Обратная сторона Луны

Вэй Ин приходил в себя с трудом. Он выныривал из видений, чувствовал, как в него вливают какую-то травяную дрянь, и снова проваливался на берег Ситань, переживая свою первую встречу с Ванцзи. Он не смог увидеть все за раз, сначала вспоминал какими-то урывками и клочками. Временами, когда он выползал в явь, рвало и потом забрасывало в какую-то кровавую черноту, где постоянно пахло кровью, пеплом и смертью. Когда ему становилось чуть лучше, он чувствовал под пальцами песок, скрёб по нему ногтями и бредил сообщениями вичата, потому что их надо было послать, но мобильника не было, а встать не получалось. Тогда он пытался ползти, но ноги сводило судорогами, а по спине тёк холодный пот. — Госпожа, — он проснулся от высокого девичьего голоса, — лихорадка, кажется, спала. — Влей ещё пиалу и приподними… Ох, — послышался тяжёлый вздох. — На твои руки попал отвар. — Вы утомились, госпожа. Вэй Ин осознал, что голова болеть перестала, зато отчётливо заныл желудок, и гортань пекло кислотой с мерзким привкусом желчи. Казалось, что вот буквально только что он повязал ленту на лоб Ванцзи, а потом… Вэй Ина продрало мурашками. Нет, это точно было сном, потому что с такой вонью изо рта в реальности никакого поцелуя светить не могло. Пусть даже и в щеку… — Подними его, Лянлян. Ах, нет, у тебя и вторая рука размокла. Подойди, милая. Благодарю тебя за твою службу, — слуха коснулось тихое шуршание, после чего госпожа Баошань позвала: — Иньинь, унеси Лянлян и принеси другую, мы сделаем тебе новую подругу. — Да, госпожа. — Какой слабый ребёнок, — лба коснулась ладонь, а на запястье сомкнулись пальцы. — Но все-таки справился. Посмотри-ка на меня… Я знаю, что ты пришёл в себя. — Гмн-кха, — на пробу просипел Вэй Ин, — горло… болит. Сколько я? Сколько тут? Лань Чжань?… — он резко схватился за шею. Не от боли, нет. Почему-то в романтических историях пишут, что чувства захватывают сердце. Ненаучная херня. Запестревшие картинки заполонили разум, горло перехватило спазмом, лёгкие загорелись от желания продолжить газообмен, но воздух не лез. Ванцзи… Боже. Он был таким в шестнадцать?! Красивым какой-то нетронутой, покрытой тонким слоем хрупкого льда, красотой. Вэй Ин понял, что тогда ничего не понял. Не увидел, что слой этот едва ли был доспехом. Холодность готова была треснуть, только протяни руку и прикоснись. И он сделал это, хотя даже не спросил, а можно ли, не имел права. Протянул ладонь, погладил по округлой еще щеке, чувствуя тонкий пушок на ней и выпуклость маленького прыщика у скулы. Воспоминанием пережитого прикосновения жгло пальцы. — Лань Чжань… — едва выдавил Вэй Ин, — где?.. — Ты вернулся один, — на его виски легли пальцы, резко вдавливая, споро сползли по горлу, разжимая пальцы и нажимая еще куда-то. Спазм отступил. — Дыши, — перед мутным взглядом начало проясняться лицо госпожи Баошань Санжэнь. — Сосредоточься наконец! Не за него тебе сейчас нужно переживать! — Я… нормально, — Вэй Ин перевалился на бок, подтянул ноги и сел. Он обнаружил себя на песчаной дорожке. Она была вся изрыта, взрыхлена длинными полосами, и, кроме того, рядом лежала рука. Оторванная. — Что произошло?! — ошарашенно сморгнул он. Оторванная конечность не пропала, зато получилось рассмотреть то, что настоящей она не была. На отрыве не было ни связок, ни торчащей кости. Только пустота. Это был искусно сделанный картонный протез. — Полагаю, я исполнила свой долг и отныне смогу оставить