Эсерка

      Этим же утром Виталий спросил Севастьяна:       — Как дела у Зои?       — Прекрасно, — ответил мужчина. — Как поживает отец недоношенного ребенка?       — Ты же сам предлагал больше не бросаться такими выражениями, — сказал Виталий. — Но у меня все хорошо. И у Анны тоже. Ее, оказывается, в экипажах укачивает. Рассказала мне вчера, когда мы снова ехали по темноте.       — А ты уже таких сказок насочинял, — произнес Севастьян.       — Мои сказки по отношению к сказкам мадемуазели Лыковой — детский лепет, — ответил Виталий. — Дочь кривоватую дорожку себе выбрала. Предложи сменить на более прямую.       — Дочь просто ответила в стиле оскорбления, — сказал Севастьян.       — Ты мне можешь хоть что говорить, вот только сам, наедине со своими мыслями, подумай: не вырастет ли из Зойки еще одна наша гостья? — спросил Виталий. — Пожалей девчонку-то, зачем ей здесь бывать?       — Думаешь, надо было, все-таки, выдрать? — задумчиво произнес Севастьян.       — Зачем же так сразу? — чуть удивился Виталий. — Побеседовать, отругать.       — Агнесса беседовала, вот только не политику трогала, а то, что в гимназиях драться не стоит, — ответил Севастьян.       — Так-то и политику можно было потрогать, — сказал Виталий. — Что так выражаться не стоит.       — Может, и стоило, — еще больше задумавшись, произнес Севастьян. — Вот только, как выражается Агнесса, укреплять мотив не нужно.       — Так не мотив укреплять, а просто побеседовать, поговорить, обсудить, — ответил Виталий.       В конце недели Зоя увидела, что ей поставили по поведению ноль, а не единицу. Несмотря на то, что за эту оценки ее не ругали, а дедушка с бабушкой не знали точную ситуацию с успеваемостью внучки, девочка несколько расстроилась.       Ася с порога заметила, что Зоя пришла домой какая-то не такая.       — Зоя, что произошло? — спросила женщина.       — Нам оценки выставили по поведению, — ответила Зоя.       Ася с некоторым облегчением выдохнула: женщина прекрасно понимала, что после всего, что произошло на этой неделе, речь не может идти даже о тройке.       — В следующий раз старайся лучше, — кратко сказала Ася и решила не продолжать этот разговор.       Зоя немного развеселилась. Девочка чуть переживала из-за того, что даже не могла догадываться, как отреагирует на ситуацию отец, но предполагала, что все обойдется.       Придя со службы, поужинав и немного отдохнув, Севастьян взял в руки дневник дочери. Перед глазами сразу появились пятерки, немного четверок, тройка по словесности, ноль по поведению. Невольно вспомнив недавний разговор с Виталием, мужчина сказал:       — Зоя, садись, поговорим.       Спокойствие, с которым Зоя отдавала дневник отцу, сразу же куда-то пропало. Сразу стало как-то не по себе. Девочка присела на край дивана и приготовилась выслушать то, что ей, по-видимому, не понравилось бы.       — Зоя, — начал Севастьян. — Наверное, тебе мама уже говорила. А, может быть, не говорила, я первый расскажу. Наша жизнь полна ряда условностей.       Об условностях Зоя слышала и от Аси, и, особенно, от Александры Витальевны. Теперь же девочка понимала, что она услышит что-то подобное и от отца.       — Делить людей на сословия очень нехорошо, — продолжил Севастьян. — Нельзя говорить, что представители какого-то сословия — хорошие люди, а какого-то другого — нехорошие. В любом сословии есть хорошие и нехорошие люди. Но так, как ты выразилась, Зоя, говорить нельзя. Про сатрапов, про угнетателей несчастного народа не принято говорить в обществе. Нельзя, не положено, условности не разрешают. Кроме того, Зоенька, нужно очень хорошо, очень тщательно следить за своей речью. Зоенька, ты знаешь, где я служу. И чем занимаюсь. А занимаюсь я тем, что нахожу нехороших людей, которые нехорошо отзываются о царской власти. А потом эти нехорошие люди едут куда-нибудь на Север. Так что не надо себя причислять к нехорошим людям, ладно, тебе попало от Елены Игнатьевны и все, но ведь могло же и не так радостно все окончиться! Тебя могли исключить из гимназии. Да, на этом жизнь не оканчивается, можно заниматься с учителем, можно учиться самой, но зачем себе портить-то жизнь! Усложнять!       — Папенька, — спросила Зоя. — А угнетатели несчастного народа и вправду же существуют? Они, как вы сказали, и есть те самые нехорошие люди из дворянского сословия?       — Да, Зоя, они есть в нашей жизни, — ответил Севастьян. — Но нехороших людей куда меньше, а хороших — больше. Больше хороших людей!       Зоя коротко кивнула.       Ася слышала этот диалог и никак не могла для себя определить, правильно ли говорит супруг или надо было все преподносить как-то иначе.       — Севастьян! — сказала женщина, когда Зоя уже вышла. — Как-то странно получается. Значит, есть нехорошие люди, которые угнетают простой народ, но говорить об этом нельзя — поймают и отправят на Север. Причем хороший отец служит в таком заведении, которое, по сути, защищает нехороших людей. Какой-то раздрай получается, ты так не считаешь?       — А как ты объяснишь все это Зое? — спросил Севастьян. — У тебя есть другие варианты? Я все сказал достаточно честно, как говорить иначе-то?       Ася задумалась и ничего не ответила.       — Плохо, что им в гимназии одно вбивают в голову, а дома вещают другое, — наконец, произнесла женщина. — Но и дома говорить, какой хороший царь, это как-то неправильно.       — Со временем поймет, — ответил Севастьян.       На выходных, выйдя на прогулку, Зоя сказала брату:       — Димочка, объясни мне, в чем дело-то? Почему есть нехорошие люди, которые мешают жить другим, но им никто не говорит, что они неправы? А те, кто говорит, едут на Север?       — Потому что им, Зойка, никто ничего сделать не сможет. Это бесполезно. Помнишь, даже мама нам когда-то говорила, что царь — это дурак, но вслух так говорить нельзя, потому что никакому дураку не будет приятно слышать правду. А если ты попытаешься что-то сделать или напишешь правду, как я в сочинении, то тебе и оценку плохую поставят, и папа потом так накажет, что лучше бы ты ничего не писал.       — И что же теперь делать? — спросила Зоя.       — Просто знать, что царь — это дурак, но который любит, чтобы его хвалили, — ответил Дима. — И ничего не делать. И в сочинениях ничего такого не писать. Потому что есть рамки приличия, ты же не будешь писать в сочинении, какая у тебя есть красивая сорочка? Вот и про царя и что-то подобное тоже писать нельзя.       — Как все сложно… — вздохнула Зоя.       — Сложно, а что поделать, — ответил Дима.       Мальчик немного подумал и сказал:       — Зойка, мне ребята одну шутиху показали, которую в костер кидают. Хочешь, я тебе покажу?       Зоя чуть задумалась. Посмотреть на шутиху хотелось, а потом быть в очередной раз наказанной — нет.       — Мама накажет же… — со вздохом ответила Зоя. — Ты же видишь, папа наказывает за все, что как-то связано с царем, а мама — за то, что может навредить жизни. Ну и еще мне драться с тобой не велено и если папу вызовут в гимназию, тоже ничего хорошего не будет.       — А мы осторожно, — произнес Дима, которому хотелось и снова посмотреть на то зрелище, которое он видел недавно, и выставить себя героем перед сестрой.       Зоя не смогла отказаться и только кивнула. Тем временем, Дима соорудил костер, что-то положил в серединку, а потом поджег с краю костра.       — Не подходи, Зойка, — сказал Дима. — Парни кидали в костер, а я, ты видишь, заранее положил.       Вскоре огонь разгорелся и во все стороны полетели какие-то горящие брызги.       — Позовут городового — нам очень плохо потом будет, — завороженно прошептала Зоя. — Но все так красиво!       — Не позовут, мы на пустыре, — ответил Дима.       Сделав еще шага три назад, чтобы до нее уж точно не долетели брызги, девочка посмотрела на догорающий костер, а потом увидела, как брат сгребает палкой остатки костра в ближайшую лужу.       — Это для того, чтобы не заливать, — уточнил Дима.       Мальчик сгреб в лужу большую часть костра, начал двигать другую и, совершенно неожиданно для себя, Зоя заметила, что что-то, расшевеленное палкой, начало дымиться.       — Димка, беги! — крикнула Зоя.       «Что-то» пролетело чуть слева мимо Димы, бегущего к сестре. Остатки фейерверка разорвались в полуметре от мальчика.       — Димка, вот за такое и вправду надо по сиделке получать, — сказала Зоя.       — Скажешь маме — не только я получу, но и ты, — сразу же ответил Дима. — Ты была не против, не остановила меня, сама любовалась на все.       — Я и не скажу, — уточнила девочка. — Но и вправду же можно было как-то пострадать.       — Тьфу на тебя! — выругался Дима. — Ты просто, Зойка, вредная, вот и костер у нас не догорел до самого конца. Была бы не вредной — все было бы хорошо.       — Не сердись, Димка, я не вреднее тебя, — ответила Зоя.       Девочка посмотрела на остатки костра, где взорвались последние подмокшие и снова высохшие шутихи, а потом сказала:       — Теперь, вроде, точно все погасло.       Однако Дима в это время смотрел в другую сторону.       — Зойка, бежать надо, — произнес мальчик. — К нам кто-то идет.       Зоя увидела, что брат бросился бежать, оглянулась назад и увидела, что к ним подходит Елена Игнатьевна.       «Может, она меня не узнала?» — со слабой надеждой подумала Зоя и помчалась вслед за братом.