Если бы только я мог перестать думать, мне стало бы легче. Мысли — вот от чего особенно муторно… Они ещё хуже, чем плоть. Тянутся, тянутся без конца, оставляя какой-то странный привкус.
Жан-Поль Сартр, «Тошнота».
Мне кажется, что мои мысли о тебе зашли слишком далеко. Впрочем, как и мои действия. Заранее прости меня, мой сногсшибательный мальчик.***
Дождь и туман заполонили огромную Москву. С седьмого этажа Серёжиной квартиры было видно только, стоящее напротив, здание. Крупные капли стучали по окну, заставляя Антона кутаться в тёплый плед сильнее. Погода будто бы говорила о том, что сегодня лучше остаться дома, никуда не ходить, а сидеть, смотреть сериал и пить чай. — Тох, слушай… А помнишь ты говорил, что тебе кто-то нравится. Не хочешь поделиться с другом своим секретиком? — улыбаясь какой-то скользкой улыбкой уточнил Серёжа, прыгая на Шастуна. — Да Боже, ебать тебя, жирная жопа, — спихивая с себя друга, возмущался Антон. — Иди-ка ты нахуй, ничего я тебе не расскажу. — Почему? «А может?..» Эта мысль навела Шастуна на серьёзные раздумья. Он очень хотел довериться Серёже, ведь друг был рядом всё время их общения, никогда не подводил и не подставлял. «Но что тебе мешает?» — ничего. Но мерзкая кошка скреблась на душе, царапая сердце Антона, пытаясь добраться до самых глубоких клапанов. Страх — часть нашей жизни. И Антон боялся. Правда боялся. Вдруг Серёжа скажет что-то плохое про Арсения? «Я расскажу, обязательно расскажу, но не сейчас». — Я просто не уверен… Ну, не уверен в своих чувствах, понимаешь? Рано ещё говорить о чём-то. Легче оставить это, пока… — Не парься. Я не давлю. Просто… Расскажи о нём, не называя имени. Какой он, этот учитель? Проявляет ли он к тебе интерес? Или ты тайно влюблённая школьница, которая мечтает о горячем сексе в кабинете литературы? — рассмеявшись, сказал Серёжа, получая по лбу окольцованной ладонью. — Он… — «А какой он? В моих глазах он идеален… Красивый, умный, талантливый…» В голову парню сразу полез образ его любимого учителя: красивые голубые глаза, мягкие, чернее ночи, волосы, невероятный томный голос, сильные тёплые руки, россыпь красивейших родинок по всему телу, маленькая татуировка прямо под сердцем. И губы, такие красивые, такие желанные, но такие непостижимые и далёкие сейчас. Удивительно, как всё это помещалось в одного человека. — Он, по всей видимости, такой же пидор, как и ты, — сказал Серёжа вставая с друга. — Поднимай свою тощую задницу. — Что? Мы куда-то идём? — Эм… Так у тебя вроде собеседование? А я иду с Димкой гулять, я, кстати, вернусь поздно. Антон понимал, что он и так слишком засел в жизни друга, но что-то неприятно кольнуло в сердце при упоминании того, что друзья идут гулять куда-то без него. Шастун помнил то Димино сообщение, оно никак не могло вылететь из головы. «Почему друг никогда не зовёт его гулять? Почему так отстранённо себя ведёт?». Он никогда не дружил очень близко с Димой, однако ему всегда казалось, что они, как святая троица. Как те коты из мультика: Компот, Коржик и Карамелька, как волшебники из «Гарри Поттера», как те три героя из «Перси Джексона» «Девчонки — это сто процентов Серёжа», – думал Антон. Улыбнувшись своим мыслям, Шастун задумался на тему того, что ему необходимо поговорить с Димой, обсудить некоторые моменты их общения, рассказать ему про очередную двойку от Бортич и обещания Гудкова отвести его к Добровольскому. — Ладно, я сегодня хочу подойти к Арсению Сергеевичу… Может он пожелает мне удачи, ведь уже завтра олимпиада, — сказал парень, поднимаясь с такого нагретого удобного кресла. — Как думаешь, надеть толстовку и джинсы или… — С каких пор ты выбираешь что надеть? Я думал, что ты надеваешь то, от чего не воняет. Засмеявшись, Матвиенко вылетел из комнаты под громкий «писк» Шастуна, который начал кидаться в него всем, что попадало под руку: старый Серёжин тапок, грязный носок и маленькая пластиковая статуэтка, напоминающая слона с мячом. Матвиенко старшая, которая уехала на день на дачу, должна была вернуться только вечером, поэтому парни не беспокоились на тему матерных слов в квартире. Поэтому под громкое «Антон, ты пидорас, иди нахуй» и «Серёжа — кривая пиздливая рожа» ребята собирались в школу. — Кстати, ты давно общался с Эдом? Он в школу вообще не ходит, — застёгивая куртку, говорит Матвиенко. Удар по лёгким. Раз. Два. Три. Сердце пропускает удар. Раз. Два. Три. Пазл в голове собирается.***