сожаления, — ровным голосом ответила госпожа Баошань. Она сидела рядом, тоже прямо на дорожке. Ее ханьфу было уляпано разводами и пятнами рвоты. — Уйдя отсюда, нельзя вернуться, так что Цансэ не просила о помощи, однако это не значит, что я была равнодушной к ее судьбе. — Это ваше правило… разве оно не слишком? — пробормотал Вэй Ин. — Полагаешь, я от него не отступала? — печально улыбнулась госпожа Баошань. — Наивное дитя. Но мой век длинен, а потому помогая тем, кто покинул обитель и избрал свой путь, я могла видеть последствия. Вмешательство всегда вело к худшему. — Но мне, то есть меня… — А разве ты мой ученик? Мог бы… но оставим это. Ты принёс с собой весьма занимательный предмет. Виртуозное использование паучьего шёлка, — она подняла пальцы так, словно сжимала в них нечто, хотя на самом деле там ничего не было. — С помощью такой струны можно было заставить обывателя забыть любой избранный период. — Кто? — Вэй Ин кивнул в сторону зажатой пустоты. — Кто такое использует? — Не представляю, — госпожа Баошань вынула из рукава платок и осторожно уложила туда невидимый предмет. — Паучья нить слишком редка и дорога, да и осложнения… Заклинание проще. Насколько мне известно, техника считается утраченной. — Но вы ей владеете. — Давно живу, — губы госпожи Баошань тронул призрак улыбки. — Предвидя твой вопрос, нет, я не передаю своим ученикам навыков, которыми сама едва владею. Убрать струну отнюдь не то же самое, что установить. Нужно будет поручить разобраться, — она спрятала платок обратно в рукав. — Лянлян, милая… ах, нет, Лянлян ты испортил. Иньинь… По дорожке к ним спешила помощница. В руках она держала довольно большую бумажную конструкцию сложной формы. Присмотревшись Вэй Ин понял, что это весьма искусно сделанная кукла. Материал походил на раскрашенную бумагу, иначе куклу такого размера невозможно было бы нести так легко. Поверхность украшала роспись — одежда с узорами оказалась расчерчена чёрной тушью, ей же были прорисованы волосы и глаза, краской добавлены приветливая улыбка и румянец во все щёки. — Какая ты расторопная девочка. Помоги-ка мне сесть обратно… Иньинь поднесла куклу и поставила ее, прислонив к скамеечке, которая ранее предназначалась Вэй Ину, после чего подкатила уехавшее дальше по дорожке кресло и помогла своей госпоже снова устроиться в нем. — Вам удобно, госпожа? — Да-да… Ну вот, теперь вдохнём немного жизни в новую Лянлян, — госпожа Баошань извлекла из рукава небольшой мешочек, осыпала содержимым бумажную куклу, после чего вынула талисман, приклеивая его в центр груди. Завершающим штрихом стала миниатюрная кисточка в ее руке. Кукле достались новые ярко-красные глаза с чёрными точками зрачков в центре. — Доброе утро, девочка. Тебя зовут Лянлян. — Лянлян приветствует госпожу, — откликнулась та. Пока она говорила и кланялась, бумага постепенно менялась. Местами она словно бы превращалась в кожу, местами стала казаться светлой одеждой с вышивкой по рукавам и подолу, повисла колышущимися складками. Лицо ожило, осветилось улыбкой, в точности копировавшей стоящую рядом Иньинь. — Год основания царства Шу? — В 221 году Лю Бэй провозгласил себя императором в Чэнду и тем самым основал… — Уважительное имя Ши сань я-цзы? — госпожа Баошань перервала ее новым вопросом. — Жуньчжи. Первоначально господину Мао… — Довольно, милая. Чудно, все работает… — Сейчас время отдыха, желаете, чтобы я покатала вас по дорожке? — Нет, сегодня в расписанном режиме появились