Людьми не стоит дорожить

      Хазин сразу понял — они пришли сюда не для разговоров. Нехитрым образом Гречкин решил проверить, насколько новый следователь «свой». Стоило ли довериться этой полицейской шавке, которая могла оказаться подсадной уткой, решившей по наводке питерских ищеек разоблачить историю судебных взяток? Или, уже из-за собственной жадности, захотела бы слить информацию жадным до сплетен журналюгам? Копы всегда хотят либо справедливости, либо денег, и только со вторым вариантом Кирилл мог договориться на сотрудничество. Хазин чувствовал, как потерпевший прощупывал почву.       Вроде бы потерпевший, но с достаточным списком пригрешений, чтобы в любой момент угодить на скамейку подсудимых.       Проверка проходила в полевых условиях элитного заведения, под вибрацию басов во всем теле. Музыка была подобрана паршивая, но никому до нее не было дела. К полуночи половина не стояла на ногах от выпитого, другие разбрелись по уборным: обжиматься или обмениваться дозами. Атмосфера местечка навевала воспоминания, аж до зуда в носу и глотке, но Петя, как и обещал папаше, полтора месяца держался в завязке.       Гречкин, развалившийся на диване, вырядился в очередную пеструю рубашку и потягивал коктейль из высокого стакана. Можно вычеркнуть из списка задач добычу ценных сведений. Из уст подвыпившего пацана они все равно весомыми не были. Одетый не по форме Хазин сдерживался, чтобы не закатить глаза: на кой черт он согласился прийти?       Он был в футболке, простенькой на вид, но стоившей, как ночь с какой-нибудь красоткой, ютившейся у барной стойки, и жалел, что не выбрал что-нибудь полегче. В нелепой гавайке Гречкин чувствовал себя сейчас явно комфортнее, чем он. В клуб набилась толпа, какая-то популярная девка с кислотно-зеленым каре стояла за пультом диджея. Время от времени к ней подбегали обняться или сделать сэлфи. Петр отвлекся на суматоху справа от их столика, усаживалась компания из шести человек, из которой только один твердо стоял на ногах. В этот момент раздался характерный щелчок камеры айфона. Если бы тот не прозвучал так близко, Петя поверил бы, что очередной неформал сфоткался с инстаграм-знаменитостью, но, повернувшись, он заметил вытянутую руку Кирилла. Тот не успел убрал телефон с открытой фронталкой.       — Ебнулся? — в лоб спросил Хазин, забирая чужой телефон. Сделал он это ловко, отработанным движением, удержавшись от того, чтобы не отвесить Гречкину подзатыльник. Пацан не то, чтобы сопротивлялся, пока товарищ майор рылся в галерее смартфона, чтобы удалить свежий снимок. В кадре действительно были довольно лыбящийся сынок прокурора и московский мент, сидевший в профиль. Все равно узнаваемо. Утеки это в Интернет, и проблем не оберешься, навалившееся дерьмо не помог бы разгрести даже отец. — Ты бы сразу в снэпчат снимал или трансляцию включай, хули нет-то. Мне ж именно тут полагается штаны просиживать.       — Да лан тебе, я для личного пользования.       — Эти байки рассказывай шлюхам, которых на хоум-видео разводишь, — Хазин потянулся к пачке сигарет, но остановился на пол пути к карману, вопросительно взглянув на Кирилла. — Курить тут у вас можно?       — Нам — можно, — рассмеявшись, махнул он рукой.       Действительно, что за осторожность? Курение в неположенном месте — мелочь для сыновей генерала и прокурора-миллиардера, которые, скинувшись, могут позволить себе арендовать все это помещение на ночь. И ту сисястую с зелеными патлами тоже. Петя вытащил сигарету парламента, чиркнул колесиком зажигалки и прикурил. Ядовитый табачный дым повис в духоте. Головной боли Хазин не боялся, наоборот, стало как-то легче дышать.       — О нападении ничего не вспомнилось? — обратился он к единственной теме, их связывающей. Искать другие точки соприкосновения было впадлу. Однако, Гречкин как будто и думать забыл про покушение на собственную шкуру. Отстрелявшись перед публикой парочкой интервью и жалобными постами, он оставил тему позади, наверстывая упущенные на больничной койке блага мажорской жизни. На вопрос Хазина он рассмеялся, не вытащив изо рта трубочку, булькнув смешком в «Кровавую Мэри».       — Ой, не, давай не про клоуна в маске, ты ж нормальный пацан. Поймаете его сами, я, чего мог, рассказал, — он глотком допил стакан и потянулся к следующему. Петр прикинул, что на баре стоял профессионал, умело разбавлявший алкоголь водой. Гречкин был слишком трезвым для выпитого, но одновременно слишком пьяным, чтобы это заметить. — Чего тебя из Москвы к нам закинули-то?       Петя пожал плечами.       — Твой отец крутого сотрудника хотел, он его получил. Тебе пить-то можно, не поплохеет?       — В смысле? — на миниатюрном подносе в два ряда стоял набор из шести шотов. В рюмке содержимое располагалось слоями: на самом дне прозрачная самбука с разводами гранатового сиропа, на втором ярусе лежал плотный молочный ликер, все завершалось кислотно-зеленым абсентом, подсвеченным ультрафиолетовым освещением клуба. Название «Хиросима» напиток оправдывал, смесь получалась разрывная. Хазин некстати вспомнил, как на дне рождении подруги надрался как раз самбуки, намешав ее с текилой, и трахнул виновницу торжества, пока в соседней комнате сидел ее жених.       — Тебе швы накладывали. Еще разойдется все к херам от алкашки.       — Если начну истекать кровью, то бравый полицейский дотащит меня в травмпункт, подумаешь, беда.       — Нет, — бестрастным голосом опроверг эту гениальную идею решения проблемы Хазин. — Мне с тобой светиться нельзя, так что готовься быть переданным в руки секьюрити и направленным к папаше.       — Как скажешь, товарищ начальник. Я думал, ты не из тех, кто заебывается.       В этом Гречкин был прав, но облажался с формулировкой. Хазин был из тех, кто не позволял другим заебать себя, разница между ощутимая. Он знал, какие правила можно нарушить, так как ими пренебрегало девять из десяти коллег, а за какие могла полететь с плеч голова. Сесть пьяным за руль, выкурить косяк или толкнуть дозу мефа в общественном туалете — в пределах допустимого, если что-то и пойдет не так, есть шансы выкрутиться. Засветиться бухающим с потерпевшим, которого новостные сайты характеризовали не самым лестным образом, значит — сесть в лужу. Проебал бы тогда молодой майор свое громкое дело, как неопытный щенок. Этому научили даже не годы службы, а тяжелая рука папаши, влеплявшая нерадивому сыну затрещины за серьезные промахи.       Нормально делай, нормально будешь. И не гадь там, где жрешь и живешь. Если проебешься в органах, потом нормальной работы не найдешь, это факт. Зачем тогда потраченные на высшее образование годы? Нахуй. Петя все сделает, как положено. Хотел Гречкин побухать вместе? Пусть порадуется, бесполезной такую дружбу не назовешь. Последний раз наркобизнес вышел Хазину боком, поставщик подложил свинью, толкнув нечистый товар, который угораздило сбагрить знающим людям, а не какой-нибудь шалупони. Бабки понадобились крупные, у приятелей не одолжить, у отца незаметно не уведешь ни из кармана, ни со счета. Пришлось хорошенько тогда запариться, чтобы все более-менее утряслось.       Было бы попроще, будь у него в знакомствах такой вот Гречкин, меняющий разбитую ламборгини на новую спустя два дня после аварии. Со смертельным исходом, мать его. Вот от кого родители ни черта не требовали, пристроив в универ, подарив частный домик, переписав приличную часть сбережений на его имя. Вроде одного поля ягоды их бати, прокурор и генерал, но как по-разному закалены. И Хазину сложно определиться, рад ли он, что его отец не такая гнилая паскуда без принципов или завидует.       