Это казалось немыслимым. Шерлок заявил, что ему надо подумать, и после того, как он и Джон прибыли в свой квартирный комплекс, лёг на кожаный чёрный диван, сложил ладони перед собой в «молитвенном» жесте, закрыл глаза и принялся молчать. Долго, упорно, как будто проверяя нервы на прочность, а Джона — на стрессоустойчивость.
Уотсон, решив не напрягать себя мыслями о расследовании, спокойно устроился в кресле с книгой в руках и изредка поглядывал на Шерлока. Джон всё думал, что Шерлок уже давно уснул, но каждый раз детектив то резко распахивал глаза, то махал руками, как будто что-то передвигая в воздухе. И пока это ему хотя бы как-то помогало думать, Уотсон не тревожил.
Первым тишину нарушил сам Шерлок.
— Что думаешь про Дженнета Летово? Мне нужен свежий взгляд со стороны, — пояснил Холмс, повернув голову к Джону, но продолжив лежать.
Джон, не ожидая, что с ним заговорят, даже чуть заметно содрогнулся в кресле, глубоко погружённый в чтение, поэтому ответил не сразу.
— Ну, у него, судя по всему, ужасное пристрастие к старинным вещам и всякому такому. Консерватор, наверное. Любит, чтобы всё было по-старому, под контролем.
— Не это главное, — махнул рукой Шерлок как будто в пренебрежении.
— А что? — в недоумении спросил Джон, не пытаясь пока самостоятельно понять ход мыслей Шерлока.
— Ты знаешь метод. Думай. Не идиот же набитый.
Уотсон не понял, было ли это комплиментом или ругательством, но, впрочем, напрягся, начав мысленно проводить логические цепочки.
— Надо искать кого-то, кто связан с его «Лэт продакт»? — предположил Джон.
В недовольстве махнув рукой, Шерлок, наконец, великодушно решил пояснить:
— Сам ведь сказал: «под контролем». Он даже жену держит как на металлическом ошейнике. Властолюбец.
И, наконец, Джон догадался, к чему Шерлок вёл: у Дженнета Летово могла быть мотивация, продиктованная его стремлением к некоторого рода порабощению людей, находящихся в его ведомстве.
— Явлис? — неуверенно спросил Джон, боясь снова быть неправым.
— Именно. Только надо понять, как точно. Эта дамочка ещё доставит нам проблем, — последнее предложение Шерлок прошептал, прежде чем закрыть глаза, отвернувшись от Уотсона, и снова погрузиться в мысли. В тот момент Джону показалось, что Шерлок едва ли не буквально куда-то «погружался», потому что он как будто ничего не слышал и иногда даже его дыхание становилось тише и медленнее обычного.
«Всё так странно крутится вокруг неё, что действительно можно подумать, будто она — преступница. Я не подвергаю сомнению вывод Шерлока, что она не совершала убийство, но мне всё равно кажется каким-то невероятным тот факт, что мы постоянно спотыкаемся о её причастность к этому делу», — мысли Джона были в некоторой степени тревожны, он боялся, что убийство Джигса — слишком затяжное дело в своей сложности, но, впрочем, вера в ум Шерлока не угасала.
Однако очень скоро с мыслями о преступлении вспомнился и хаотически дерзкий разговор Шерлока с Каталиной. О, Джон только частично догадывался о том, какие на самом деле страсти бушевали в этом с виду холодном Шерлоке.
Холмс избегал привязанностей, боялся оказаться зависимым как раз по той причине, что понимал — никто и ничто не может до конца принадлежать ему. И это ломало его целиком если не физически, то ментально.
И, на несчастье Шерлока, подумав о жене Министра науки, Джон вдруг заговорил:
— Что за беседу ты вёл с Каталиной Летово? Не звучало, как обычный допрос.
— А это и не был обычный допрос, — не открывая глаз, спокойно и тем не менее скрытно ответил Шерлок.
— Вы говорили обо…
Но Джону не дали продолжить, грубо перебив:
— Эта упрямая дура всё равно ничего не сказала бы толкового, потому что её голова была забита только одним — сексом.
