***
— Сука. Кратко и понятно. Юнги выхватывает сигарету из пачки, словно псих достаёт нож. Зажигалка сияет ярким огоньком, что кажется спасением и благословением для молодого человека, которого может обрадовать любая мелочь во время затяжного ливня над городом. Богатые дяденьки слишком высокого мнения о себе, чего Мин на дух не переносит. Эти высокомерные взгляды, каждое слово — провокация и упрёк. Один зажравшийся пятидесяти восьмилетний японский хрыч решил, что упрекнуть Юнги в том, что у него внешний вид напоминает хулигана под прикрытием, а молодой возраст может погубить «Vertice», будет нормально. Зря, ой, как зря. Сейчас злого, вспыхнувшего слепой агрессией, Юнги сдерживает лишь закон и сигарета в зубах. Затяжка за затяжной, тлеет не докуренная сигарета в пальцах, пока Юнги отвлекается на вид заднего двора: фонтан и алейки-арки, которые проходят сквозь высокие кусты цветов и деревьев. Мин обожал в школьное время здесь сидеть и читать. Как же он обожал вливать в себя не стопки алкоголя, а новые познания, переключения, которые ему никогда не познать из-за собственного эгоизма и страха. В беседке пусто и одиноко, холодный влажный ветер бьёт в лицо, разгоняя дым, которым Юнги давно уже не давится. На душе ужасно паршиво. Воспоминания лезут в голову назойливыми змеями, заставляя горло пересохнуть в миг, а слёзы подступить к глазам, пощипывая. Алкоголь в организм рекой, боль и обида, засевшие где-то под рёбрами. Алая вода и дождь за окном вызывали чувство одиночества — Юнги как брошенная на обочине собака из-за своих шалостей. Дождь, такой же как в тот день: сначала мелкий, лёгкий падает на плечи, мочит волосы, завивая их, а потом срывается ливень, затмевая своей стеной всё вокруг. Юнги так похож на дождь. В таком случае Чимин для него солнце. Мин выдыхает, сбрасывая с плеч гору мыслей, и подымается на ноги — пора идти, гордо подняв подбородок и показать, что не такой он уж и «зелёный хулиган».***
— Чимин-а, лежи, — Тэхён кричит с кухни, своим баритоном придавливая всё ещё слабого Пака к кровати. — Я уже в порядке, Тэхён-щи, — гнусавит светловолосый и, накинув на голову капюшон толстовки, всё-таки выходит с комнаты. Перед ним раскрывается чудесная картина: Ким в огромной пижаме, с ободком на голове, нарезает мясо для ужина. Его кудри смешно торчат на затылке, создавая львиную гриву, от чего Чимин хрипло хихикает. В горле всё ещё словно песка насыпали, глаза болят от яркого света, и голова кружится временами, но общее состояние намного лучше, чем было пару дней назад. Температура больше не подымается выше тридцати семи градусов, но никакие уговоры и отмазки не действуют на Тэхёна. «Я волнуюсь, чтобы ты нормально себя чувствовал, идиотина», — милейшим голоском с не менее милым выражением личика пробасил Ким по приезду, заставляя друга глотать горькую микстуру. Неприятненько однако. Чимин садится за стол, складывая свои холодные руки на столешницу, а поверх них — голову. В ногах мельтешит комок коричневой шерсти, и Пак отрывается от наблюдения за Кимом, чтобы погладить Ёнтана. — Тани, малыш, не бушуй, — сипит Чимин, бросая игрушку-косточку в другой конец длинного коридора. Тэхён смеётся с того, как задние лапы его питомца заносит в бок на повороте. — Аккуратно, горячее, — Ким ставит глубокую миску супа. На столе вновь появляется кипа таблеток, от которых Чимина мутит. — Спасибо, — приходится терпеть опеку, потому что лучше так, чем принудительно. В голове спокойствие впервые за долгие месяцы: нет ни единой мысли о работе или других проблемах. Что? На следующей неделе проверка у стоматолога? Да ну его, Чимин отдыхает душой. Тэхён молча жуёт свою порцию, даже не пытаясь разбавить повисшую тишину, словно кожей ощущает, что так сейчас лучше всего. Когда ужин быстро отправлен в животы, Чимин возвращается в кровать, натягивая на нос тёплое одеяло, что пропахлось Тэхёном — уют. От Тэ всегда пахнет легким парфюмом и