Эсерка

      На следующий день Севастьян пришел на службу значительно раньше обычного. И дело было не в количестве неотложных вопросов, которые нужно было решить, находиться дома было слишком тягостно.       — У тебя такое настроение, будто с похорон пришел, — сказал Виталий, едва увидев напарника.       — Ты не видел тот скандалище, который был дома, — ответил Севастьян.       — Не затевал бы его, — сразу же отреагировал Виталий. — Кто убежал домой со словами «пиздец Агнессе»?       — Я о другом, — отмахнулся Севастьян.       — Так рассказывай, — заинтересовался Виталий.       Севастьян подошел к двери в кабинет, плотно ее закрыл и начал:       — Такое чувство, что это я в семье примак [1], а Агнесса — дочь родителей… И если от матери я не то, чтобы ожидал, что она посчитает для себя возможным встать на сторону Агнессы, но не так уж и удивился, то отец, чью честь фамилии так вчера опозорили, должен был выговорить Агнессе, но никак не защищать ее!       Севастьян вздохнул.       — Значит, я высказал все Агнессе, потом побил. Потом она пошла к матери. Потом мать пришла и высказала все мне. Ладно, в этом можно было не сомневаться. А потом, значит, она как давай по щекам меня хлестать! Первый раз я опешил, даже руку не смекнул перехватить. А потом думаю: да ладно, что уже, не позориться же сейчас, сама успокоится. Ты не представляешь, Виталя, мы когда с Агнессой с Сахалина вернулись, нас радостнее встретили!       — Потому что не видели столько времени, — ответил молодой человек.       — А потом домой возвращается отец, — продолжил Севастьян. — Я, грешным делом, думал, что отцовый осведомитель, Зойка, все ему расскажет. Под соусом: «Дедушка, я тут так фамилию опозорила, что делать-то?» Нет, отцовый осведомитель ничего не сказал. Отцу все мать рассказала.       Мужчина вздохнул:       — Мать рассказала отцу, что я поднял на Агнессу руку. Отец возмутился и говорит, мол, не врезала бы мне мать — он бы точно врезал. Не знаю, конечно, насколько это правда, но ничего исключать нельзя. Потом, к счастью, отец с полчаса выговаривал Агнессе наедине, что несмотря на то, что муж не имеет права обижать жену, была бы она его дочерью да помоложе, получила бы так же, как и Зойка, которая моя сеструха, в свое время. Ну ладно, хоть Агнессу отругал.       Севастьян помолчал и продолжил:       — Зато сейчас, с утра, значит, мать на меня дуется, в обидках, отец злой, а с Агнессой ведут себя, как ни в чем не бывало. Хотя, если так разобраться, ее поведение не сравнить с моим.       — Мог просто Агнессу обругать и не затевать всю эту кашу, — ответил Виталий. — А так и родителей понять можно.       — Все ты понимающий, — бросил Севастьян. — А когда Анютку в жандармерии держали, что говорил? «Пусть сидит свои три недели, раз виновата, не мое дело».       — Потому что другого выхода не было, — сказал Виталий.       Ася сидела и пыталась вышивать. Несмотря на всю нелюбовь к рукоделию, пару раз в год у женщины просыпалось желание что-то сделать. В такие моменты Ася брала начатую сколько-то лет назад работу, делала несколько стежков, потом приходила к выводу, что носовые платки хороши и без вышивки и откладывала работу. За последние годы у Аси накопилось два начатых и незаконченных носовых платка с разными рисунками, кроме того, был один уже полностью готовый. Птичка, больше похожая на прямоугольник, сидела на дереве, больше похожем на столб и смотрела на облачко, очень похожее на овал. Каждый раз, когда Ася смотрела на этот платок, ей хотелось использовать его как средства для агитации, мол, не каждому суждено окончить школу, не каждому суждено уметь красиво вышивать, а с такими носовыми платками даже на кусок хлеба себе никогда не заработать.       На душе было отвратно, после разговора с Михаилом Павловичем стало отвратнее вдвойне. А втройне отвратно было от того, что она сама все это затеяла.       «Не сказала бы Александре Витальевне — не было бы этого скандала вечером», — подумала Ася.       Но еще горше стало от осознания, что она, столько лет в глубине души возмущавшаяся реакцией матери на постоянные унижения со стороны отца, просто идет тем же самым путем.       «И, как говорится, далеко ли я ушла от матери?» — уже со слезами подумала Ася.       Женщина отложила платок, оделась и вышла из дома.       Севастьян не ожидал увидеть в кабинете Асю.       — В чем дело? — спросил мужчина.       Догадываясь, что разговор будет личный, Виталий направился к выходу.       — Останьтесь, — сказала Ася. — Я бы и еще людей позвала. Чтобы свидетели разговора были.       — Боитесь, что руки распущу? — усмехнулся Севастьян.       — Нет, — ответила Ася. — Все куда прозаичнее. Я, Севастьян Михайлович, при свидетеле говорю вам: еще один раз посмеете меня обидеть подобным образом... Не столь важно, виновата я буду или нет, это все ненужные подробности. Так вот, еще раз посмеете нанести мне оскорбление — я просто вернусь к родителям. Без развода, он мне не нужен. И детей буду видеть исключительно тогда, когда вас, Севастьян Михайлович, не будет дома. Вопросы есть?       — На Михаила Павловича обиделись? — попытался разрядить обстановку Севастьян.       — Нет, Севастьян Михайлович, на вас, — ответила Ася. — К чему такая жизнь, в которой тебя оскорбляют? Зачем такой муж нужен вообще? Как вы ко мне относились, когда я первый раз была беременна? Упавший платок с пола поднимать не разрешали, потому что наклоняться лишний раз не стоит. А вчера что сотворили со мной? Как говорится, спасибо большое, что сесть могу, не стою сейчас, — съязвила женщина. — Так вот, Севастьян Михайлович, в этот раз я готова вас простить, но это — предел моего терпения. И без того слишком много прощала.       Ася почувствовала, что вот-вот расплачется и уже дрожащими губами сказала:       — И в том, что вам погоны поменяют, я мало сомневаюсь. С вашей-то биографией еще и развод, в случае чего, получить — точно по головке не погладят. А я всегда смогу найти человека своего круга, с которым можно будет жить и без развода. Вы же, даже после развода, с тремя или четырьмя детьми вряд ли будете кому-то нужны.       — Вы уже Шатохина себе находили, — сходу ответил Севастьян. — А детей я вам и уступить смогу. Вот только жаль как-то: будут видеть перед собой уже не мать, а мать-шлюху. Которая живет с мужчиной без венчания. Прекрасный пример для дочери!       Ася изменилась в лице, встала, ударила Севастьяна по лицу и сказала:       — Жаль, что наше счастье оказалось столь коротким.       Виталий проводил взглядом Асю и сказал сослуживцу:       — Идиот… Иди, догоняй да извиняйся. Шлюха и Шатохин были лишние. Особенно практически одновременно сказанные.       — Я не связывал ситуацию с Шатохиным со шлюхами, — недоуменно ответил Севастьян.       — А Агнесса могла и так все понять, — произнес Виталий.       Тем временем, Ася вернулась домой. Если бы не дети, решение уйти именно сейчас было бы окончательным. Сейчас же Ася сомневалась в том, стоит ли давать Севастьяну время для налаживания ситуации или не стоит заниматься ерундой и продумывать разговор с родителями.       «А можно просто не дурить и уходить на квартиру, — подумала Ася. — Тогда и проблем никаких не будет. Денег на первое время хватит, а там найду себе еще учеников».       По мнению Аси, мать безоговорочно бы согласилась принять ее обратно, однако фразы о том, что рукоприкладство мужа — не повод вот так брать и уходить из семьи, преследовали бы ее частенько, а первое время, наверное, постоянно.       — А вообще… — сама себе сказала Ася. — Почему это я должна уходить? Перееду в другую комнату и все. Буду видеть Севастьяна за завтраком да за ужином. Еще не хватало оставлять детей без матери или тащить их за собой черт знает куда!       