Такой откровенный разговор о грубом чувственном желании (по отношению к нему же, Джон сам себе это напомнил) не понравился Уотсону,
учитывая подтекст. Но важным было не то, что испытывала Каталина, она слабо волновала Джона, а то,
что чувствовал Шерлок.
— Чем забита её голова, мне неинтересно.
После этой фразы Шерлок, наконец, открыл глаза и посмотрел на Джона, уже, скорее всего, прочитав всё по его напряжённо сжатым пальцам на книге и тому, как нервно он сглотнул.
— Ты… — Джон сделал паузу. — Ты думал обо мне?
Шерлок как-то недовольно скривил губы, а затем, кивнув, сказал:
— Мы живём в одном квартирном комплексе, как тут не думать.
Но Джон уловил этот невербальный знак в виде кивка головой, так что задал другой наводящий вопрос:
— Нет, я имел в виду другое. Ты думал обо мне в плане чувств?
Шерлок снова слегка скривил лицо, как будто одно слово «чувства» для его мозга уже было сильнейшим отторгающим элементом.
— Не думаю, что сейчас — время и здесь — место для таких бесед, — уклоняясь от темы, ответил Шерлок.
И Джону очень хотелось спросить: «Тогда когда и где?», но вместо этого он сказал:
— Мы в своём квартирном комплексе, и у нас полно ночного времени. Если ты что-то чувствуешь…
Но Уотсона вдруг грубо перебили.
— Ничего я не чувствую.
Джон замолчал, понимая, что каждым своим лишним словом он мог спровоцировать, как оказалось, довольно вспыльчивого Шерлока, а ссориться с ним было незачем, да и не хотелось.
В зале снова наступила тишина, и странно оскорблённый поведением Холмса, Джон решил продолжить чтение. Но только стоило ему снова открыть книгу, как он услышал тихий голос Шерлока.
— Она недостойна тебя, Джон, — как-то устало и печально прошептал Холмс. — Ты просто не видишь то, что вижу я.
Уотсон вдруг почувствовал такую тоску от слов Шерлока, что даже потерял на несколько секунд дар речи. Но затем в его голову пришла мысль, которой он даже удивился:
надо ведь как-то утешить Шерлока.
— Шерлок, послушай, я и не собирался, — начал было Джон, отложив книгу окончательно, но Холмс медленно покачал головой, а потом прошептал:
— Не надо, лучше ничего не говорить, чем врать.
— Но я…
Шерлок приставил указательный палец к своим губам и сказал только:
— Тс-с.
Раз Шерлок не доверяет словам, надо применить действия, решил Джон и, подойдя к Холмсу, который уже сидел, а не лежал на диване, вдруг приобнял его. Уотсон не видел этого, но глаза Шерлока слегка раскрылись в удивлении.
И знал бы Джон только, какой шторм закружился в гениальных мыслях человека, недавно отрицавшего чувства.
Удивляло ли их обоих то, что они так ревностно хотели защитить ростки своей дружбы (
а дружбы ли?), и то, что оба пока не понимали происходившие с ними изменения? Вряд ли. Это так быстро и прочно укрепилось в их жизни, что теперь стало неотъемлемой её частью, и менять всё хотелось только в случае, если бы это
точно привело к чему-то светлому, здоровому и в какой-то мере
давно желаемому.
Неожиданную близость нарушила резкая, как быстрый стук по клавишам фортепиано, мелодия, доносившаяся из мессенджера Шерлока. Ему позвонили с неизвестного ему номера.
Шерлок принял звонок и услышал роботизированный голос:
— Три.
Пару секунд Холмс молчал, а потом спросил:
— Кто ты?
Уотсон, ничего не понимавший, уже чувствовал, что отчаянно хотел вернуть то спокойствие, которое он ощущал недавно в объятиях Шерлока, потому что теперь напряжение в нём нарастало едва ли не в геометрической прогрессии. Джон осторожно сел на диван рядом, надеясь в скором времени осознать, что происходило.
— Знакомый.
После этого звонок прекратили.
