Эсерка

      Учебный день окончился незаметно. На обратном пути из гимназии домой ученицы активно обсуждали ту, которая должна была заменять Анну.       — Я как-то не знаю… — растерянно начала Варя. — Эльвира мне больше Завьялову напоминает. У Анны как-то взгляд полегче был.       — Обычная классная дама, Эльвира как Эльвира, — ответила Саша. — Ты же сама слышала, она сказала: «Только от вас зависит, как мы проведем эти недели: в мире и спокойствии или со скандалами».       — И это меня тоже испугало, — вздохнула Варя. — То есть, ты же сама слышала, она сказала, что мы можем как мирно существовать вместе, так и разругаться. Анна хоть раз такое говорила?       — Вы с Анной разругивались и без предупреждений, — сказала Саша. — Забыла, что ли, как она весь класс взяла и оставила?       — Я не знаю, чего ждать и на что надеяться, — произнесла Варя. — Не знаю.       Зоя молчала. Впечатления от своей первой учительницы у нее были крайне неоднозначные.       «Она меня за грязь ругала, причем постоянно, — думала Зоя. — Димку пугала, что линейкой побьет. Но не побила же. Меня заставляла урок стоя слушать. Но когда я отвлекалась…»       Какого-то общего итога Зоя найти так и не смогла, поэтому решила, что скоро все увидит своими глазами и не стоит загадывать наперед.       Придя домой, Зоя первым делом решила рассказать новость матери.       — Мама, — начала девочка. — Анна Ильинична больна, нам на какое-то время, никто не знает, на какое, новую классную даму поставили.       Ася совершенно не удивилась от этой новости.       «Можно было и не играть в институт благородных девиц, а прямо сказать: беременна ваша классная дама, поэтому работать или не может, или не хочет, — подумала женщина. — К чему умалчивать? Человек замужем, имеет полное право забеременнеть, тут удивляться нечему».       Правда, Ася не могла понять, почему Анна в этом случае не увольняется, но решила, что будущая мать еще не в полной мере свыклась со своим новым положением, поэтому не хочет спешить.       «А потом у них, видать, так и останется эта новая женщина», — подумала Ася.       — Я даже не могла подумать, что это время с нами будет заниматься Эльвира Марковна, — продолжила Зоя.       Ася не поверила своим ушам.       «Замужем же, — подумала женщина. — Отошла от дел. Зачем ей это нужно? Да, внучки подросли, но на старости лет бежать и зарабатывать деньги — а какой смысл? С мужем что-то случилось, так у них денег хватит, чтобы и так жить, не устраиваясь на службу. Да можно, в конце концов, комнаты в доме Герхарда Артуровича сдавать, на самое необходимое хватит…»       Ася взглянула на Зою — казалось, дочь не была ни обрадована, ни расстроена этим известием.       «Все, Зойка полетели твои пятерки по поведению, — подумала Ася. — Первый класс поучилась без замечаний, без оставлений после уроков, во втором в парочке скандалов поучаствовала — теперь у тебя такое будет постоянно…»       — Зоя, ты — человек воспитанный, поэтому будешь вести себя прилично, — произнесла Ася. — Чтобы твое поведение было безукоризненным. Ты же не хочешь, чтобы мадам сразу же окрестила тебя последней хулиганкой?       — Конечно, мама, я буду вести себя правильно, — ответила Зоя.       После первого рабочего дня Эльвира Марковна пришла в кабинет Елены Игнатьевны.       — И все равно, это как-то неправильно, — произнесла Эльвира Марковна. — Замужняя женщина не должна зарабатывать деньги.       — Эльвира Марковна, вы же сами не раз повторяли, что Константин Алексеевич не вправе вам запрещать подобное, а вы сами тоже не против, — ответила Елена Игнатьевна. — А вот нас вы очень выручили. Вот скажите мне на милость: где мы будем искать классную даму в столь короткие сроки? Да и, все-таки, без присмотра класс даже на две недели не оставить, это же даже не выпускницы, за вторым классом глаз да глаз нужен!       — За выпускницами тоже, — сказала Эльвира Марковна. — Но насчет двух недель вы, Елена Игнатьевна, конечно, погорячились. Барышня должна вылечиться полностью. Нормально вылечиться. До конца вылечиться. Чтобы не было, как с Володечкой…       Эльвира Марковна вздохнула.       — У Володечки была черепно-мозговая, которую никто даже лечить не стал. Да, понимаю, он мог и от переживаний с ума сойти — не каждый день тебя вешать собираются, но все же! Вместо лечения его отправляют в скорбную больницу, где тоже никто не лечит. Чуть-чуть оклемался, в себя пришел — домой отправили. Где я за ним не уследила…       — Эльвира Марковна, голубушка, да зачем же вы так говорите? Может быть, Володя в своем уме, в здравом рассудке был!       — Когда полез варить нитроглицерин в сарае? — грустно усмехнулась Эльвира Марковна. — В рассудке был? Варить нитроглицерин в сарае без должного оборудования — это не значит быть в рассудке. Это совсем не значит быть в рассудке. И оставлять с нездоровым человеком наивное дитя — это моя ошибка, мой грех… Могла Зою отправить в лавку за продуктами, а сама дома остаться.       — Уже ничего не изменить, — ответила Елена Игнатьевна.       — Да, уже ничего не изменить, — вздохнула Эльвира Марковна. — Но кто знает, а вдруг бы, если бы Володю начали лечить хорошие врачи, назначили бы ему хорошие лекарства, он был жив и здоров остался! Не напоминает ли вам это что-то другое, Елена Игнатьевна?       Не дожидаясь ответа, Эльвира Марковна продолжила:       — Ванечка. Первенец. Родился — мне семнадцать лет было. Тоже умер, потому что хорошего врача не позвали и хорошие лекарства не назначили. От какой-то детской заразы. А так кто знает? Может, хороший врач назначил бы хорошие лекарства и жив бы остался. Но тогда я в мещанках ходила. Не было денег на хорошего врача. Да и фельдшера позвать не успели. То есть позвали, но пришел слишком поздно. И все…       Женщина расплакалась.       — Я ни за что в жизни не поверю, что тятька специально так сделал, чтобы Ванечка умер. Просто… Просто не подумал он, что все так серьезно. Вот и опоздали… Потому что если бы хотел… Знаете, Елена Игнатьевна, в другой среде к этому всему как-то проще относятся. Не только котят в ведре топят. Намекнул бы, не сам, конечно, через мать бы намекнул. А он не намекнул. Ворота от дегтя почистил. Молча почистил. Пообещал шутникам оборвать руки и засунуть их куда-нибудь. Тему внука и того, что он не нужен, ни разу в жизни не поднимал вообще. Эх, осталась бы я в той среде — так бы и умирали дети… Только в детстве. Хотя, если так разобраться, когда умер в детстве — не так жалко, он еще мир не видел. А вот когда умирают, как Володечка, это трагедия… Потому что… Что Ваня? Родился, пожил, умер. Жалко, конечно, но когда коров резали, тоже всегда жалко было. Люду, конечно, жальче было, она куда дольше прожила. Но Володенька, первый и любимый родителями внук, уже от законного мужа, не должен был так уходить…       Эльвира Марковна вытерла слезы и сказала:       — Это я как-то слишком долго шла к более простой мысли: мадам Ковалева должна лечить свое сотрясение мозга столько, сколько будет нужно. Без нее здесь ничего не рухнет, она может даже не переживать.       Эльвира Марковна пошла домой. На обратном пути женщина вспоминала, как все произошло вчера.       Ближе к вечеру Настасья сообщила Эльвире Марковне, что к ней пришли визитеры. Спустившись, женщина увидела Елену Игнатьевну.       — Елена Игнатьевна, какими судьбами? — искренне изумилась Эльвира Марковна. — Проходите, сейчас чаю попьем!       — Я по делу, Эльвира Марковна, — ответила Елена Игнатьевна. — Анна Ильинична приболела, сотрясение мозга, класс оставить некому. Поэтому я очень прошу вас: выйдите на пару недель на службу.       — Это неправильно, Елена Игнатьевна, — подумав, сказала женщина. — Анна Ильинична сейчас больна, а потом, я даже не подскажу, когда именно, когда судьбе будет угодно, и вовсе уволится — поймет, что скоро станет матерью. Вам сразу стоит искать того человека, который возьмет этот класс после Анны Ильиничны.       — Анна Ильинична твердо говорила, что никакие мелкие неурядицы, вроде интересного положения, не заставят ее отказаться от службы, — произнесла Елена Игнатьевна. — Знаете, чем-то напоминает точку зрения Агнессы. Так что даже если Анна Ильинична и познает вскоре радость материнства, то вряд ли захочет оставлять службу.       — Это она сейчас так говорит, а родит — и оставит, — ответила Эльвира Марковна.       — Агнесса же не оставила, — уточнила Елена Игнатьевна. — Впрочем, Эльвира Марковна, какая разница, что будет в будущем? Я говорю о сегодняшнем. Анна Ильинична больна. Сотрясение мозга. Недели две нужно поберечься дома. Вы же сами понимаете, что не в ее состоянии сейчас бежать на службу!       — Да, понимаю, — согласилась Эльвира Марковна.       — Так что спрашивайте разрешения у Константина Алексеевича и буду ждать вас завтра, — ответила Елена Игнатьевна.       — Константин Алексеевич не станет мне запрещать подобное, — сказала Эльвира Марковна. — Он даже, я уверена, будет удивлен, что у него спрашивают разрешения. Поэтому даже спрашивать не буду.       — А вы сами-то хотите? — спросила Елена Игнатьевна. — Выйти в гимназию на две недельки.       — Не знаю, — честно ответила Эльвира Марковна. — И в гимназии мне нравилось, но и дома сидеть тоже хорошо. Привыкла уже.       — Думайте до завтра, Эльвира Марковна, — сказала Елена Игнатьевна и вышла.       Дальше все было донельзя банально: рассказ супругу о неожиданном визите, ответ, чтобы она сама решала, как ей больше хочется, долгие размышления, припоминание самых хороших моментов за все годы службы в гимназии.       — Я завтра выйду, — наконец, сказала Эльвира Марковна.       «Про Володеньку уже все забыли, а если не забыли — все равно будут молчать, — подумала женщина. — А Сашенька и Сонечка уже взрослые, да и вообще, они не одни останутся в этом доме, скучать не будут».       Впечатления от первого рабочего дня были неоднозначные, но разочарования в своем выборе не было.       «Людям надо помогать. Мне же помогли в свое время. И другим тоже помогать нужно», — уже подходя к дому, подумала Эльвира Марковна.