изменения. Это гость, — Баошань Санжэнь указала на Вэй Ина. — Помоги ему сесть и приберите этот беспорядок, девочки. — Да, госпожа! — обе девушки синхронно поклонились. — Что это?! Это как? — Вэй Ин подобрал немного отвисшую челюсть и снова обрёл дар речи. — Бумага с нужными текстами и заклятье нарисованных глаз. Впечатлили мои куколки? — Очень! Нам бы пару таких в отдел, отчеты писать. — Значит, окончательно пришел в себя. Славно. Ближайшие три… пять дней полный покой. Будешь пить отвар и принимать пилюли, я напишу. Сейчас, — госпожа Баошань откинула голову на подушечку под головой и прикрыла глаза. — Устала. — Бессмертные устают? — пробормотал Вэй Ин. — Разумеется, — не меняя расслабленной позы, откликнулась Баошань Санжэнь. — Вечная жизнь не означает вечной молодости. Ох… как кружится. Покой… мне нужен покой и длительная медитация. Иньинь, возьми лист бумаги, напиши «Ладожан» и «Наосиньшу». Лянлян, проводишь… Ах, ты можешь путать новые дорожки. — Я сам запишу, у меня ж мобильник. Сейчас, — Вэй Ин вынул телефон, переходя в заметки и краем глаза отмечая время. Он провёл здесь около часа сверх отмерянного секретарем срока… Уведомления? Вроде бы нет, — Сделал! Правильно? — Тише. Шумное дитя… Покажешь госпоже Си. Она разберётся, даже если ты напутал в начертании, и распорядится. Что ещё? Ах да. Принимать раз в сутки, двадцать один день. Все, ступай. Иньинь, проводи… — Не нужно, я нашёл дорогу сюда, так что обратно точно справлюсь. Благодарю, — и он низко склонился. — Тогда по аллее, Инь… — Да, госпожа. Вэй Ин вышел из оранжереи. Оказалось просто — он прошёл по собственным следам, отпечатавшимся на песке. Анфилада оказалась закрытой, так что ему пришлось какое-то время ковыряться с тем, чтобы открыть первую дверь. Створки были тяжеленными и поддавались с трудом. Как это с ними справлялись тонкорукие бумажные девчонки?! Хотя госпожа Баошань наверняка открывала все разом, одним мановением руки. В комнате оказалось сумрачно, на окнах противоположного здания отражался серый вечерний свет, слабыми бликами игравший на декоративном убранстве. Он пробыл в оранжерее так долго?! И Ванцзи ни разу не отписался?! — Вот я болван, идиот, придурок! — обругал самого себя Вэй Ин. — Сраный же режим полёта! — он полез за телефоном и тут его снова скрутило головной болью. Эта была не такая уж и сильная, хотя в глазах все равно потемнело. Он качнулся, слепо шаря впереди себя и нащупывая ближайшую стену. Оперся, со стоном сполз вниз. Темнота разошлась призрачной портьерой. Он снова стоял на берегу Ситань. Правда, сначала показалось, что это обрывок одного из тех видений про кровавую черноту и смерть, только он почти сразу различил тихий плеск вод, погустевшее розово-сиреневое свечение у горизонта и ощутил прикосновение чего-то очень нежного и тёплого к собственным губам. — Ты… не должен был. — Я очень… очень хотел, — прошептал Вэй Ин. Оправдание было так себе, но он в самом деле не смог удержаться. Вот только что повязывал ленту, и они смотрели друг на друга так близко, а потом его словно качнуло вперед и он… он… — это было слишком. Прости. — Теперь я должен прислать красный конверт. Я думаю. — Что? Зачем? — После того, что мы сделали. Я женюсь на тебе, как Цзинь Цзисюань на твоей сестре. — Эй… Лань Чжань, я допустил лишку, но про конверт ты уж загнул. Это… ну… просто поцелуй? — произнёс Вэй Ин, опуская ладонь куда-то на талию. Почему-то стало жутко страшно, но он все равно обнял и