Эсерка

      Несмотря на опасения Зои, вызванные словами брата, девочка вскоре поняла, что переживать ей не из-за чего: все самое страшное было уже позади. Да, Ася пару раз напомнила дочери, что к переэкзаменовке было бы неплохо подготовиться, но Зоя не представляла себе, как это можно воплотить в реальности. Девочка прекрасно представляла себе, какими должны быть идеальные буквы и цифры, но так же хорошо понимала, что на все воля случая и она может написать как хорошо, так и отвратительно.       — Тренироваться надо, навык нарабатывать, — сказала Ася дочери. — Садись да пиши упражнения.       Решив поверить матери на слово, девочка села и попробовала снова выполнить те самые задания, которые она не так давно завалила. Получилось не слишком хорошо, но и не плохо.       «Чистейшая четверка», — подумала Зоя и удовлетворенно закрыла тетрадь.       Девочка не знала, что не так давно Севастьян немало удивлялся тому, что Ася ругала детей за неправильные оценки по поведению.       — Агнесса, — произнес Севастьян. — Я не понимаю… Вы никогда не могли похвастаться образцовым поведением, для вас четверка была наипрекраснейшей оценкой! Не сосчитать, сколько раз вы были в кабинете у Завьяловой. В отличие от Зои.       — В том-то и дело, Севастьян, что для меня четверка была наипрекраснейшей оценкой при классной даме Геллер, — ответила Ася. — Когда Геллер поставила Зое тройку по поведению, я не была удивлена. Я не ругала за это дочь, так как сама все прекрасно понимала. Но при Ковалевой можно и получше учиться.       — Четверка — это ерунда, а вот двойка — уже куда хуже, — сказал Севастьян. — Я ничего не имею против текущих двоек, случайных. Но никак не четвертных. Значит, учиться надо было лучше.       — Если в голове не пусто — сама все должна понять, — произнесла Ася.       В день переэкзаменовки Зоя встала и вдруг поняла, что она ничего не сдаст. Руки тряслись так, что, наверное, из них выпал бы и карандаш, а в голове не было ни одного воспоминания, как делать правильные линии. Изо всех сил пытаясь не показывать свое волнение, хотя это мало получалось, девочка пошла в гимназию.       Гимназисток, получившие неудовлетворительные оценки, было крайне мало, по чистописанию, по-видимому, никто не отличился. Едва сдерживая слезы, Зоя вошла в кабинет.       — Пишите, мадемуазель Лыкова, — произнес учитель, протягивая девочке лист с заданием.       Задание было примерно такое же, как Зоя пыталась выполнить вместе с классом. Написав пару букв, девочка посадила кляксу, потом невольно дернула рукой и посадила вторую.       — Начните писать заново, — сказал учитель, увидев подобное начало работы.       Зоя начала писать снова, сделала пару помарок и почувствовала, что вот-вот начнет плакать. Девочка написала еще одно слово, после чего увидела, что слезы упали на лист бумаги и текст немного поплыл.       — Пишите заново, — теряя терпение, повторил учитель.       Где-то после седьмой попытки начать работу, которая снова оказалась неудачной, учитель неожиданно вышел из кабинета. Зоя взяла еще один лист бумаги, начала писать, задумалась, невольно провела рукой по бумаге и увидела, что остался след от чернил практически на всю страницу. Вздохнув, Зоя взяла девятый лист бумаги, начала писать, дописала до середины, поставила кляксу, продолжила писать, поставила еще одну…       — Елена Игнатьевна, полюбуйтесь на успехи Лыковой, — произнес учитель.       Женщина посмотрела на гимназистку, которая была донельзя бледна, а потом сказала:       — Мадемуазель Лыкова, я хочу переговорить с вашими родителями. Желательно, с матерью. Идите.       Зоя встала из-за парты, дрожащими руками собрала вещи и вышла в коридор.       — Елена Игнатьевна, вы уже готовы вести разговор об отчислении? — недоуменно спросил учитель. — Думаете, не рано?       — Она в таком состоянии ничего не напишет, — ответила инспектриса. — А с матерью есть смысл переговорить об успеваемости дочери.       Зоя пришла домой в слезах.       — Мама, — произнесла девочка. — Елена Игнатьевна хочет тебя видеть.       — Видать, отец мало драл, вернусь — добавлю, — в сердцах ответила Ася и пошла в гимназию.       Разговаривать с инспектрисой не хотелось, по мнению Аси, ей должны были высказать о неправильном воспитании дочери и предупредить, что за неудовлетворительные оценки за год следует отчисление.       «А, может, и сейчас отчислить можно, что я, устав этот читала?» — подумала Ася.       Постаравшись забыть, что она не раз была у инспектрисы в годы учебы, женщина вошла в кабинет.       — Добрый день, Агнесса, — произнесла Елена Игнатьевна. — Вот труды вашей дочери.       Опешив от таких нечитаемых записей и едва не забыв проговорить слова приветствия, Ася произнесла:       — За нечитаемые тексты бьют линейкой по рукам, я не смогла в свое время так сделать. Учительница тоже предпочитала другие методы, считала, что Зое просто еще рано и все впереди. По-видимому, не стоило рушить ту методику, которая давала плоды столько времени.       Елена Игнатьевна ничего не ответила. Женщина мало бы удивилась словам, что Зоя еще маленькая, из уст Аси подобное слышать было удивительно.       — Отец примерно наказал дочь за оценку в четверти, по-видимому, недостаточно, — добавила Ася. — Вернусь — наверстаю упущенное.       — Верно, я поняла, откуда было такое состояние мадемуазель Лыковой, — ответила Елена Игнатьевна. — Сперва отец примерно наказывает, потом, наверное, напомнили, что если оценка не будет исправлена — не конфет к чаю стоит ожидать… Агнесса! Ваша дочь настолько нервная пришла, что писать ничего не смогла. Я, конечно, должна вас предупредить, что за двойку за год вашу дочь просто оставят на второй год, но чисто по-человечески советую отложить все примерные наказания до действительно важных случаев. Если они, конечно, произойдут.       Тем временем, Зоя сидела у себя в комнате и с беспокойством думала о том, что будет дальше. Мысли о неизбежном наказании периодически сменялись мыслями о чести фамилии.       «Я честь фамилии запятнала, — проносилось в голове Зои. — А что же теперь делать-то?»       Пару раз подумав о том, что у матери слишком тяжелая рука, девочка вдруг пришла к неожиданному выводу:       «Надо просто уйти, чтобы не позорить честь фамилии, — придумала Зоя. — Буду где-нибудь жить. Что-нибудь делать. Как-нибудь питаться…»       Взяв с собой буквально два платья, девочка написала на клочке бумаги слова прощания и вышла из дома.       Ася вернулась домой в смешанных чувствах. С одной стороны, было чуть жаль Зою — слова Елены Игнатьевны дошли до сердца женщины. С другой стороны, за такую безалаберность, по мнению Аси, наказывать было нужно.       Женщина пришла в детскую и увидела на столе записку, написанную карандашом.       «Маменька, простите меня, я окончательно опозорила честь фамилии и не должна больше жить с вами».       «Как? — подумала Ася. — Что?»       Мало что понимая, женщина выбежала на улицу, огляделась по сторонам, а потом помчалась к Севастьяну.       — Агнесса, — как можно спокойнее и четче проговорил мужчина, выслушав сбивчивый рассказ супруги. — Говорите яснее и понятнее. В чем дело? Что произошло?       В ответ снова были какие-то обрывки фраз.       — Агнесса, не заставляйте вас успокаивать так же, как я привык это делать в этих стенах, — ответил Севастьян. — У меня руки уже начинают чесаться, с трудом сдерживаюсь.       Ася в ответ снова что-то прошептала, с трудом сдерживая слезы.       — Виталий, не желаете ли разговорить мадам? — спросил Севастьян и направился к двери. — Я вообще ничего не могу понять, кроме того, что дочь что-то устроила.       Севастьян вернулся минут через десять. К этому моменту Ася уже успела успокоиться, все рассказать Виталию и, увидев супруга, сказала:       — Все бы вы распускали руки, Севастьян Михайлович.       — Нужно сообщить в полицию, сказать, что дочь потерялась, — произнес Виталий. — Предысторию можно не рассказывать, если не хочется огласки. Уверен, Зоя найдется быстро.       Ася тяжело вздохнула.       — Где брат-то был в это время? — спросил Виталий.       — На чердаке книжку читал, — ответила Ася. — Одно из его любимых мест.       Тем временем, в кабинет заглянул Сергей.       — Севастьян, там твою Зою городовой привел, — услышала Ася и буквально подскочила со своего места.       — Агнесса, уведите дочь домой, — произнес Севастьян.       Зоя стояла в коридоре в сопровождении городового. Ася, увидев эту картину, поблагодарила мужчину, а потом, взяв дочь за руку, повела домой.       Разум отказывался верить в то, что она только что узнала.       — Ты как до такого додумалась? — спросила Ася.       — Я опозорила честь фамилии, — ответила Зоя.       — А потом это сделала второй раз, уже перед городовым, — бросила Ася. Внезапно вспомнив свою покойную подругу, женщина больше ничего не ответила, а уже дома подошла к свекру и сказала:       — Михаил Павлович, за полицию и честь фамилии наказывать вам.       Мужчина недоуменно посмотрел на невестку.       «Ася каждую беременность чуть не в себе, — проплыли в голове слова супруги. — Не надо, не лезь к молодым, не стоит».       — Агнесса, — произнес мужчина. — Дочь в одну комнату, сама во вторую, сидеть и ждать возвращения мужа. Воспитанием дочери займется отец, раз мать сейчас слегка не в себе.       «А жаль, запер бы ты Зойку на недельку, как другую Зойку, было бы справедливо», — подумала Ася.       Севастьян, вернувшись домой, не ожидал услышать еще и от отца, что затеяла его супруга. Пообещав со всеми переговорить, мужчина пошел для начала к жене.       — Агнесса, — произнес Севастьян. — В воспитание внучки Михаил Павлович бы ни за что в жизни не полез. Да, он поговорил на тему чести фамилии, объяснил, что столь глупым поступком эта честь фамилии была еще больше попрана, но дальше идти не стал.       — Как? — прошептала Ася. — Это как можно было до такого додуматься!       — А вот так, — ответил Севастьян. — Слишком много всего сразу.       Вздохнув, мужчина пошел к дочери.       — Это ты зря, Зойка, — сказал Севастьян. — Дезертирством заниматься — последнее дело. За дезертирство в тюрьму, вообще-то, сажают.       Зоя ничего не ответила.       — Чтобы с новой четверти начала учиться по-новому, — продолжил мужчина. — А за дезертирство… Завтра гулять не разрешаю. Будешь сидеть дома и скучать.       — Мама сказала, что вернется и ремня добавит, — тихо сказала Зоя.       — А бегать из-под следствия или уже сбегать после осуждения — тоже статья, Зойка, — ответил Севастьян. — Как ты ни крути, везде статья. Так что, Зойка… Чтобы вела себя прилично.       Мужчина вышел из комнаты и неожиданно для себя прослезился.       — В чем дело? — спросила Ася супруга.       — Другую Зойку вспомнил, как будто с ней поговорил, — ответил Севастьян. — Агнесса, вспомните Михаила Павловича и его стремление, чтобы та, другая Зойка имела только пятерки по поведению. Не надо, не стоит, не перегибайте. Отчислят из гимназии — и черт с ней. Замуж и без аттестата возьмут. Захочет — сама выучится, вольнослушательницей где-нибудь станет, на курсы пойдет. Возможностей уйма! Что вам так эта гимназия далась? В свой аттестат, в конце концов, посмотрите.       — Хорошо, — ответила Ася и подумала. — «Что-то ты совсем из-за несчастной Зоеньки, наивного дитя, разволновался…»