Подкожно

Она слышит какой-то неразборчивый шепот. Голова раскалывается. В горле пересохло. Открывает глаза, замечая перед собой рослую фигуру, закрывающую дверь. Внутри всё снова переворачивается, вставая, наконец, на нужное место. Неизвестность пугает её даже больше, чем возможная реакция Дана на её беременность. Ком встаёт поперёк лёгких, не давая ей вдохнуть полной грудью. Кашляет, чем заставляет обратить на себя внимание. — Боже, Кароль, — Орлов мечется, не знает, что первым сделать и сказать. — Как же ты меня напугала, — улавливает тяжёлый взгляд подруги. — Будешь? Она медленно кивает, всё ещё не обронив ни звука. Следит за каждым движением Паши, складывая картинку из последних событий у себя в голове. Пьёт прямо из рук Орлова, постепенно краснея. — Ну и не такое же проходили, чего ты? — она улыбается краешком губ, а затем опускает глаза на белое одеяло, скрывающее живот. Плавно проводит ладошкой, а затем реагирует на слова Паши, которые он решает повторить ещё раз, замечая, что Тина постепенно погружается в себя. — С ребёнком всё хорошо, не переживай, — он знает её лучше, чем она саму себя. Успевает успокоить перед тем, как это девочка начнёт себя накручивать самостоятельно. Натерпелась. Довольно. — Дан… — хрипит и хватается за руку Паши. — Позвони ему, пожалуйста. Она уже морально готова к любому исходу событий. К любому его выбору. Не готова спорить с любовью. Готова просто принять, как данность. — Он здесь, — Паша встречается с её испуганными глазами, — место себе не находит. Он не знал? — Нет, — снова смотрит на одеяло, накрывая живот ладонью. — А как он отреагировал? Сильно злился? — Ну, как тебе сказать… — берёт тонкое запястье в свои руки, обрамляя маленькую ручонку своими двумя. — Когда я позвонил ему, держа тебя на руках, первым делом он прилично выругался на румынском. Не спрашивай, как я это понял, — растирает холодную руку, выводя пальцами на тыльной стороне какие-то узоры. — Мне пришлось сказать ему твои последние слова, и тогда он начал что-то тараторить о том, что этого стоило ожидать. Честно говоря, я его практически не понимал в тот момент… — Не продолжай, — смотрит выше головы друга, понимая, что зрительного контакта просто не выдержит. Хочется сбежать ото всех, сесть в угол пустой комнаты и уверять себя, что всё когда-нибудь образумится. — Он от тебя час не отходил, пока ты спала, — пытается хоть немного повлиять на её моральное состояние, которое можно оценивать только отрицательными числами. — Позвать? — бегло спрашивает, делая вид, что не замечает её слезу. Кароль кивает, заламывает пальцы и прокручивает в голове их последний телефонный разговор. — Можно? — вырывает её из потока мыслей, которые начинают сносить голову. Встречается с её пустым взглядом и тишиной в ответ. И не понимает, что хуже. Начинает дрожать от одного её вида. Ненависть к себе растёт в геометрической прогрессии. Воспринимает её молчание как снисхождение и садится рядом с ней, рассматривая каждый миллиметр её бледного лица. Замечает, как она перебирает кольца, нервно надавливает на выступающие костяшки. Не выдерживает. Сгребает в охапку, беспрерывно зацеловывая затылок. Слышит беспокойные всхлипы, чувствует трясущиеся холодные пальчики, которые аккуратно, словно чего-то боясь, прикасаются к телу под футболкой. — Тише, малышка, — отстраняется от неё, касается руками впалых щёк, большими пальцами вытирая солёные дорожки. Отмечает в голове, что физические изменения были давно заметны, только он упорно не хотел обращать на это внимание. — Скажи, есть ли хоть один вариант, при котором ты сможешь остаться со мной? — жмурится, представляя, насколько жалко сейчас выглядит перед ним. — Даже из чувства долга или сочувствия… Его тут же выбивает из всех систем. Подавляет в себе желание выругаться вслух. Насколько она отчаялась, позабыв о том, что он ей дал негласную клятву о вечном. Он весь напряжен, не до конца понимая, как вселить ей в веру в них, которую она обронила вместе со слезами и своей глупой просьбой. Ему больно от одних её слов. — Ты действительно думаешь, что я смогу от тебя уйти, зная, что вот здесь, — кладёт руку на живот, — живёт ребёнок большой любви? — Но ты ведь… — Подожди, — вытирает последнюю слезу, — мне нужно с тобой кое-чем поделиться. И я полный идиот, раз не сделал это раньше. — Не