Amami ancora

      В этот прекрасный дождливый день все работники «Vertice» остались беспризорными детьми, потому что директор Мин уехал по серьёзным делам. — Отец попросил сегодня присутствовать на встрече акционеров. Так что, если к вечеру я тебе не позвоню — то ищи меня либо в тюряге за убийство наглых рожь, либо мой труп в лесу, — Юнги никогда не выделялся позитивом. Он быстро объяснил всё Сокджину и главе отделения международных связей «Vertice». Карл, которого на его должность назначил брат Юнги, шутку про труп не оценил.       Приезжали клиенты, звонили инвесторы — куча важных вопросов решалось каждое мгновение, что аж страшно осознавать. Сокджин, будучи не только главным бухгалтером, но и правой рукой директора, решил взять на себя самую ужасную участь всех сотрудников — общаться по телефону с неадекватной, капризной клиенткой, которую Юнги за глаза называл «истеричной клячей». И Джин теперь сполна осознает почему. — Миссис Вонхо, у нас опытные специалисты. Да, они точно помогут Вам с организацией пространства. Да, даже помогут подобрать цвет штор. Это точная информация. Я не уверен, что у нас на данный момент есть эта ткань. Да. Да-да. Господин Мин не может Вас принять сегодня, у него важная встреча. Насчёт завтра — я уточню у него позже. Хорошо. До встречи, — на каждую фразу в голове тридцати однолетнего мужчины звучал выстрел пушки. Эти клиенты в могилу Джина сведут.       Женщина попрощалась, и первая отключает звонок, а Ким — словно желе на солнце, стекает по стулу вниз, утробно мыча. Сегодня точно найдут чей-то труп. Возможно, самого Сокджина, потому что это невыносимо.       Молодой парень, что отвечал за доставку писем, документов и прочей ерунды, поставил на стол Джина огромную стопку папок с фразой: «Мисс Лиззи попросила проверить это и подписать разрешение на закупку перечисленных товаров на этом листе». Сверху горы парниша положил лист. Сокджин смотрит на работника, как батюшка на грешника. — Яку, принеси мне, пожалуйста, кофе, — молит шатен. — Хорошо, сер, — хихикает парень на убитый вид начальника (сегодня Джина можно так назвать), и убегает за «зельем жизни».       Когда Ким учился, он, разумеется, предполагал, что вся его жизнь будет в этих кипах бумаг, и даже когда согласился работать на компанию семьи Мин, был уверен, что отчёты и подсчёты не покинут его обязанностей, но не до такой же степени.       В свете настольной лампы и под жужжание компьютера, Сокджин пробегается взглядом по отчётам отдела по закупке материалов. Оказывается, на ту самую миссис Вонхо ушло до хрена много дорогих обоев. Джин просто молиться, чтобы всё окупилось, иначе злой Юнги всех просто сожрёт. Когда красная и жёлтая папки заботливо были отправлены на край стола, Ким переходит к вопросам внутри компании. Замена водосточных труб в этом месяце принесла убытки, что не может не огорчать. Сокджин поднимается и с этой папкой отправляется в кабинет директора: срочно нужно сверить показания за прошлый месяц по оплате воды. Стаканчик с кофе летит в урну с поразительной меткостью.       В кабинете директора поразительно сыро. Окно, что открыто нараспашку цокает своей ручкой о стенку, пока Джин закатывает глаза — его друг ужасный растяпа. Закрыв окно, мужчина возвращается к своей задаче. В столе, где обычно Юнги хранит все данные и квитанции для компании, Ким роется без зазрения совести и смущения. Ему тут доверяют, он, считайте, третий директор, после Юнги и его брата, так что позволено.       Бумаги, бумаги и ещё бумаги. Они будут в страшном сне приходить к Сокджину. В кипе ненужного на данный момент хлама из документов, Джин достаёт злосчастный блокнот, что уже успел потрепать ему нервную систему. Быстро положив его на стол, шатен возвращается к поискам сокровенной квитанции об оплате воды в прошлом месяце и, о чудо! Он её находит. Она лежит не в файле, как должна, а отдельно от всего. Ким закипает. — Ну приедешь ты сюда, заставлю тут всё по местам сложить, поганец, — шипит мужчина.       В суете Джина отвлекают сообщением о новом звонке поставщиков — гадство. От спешки блокнот падает мимо ящика стола, прямо под стол. Из его обложки вываливается три фотографии. Ким не хочет на них смотреть, ведь это что-то личное его друга, но…       Вот Юнги со своей семьёй. Тогда мачеха, на которую парню было всё равно, заставила всех сфотографироваться в отпуске на Мальте. На второй — Юнги и Чимин обнимаются на побережье, жмуря глаза от солнца. Джин хмыкает, его губы трогает слабая улыбка. На третьем фото Юнги стоит грозный, как скала, что-то объясняя своему брату, пока на фоне сам Сокджин ест мороженое. Мин младший доказывал старшему какую-то глупость в фильме, после киносеанса, а Сокджин, с общим знакомым из университета Рима, просто лопался со смеху и давился сладостью.       Воспоминания захлёстывают неконтролируемой волной, от чего шатен присаживается в кресле, покручивая в руках фото.

