dwell

Чонхи родился крошечным. Всё утро (в часы бодрствования) Чимина изнуряли мучительнейшие схватки, но оставлять Чонгуги без присмотра было опасно. Тот уже резво и радостно ползал, не терпя покоя, кроватки, пелёнок. Чимин покормил его, сунул в руки игрушки, и отчаянно заскулил, сползая не спеша с дивана на ковер, влажным лбом прижимался к подушке. Он надеялся, что сумеет родить ребенка, пока Чонгуги спит. Обеденный сон. Нихрена без часов было непонятно. Одно выручало – таймер на духовке. Два раза по шестьдесят минут. Окошко в два часа. Но за два часа не произошло больших изменений: из него вышла вся вода, боль разбухала больше, скручивала чаще. И ничего. Проходило время, ворочался в кроватке Чонгук. Мужчина не пришел. Чонхи родился, пока в телевизоре танцевали бабочки. Жёлтые. Сквозь хрип и изнуренный стон, отзвенел последний вскрик, ударился о потолки и стены. Каким же совершенно маленьким был этот малыш. Зато так страшно орал. Ножом – большим и острым, Чимин перерезал пуповину на кухонном столе, лезвие скользило. Омега плакал с надрывом. Ему нужно убрать всё, что он оставил после себя; руки изгажены в крови. Меж ног текло, текло не переставая, жгло кожу, и та прела. Ночью Чимин кормил уже двоих. Когда одному ребёнку – год, а другой только родился, необходимость в человеке не переставая красным сигналом маячит в голове. В какой-то момент Чимину было абсолютно всё равно кто этот мужчина, и что он сотворил. Просто помоги. Возьми эту ношу и на себя тоже. И всё же позволить вложить души своих маленьких детей в чужие руки, грязные и жестокие... кем тогда будет Чимин? Что с ним станет, если случится непоправимое? Поэтому со всем справлялся сам. Впервые вышел из подвала с двумя детишками. Сидел на траве и жадно слушал пение птиц. Шумели деревья, шипел жаркий ветер. Чонхи, маленький и беззащитный, получал ласковые поцелуи в макушку. Его жиденькие волосы светлели на солнце. Сероватые глазки внимательно изучали «верхний» мир. Он учился ходить, разговаривать, жевать твёрдую пищу. Делить с братом омегу. Чонхи по природе своей был добрый. Никогда зазря не ругался. Борам и Сынхён его ни разу не видели, и почему-то предпочли притворяться, что ребёнка и не было вовсе. Чимину нужна была поддержка, но мало кто хотел поднимать тему о мёртвых детях. Их у Чимина должно было быть семь. Родившийся малыш Кён вскоре умер, Чимин даже не мог его похоронить. Ни его, ни Чонхи. ...Сынхёну удалось предотвратить две попытки самоубийства. После каждой из них гремел приговор – назад дороги нет. Любовью обволакивать сына практически бессмысленно, тот все равно уже давно потерялся. Хорошо набирались жизненно необходимые килограммы. Благодаря препаратам и витаминам, а ещё стремительно растущему аппетиту. Чимина познакомили с такой любопытной штукой – шлифование. Шрамы сглаживались, светлела кожа лица. Когда приезжал Джинри, тащил за собой целую кучу одежды. Своей и новой. Ча Ю расстраивал. Врачи предполагали, что у мальчика аутизм, он не мог воспринимать информацию, анализировать, изучать, познавать. Предпосылок было просто дохрена: начиная от глубокой травмы омеги, и заканчивая психопатией своего биологического отца. Так как крепыш был ещё совсем крохой, оставалось лишь гадать, какой в будущем расцветет из него букет. Какие болезни всплывут наружу, а какие сгладятся, восстановившись благодаря лечению. По словам Чимина, Чонхи тоже был «не совсем в порядке». Чонгук не проявлял никаких признаков острого нездоровья. Травма сказывалась на нем иначе. Редко разговаривал, часто и долго плакал, боялся шума и мужчин. Альф чувствовал за километр и паниковал, если резко возникал в комнате незнакомец. Хотя к дедушке и Чонгуку привык практически сразу. На него была надежда. Как и на Дони. Неделю назад они праздновали его второй рождения. А потом Чимин залез на стул. В тот страшный день дома был только он, Чонгуги и дедушка, двое смотрели внизу мультфильм, и омега решительно затягивал на шее прочную чёрную ленту. Соскочив, он захлебнулся задушенным ревом, давило так, что казалось лопнут глаза. Болели губы, он часто-часто ими шевелил. Через некоторое время, бесконечное и вечное, послышался бешеный крик маленького сына, он едва ощутил на себе трепетное прикосновение ничтожных ручек, жалобный зов, немощную хватку. Ребенок умолял, умолял о чем-то, чего сам не до конца понимал. Так просто... было нельзя. Отец ринулся к лестнице, не издав ни звука, а когда добрался, схватил Чимина за ноги, подбросил вверх. Давление с шеи не сошло, зато омега ощутил как сразу же летит на пол, глухо ударяясь, грязным мешком, засохшей костью. Сознание поплыло. Чонгуги прилип к нему, ещё такой слабенький. Горько плакал. - Пусти, - немощно выпрашивал омега у отца, пока тот скручивал ему руки, - не хочу... - Пожалуйста... жди. – Должно быть говорил про врачей. И заново встречи, заново процедуры, заново сон. Нелепый и смазанный. Дурацкий кошмар. А ведь только недавно Чонгуги пошел в первый класс. И теперь он сидел дома. Возможно его оставят на второй год. Чимин вспоминал себя, когда ему было семь. Он отчетливо помнит, как ему нравилось ходить в школу, учить стишки, кушать завтраки и собирать клубничку. Они посещали церковь по воскресеньям, там тоже омеге нравилось. - Я знаю, что тебе больно. – Говорил Чонгук, сидя на стуле у больничной койки. – Я знаю. Ты заслужил отдых. Тебе не нужно больше беспокоиться о детях, потому что я рядом. Я и родители, Чим-Чим. Вздрогнув, омега заглянул брату в глаза. Он вздохнул, и бессильно выпрашивал: - Чонгук, пожалуйста... не надо. Не называй меня так. - Прости, да, я просто- чёрт, да, хорошо, извини. – Альфа запнулся. – Я люблю тебя... я хочу, чтобы ты знал, что я люблю тебя. Я готов отдать за тебя жизнь. Не умирай. В его голосе слышалась хорошо знакомая дрожь. Прорезались слёзы и Чонгук вытер их сразу же, не всхлипнув. Чимин не знал точной причины, по которой хотелось выброситься в окно или прыгнуть под машину. Он должен быть благодарен. Благодарен. Всегда должен быть благодарен. Худшее позади. Наверняка? Омега дал обещание всей своей семье, что больше никогда не будет пробовать себя убить. От него никто не ждал ни обещаний, ни ответственности. Они хотели помочь. Вот и всё.