Шерлок пусто смотрел на свой мессенджер какое-то время, перечитывая цифры в номере, но каждый раз вывод оставался одинаковым: это был номер общедоступного прибора для связи, а для звонка с помощью такого устройства главное было знать, с каким человеком хотели установить контакт. Единственное, что можно было выяснить — местонахождение этого прибора, ведь у каждого он являлся индивидуальным.
Ничего не объясняя Джону, Шерлок рывком встал с дивана и направился к своему ноутбуку на столе. Набрав номер в поиске, Холмс понял, что звонили с прибора, находящегося недалеко от частного дома Дженнета и Каталины.
— Шерлок, может, ты хоть что-нибудь скажешь? — не выдержал от умственного напряжения Джон, вставая с дивана.
— Нас предупреждают. Это знак, что Дженнет и Каталина как-то замешаны в общей картине. Но зачем давать мне такие подсказки? — не обращая внимания на то, что Уотсон, очевидно, хотел, чтобы ему объяснили всё и сразу, ответил Шерлок.
— Какие подсказки? О чём ты, чёрт возьми?
Сразу после этого на мессенджер Шерлоку пришло сообщение, состоявшее только из трёх букв: «I O U», и лицо Холмса «просияло» от улыбки.
— О, с каждым днём становится всё лучше и лучше, — сказал он, и это снова объяснило Джону ровным счётом ничего.
— Я понимаю, что ты самый гениальный детектив на этой грешной земле, но могу ли я, как простой смертный, получить минимальные объяснения? — сарказм сочился из речи Уотсона от безысходности, однако это «пробудило» в Шерлоке что-то, и он, наконец, начал рассказывать:
— Мне позвонили с общедоступного прибора для связи, который находится недалеко от поместья Летово. Звонившим был робот, но речь тому явно или настроили заранее, или управляли ей каким-то образом. И человек, стоящий за этим всем, теперь прислал мне это сообщение.
После своих слов Шерлок протянул Джону мессенджер, на экране которого высвечивались три большие английские буквы. Прочитав их и немного подумав, Уотсон выдвинул теорию:
— I Love You, быть может. Он признаётся в любви, — скрестив руки на груди,
слегка обиженно сказал Джон.
— Глупости, — возразил Шерлок. — I Owe You. Это подходит больше. И произносится так же, как буквы. Но почему он говорит, что он у меня в долгу?
— А тот звонивший робот что сказал?
— «Три».
— Что «три»? Три буквы?
— Пока не знаю.
И эти слова было так странно слышать от Шерлока, что Джон даже не смог продолжить диалог.
***
В просторном кабинете с панорамными окнами за рабочим столом, на котором стояло несколько мониторов, были разложены по стопкам документы и письменные принадлежности, сидел мужчина средних лет. Несмотря на то что кондиционер освежал воздух в помещении, а многое по работе уже было сделано, он всё равно ощущал внутреннее напряжение.
На самом деле мужчина чётко понимал, что его тревожило.
Набрав номер на тонкой клавиатуре, он позвонил по внутренней правительственной связи:
— Майкрофт, надо поговорить, — коротко бросил Конн Вэй, и
Холмс уже догадался, что ничего хорошего из такого разговора не выйдет.
Зная особенности характера Мэра и его нелюбовь к телефонным разговорам, Майкрофт поспешил прийти в его кабинет для беседы, которая удовольствия явно не доставит, судя по интонации, с которой Вэй выражался. Холмс молча и не низко поклонился, зайдя к Мэру.
— Что там твой брат с этим Уотсоном чудят? — с лёгком недовольством спросил Конн, пока Майкрофт, как провинившийся перед отцом сын, стоял напротив стола Вэя.
— Не имею чести знать, но я дал чёткие распоряжения… — начал было Майкрофт, но раздражение Конна вылилось в то, что он его прервал:
— Холмс, твой брат оскорбил Каталину!
Майкрофт хотел цокнуть не то от того, что был согласен с действиями Шерлока, не то от того, что Конн как будто не знал, что из себя представляла бывшая Каталина Вэй.
— Я полагаю, что произошла некая ошибка во время допроса и мой брат всего лишь выполнял свои служебные обязанности.
— Он назвал её идиоткой.