Он опрокинул в себя рюмку «Белого русского», порадовавшись вкусу хорошей водки. Язык и горло приятно обожгло. Закрались сомнения, что на баре промышляли мухлежом. Может, у Кирилла за многолетний опыт пьянок выработалась толерантность? Если так, то сколько ему понадобилось выпить, чтобы на свободном участке дороги вылететь на тротуар и задавить ребенка? Хазин прикусил язык, чтобы прийти в чувство, потому что опять он вернулся мыслями к этой бедняжке-сиротке. Все сводилось к ней, камень преткновений, потому что из них двоих он, неожиданно для себя, все-таки был отцом.       Петя думал о том, что где-то в Москве осталась беременная от него Нина, с которой они полюбовно разошлись. Он помогал ей с деньгами, уже заключил договор с навороченным частным садиком, все такое. И он бы однозначно ебнулся, если бы с его ребенком случилось подобное. Если бы пьяный дебил его угробил. Хазину тошно, что ему самому всего под тридцать, а думает он, как состоявшийся семьянин. Пиздец.       — Чет ты раскис, — взволнованно хмурившийся Гречкин смотрелся карикатурно. Стал бы он беспокоиться о ком-либо. — Не догнался? Заказать чего-нить?       — Сейчас наверстаю. Работа, понимаешь, грузит, — откинувшись на спинку дивана, Хазин взялся за остававшиеся перед ним шоты. Опрокинул четыре подряд и выдохнул, зажмурившись на секунду.       — Алкашкой не разгрузишься. Сгоняем в уголок?       — Ты груженным приперся сюда, что ли? — Петю вело, но самоконтроль у него сохранялся отменный. Он поднял малость расфокусированный взгляд на Кирилла, не надеясь получить отрицательный ответ. Не зря подумалось про «дебила», таким Гречкин-младший и был, и вряд ли он когда-либо изменится. Горбатого могила исправит.       — Есть такое, да, — довольно осклабился Кирилл, похлопывая себя по карману брюк.       — Пизда, — то фотки, то наркота. Как будто подопечный старался с каждой новой секундой переплюнуть свой предыдущий косяк. — Не боишься за решетку улететь?       — Если мой батя тебя из Москвы лично одобрил, то не боюсь. Ты понимаешь, что миром бабло правит, отмажемся.       — Ссори, пару месяцев, как чистый. Срываться не планировал.       — Ну да, торчать надо по расписанию, — гоготнув, Кирилл поднялся из-за стола, потягиваясь всем телом. Вытянув руки к потолку, он прогнулся в пояснице, хрустнул позвонками, дважды подпрыгнул на месте, стряхивая напряжение с затекших мышц. Организму, приходившему в себя от проведенного на больничной койке времен, требовались подобные разминки. — У меня как раз по таймеру. Точно не присоединишься?       — Смотри, аккуратнее с обезболами мешай, я тебе не Винсент Вега.*       — Да у меня тоже не каре, и даже волосы не черные, — Кирилл показательно растрепал намертво залитые лаком волосы. Те приподнялись от усилий слипшимися иголками-сосульками и опустились обратно, также вместе. Ощупь должно было быть омерзительно, липко и жестко. — Хотя отрастить пробовал.       Хазин не успел спросить, что помешало осуществлению задуманного. Может, волосы тупо не отрастали из-за паршивого и на первый, и на двадцатый взгляд осветления? В любом случае, слава богу, что идея не исполнилась, потому что Петя не вынес бы еще более клоунского вида собеседника. Кирилл исчез где-то в толпе, его аляповатая рубашка была плохим ориентиром среди сотни таких же молодых людей, пришедших сюда шикануть. В распоряжении Пети, прикидывавшего, не пора ли ему собираться домой, оставалась водка на кофейном ликере.       