***

Когда Чонгук с племянником заявились домой, было темно. Дедушка укладывал спать мальчишек, Борам убирал со стола тарелки. Подъедал то, что дети не съели. Ворчал под нос, что никого никогда не устраивает его стряпня. Дверь в коридоре оглушительно тихо закрывалась на ключ. Крались, как воры. Альфа, подтолкнув Чонгука в спину, шипел ему, чтобы не чудил и сразу лёг спать. На лестнице их встретил Чимин. Оба поперхнулись, щегол потупил взгляд. Повязка на голове кричала громче всяких слов. - Э, привет... – подросток стремительно зашагал в комнату. Чимин схватил его за локоть. – Па, да я спать хочу! - Чонгук, что это? – Омега ошарашено смотрел на старшего альфу. – Где вы... - Иди спать, Гук. Чимин, надо поговорить. – Брат улыбнулся, пинком в зад сопровождал племяша в спальню. А оказавшись на балконе, он наблюдал, как бесшумно крадётся за ним Чимин. Они стояли молча какое-то время, омега первым нарушил тишину: - Ты его ударил? - Что… нет! - Пальцы зачесывали прилипшие ко лбу волосы, - не неси ерунды. Поругались. Он выскочил из машины. От этого что, должно быть легче? Чимин судорожно заглотал воздух, губами старался выразить потрясение. Чонгук предупредил: - Да не бойся, я сбрасывал скорость. Никаких серьезных ушибов или переломов. - Но почему он выпрыгнул из машины, Чонгук? Что ты ему сказал? - Ничего такого, я... – альфа раздраженно задышал, - да что с тобой? Я бы никогда не сделал ему больно. - Он выскочил из машины. – Омега хмурил брови. Неправильно всё это. - Его третий раз забирают к директору, я не заступился. - Я не понимаю, - прикрывая глаза, Чимин старался собраться с мыслями. - Он выделывается. Хотел убежать, думал машина едет медленней. Всё хорошо. Какой придурок. Что здесь хорошего? Они стояли и не говорили, но каждый думал только об одном. Чонгуги адекватный парнишка, чутка избалованный, бывает временами дерзкий. Экстраверт, хотя нравом обладал не из лёгких. В школе учится хорошо. Последнее время устраивает драки, и единственный получает по ушам. Ему тринадцать лет. Самое оно для первых мокрых снов, гона, рычаний, запахов. Засматривается на омежек, но обсуждать их пока стесняется. Короче говоря – нормальный мальчик. Вот только... - Что если Чонгук хотел умереть? – Глаза у Чимина увлажнились. – Это из-за меня... он ненавидит меня. - Прекращай. Он любит тебя больше всех в нашей семье. Не собирался он умирать, Чи. – Отмахнулся Чонгук. – Я в тринадцать тоже много че делал. Помнишь? Чимин не ответил. Он хотел пойти в спальню к своему ребёнку, проверить его голову, прижать к груди. Чонгук смягчился. Притянув к себе омегу, он заговорил куда-то ему в макушку: - Хочешь, на выходных поедем на пляж? - Холодно... - Просто постоим. Я возьму твой шарф, - с вселенской нежностью он зачесал мягкие локоны за ушко. – Возьмём поесть. Малиновый пирог Сэнто, не забыл? Хорошая вещица. Ещё в четверг должны были забрать, а ты чёт никак не накопишься ресурсом. Чимин неслышно прыснул в ответ. Сердце альфы согрелось. Он поцеловал брата в лоб. - Ты знаешь, я буду защищать этих детей, пока жив. Каждого из них. Я не позволю никакому злу прийти в их жизнь, Чимин, клянусь. Они – мои. - Тебе не стоило расставаться с Джинри, - омеге сделалось грустно. – Он тебя любил... - Ничего, оно всё подождёт. Чимин закачал головой, но отвечать не решился. Подождёт чего? Пока Чимин придёт в «норму»? Пока не закончатся кошмары? Или пока каждый из его детей не достигнет совершеннолетия? Дони только восемь. Это ещё целых десять лет. О чём Чонгук вообще говорит? Он не собирается строить семью?.. Разрушает свою жизнь ради жизни Чимина? - Спать? - Я проверю Чонгуки. - Да что его проверять! - Взорвался мужчина. Ноздри у него раздувались. Неужели уже настолько постарел? - Я хочу... - Ладно, - Чонгук сдался, - но хватит баловать его, бога ради. Этот крысёныш со мной практически на матах разговаривает. Чимин покорно закивал. Блядь.