«И правильно сделал», — подумал Майкрофт, но вслух сказал:
— Он многих так называет. Это для него привычное дело.
— Его культуре не учили? Кем он себя возомнил?!
Майкрофт тактично отмолчался.
— Передай своему братцу, чтобы учился фильтровать свою речь, иначе при ещё одной такой выходке его индивидуальная брошка «консультирующего детектива» будет уничтожена, как и его репутация.
— Прошу простить Шерлока за это. Я предупрежу его.
***
Испытывая лёгкое недовольство, Майкрофт направился обратно в свой кабинет, чтобы по возможности связаться с Джоном Уотсоном и выяснить у него, что «он там чудит».
— Здравствуйте, доктор Уотсон, — нараспев проговорил Майкрофт, звоня по мессенджеру Джону.
— Что-то случилось? — достаточно резко спросил Уотсон.
— Это я у вас хотел спросить. Что с делом Анаира Джигса? Продвигается?
— Да, мы работаем над опросом свидетелей. Многое в деле завязано на психологии, нежели доказательствах, хотя и их мы ищем.
— А Шерлок как? Какие-нибудь подозрительные активности не выявляли?
— Почему бы вам не поговорить с вашим братом самому? — вдруг спросил Джон.
— Мой брат, понимаете ли, крайне обидчивая персона, и наша вражда — главная помеха тому, чтобы я спрашивал его лично.
Решив больше не пытаться спорить, Джон послушно ответил:
— Не знаю, про какие именно вы говорите подозрительные активности, но в целом с ним всё в порядке.
— Это приятно слышать. Однако у меня есть одна маленькая просьба к вам.
Джон знал, что эта «маленькая просьба» будет трудновыполнимой.
— Не могли бы вы поговорить с Шерлоком по поводу его способа проведения допросов? — продолжил Майкрофт. — Я полагаю, он выражается крайне нелестно, и не каждый человек готов это терпеть, учитывая то, что в Техвилле все люди высоко себя ценят.
— Я боюсь, что его никто и ничто не сможет переубедить. Я пытался.
— Однако, доктор Уотсон, я бы всё-таки был обязан вам, вразуми вы его. Он не признаёт авторитетов, это вы и без меня поняли, но, быть может, хотя бы вас он послушает.
«Что ещё за «хотя бы вас»? Кто я ему, чтобы он меня слушал?» — сразу же подумал Джон, но последний вопрос «
Кто я ему?» стал отражаться в мыслях в несколько ином ключе, сбивая с толку.
— Я, конечно, попробую, но ничего не обещаю. Вам кто-то что-то сказал про него?
— Поступила, скажем так, жалоба. Пусть подбирает выражения, он такой же житель Техвилля, как и другие люди.
После этого Майкрофт Холмс как-то резко прервал разговор, отключившись.
Джон, тяжело вздохнув, убрал мессенджер в карман и направился к выходу из своей комнаты, но стоило ему открыть дверь, как он увидел раздражённое лицо Шерлока.
— Ты что, с Майкрофтом разговаривал? — спросил недовольно Шерлок, стоя прямо перед спальней Джона.
— А ты зачем подслушивал у чужой комнаты? — тоже злобно задал вопрос Джон.
Мало того, что на него «повесили» дело, так он теперь ещё должен отстаивать свои личные границы?
— Так уж вышло, что я хотел поговорить, в каком направлении будет двигаться расследование, но ты явно был занят более важным диалогом, — с какой-то странной интонацией проговорил Шерлок, а затем тихо, но
обиженно добавил: «Шпион».
Однако Джон его услышал и повторил:
— Шпион?
Уотсон поднял голову выше к Шерлоку, слегка расширив глаза от удивления и раздражения.
— Шпион?! — Джон повысил голос, уже окончательно приходя в состояние злобы. — Если ты по-детски обижаешься на своего брата, что он даже с тобой поговорить нормально не может, то я тут не при чём! Я не виноват в том, что вы оба не можете решить какие-то свои конфликты и ему приходится созваниваться со мной!
— Он через тебя, как наивного дурака, выведывает информацию про меня.
