как оправятся от невзгод, наверное даже заново возьмутся за новое дело. А пока. Чонгуку нужно купить племянникам какую-нибудь плюшевую зверушку. Такие в детстве он сам любил. Да и Чимин тоже.***
Первые свои слова Чонгуги доверил Бораму. Неудивительно, омега сидел с внуком с самого начала, одевал его в хорошую одёжку, приносил игрушки и самую самую самую вкусную еду. Ни разу Борам не ругал его и не делал замечаний по поводу поведения, когда как Па Чи постоянно дёргал Чонгуги, запрещая шуметь или баловаться. «Я хочу коко чипс» шептал своему Ба на ушко маленький Чонгук. «Мне надо по-маленькому», дёргая за штанину. К ребёнку всегда стремились две сухие руки – обнимали его, мягкие, нежнее, чем у папы. «Я хочу поспать с Буги», называя так своего плюшевого котёнка. - Папочка, я не нашёл штанишки на своём стульчике, - бормотал мальчик, пока Чимин намыливал его тело. Они сидели в душе, Борам же наблюдал за ними в коридорчике. У него в руках был маленький свёрток – малыш Дони. Тоже альфа. Тихонький и пахнущий совершенно по-новому. На этой планете свёрточек живёт уже целых четырнадцать дней. – Па Чи, штанишки… - Не ёрзай пожалуйста, Чонгуги, - локоны липли к шее и глазам, Чимин раздражался, и не мог почесать лицо, пальцы измазаны в пене. - Мои штанишки! - Они тебе стали меньше в размере, Чонгук, я их выбросил. - Нет, нет, нет, нет! Мои штанишки! – Там, за чиминовой спиной, застыл Сокджин, впервые расслышав болтовню малька. – Это мои!!! - Ба купит тебе новые, красивые, новый цвет. Жёлтый, ты же любишь жёлтый? Чонгук разрыдался, пытаясь вырваться из хватки папы. Чимин дёрнул его раздражённо, даже не представляя, с каким трудом внутри него самого удерживался истеричный вопль. Малыш бросился на мокрый пол, в раскрытый крошечный его рот заливалась горькая вода, он плевался и рыдал ещё сильнее, краснючий помидорка. - Чонгук… - да, Чимину пришлось выпустить его из рук, одежда омеги измокла и неприятно облепляла тощие ноги. – У тебя обязательно будут новые штаны. Ну-ка поднимайся. Быстрее! Чонгук! - Отпусти! - Давай, на ноги, живо! - Пусти меня, - едва вырвавшись, он замахнулся и с силой шлёпнул ладошкой по омежьей щеке. Чимина приводило подобное в бешенство. Он подскочил к ребёнку, больно взявшись за худенькие плечики, встряхнул, и не знал, что толкового сказать. - Ты ведёшь себя как плохой мальчик, Чонгук. - Отпусти меня, тупая с-у-к-а! – Дико завизжал вдруг мальчик. Борам захлебнулся от ужаса, а Сокджин поспешил к ним, сокрушаясь, что не вмешался ранее. Хотел посмотреть и понаблюдать за поведением малютки альфы. О чём думал Чимин? Неужели забыл?! Этот человек, с голой мыльной задницей и зарёванной мордой – это существо родилось от альфы. Из-за него. Для него. В первую очередь для него. Монстр схватил Чимина в свои крепкие могучие руки, изнасиловал, заставил терпеть цепкую связь, вязкое внутри себя, убивающее. Чонгук родился только потому, что Чимин не сумел сковырнуть его из себя никаким тупым предметом, как бы ни старался. Звучно задышав, омега рванул было из комнаты, но ненароком врезался в могучего альфу, в большого, в сильного, в страшного. Сокджину не следовало ловить его в объятия. Окатило чужим горестным вскриком, таким истошным и невыносимым – засвербело в горле. Даже если бы доктор попытался успокоить омегу, не помогло бы нихрена. Тот упал к его ногам, съёжившись, как бродяжная собака. Скорее всего – рефлекс. Если дети не слушались и голосили в подвале, альфа, по имени Дин, бил его. Бил чем попадётся. Сокджин запретил Бораму приближаться, приказал прекращать никчёмные рыдания и помочь собственному сыну и внуку силой, крепостью, надёжностью. Удивительно, но сработало. Борам собрался духом, уняв собственную дрожь и панику, страх же за своего несчастного травмированного ребёнка изгаживал его изнутри. Главное – он сумел держать себя в узде. - Чем мне ему помочь? – Вопрошает горестно, слушая, как скулит под их ногами Чимин. - Присядьте рядом с ним. Сейчас не трогайте. Тихо-тихо говорите. Пусть слышит ваш голос. Пока взрослые беседовали, Чонгуги боялся. Как же он мог позабыть, что эти страшные дяди умеют делать. У страшного Кобы был такой же тяжёлый низкий голос, такие же большие были его ноги и ручищи. Бледнея от ужаса, от нечеловеческого ужаса, крошечный Чонгуги смотрел, как плачет его драгоценный бедный папочка Чим-Чим. Наверное он опять получил по заслугам. Не надо было вышвыривать штанишки. Должно быть дяденька ударил его в нос. Тогда будет много крови. Чонгук спрятался за шторку, сжавшись в комочек. Дожидался, что же будет с ним. Не знал он этих людей и их намерений. Только одно понимал точно: нельзя выходить из-за шторки. Что бы ни случилось. Капли на нём подсыхали и сталось вдруг морозно. В их домике всё гораздо проще. Сперва Па Чи получает по заслугам, его хорошенько д-е-р-у-т, и он, вонючий и мокрый, возвращается в постель, укрываясь одеялком, тихо воя или просто громко-громко дыша. Чтобы Кобаяси не наказывал их троих (Дони ещё нету, потому что Дони был тогда в животике), Па Чи идёт с альфой в туалет, они развлекаются так долго, что уже даже ждать надоедает, хочется только спать. Если бы Чим-Чим слушался, Коба его бы так не наказывал. «Чонгуги, послушай. Пока я вас не позову, из л-о-г-о-в-а не выходите. Прячьтесь и ждите меня. Всегда так делай, хорошо? А ещё смотри на ленточки. Какая висит? Какого цвета?» В ванной очень холодно. Маленького Чонгука некому укутать в полотенце.