Антон, который был не менее испуганный, чем Эд, взял второго за руку, что не ускользнула от разъяренного взгляда учителя. — Выграновский, к директору, живо, — сказал учитель, указывая рукой на дверь. Эд, казалось бы, перестал дышать, смотря на маленькую, такую холодную, бледную, и казалось, будто хрустальную руку Антона в своей татуированной ладони. В серых глазах разгорелось пламя, готовое сжечь всё, в особенности ждущего его у дверей кабинета злого Попова. — Поговорим позже, Тош, — с огромным страхом разделяя их руки, сказал Эд, начиная убирать свои вещи в рюкзак и выходя из кабинета. С его лица не уходила улыбка, которая убивала Антона всё сильнее и сильнее с каждой секундой.***
«Эд, боже мой, я совсем про него забыл». — Чёрт… Я такой долбоёб, Серёж… — сказал Антон, переставая завязывать кроссовок, — я же… Схватив телефон, Антон стал судорожно искать переписку с парнем, полностью игнорируя вопросы друга. Шастун понимал, что он сделал, с кем он это сделал. Вопрос был только один: «Зачем?». «Эд, привет. Как ты? Прости, что тогда не поговорили. Встретимся завтра после олимпиады?» 07:47 — Бля, Тох. Игнорь меня сколько хочешь, но если ты сейчас же не вылезешь из своего телефона, то мы опоздаем в школу. И поверь мне, — смотря в глаза напротив, сказал Серёжа, — ты сделаешь себе только хуже. Ведь я дам тебе таких пиздюлей, что ты аху… — Да понял я, Боже ты мой, — схватив рюкзак и накинув куртку, сказал Антон, выходя из квартиры друга.***
— Арсений Сергеевич, добрый день! — сказал подросток, заходя в просторный кабинет, — я хотел бы у вас кое-что уточнить. — Добрый, Антон. Что-то случилось? — ответил учитель, даже не посмотрев на своего ученика и продолжая писать что-то в своём блокноте. «Откуда в твоём голосе столько холода?» — Эм… Ну в общем, я хотел уточнить по поводу сегодняшнего занятия… — Антон мнётся в дверях, не может найти себе место, чувствует прожигающий взгляд учителя, а сам глаза поднять не может. Страшно, — оно же сегодня будет, да? Просто завтра олимпиада, хотелось бы… — Будет, но не со мной. Я сегодня обещал провести занятие с твоей одноклассницей — Ирой Кузнецовой. Ты пойдёшь к Галич. Ещё вопросы? Удар по рёбрам. Сердце перестаёт качать кровь. Бабочки в животе дохнут в момент. Вопрос в пустой голове только один: «Почему?» — Я сделал что-то не так? — голос дрожит. Стоять мальчишке становится совсем тяжело. Он опирается на массивную дверь кабинета. — Нет, Антон. Я просто не хочу, чтобы ты ко мне привязывался, — встав, учитель подходит к Шастуну, и смотря в зелёные, наполненные слезами глаза, произносит. — Я не Руслан. И я никогда не буду тебе таким другом. Зачем ты говоришь мне это? Зачем разбиваешь меня? Найдя в себе силы на кивок, Антон, развернувшись, выбежал из кабинета. Сердце стучало так, будто бы он пробежал целый марафон, в горле был такой огромный ком, что казалось, будто парень сейчас просто задохнётся. Слёз не было, было только невыносимое желание вернуться, накричать на педагога, который нарушив все правила разбил Антона, который так легко ему доверился. Залетев в туалет, Антон, не обращая внимание на людей, зашёл в кабинку, с громким стуком захлопывая дверь. — Эй, дрочер длинный, а можно ещё громче? — сказал противный голос где-то снаружи. Антону не хотелось отвечать. Антону хотелось раствориться, уменьшиться в размерах и просто исчезнуть. Он сжимал голову руками, оставляя кольцами небольшие красные вмятинки на коже, кусал губу до крови с мыслями: «Только бы не закричать, только не тут, только не при всех этих уродах».Ты только прости меня, мой мальчик с зелёными глазами.