вини себя в том, в чём ты не виноват, — она пытается как-то успокоить его напряжение, пока ещё не понимая, о чём таком серьёзном он хочет поговорить. — Все мои слова о том, что я боюсь стать плохим отцом, что работа и музыка продолжает делить вместе с тобой первое место… это всё, конечно, правда, я действительно боюсь, но это не основная причина такого отношения к детям, — сглатывает, собирает буквы в слова и выдаёт на одном дыхании: — Мы разошлись с ней после выкидыша. Не уберёг. Ни её, ни ребёнка, — Дан замолкает, и видя, как сжимается его кулак, Тина вновь заходится плачем. — Наша почти семья закончила своё существование спустя шесть месяцев безуспешных попыток вернуться к нормальной человеческой жизни. Мы так и не успели пожениться. Поэтому «почти» семья, — Балан нежно касается её лица, смахивая крупные слёзы. Вглядывается в глаза и видит перед собой ту, которую потерял. Закрывает глаза и продолжает: — Она очень закрылась. Никакие советы психологов не помогали. Она выбросила помолвочное кольцо вместе со своим «люблю» спустя месяц, наверное, если не раньше, — Тина укладывает свою щеку ему на плечо, медленно поглаживая мужскую ладонь. — Нам было тяжело друг с другом. С такой ситуацией мы не справились. — Почему ты не рассказывал мне об этом? — Я не привык делить с кем-то свои слабости. А до появления тебя в моей жизни тема детей остро не вставала. Страх потери до сих пор живёт со мной. Её мертвые глаза в тот день… это чувство… оно всегда со мной. Ходит по пятам. Завтракает со мной. Смотрит в моё же отражение в зеркале после душа. Въелось под кожу, течёт по венам вместе с кровью, — он тяжело выпускает из лёгких весь воздух, пропитанный болью и страхом. Обнимает её крепче, теряясь в светлых волосах. — Эта тайна стоила мне твоей безысходности. Прости. — Всё хорошо, родной, — она всё понимает. Её сердце находит покой. Дышит ровнее. — Ты ведь звонила мне не просто так, да? — гладит по волосам, успокаивая и её, и себя. — Почему ты ничего не сказала? — Я испугалась, — признаётся честно. — Пожалуйста, Тина, ради всего святого, — берёт её лицо в свои руки, — никогда, слышишь, никогда не бойся мне что-то сказать. Особенно, если это касается вас, — опускает взгляд вниз, на живот. — Я просто очень сильно боюсь вас потерять, боюсь вновь… — Поцелуй меня, — настойчиво перебивает. — Мм? — всматривается в погрустневшие глаза, отыскивая там ответы на все свои вопросы. Но они все находятся глубже, в самом сердце. — Поцелуй меня, пожалуйста, — шепчет едва слышно в ничтожно маленькое расстояние между ними. А Дан впервые за последние полтора часа улыбается, осознавая, сколько ещё странных просьб и желаний услышит от неё на протяжении последующих месяцев. Целует нежно, боясь потревожить лишний раз тот верёвочный мостик, которым им удалось связать свои два обрыва. Не хочет вновь испытывать на прочность маленькую хрустальную девочку, которая была в шаге от того, чтобы вновь разбиться. — Тань, — снова с тревогой в голосе и страхом в глазах, — сколько раз ты плакала с того дня, как встретила меня в прихожей? — ему почему-то казалось, что именно тот вечер стал точкой невозврата. — Зачем тебе это? — не хочет его ранить, поэтому опускает глаза вниз. — Хочу знать, сколько раз ты во мне нуждалась, пока меня не было рядом. Мне нужно это знать, — поднимает её подбородок выше, — пожалуйста. — Почти каждую ночь, когда ты обнимал меня вот так, — укладывает их руки на живот. — Ты был рядом, но так далеко. За стеной, которую я выстроила своим враньём. Я ведь уже в тот день знала, что беременна, но нагло тебе врала. — Каким слепым я был, боже… — оставляет поцелуй на её щеке. — Прости за испорченную годовщину. — Я люблю тебя, ты же знаешь, — опускается на подушку вместе с ним. — И ничего в целом мире не может это изменить. Давай не будем возвращаться к этому, хорошо? Запускает ладонь в его мягкие волосы, перебирая пальчиками прядки и массируя кожу головы. Им двоим нужно отдохнуть, желательно на островах средиземного моря. Но единственное, что они могут себе позволить, — больничная палата и лечебные поцелуи. Едва не засыпая от переизбытка эмоций и сильнейшей усталости она всё-таки ловит его глаза своими и тихонько проговаривает, напоминая о том, что она с ним от начала и до конца: — Ты будешь самым лучшим отцом, любимый.