корицей, и это успокаивает Пака на подсознательном уровне. Киму кто-то звонит на телефон, и шатен быстрыми шагами уходит в другую комнату, чтобы не напрягать сонного друга. Разговор затягивается на долгие минуты, а голоса, что до этого заполнял квартиру вперемешку с хрипотцой Чимина, не слышно. — С кем говорил? — спрашивает блондин, когда Тэхён возвращается. — Чонгук. Спрашивал, куда я убежал с работы, — парень смущённо трет лоб и ложится возле Чимина, оплетая его конечностями. — Ой, какая милота, — хихикает Пак. — Я с этой милотой, когда поссорились в тот раз, столько наслушался от него, — вздыхает Ким. Что же поделать, если оба вспыльчивые? — Так, а причину он тебе сказал же? — Чимин укладывается поудобнее, стукая пару раз Тэхена локтями. — Потому что он встретился случайно с Юнги после клуба. — И? — Чонгук его невзлюбил с первой встречи, — в голосе неприязнь сочится. — А тот раз был разве не первым? — До этого уже виделись… Я Юнги тогда лицо подправил, — Ким вздыхает, понимая, что это лишнее. — Чимин-а, не волнуйся. Я просто вспылил, потому что он появился так внезапно и… — Уже не важно, Тэ. Уже не важно. Он сам виноват, — Пак отворачивается спиной к другу, показывая тем самым, что всё — разговор окончен. Ему неприятно об этом слышать, ведь в пальцах сразу начинает покалывать, и дух захватывает от одного имени, что связывает с воспоминаниями. Чимин засыпает быстро, пока Тэхён смотрит на него с болью в сердце: «Почему все напасти к тебе словно притягиваются?» По окну всю ночь барабанит ливень, пока вдали громыхает гроза.***
Намджун спокоен, по крайней мере внешне. Его пальцы вовсе не сжимают бедный фарфор любимой рабочей кружки до скрежета, а желваки не играют под слоем смуглой кожи. — Я вам ещё раз повторяю, понятия не имею как скоро господин Пак вернётся. Вам известно, что он отсутствовал долгое время и по каким причинам — настал час навёрстывать упущенное, — Ким отпивает чай, который заварил себе неосознанно. Напиток получился слишком сладким, но хоть он скрашивает вид незваного гостя с утра пораньше. — Ты можешь ему позвонить? — Нет. Позвоните сами, господин Мин, — у Джуна дёргается бровь от возмущения — наглости хоть отбавляй. Юнги вздыхает и присаживается на диван, аккурат напротив кабинета Намджуна. Ким надеется, что сегодня в офисе «Goyuseong» не будет мокрухи. От Мина пахло табаком и дорогим одеколоном, что словно за считанные минуты въелся в стены здания, и теперь душит работников, словно дурман в большой дозе. И сколько это молчаливое протирание дорогих брюк на кожаном диване продлится, никто не знает. Юнги ждёт Чимина, что час назад уехал решать какие-то вопросы, даже толком не объяснив. «Терпения, только терпения», — как мантру читает Намджун, допивая отвратительно сладкий чай и бездумно перелистывая какие-то каталоги. В такой обстановке работа не идёт вообще, даже малейших поползновений нет, обед проносится мимо, за созерцанием нервного Юнги. Сотрудники, что проходили мимо, или заглядывали в кабинет к Джуну, недовольно косились на гостя, зная, что это вражеская субстанция, которая медленно проникает в их базу. Проходит час, а может два или три, Намджун не знает точно, когда на горизонте появляется серая KIA Cee’d и плавно паркуется на своём привычном, самом дальнем месте на парковке. Чимин потрёпанный, по сравнению с его привычным видом, но, судя по сияющей улыбке, довольный. Правда, это быстро сменяется на загнанный, слегка запуганный взгляд, стоит ему встретиться глазами с Юнги. Пробегает искра, которую Джун может увидеть, и Пак, гордо задрав голову, уходит в кабинет, кивнув на дверь. Мин заходит следом, поправляя волосы как пижон на выставке.***