буквально перестал дышать, потому что Ванцзи поддался и позволил прижать себя чуточку ближе. — Ну какие, какие ещё конверты?! Ты вообще семейный кодекс открывал?! А… Ты, может, таким не интересуешься. Если в двух словах, у нас такое не разрешено. Мы ж не Америка или там… Тайланд какой-нибудь. И где тебя вырастили, такого? — тихонько засмеялся он. — В заповеднике? — Мгм. Гусу Лань. — Ты… смешной. И очень… очень нравишься мне. Мне никто никогда так не нравился. — Никогда? — шепнул в ответ Ванцзи. Они стояли так близко, что слова тёплым дыханием касались обветривающихся губ. — Ни разу. Ты такой… Такой, — нужные слова никак не подбирались. — Я не должен был этого делать. Прости меня. Будешь помнить обо мне? Потому что я о тебе никогда не забуду. Потом ты наверняка встретишь кого-то лучше… — Лучше тебя нет. — Это не так, — замотал головой Вэй Ин, пряча глаза, — в какой-то момент ты можешь решить, что я не очень хороший. Дослушай, — чувствуя, как напрягся Ванцзи, он крепче сжал складку одеяния на его талии, — дослушай, потому что потом я не смогу это сказать. Потом ты обязательно встретишь кого-то гораздо, гораздо лучше, того, кто будет лететь рядом с тобой на мече и разделит с тобой… все, о чем ты мечтаешь, но я просто надеюсь, что ты будешь помнить обо мне. Хотя бы потому, что я отдал тебе мой первый поцелуй, — он неловко засмеялся и уткнулся лбом в плечо. — Не думаю, что это такая уж большая ценность, просто в голову не приходило, что ты будешь… ну… типа, не девушкой. Прости, я несу какой-то бред. — Нет, — шепнул Ванцзи. — Может, немного. Но мне это нравится. Нет, не это. Ты. Ты мне… — Ну откуда ты такой? — застонал Вэй Ин. — Не хочу тебя отпускать, — признался он. — Вообще никуда. Хотя ты уже сто раз сказал, что должен идти. — Четыре. — А? — Не сто. Четыре раза, — шепнул Ванцзи. — Уходить не хочу. — Все-таки очень смешной… — смеяться не хотелось. Вэй Ин отстранился и разорвал объятия, — иди, а то правда хватятся. — Ты? — Я? А что я? — в интонацию удалось добавить напускного веселья. — Я только что похитил поцелуй самого красивого парня на земле, — Вэй Ин ловко увернулся от попытки Ванцзи врезать ему длинным рукавом по заднице, — и собираюсь увезти память о нем за край этого безграничного моря! Чтобы спрятать в своём сердце и хранить вечно! Все! Иди! Иди уже! — он отбежал за ствол ивы. — Или ты готов отдать не только поцелуй? Уходи! …черт тебя дери. Шорох одежды приблизился, кажется, Ванцзи, вставший по ту сторону ивы, еще раз повторил что-то про конверт и быстро ушел, хотя, судя по торопливости шагов, даже убежал. — Идиот… — пробормотал Вэй Ин, шмыгнув носом и обняв руками шершавый ствол. — Ты такой придурок, Вэй Усянь. Хуже нет. Замена в виде ивы оказалась так себе. Дерево было старым, кора шершавой и холодной, она оцарапала щеку, лишний раз напоминая, что это отнюдь не плечо, затянутое шелком. Вэй Ин вздохнул, понимая, что вот сейчас самое время для сожалений и посыпания головы пеплом из прогоревшего костра, потому что больше всего хотелось крикнуть «не уходи», но он не мог даже попросить вичата или оставить свой. Обман конечно раскроется, не может не… Настоящий Цзян Чэн был где-там, на банкете, и, если сильно повезет, Вэй Ин сможет уплыть до того, как Ванцзи поймёт. До того, как весь этот нелепый обман вскроется. Вряд ли все это дойдёт до дяди и мадам Юй. Не будет же Ванцзи трепаться о том, что… ну… Что он делал смущающие вещи с другим парнем на пляже? Он был не