Можно было напиться и вызвать такси. Можно было оставить коктейли в распоряжении Гречкина и своим ходом добраться до гостиницы. Это не так уж далеко, полчаса, если Хазин остановиться пару-тройку раз покурить. Заодно появится время собраться с мыслями, раскидать программу действий. Завтра планерка, от него потребуется отчет, и, если не получится предоставить мало-мальски полезной информации, то Петя проебется. И ладно перед каким-нибудь Прокопенко, но вот Игорь Гром свои пять копеек вставит неприменно. Видите, мол, кому поручили дело, а могли бы мне.       И было бы в Санкт-Петербурге на десяток избитых свидетелей больше.       Задумавшись, Хазин на автомате продолжил пить, развалившись на мягкой спинке, поведя напряженными плечами. Опьянение приятно согревало. Мимо проплывали девушки, стрелявшие глазками в поисках подходящего кавалера, то и дело задерживаясь на Петре, но не получали от него ответных знаков внимания. Ему знакомств в барах хватило, он таким образом сошелся когда-то с Ниной, влюбился в девчонку по уши. Через пару свиданий они благополучно потрахались в туалете ночного клуба и начали встречаться. Поездки на Мальдивы, секс, просмотренные в обнимку сериалы, полет на парашюте… Пару месяцев назад Хазин был по-настоящему счастлив.       А потом сбежал от ответственности в виде залетевшей от него тёлки, вдобавок бросил дочку отцовского начальника, с которой был обручен уже как год. Теперь папаша желал ему, «проклятому кобелю-наркоману», сдохнуть в подворотне, но хотя бы на Нину праведный гнев генерала не перекинулся. Петя Хазин чувствовал себя сбежавшей из-под венца невестой, которая теперь старательно искала пути самореализации. Ни в любви, ни в смерти ему как-то не повезло, поэтому приходилось удовлетворяться построением карьеры. Одно он мог сказать точно: смазливых цыпочек с него на некоторое время хватило. И счастья тоже хватило, по горло. Как только будет раскрыто дело придурка с клювом, он получит свои премиальные и уйдет в закат… то есть в отпуск.       Стол опустел. За размышлениями Хазин не контролировал, как опрокидывал рюмки одну за другой, не чувствуя никакого серьезного эффекта. И это он удивлялся стойкости Кирилла, которого не сносило от выпитого, хотя сам точно такой же. Алкоголь — ебанный депрессант, в отличие от коктейля из эйфоретиков и стимуляторов, которым Петя заправлялся обычно, вот это жидкое дерьмо нервную систему угнетало. С его апатией самое то, чтобы утопить себя по глубже. Почему он вообще остался один? В одиночестве лицемерить сложнее.       Где Гречкин?       Хазин посмотрел на часы. С момента его ухода прошло около двадцати минут, плюс-минус, даже с учетом потенциальной очереди, столько торчать в туалете невозможно. Что-то случилось, с такими, как Кирилл, все время что-нибудь случается. Уж кто, как не Петя знал, по кому судить. Придется своего потерпевшего разыскивать самостоятельно. Предчувствие подсказывало, что ничем хорошим ночь уже не закончится. Интуиция Хазина, можно сказать, передалась по наследству от матери, женщина всегда, с самого детства, предугадывала, если сын попадал в неприятности, и, чуть что, поднимала на уши участкового и районное отделение полиции. В тринадцать, играя с пацанами на территории недостроенного советского госпиталя, Петя сломал ногу — матушка тогда готовила ужин и до мяса ножом порезала руку, а потом начала капать мужу на мозг, что с Петрушей что-то не то, нужно искать.       И когда уже взрослого Хазина остановили пьяным вусмерть за рулем, на телефоне оказалось двадцать с лишним пропущенных с ее номером. Она почему-то всегда наперед знала, в какой момент он совершал очередную непоправимую ошибку.       