***

Лежа в кровати с сыном, омега слушал его тихое сопение. Мальчик держал папу за руку. Он безумно рад, что ему досталась отдельная комната. Здесь есть всё: огромный стол, телескоп, подаренный соседом на день рождения, целая куча манги, коллекция роботов-самураев, крутой шкафчик, клёвые примочки для велосипеда. Велосипед. Настольная лампа. По ночам она горит всегда. - Сильно болит? – Чимин внюхивался в запах сына, мягко зацеловывал бинт. - Да нормально. Иди спать. - Зачем ты так сделал? - Да па, уже всё. Давай помолчим? - Хорошо. Обниматься и мурлыкать уже не круто. Никто из настоящих мужчин так не делает. Да, Чонгук млел от объятий и любви папы, он жаждал её полностью, жадничал, бывало – злоупотреблял. Однако никогда не мыслил плохого, не хотел вредить и уязвлять. Достаточно уже. Довольно. Жизнь раскрывалась перед ним всеми возможными красками. Чонгук не был юношей и тем более – мужчиной, но это пока. Он ещё сможет защитить свою маленькую семью. А вот сейчас болело сердце, не переставало мучить его ни на секунду. Он ощутил как щиплет в носу, поэтому зарылся лицом куда-то в подушку. Чимин всё чувствовал. - Я просто не понимаю, почему. Слышались сдавленные хныканья. Чимин разбито прошептал: - Прости. - Нет, нет. Это же не ты. Это не его вина. Не его вина. Чимин делал всё, что мог. Пора бы это уже запомнить. Навсегда запомнить. Нет ничего хуже сожалений. - Ты хочешь его убить? Ещё раз? – Когда Чонгуги плачет, его голос становится тоньше, выше. Совсем как у омежки. Он ещё такой ребёнок. Облизав губы, он высунулся из под одеяла. – Я хочу. Я ненавижу его. Чимин молчал. Неприятная тишина. - Как его звали, па, скажи. - Чонгук, я правда не знаю. – Омега выпрямился. – Он мне не говорил. - Он тебя заставил, да? Наверное, ты меня ненавидишь. – Мальчонка не выдержал и смешно завыл. Горькими слезами увлажнял повязку на голове. Это неправда. Дети спасли его. Даже если такое спасение – искажено и испорчено. Как бы сложилась их жизнь, если бы.... Нет. Что за глупость. Не было бы никаких «их». Всё началось уже неправильно. - Я не могу ненавидеть тебя, Чонгук. – Чимин не лгал, и его сын это знал и чувствовал. Они пролежали какое-то время в молчании. Мальчик несмело взялся за омежьи пальцы. - Я похож на него? Ну... лицом или там... когда чуть-чуть кривлю зубы. - Губы? - Да, губы. У меня некрасивый рот. - Нет, Чонгук, - Чимин посерьёзнел. – Ты совершенно на него не похож. - А Ча Ю? - Ча Ю похож на дедушку. - Дони? Чимин не спешил с ответом. Дони выглядел практически также, как выглядел его отец. Да и Чонгук тоже. Они похожи. Манерами, речью. И чем старше становился Чонгук, тем тяжелее было на него смотреть. Проклятое зеркало. Чимин неосознанно отпустил руку своего сына. - Вы все похожи на меня, Чонгуги. И Чонхи. Чонхи тоже был похож на меня. Где-то далеко, глубоко в подвале, сидит крошечный Чонхи. Он вытирает слёзы, сам кушает, сам моет за собой посуду. Складывает вещи и укладывается спать. Он абсолютно один. Но бывают ночи, когда спускается к нему Коба. Коба берёт его на руки, и долго целует в щёку. А когда отстраняется, то вместо лица у ребёнка – разъеденная кожа, блестит желтоватая кость. Из под мяса выбирается бабочка. Она тоже жёлтая.