самым болтливым. Подумает ли он в итоге, что вообще все, что случилось, было одним большим обманом? Наверное. — Я бы точно решил, — Вэй Ин вытер влажные глаза. — Надо перестать страдать хуйней, по крайней мере прямо тут. А даже если и вскроется… Ну не убьют же меня за это? На берегу окончательно стемнело. Зрение привыкло к темноте и, когда он вышел из-под завесы ветвей, то взглядом выхватил полосу посеревшего в наступающей ночи песка и более чёрную зубатую линию нависающей травы. Позади едва шелестели листья ивы. — Так вот каким ты вырос в этот раз, старейшина… Снова не слишком умён, — внезапно из темноты, откуда-то сбоку раздался голос. — Кто здесь?! — Вэй Ин сделал шаг назад, начал озираться. Дальше пары метров видно было плохо, все утопало в неожиданно сгустившемся ночном сумраке. — Любопытный, как щенок. И порождаешь столько же беспокойства, — голос зазвучал с противоположной стороны. — Не убьют? Тебя? Разумеется, растерзают при первой возможности, но откуда тебе знать, ведь в этой жизни тебе повезло еще меньше. Сзади ветер снова зашуршал листьями ивы. По спине продрало мурашками. В голове сыпануло обрывками каких-то фраз, почерпнутых из видосов про маньяков. «… постарайтесь как можно быстрее выйти на людное место или зайти в магазин или кафе». Охрененно ценное знание. Вэй Ин бы сам ни за что не догадался. Люди на острове были, но где-то там, впереди, за плотным сумраком, из которого лился голос. — Стоило ли мне быть милосердной и прикончить тебя там, на дороге?.. Даже если ты не был угрозой? Нет-нет… Беспричинно забирать жизни недопустимо, но мерзавка, твоя мать, спалила собственное ядро. Ядро, которое я нашла и тщательно взращивала день за днём. Она даже чуть не уничтожила мое. Неблагодарная тварь. — Кто вы? — Вэй Ин медленно попятился к воде. Голос словно бы звучал спереди, но при этом эхом отражался откуда-то сбоку, и справа, и слева, переливаясь неуловимой ртутью. Однако сзади, со стороны лодки, все еще было тихо, и только лёгкие порывы бриза тревожили кромку воды. — Кто вы, чтобы говорить так о моей матери? В памяти вспыхнуло очередное бесполезное «…позвоните по телефону и попросите, чтобы вас встретили». Телефон валялся где-то в лодке. Таким же убогим был совет носить баллончик в сумочке. Сумочки у Вэй Ина отродясь не было. — Кто я? В самом деле, почему бы и не познакомиться, ведь ты все равно забудешь этот день. Можешь звать меня госпожой Запада. — Иностранка, что ли? — голос был странным, словно напрочь убитым неумелым автотюном, но не было сомнений, что говорила женщина. Осознание не успокоило ни разу. Конечно, Вэй Ин отлично помнил заметку про самых отмороженных убийц, и там утверждалось, что женщин-маньяков было в разы меньше мужиков, но ключевое «было». Еще в речи проскальзывали грубые упоминания о матери, которую Вэй Ин едва знал. Месть?! — Госпожой звать не жирно? «…не бойтесь сопротивляться». Еще один совет, достойный мусорного ведра. Вэй Ин боялся. Не сопротивляться, нет. Но страх отчётливо ощущался онемением в ставших ватными ногах, в том, что хотелось замереть и не двигаться, и еще кричать. Паника. Ее Вэй Ин позволить себе не мог. Он судорожно пытался определить, насколько близко уже подошёл к воде и сможет ли в пару прыжков оказаться на глубине. Там он бы справился. Не переплыть водохранилище, нет, но проплыть под водой и отвязать лодку можно было попробовать. Или обогнуть мыс и вылезти там, у основной пристани, где огни и люди. — Хм… Дерзкий