—… Ты, блять, реально думаешь, что это самая большая проблема? — Чимин кипит. Его покрасневшие глаза болят от усталости и непрошедшей толком простуды. Температура всё ещё возвращается к нему по вечерам, пока ночью мучают кошмары. Настало время страдать и в светлое время суток. — У тебя были бы огромные проблемы, — спокойно, слегка высокомерно, говорит брюнет, — если бы тогда я не вмешался. Теперь ты мой должник, раз заказ удачный. — Я не просил тебя ебать его, или чем вы там занимались. Вообще ничего не просил, и появляться в моей жизни спустя пять лет тоже. Катись нахуй, Юнги, и не возвращайся, — ярость. Она прекрасна на лице Пака, но сейчас это похоже на последние рыки раненого льва. — Следи за языком, — Мин закатывает глаза. В груди скребёт масса слов, что набатом звучат уже который день. — Да ты что? Знаешь что, я молчал. Молчал, когда из-за тебя натерпелся побоев. Молчал, когда ты в той комнате мне наговорил всякого дерьма, от которого я не отмоюсь больше никогда. Я молчал даже после твоего появления, когда у меня в жизни всё стало хорошо и без всяких там Минов, — Чимин кричит, ударяет кулаком о стол — папка, что привёз Юнги, летит на пол. — Я молчал слишком долго, позволял играться мной, как куклой, но времена меняются. Мразь ты, бессовестная, Шуга. Старое прозвище бьёт сильнее всей тирады, более, чем удар в скулу от Чонки, когда Юнги напился в баре, чем удары, что пришлось терпеть во время разборок с местной шпаной. Внутри полыхает огонь, снаружи — холод. Мин встаёт с кресла, поправляет рубашку, подымает папку и кладёт её возле разъярённого Чимина. Тишина звенит в ушах. — У вас есть неделя, чтобы уладить абсолютно все вопросы и подписать договор, иначе следующая наша встреча будет в менее приятном месте, господин Пак, — Юнги уходит тихо, как когда ушёл Чимин: не хлопнув дверью и не повысив голос. Это конец. Конец выдержке Чимина, конец терпению и каких либо надежд. Пак падает в своё кресло, больно ударяясь локтями о стол. На грохот прибегает Намджун, что не смел вмешаться в разговор, который больше походил на крики о помощи. — Эй, ты чего? — Ким тормошит младшего за плечи, но тот не реагирует. Его плечи трясутся, пока с губ слетают беззвучные всхлипы. Чимину хочется кричать так, чтобы порвать голосовые связки, охрипнуть, а лучше онеметь. Он хочет, чтобы его услышал весь мир, и не нашёл никто. Чимин хочет спокойной жизни, без эмоциональных качелей, воспоминаний. Раньше, полгода назад, когда дни были наполнены яркими красками, а пробуждение после сна не сулило новых приступов паники, казалось, что стало легче, только вот вновь жизнь подобна шторму, который рушит города и целые Вселенные. Намджун приносит успокоительное, что хранит в шкафу собственного кабинета уже долгое время. Заставляет принять лекарство Пака, впихивает насильно, давая хлёсткие пощёчины — лишь так Чимин приходит в себя, начинает видеть и слышать. Сон накатывает спустя ещё минут сорок, не меньше, когда руки трясутся от нервов, а губы кровоточат от постоянного покусывания. Пак падает в пропасть, засыпая неспокойным сном. Его всхлипы не прекращаются, заставляя Кима вздрагивать каждый раз. Чёртова папка летит в мусорку — пошло оно всё. Бухгалтер достаёт телефон, рискуя сейчас буквально всем, но выбора нет — он обещал. — Да? Я немного занят, давай быстрее, — тараторит Тэхён. — Вкратце: Юнги приезжал в компанию, и теперь у Чимина нервный срыв. Он спокойно прогнал Юнги, а потом разревелся у меня в кабинете. Я дал ему успокоительное, и он уснул, — Джун говорит всё на одном дыхании, пока его слушают. — Что делать? — Не отходи от него. Потом отвезёшь домой и проследи, чтобы он уснул. По возможности останься с ним до утра, и ни в коем случае не подпускай к алкоголю, — слышится раздражение и агрессия. — Хорошо. Я пытался Юнги прогнать и доказать, что сегодня — не лучший день для встречи, — словно оправдывается старший. — Попробуй, докажи ему, верблюду, он же на все плевал, — шипит в трубку Тэхён, Намджун слышит как что-то глухо падает — у Тэ костяшка на правой руке кровит от злобы. — Отпишись, когда будете дома, — вызов окончен, в динамике гудки, а на диване Чимин с разводами от слёз на щеках.