Подкожно

«Только в том случае, если ты прекратишь употреблять противозачаточные», — эта фраза крутится в её голове каруселью каждый раз, как только на глаза попадается ненавистная коробочка, к которой она не прикасалась уже… Видимо, ребёнку было абсолютно плевать на то, что родители его не очень-то и ждут. И тут даже не скажешь, кого по характеру он напоминает больше. Оба упрямые и до одури влюблённые. Она уже даже научилась не плакать каждую ночь, когда Дан по привычке и, в какой-то степени, для удобства кладёт свою руку на ещё довольно плоский живот. Она просто накрывает его ладонь своей, обещая себе и ребёнку, что их сказка обречена на хороший конец. Чувство страха растёт в ней параллельно с ребёнком, который, к слову, даёт знать о себе всё чаще и чаще. Хранит в себе эту тайну, оберегает как зеницу ока. Стоит в ванной, рассматривая изменения в своём теле. Боится, что они станут заметны окружающим совсем скоро. И тогда уже ничего ей не поможет. Мало того, что Дан не хотел детей, так ей ещё и врать приходится. Слышит своё имя где-то на первом этаже и, поправляя футболку, которую она подняла пару минут ранее для того, чтобы погладить свой живот, спускается вниз. — Ты звал? — садится перед ним на диван в гостиной и скрещивает за спиной пальцы. — Почему ты перестала их пить? — бросает между ними серую полупустую пластинку. — Во-первых, ничего я не переставала, — от первого же взгляда на эти таблетки её начинает тошнить, кислород перестаёт нормально циркулировать по крови. Она жадно глотает воздух и, сделав короткую паузу, продолжает: — Во-вторых, с каких это пор ты начинаешь меня в чём-то обвинять? Разве я дала повод? — Она уже неделю лежит на кухне в одном и том же положении, а количество таблеток не уменьшается, — он останавливается, вглядываясь в её полные спокойствия глаза. Это даётся ей с большим трудом. Матерится про себя и пытается придумать шаги отступления. — Я снова спрошу тебя, почему ты перестала их пить? — А я снова отвечу, что не прекращала их пить, — делает очередной глоток воздуха, прикрывая на пару секунд глаза. — У меня есть ещё одна пластинка. Но это так, к твоему сведению. Обвинять же куда проще, чем просто доверять своей женщине. Мне очень неприятен тот факт, что ты стал следить за каждым моим действием. Вместо того, чтобы спокойно узнать ответы на свои вопросы, ты начинаешь что-то требовать и бросать упаковку таблеток чуть ли не мне в лицо. — Не драматизируй, - повышает голос, плохо совладав с эмоциями. — Мы с тобой не один десяток раз затрагивали тему детей, ты всё прекрасно знаешь, — видит, как она, держась за всё, что попадается под руки, добирается до кухни и наливает себе в стакан воды. — Что я должен был подумать? — Хочу напомнить, что нам с тобой не по десять лет и мы не просто живём под одной крышей. Периодически даже спим вместе, когда в приоритете стою всё-таки я, а не работа, и секс у нас тоже бывает. Да я же люблю тебя больше этой никчёмной жизни, потому что ты… Хотя, знаешь, обычно этого хватает, чтобы у двух взрослых людей появился ребёнок, — допивает воду и с характерным звоном ставит стакан в раковину. Проходит мимо него, напоследок оборачивается и практически шёпотом проговаривает: — Спасибо за подарок на годовщину, милый, я тоже тебя люблю. Не может разобрать ни одного слова, кроме короткого мгновенного «чёрт!», не реагирует на своё имя, лишь ускоряет шаг и скрывается в комнате Вени. Её всё ещё тошнит, а в животе завязываются морские узлы, из-за которых приходится лечь на детскую кроватку и обхватить колени руками. Когда спустя время лучше ей не становится, решается позвонить тому, кто ещё ни разу не оставил её в беде. С трудом находит свой телефон в огромном пустом доме и набирает номер Орлова. — Да, Тин, слушаю. Только у меня совсем мало времени. У тебя что-то срочное? — Нет, я так… Перезвони потом, когда освободишься, хорошо? — Да, конечно. Ищет в аптечке что-то, что могло бы ей сейчас помочь. Через слово читает показания к применению в длинной инструкции, психует, вытирает со щеки горячие слёзы и закидывает в рот три белые таблеточки. — Они ведь такие крошечные, — запивает их водой. — С нами же не может что-то случится, правда, малыш? Добирается до гостиной и ложится на диван, обнимая рукой живот, мысленно успокаивает себя и ребенка. Поспать у неё так и не вышло. После очередной резкой боли внизу живота набирает номер Дана, забывая о гордости и обиде. Тихо плачет, отсчитывая вместе с гудками редкие удары своего сердца. — Дан, — вместе с всхлипом вырывается из приоткрытых губ. В ответ слышит лишь ругательства, направленные, очевидно, кому-то из команды. Проглатывает очередной ком, дожидаясь хотя бы пары слов на том конце. — Господи, ну что ещё? — она дёргается, с трудом узнавая грубую интонацию, принадлежащую любимому успокаивающему голосу. — Ты позвонила, чтобы подышать мне в трубку? — Нет, — давит очередной всхлип, прикрывая рот рукой. — Извини. Сбрасывает звонок. Телефон скатывает по груди на рядом лежащую подушку. Звонить Орлову второй раз подряд не вариант. Если он сказал, что занят, да ещё и пообещал, что перезвонит, то беспокоить его не нужно. Она не любила навязываться людям и быть жалкой. А ещё не любила больницы и машины скорой помощи, поэтому 103 — это последние цифры, которые она наберёт. Если вообще когда-то рискнёт это сделать. Её сковывает паника и дичайший страх за себя и их ребёнка, который кричит «sos», бьёт в колокола и разжигает сигнальный костёр. Всё, на что могла бы отреагировать горе-мать, которая запуталась в себе, поддалась эмоциям и напрочь забыла про инстинкт самосохранения. Из тумана в голове выводит противная мелодия на мобильном. Не обращая внимания на имя, принимает звонок, мысленно молясь, чтобы это был Дан. — Алло, ты слышишь меня? — Орлов совершенно спокойно с кем-то прощается и вновь задаёт тот же вопрос. — Тин, ты тут? — Угу, — мычит ему в трубку, не в силах даже связать два слова. — О чём ты там поговорить хотела, я полностью свободен. — Я беременна, — собирает себя по частям, проговаривает фразу и роняет телефон. — Что, прости?! — это последнее, что она слышит перед тем, как веки начинают тяжелеть и закрывать её от реального мира.