щенок. Возможно, ты не так и глуп? Но для роли, что я тебе предназначила, это не имеет значения. Ты отлично справился, — внезапно похвалила говорившая. В тот же момент что-то ударило в грудь и в бок, заставляя отступить не влево, ближе к лодке, а вправо, обратно к ивовому стволу. — Отвали, — Вэй Ин выставил руки перед собой. — Я не буду плясать под твою дудку, будь ты хоть госпожой всея республики. Да хоть всего мира, — по пальцам мимолетно проскользнуло гладкое и холодное, обожгло. Он узнал. Это была та странная субстанция, которую временами мог различать только он. Вот что за сумрак клубился перед ним! Впервые Тьмы было столько разом! Она… эта женщина. Она была источником? Она была мертвой?! — Отъебись, тварь! — выкрикнул он. Талисманы! Изрисованные листки бумаги, способные отпугивать этот чёрный дым, остались в собственных штанах, которые он скинул, беря взамен вещи Цзян Чэна. — Не будешь плясать? Ха-ха-ха. Ты уже, гнусное отродье с грубым языком, — левое запястье скрутило чем-то тугим и плотным, тут же дёрнуло назад, и Вэй Ин едва не упал на спину. Удержавшись на ногах, он отлетел к дереву. — Ребенок клана Лань в самом деле не способен противиться тебе, — вторую руку сковало тоже, дёрнуло вверх и за спину. — Даже такой, словно гнилой зуб с выжженным дуплом, — по щеке проползло ледяным прикосновением, — ты снова поселился в его сердце. Тем лучше… Он талантлив, трудолюбив и почтителен. Со временем из него выйдет идеальный донор, даже лучше твоей матери. Сегодня его ядро запылало так жарко, потому что ты дал ему надежду. Вокруг горла обвилась удавка, потянула вверх. Вэй Ин захрипел, забил потерявшими опору ногами. — Ты же дашь ему бесконечную печаль. — Убьешь? — захрипел Вэй Ин. — О, нет-нет… Боги не убивают без нужды, — голос зашептал совсем близко. — Ты всего лишь забудешь его. Но он будет помнить, — в воздухе послушалось какое-то приглушённое странное бряцание. — В его сердце будет жить любовь и светлая неутолимая грусть. Она очистит его разум, подготовит к тому, чтобы жертва была добровольной и даже желанной, и мне останется лишь ждать, когда плод трудов моих упадёт в ладони. Всего один маленький укол… — А-а-а-а! — темя пронзило невыносимой болью. Вэй Ин схватился за голову… И в этот момент осознал, что больше ничем не связан. Что больше не распят на древесном стволе, а корчится у стены в комнате, заставленной пыльной утварью. Мутный взгляд выхватил часть плинтуса, стену, затянутую узорным шёлком, мрамор пола. — Что это за херня, — забормотал он, еще раз пытаясь ощупать голову и тут же заезжая себе углом мобильника в лоб. Он так судорожно сжимал телефон в пальцах, что костяшки побелели. — Блядь… Лань Чжань! — застонал он, переворачиваясь на спину. — Да где же ты? — металлический лязг, чудившийся в видении, усилился. — Это где-то впереди, — осознал он, — чертовы двери… Я иду, подожди ещё немного, — ему удалось встать и упереться в стену плечом. Болезненность отступила довольно быстро, но осталось головокружение и несвойственная ему, какая-то тотальная растерянность. Свалилось все и сразу. Ванцзи не соврал. Ни единого же слова… Сейчас Вэй Ин отчётливо помнил, как поцеловал его. И мало того, что без спроса, так еще мазнул губами в самый уголок, фактически по щеке, от волнения промахнувшись мимо цели… Вот придурок! Таких еще поискать! Да еще реально назвался Цзян Чэном! Идиота кусок! — Я уже иду к тебе, я иду, Лань Чжань. Прости, что это было так долго…