— Да он просто беспокоится за состояние дела, которое ты ведёшь, и за тебя, как брата, в целом! Особенно, учитывая то, как ты бесцеремонно разговариваешь с людьми.
— А, Каталина позвонила папочке, — уже усмехнулся Шерлок, как будто и забыв про своё раздражение.
В отличие от Джона, которого слова о «шпионаже» сильно задели.
— Подбирай выражения, — голос Джона понизился, и Шерлок не мог этого не услышать.
— А что такого я сказал? Каталина, будучи не в состоянии решить конфликт со мной самостоятельно, прибегла к помощи своих знакомств. Типичное для такой дуры, как она, поведение.
Очередная порция высокомерия, перемешанная с оскорблениями, оказалась последней каплей в переполненном сосуде терпения Джона. Его брови недобро сдвинулись к переносице, и он сделал шаг по направлению к Шерлоку.
— Какая бы Каталина Летово не была, ты не имеешь никакого права унижать её, как и других людей.
Речь Уотсона настолько пропиталась ответной агрессией, что едва не давала чувствовать холод физически.
— Послушай, Джон… — начал было Шерлок, но его неожиданно перебили:
— Нет, это ты меня, Шерлок, послушай! — вдруг грозно воскликнул Джон, приблизившись к Холмсу и грубо схватив его за часть руки ниже плеча. — Ты не можешь так бесцеремонно обходиться с людьми, будто они ничего не стоят!
— Они не товары, чтобы стоить.
— Ты понял меня! — снова воскликнул Уотсон, пальцы которого вонзались в тело Шерлока.
Джон вдруг остановился, как будто пытаясь обуздать свою злость и отдышаться, а затем продолжил:
— Сначала Вита, потом Рейна, Каталина… По головам скольких людей ты ещё пройдёшь?
Джону отчего-то хотелось добавить местоимение «Я» в перечисление имён, но он не стал этого делать.
— Я говорю людям правду в лицо. Если человек идиот, то так я ему и скажу. Если его великие чувства мешают мне работать, я так ему и скажу.
Когда Шерлок сказал это, Джон почувствовал такой прилив гнева, что едва не дал ему пощёчину.
— Чувства… — почти хрипел Уотсон от злобы. — Это то, почему я стою здесь и держу тебя.
— Чувства — великий недостаток, — как-то расплывчато отозвался Холмс, как будто и не смущаясь тому, что его руки крепко держали, вцепившись ногтями.
— Да, чёрт возьми! — закричал вдруг Джон. — И это то, что делает нас людьми! Мы злимся и радуемся, кричим и шепчем, любим и ненавидим! Но это людская природа. То, как мы выражаем себя! А ты…
На последних словах Джон, наконец, отпустил Шерлока, слегка опустив голову.
— Ты обесцениваешь это всё, приравнивая привязанность не более чем к пыли на книжной полке, — договорил он, выдыхая.
Злость покинула, наконец, его рассудок, оставляя теперь только некоторого рода сожаление и горечь. Возможно, вся эта речь звучала грубо и неправильно, но он выразил свои эмоции.
И это и было тем самым выражением человеческих эмоций, о котором он говорил.
А Шерлока вдруг посетила догадка, которой он даже напугался, насколько позволяло его умение чувствовать что-то:
важно было не то, что ощущал он сам, а то, что чувствовал Джон, ведь будь ему всё равно, он бы не вёл себя таким образом. Тогда что он чувствовал по отношению к Шерлоку?
Джон, испытывая вину за свой кратковременный, но сильный нервный срыв, отпрянул от Шерлока и даже не смотрел на него теперь. Он настолько «выбился из колеи», что забыл, куда изначально направлялся и что собирался сделать.
— На самом деле я хотел обсудить, что мы будем делать дальше с расследованием, а не утвердить это самолично.
Холмс сказал это тихо, почти прошептал, как будто чувствуя угрызения совести, но Джона в любом случае удивили сами слова.
Возможно ли то, что между ними происходило? Потому что их отношения казались такими противоречивыми, дуальными, что можно было вполне начать сомневаться не только в своих ощущениях, но и здравости рассудка.