Повеселев, женщина начала мысленно делать в доме перестановку: какую комнату можно безболезненно переделать под ее спальню и откуда лучше перенести ее новое спальное место.       Севастьян вернулся домой в легком волнении. Незадолго до окончания рабочего дня Виталий прожужжал ему все уши о том, что нужно срочно как-то мириться, иначе жена не будет долго думать да уйдет на все четыре стороны.       На этот раз Ася не вышла встречать супруга. Обрадованно обняв детей, Севастьян спросил:       — А где мама?       — В комнате, — ответил Дима. — Мы ее звали, она не пошла. Устала, наверное. Или плохо себя чувствует.       Севастьян пришел к супруге, которая что-то считала на листе бумаги.       — Чем занимаемся, Агнесса? — спросил мужчина.       — Заряд для бомбы рассчитываю, — резко бросила Ася.       — А если серьезно? — уточнил Севастьян, на всякий случай заглядывая через плечо супруги.       Однако в записях ничего не было понятно.       — Выбираю, в какую комнату буду переезжать, — ответила Ася. — Просчитываю, как лучше сделать перестановку.       — А, то есть ты не в меблирашки собралась? — не выдержал Севастьян.       — Пойдите прочь, Севастьян, — резко сказала Ася.       — Нам все равно сегодня ночевать вместе, в одной комнате, — ответил Севастьян.       — Ничего страшного, одну ночь переживу, — произнесла Ася.       Севастьян промолчал и начал переодеваться.       «Бессовестная женщина, уже какой годок пошел, а разум куда-то спрятался, — снова зазвучали в ушах Аси слова свекра. — Чему дочь учишь? Ей даже если в гимназии не учиться, с людьми придется встречаться, которые такой вольности не поймут и не простят».       — Дура, — одними губами прошептала Ася. — Могла бы и не обнародовать побои.       «Дура, — сразу же ответил внутренний голос. — Берешь пример с матери».       Неожиданно для себя разрыдавшись, Ася встала и сказала:       — А хотя, как говорится, я не сирота. Могу и к родителям вернуться.       Подобной реакции супруги Севастьян не ожидал. Если даже во время разговора в жандармерии мужчина полагал, что супруга просто его пугает, сейчас перспектива того, что Ася действительно может уйти, стала слишком правдоподобной.       — Ася, — чуть волнуясь, сказал Севастьян. — Садись. Теперь я хочу с тобой поговорить.       — При свидетелях, — ответила Ася.       — К чему свидетели, у нас дверь открыта, — произнес Севастьян. — Если ты об этом.       Мужчина вздохнул и сказал:       — Ася, прости. Был неправ. И со шлюхами, и с Шатохиным.       — А вчера, значит, были полностью правы, — усмехнулась Ася.       — А вчера я просто не увидел другого выхода, — ответил Севастьян.       — Слово офицера, что больше никогда не поднимете на меня руку, — сказала Ася. — Хотя… Что-то это уже когда-то было такое…       — Слово офицера, что больше никогда не подниму на вас руку, разве что в голове ничего не перемкнет, — произнес Севастьян.       — И это я тоже уже слышала, — ответила женщина. — Так что вы или слово офицера нарушили, или в голове у вас что-то перемкнуло. И первое, и второе одинаково ужасно. Во втором случае вообще тогда стоит врача посетить.       Севастьян ничего не ответил.       — А я, Севастьян Михайлович, сейчас даю вам честное дворянское слово, что если вы еще раз поднимете на меня руку, то в этот же день покину данный дом, — сказала Ася. Чуть усмехнувшись, женщина продолжила. — Да, звучит смешно. Отброс революционного общества дает честное дворянское слово. Но… Как говорится в свете, зато его нарушить нельзя. Так что, Севастьян Михайлович, в будущем все зависит только от вас. Не от меня.       Ася вздохнула и добавила:       — Не было бы так лень — сегодня бы уже ночевала в другой комнате… [1] зять, принятый в семью жены тестем либо тёщей в дом на одно хозяйство