Руководствуясь тем же шестым чувством, Хазин нетвердой походкой двинулся в сторону туалета. Внутри оказалось темно, музыка доносилась эхом, неразборчивым набором звуков. Пахло едким освежителем воздуха, и привкус химозного до тошноты персика оставался на языке. Как будто разбили флакон духов, купленный в переходе. В помещении не было ни одной, на первый взгляд, живой души. Хазин прошел вдоль кабинок, постукивая костяшками по двери каждой из них, пока тишину не прервало мычание, раздавшееся из дальнего угла. Хазин распахнул нужную дверь и выругался.       На опущенной крышке унитаза сидел Гречкин, привалившийся к стене. Холодный кафель делал ему, по всей видимости, лучше, но не спасал от последствий принятого. Сомнений в том, что Кирилл додумался догнаться чем-то нелегальным, не было: бессвязно пробормотав что-то витиеватое, он открыл глаза, уставившись расширенными уж точно не из-за полумрака зрачками на Хазина. Наркотические «болты» Петя определял безошибочно.       — Ты еблан, — констатировал он факт, хватая Кирилла за плечо и вытаскивая на свет. Лампочки горели желтым, делая вид совсем болезненным. — Что принял? Таблетки? Ты это хотя бы помнишь?       Хазина можно высмеять за наивность. Он, отпуская Гречкина после их разговора о веществах, подумать не мог, что парень решит добавить к смешавшимся внутри него лекарствам и выпивке наркотики. Нельзя же быть настолько отбитым. Он же не бессмертным себя мнит?       Кирилл позволил закинуть себя на плечо, уткнулся лбом в шею Хазина, потираясь, как новорожденный котенок. От неожиданности майор едва не оступился, запутавшись в ногах, когда горячая ладонь вцепилась ему в предплечье. Игнорируя паршивое состояние, Кирилл улыбался, булькающими звуками смеялся себе под нос. Скорее всего, в карманах у него нашлась бы остававшаяся доза экстази, припасенная для Пети заранее. Он же предлагал составить компанию, да? Ублюдок.       — Петь, душно тут. Поехали домой, телок вызовем.       Хазин впервые за лет пять или десять чувствовал такую удушливую неловкость. Дыхание перегаром на ухо и обжимашки не вписывались в ожидаемое времяпрепровождение. На них смотрели. Кирилл был слишком близко.       — Рот закрой, пока я тебе нарколога не вызвал. Чего ты с телками в таком состоянии делать собрался? — Кирилл не просто висел на Петре, как ему полагалось, мешком, нет. Он лез обниматься, дышал прямо на ухо. То, каким тактильным он вдруг стал, подтверждало догадку. Обычно экстази в клубах называли наркотиками любви, действовало оно не забористо, но трахаться под его эффектом было круто. Если кровь перед принятием была чистая, конечно, не как в этом, чтоб его, случае.       — Показать? — Гречкин расхохотался, мотнув головой, стараясь сбросить с глаз упавшую на них челку. Та упруго качнулась и вернулась на место. — Ты не знаешь, зачем шлюх заказывают?       — Не для того, чтобы в их объятиях от передоза сдохнуть. Двигай давай, ножками-ножками, — он на ходу помахал охранникам, обеспокоенно двинувшимся в их сторону. Не получилось продраться незамеченными через толпу. Разомлевшая тушка в руках то и дело останавливалась, шагала не в ту сторону и всячески мешала идти. Хазин дружелюбно улыбнулся усатому мужику с бейджиком, прокашлявшись. Не дай бог посчитают, что он тоже в неадеквате. — Перебрал, дядь, ничего страшного с ним. Сейчас доставлю домой к родителям.       «Просто съебись с дороги», — Хазина ощутимо трясло от всей сложившийся ситуации.       — Помощь точно не нужна, такси вызвать? Эвакуатор? Этот на своей тачке приехал.       Этому, по скромному мнению Петра, эвакуатор бы тоже не помешал. Будучи на полголовы выше, Кирилл в состоянии нестояния был ужасно неподъемным и неповоротливым. Хазин подозревал, что секьюрити опасался, никак не отлипавший от них, как бы они не полезли сами за руль, и поспешил заверить его в обратном.       — Тачку потом его папаша заберет, такси и сами вызовем.       