***

      Рим — место, которое не обошло ни одно историческое событие. Рим и есть история. Название этого города мелькает в абсолютно всех книжках школьной программы, во всех уголках мира.       Джин жил здесь с пятнадцати лет, отправившись с бабушкой покорять лучшую жизнь, завоёвывать успех. Окончив школу и получив степень бакалавра, парень решил учиться дальше, спустя год курсов менеджера.       Дизайн со всеми его прелестями в виде оттенков краски и сочетанием узоров манили Сокджина с детства. Прекрасное завораживает. Поэтому сейчас Ким шёл по университетскому коридору, наблюдая, как с аудиторий выходили ребята с экономической кафедры — им, наверное, тяжело. В углу одной из рекреаций трое парней столпились, что-то бурно обсуждая. Джин решил поинтересоваться: — Buongiorno. Cos'hai lì? — Сокджин склонился над головой одного из студентов. Оказалось, в центре событий стоял невысокий парень с выжженными волосами, что торчали из-под шапки. — Quindi, vai nel tuo ufficio e non torturare la gente. — Sei così noioso, Gene, — недовольно пробурчал один из ребят, который учился вместе с Кимом во время пар по экономике.       Незнакомец так и остался стоять, вжавшись в угол. Его глаза бегали по Сокджину и мимо проходящих людях. Весь вид напоминал загнанного зверька. Явно новенький, выглядел как-то неуместно и странно, ведь попробуй найти среди уже сдружившихся итальянцев и приезжих такую скованность. — Stai bene? — Джин поправил свои каштановые волосы, спрашивая. — Эм… Si. — Come ti chiami? — Ким спросил скорее из вежливости, чем из настоящего интереса. — Юнги. Мин Юнги. А Вас? Oh, come ti chiami? — тут же исправляется Юнги. — Так ты кореец. Сложно ещё на итальянском говорить? — Джин посмеивался не со зла. — Ким Сокджин. Этнический кореец. — О, — брови Мина выгнулись в удивлении. — А у тебя хороший итальянский. — Ничего удивительного. Я тут живу уже около десяти лет, так что привык. Ты на какой факультет поступил? — Дизайн, магистр. Ждал, пока толпа рассосётся, — неприязнь к скоплению людей не испарилась со временем. — Я учусь на дизайне. Могу помочь, если хочешь.       Юнги не хотел, но согласился принять помощь, даже не предполагая, что со временем этот Ким Сокджин станет его надёжной опорой и защитой от любвеобильных итальянцев.       Жизнь текла своим чередом, заставляя Мина учить итальянский, совершенствоваться в нём с каждым днём. Прогулки по прекрасному ночному Риму стали привычным делом, так же как и совместные пары. Джин смотрел и радовался, как вечно грустный и сонный Юнги постепенно расцветал, поднимал голову и расправлял плечи-крылья в попытках покорить вершину Олимпа.       Когда, спустя месяц, к Юнги приехал брат с отцом, Сокджин чуть не потерял сознание: его друг оказался сыном известного бизнесмена Южной Кореи. — Ты почему мне не сказал, что ты наследник господина Мина? — Ким рвал салфетку от напряжения, со стороны наблюдая как Чонки с отцом что-то обсуждали по телефону. — Никто не спрашивал, вот я и не говорил, — Юнги пожал плечами, а-ля, ну и что здесь такого? Будто бы обычному смертному каждый день удаётся общаться с детьми очень влиятельных людей.       Парни общались каждый день, со временем Юнги переехал в дом бабушки Ким, потому что даже заграничные общежития внушали страх. Женщина откормила худощавого студента, умиляясь с его здорового аппетита. Сокджин выделил свободную комнатушку, что хоть и была меньше чем в общежитии, зато Мин мог уединиться, когда хотел, а не когда его сосед-итальянец уходил к своей девушке с ночёвкой.       