Я так не хочу тебя разбивать. Но так надо. Я очень прошу…
Ты только рядом останься. Я сам со всем разберусь. Я вернусь.
***
— Ну так я ему это и сказал, а он решил, урод, что я всё равно ничего не понимаю. Ебучий Гудков, когда его уже уволят, нахер, — ругался Дима, глядя в свою тетрадь, в которой красовалась огромная красная двойка. — Его не уволят, ты что. Он же «любимчик» Добровольского, — ответил Серёжа, легонько касаясь плеча друга. — Пожалуйся Ляйсан, она обязательно что-то сделает. — Антон, ты слушаешь вообще? — пихая друга в бок, говорит Дима. — Я тут вообще-то в бой идти собираюсь. Ты чего такой кислый-то? «Потому что во мне пусто». — Да домашку не сделал, сейчас Лазарев опять будет мозг ебать. Я так заебался, а сегодня ещё собеседование. И Арсений Сергеевич больше не хочет со мной историей заниматься, отправил меня к Галич, а сам будет с… — Что? В смысле «Больше не хочет со мной заниматься»? — сказал Серёжа, сменив улыбку на серьёзное выражение лица, — вы же… Ну, он же… А с кем он будет теперь заниматься? — С Кузнецовой. Я понять не могу только какого хуя. Она же тупая, спичка конченная. У неё в голове нет нихуя, — Антон, который и без того сидел слишком нервный, стал говорить ещё громче. — Она шлюха, у которой вместо мозгов клубничное желе. Я блять её ненавижу. Встав со своего места и резко развернувшись, парень вылетает из столовой, забыв на столе свой телефон и маленький, уже такой привычный конвертик, который он даже не заметил. — Дим, я на секунду, окей. Потом договорим, не скучай, — быстро взяв свои вещи, Матвиенко выбежал в след за Шастуном, оставив друга одного.***
«Идите вы нахуй, Арсений Сергеевич.
И четвёрки свои туда же заберите.
Я думал, что вы не тот, кто может убить
уже убитого. Не смейте больше
даже близко подходить к Антону».