Наконец-то, они вывалились на свежий воздух. Гречкин так навалился на дверь, что чуть не утащил ее с петель вместе с собой. Затем он уселся на тротуар, вытянув ноги на проезжую часть. Третий час ночи, дорога, благо, была совершенно пустая, по противоположной стороне шла толпа подростков, очевидно, тоже навеселе. Хазин прижал ладонь ко лбу, выдохнув. Затем достал пачку сигарет, вытянув сразу две, закурил. Вторую вместе с зажигалкой он любезно протянул шумно дышавшему компаньону. Тот поблагодарил его только после первой глубокой затяжки.       — Блять, все нормально было. Чёт переборщил…       — У тебя переломы срастаются, а ты по клубам. Ты хоть прикидывал, насколько мощным обезболом тебя загрузили? С раздробленной скулой, бля, — Хазин уселся рядом. Осень забиралась ветром под легкую одежду, но прохладе он был сейчас благодарен. Хотелось как можно скорее протрезветь.       — Поебать, — Гречкин скривился. Удивительно, как люди, не дорожившие чужой жизнью, точно также наплевательски могли относиться и к своей. — Прикинь, после нападения этого утырка мне с инстаграме столько народных мстителей пришло.       — В смысле?       — Ну типа люди пишут, что жаль, что я не сдох. Детоубийца, гори в Аду, мудаков на нож и все дела. Справедливые такие все, что пиздец.       — А хули ты хотел? Не они же суду отстегнули бабло, чтобы оправдание получить.       — А. Так-то да, — Кирилл сделал пару затяжек, запрокинув голову и выпуская облачко дыма вверх. — Ну, а что мне еще надо было сделать? Не садиться же.       Действительно. Какое-то время они сидели в молчании. Петя дал себе обещание больше никогда на провокационные предложения не поддаваться, никаких встреч вне работы, никаких тусовок. Вместо откровений, которые могли бы помочь следствию, он получил не укладывающийся в голове пиздец. Кирилл приходил в себя, отстукивая по асфальту пальцами беззвучный ритм. Посмотрев в сторону, Хазин нахмурился. Вдалеке поднималось что-то, похожее на рассвет, для которого было слишком рано. Зарево освещало часть неба и стоящие рядом дома оранжевыми и желтыми всполохами. По всей видимости, что-то горело. Нет, пожар разошелся не на шутку, раз было видно с их расстояния, но не разбиравшийся в Питере Хазин даже на вскидку предположить не мог, что случилось. Он не слышал взрыва, хотя тот мог произойти до того, как они успели выйти.       — Кирилл. Кирилл! — он потряс за плечо Гречкина, закрывшего глаза и свесившего на бок голову. Тот лениво встрепенулся, зыркнув с недовольством, как будто его отвлекли от чего-то важного. — Что у вас там?       — Хуй знает, — отмахнулся Кирилл. — Я, наверное, такси все-таки… Ебанный же ты в рот.       Кирилл пялился на разблокированный телефон, который только что едва не выронил. Челюсть безвольно отвисла вниз, и он повернул экран к Пете, чтобы изображение было видно обоим. Проигрывалось какое-то видео. Хазин пригляделся и сообразил, что ему показывали прямой эфир в одной из социальных сетей. На фоне разгромленного здания, из окон которого вылетали подпаленные купюры, стояла фигура в тяжелом плаще и бронированном обмундировании, напоминавшем костюм супергероя. Лицо говорившего закрывала воронья маска, точь-в-точь, как на средневековых гравюрах, прикрепленных к делу, которое буквально вчера изучал Хазин. Чумной Доктор. Прорези глаз были закрыты стеклами тонированными в черный. Хриплый голос, искаженный динамиками, вещал что-то про правосудие и лживую банковскую систему.       — Это… — побледневший Кирилл не мог контролировать дрожащие губы.       — Я понял.       «Наверное, Кирюш, тебе все же лучше было бы сесть», — безрадостно пошутил про себя Хазин, переводя взгляд на замеченный ранее пожар. Огонь уже доставал до крыш.