В один из совместных вечеров, что выпал на третью среду февраля, Ким стоял с баночкой краски в руках, промазывая пальцами, что были в перчатках, корни волос Юнги. Выгоревший бирюзовый, который Мин пытался смыть всякими шампунями, быстро превратился в насыщенный брюнет. Ломкие волосинки торчали на макушке, создавая эффект «одуванчика» на голове младшего. — С чего такие резкие перемены? Я думал, что ты любитель ярких волос, — вздыхал Ким, наблюдая за другом, что играл в избитую мобильную игру. — Bisogna iniziare da qualche parte, — с гордостью, за свои успехи в разговорном итальянском, говорил Юнги. — Начинать что? Добивать волосы? — Перемены в жизнь. — Тебя что-то не устраивало? — Джин перевёл взгляд в отражения зеркала, ловя грустно закушенную губу Мина. Что-то явно не так. — Юнги? — Хочу избавится от всего, что связано с прошлым… До переезда сюда, — парень вздохнул, пряча телефон в карман растянутых спортивных штанов, что скрывали за собой белоснежную кожу, которую солнце ни разу не касалось в этом году. — Было что-то очень плохое? Ты, конечно, не обязан говорить, просто… — старший неловко бросил тюбик в мусорный пакет, присаживаясь рядом на диван. — В своей жизни я жалею о двух поступках: о том, что я сказал одному очень важному для меня человеку, и то, что я натворил перед тем, как приехать в Рим. Собственно, из-за этих двух пунктов я сейчас здесь с тобой, — Джин смотрел на сжавшегося Юнги. На душе неспокойно словно время откатило назад, возвращая того запуганного, грустного, одинокого Юнги, которого Сокджин встретил в университете. — А изменить ничего нельзя? — надежда всегда оставалась до последнего. — Меня не захотят простить за всё то дерьмо, что случилось. Возможно, потому что я и есть дерьмовый человек? — Юнги… Non osare dire questо! — Джин поднял подбородок и зло шикнул. Юнги ошалело обернулся на друга. — Запомни раз и навсегда, у всего в этом мире есть причина и следствие. Неважно насколько страшно то, что ты натворил, но всегда есть причина и рациональное этому объяснение. И будь бы ты реально дерьмовым человеком, то не сидел бы в этом доме, на этом стуле. И вряд ли бы ты дышал воздухом Рима, потому что этот город — чистилище, — шатен поднялся со своего места, остервенело сдёргивая испачканные в краску перчатки. Юнги не моргал. Лицезреть такого гневного Кима было в новинку.       Чистилище для Юнги — ванная комната, в которой он истекал кровью, но об этом Джину не стоит знать. Хотя, не заметить на запястье эти ужасные полосы, даже под слоем ткани, было не реальным.       Этот вечер закончился молчаливыми и угнетёнными молодыми парнями. Миссис Ким непонимающе глядела на внука, но тот лишь покачал головой, говоря этим: «Давай потом, бабуль».       Но потом наступило слишком быстро, когда пьяненькие парни сидели в комнате Сокджина, и Юнги захотел пооткровенничать. Язык заплетался, речь скакала с корейского к итальянскому и обратно с удивительной скоростью, что выпивший Джин со сложностью поспевал. — Я гей, и у меня было двое парней.       Это признание Мина оказалось шокирующим, но не столь страшным как следующее: — Перед приездом в Рим я лежал в реабилитационном госпитале, после того, как бросил очень важного и любимого для меня человека, зная, что он ни в чём не виноват.       Джин осознал одно: внутри этого парня, что заливает в себя крепкий алкоголь, сидя под соседней стенкой комнате, на голом полу, идёт война до сих пор.       Они два года учились, находясь друг у друга под рукой, как спасательный жилет. Ещё два года работали на исполнительных должностях в филиале «Vertice» в Риме, который отрыл господин Мин. Год был потрачен на поездки в Канаду, Норвегию, Финляндию, Швецию и Англию, просто, чтобы забыться отдохнуть. А потом приехал брат Юнги, когда его не ждал никто, и сообщил, что нужна помощь Юнги в вопросах компании в Сеуле.       Джин поехал с семьёй Мин, по просьбе друга. Ким чувствовал себя верным псом, что везде следует за своим другом. Внутри Юнги идёт война каждый день, и Сокджин единственный, кого к себе этот строгий и важный брюнет в костюме тройке подпустил, будучи на дне морального состояния. В своём спортивном костюме, с выжженными волосами и синей шапкой без единой капли надежды на существование и понимание в чужой стране.