11:52
***
— Антон, что вы уже успели пройти с Арсюшкой Сергеевичем? — болтая ногой и хитро смотря на Шастуна, сказала Ида Васильевна. — А то он так быстро тебя на меня скинул, даже сказать ничего толком не успел! Глупо хихикая, педагог подошла к парню, и сев рядом с ним за парту, продолжила: — Антошенька, ну-ка, открывай тетрадочку, записывай конспектик, — легонько отбивая накрашенным ногтем по парте, Галич смотрела на смущённого и злого Антона, который не понимал абсолютно ничего: почему Ида Васильевна так странно разговаривает, почему он должен с ней заниматься и почему Арсений, с которым он пару дней назад стоял в обнимку и забывал о времени, так резко от него отвернулся. — Простите, а занятие долго будет идти? — нервно отстукивая ногой ритм, спросил Антон. — Зайчик, пока мы не пройдём параграф. Так на чём вы остановились с Арсюшечкой Сергеевичем? Оставшиеся два с половиной часа Шастун умолял всех богов мира о том, чтобы время не тянулось так долго, и чтобы Галич не давила на него так сильно своими «Зайчиками, пупсичками и Арсюшками Сергеевичами».***
— Так значит — это твоя первая работа. И тебе всего семнадцать? — спрашивает молодой паренёк Даня, сидя напротив Антона за столиком в кофейне. Шастуну он нравился. Парень выглядел довольно комично: торчащие в разные стороны рыжие волосы, забавное ассиметричное лицо, странная, но почему-то такая тёплая улыбка. — А ещё ты капец какой тощий. Ну идеал для клиентов, получается. На самом деле ты не очень подходишь, и скорее всего мне прилетит пиздов от руководства, но ты такой забавный! Я готов подставить жопу, чтобы тут работал. И твоя учёба отлично вписывается в график. Короче, будешь с нами работать? Слегка опешив, Антон поспешил ответить: — Да… Да! Разумеется. Шастун, по правде говоря, сейчас был готов пойти на любую работу, только бы поскорее получить зарплату и съехать от Серёжи. Друг и его мама были явно не против того, чтобы Антон жил с ними, однако, парню самому всё больше и больше становилось неловко с каждым днём. Плюс ко всему прочему, Антону очень нравилась атмосфера этой маленькой, но такой уютной пекарни. На потолке висели маленькие лампочки в виде маленьких звёзд, повсюду стояли цветы в старых, но таких красивых горшках, ретро-плакаты висели на всех свободных от меню местах. Это место казалось таким странным, но в нём парню было так комфортно находиться, что он не хотел покидать помещение. — Так когда ты сможешь приступить к работе? У нас сейчас не так много людей, поэтому можем ставить тебе смен побольше. «Лагерь», — пролетает мысль в голове у Антона. Он совсем забыл про то, что ему скоро в лагерь. — Дань, я такой долбоёб… Ой, прости… Я скоро должен буду уехать в лагерь, но он на четыре-пять дней. Это ничего страшного? — спросил парень, испуганно смотря в светло-зелёные глаза напротив. — Да не, не парься. Отработай в эти выходные, посмотрим, как справишься, а после уже будем обсуждать график смен, идёт? Улыбнувшись, Антон пожал парню руку, и записав его номер в телефон, заказал себе латте и булочку с корицей на последние деньги. В заведении было так хорошо, что парень, впервые за очень долгое время, наконец-то смог расслабиться. Сидя прямо у окошка, он наслаждался видом дождливой улицы. Люди, снующие туда-сюда не раздражали его, а вызывали интерес. Вот женщина в красном пальто и непонятными синими сапогами заходит в «Пятёрочку». Вот мужчина, одетый абсолютно не по погоде, забегающий в автобус. Вот молодой человек, идущий под руку с ребёнком. Однако, узнав в этом молодом человеке учителя по английскому языку, Антон снова напрягся. «У Лазарева есть ребёнок? А если это их общий с Арсением… Нет, быть не может. У Арсения в квартире я ничего не видел: ни фоток, ни детских вещей…» В голове у юноши было столько же вопросов, сколько каплей дождя на стекле булочной. Сердце вновь неспокойно забилось. От воспоминаний об историке в миг стало грустно, даже атмосфера его места работы уже не казалась такой прекрасной, как раньше. Наспех попрощавшись с Даней, Антон рванул к дому Серёжи, чтобы поделиться новостью о новой работе. Парень изо всех сил пытался выкинуть из кудрявой головы образ любимого учителя, который за такой короткий срок сумел влюбить в себя мальчишку, и в столь же короткий срок отстраниться. Don't blame me for falling I was just a little boy Don't blame the drunk calling Wasn't ready for it allYou can't blame me, darling Not even a little bit I was away And I'm just an arrogant son of a bitch Who can't admit when he's sorry