Принципы связи

Шерлок не знал, куда конкретно его привезли, и пока не мог догадаться: очень скоро после посадки в автомобиль якобы скорой помощи ему ввели сильнодействующее снотворное (впрочем, никто, кроме самих специалистов, не знал, что это точно был за препарат), а очнулся он уже в палате в больничной одежде. Не своей почему-то. И сумка, которую Джон собирал, тоже пропала. Судя по всему, её изъяли, потому что там было оружие, которое Уотсон заботливо спрятал, но почему отобрали даже продукты, предметы личного пользования, целиком всё содержимое сумки? Да и сама палата выглядела, мягко говоря, странно, потому что была не прямоугольной, а восьмиугольной, со стеклянной стеной посередине комнаты, чтобы Шерлок таким образом был отделён от посетителей. А они явно ещё придут. Входная дверь в палату находилась за стеклянной стеной. Чувствуя странное любопытство, Холмс подошёл к стеклу и дотронулся до него. Ничего не произошло, зато Шерлок понял — стекло непробиваемое, но звуки, скорее всего, пропускает. Лампа была всего одна, но освещала каждый угол, не оставляя почти никаких теней. Больничная же одежда была исключительно белого цвета вплоть до обуви и носков. Никаких датчиков на себе Шерлок пока не нашёл, но странности как в мыслях, так и в происходящем вокруг чувствовались уже сейчас. Айрин на время отступила, не изводила своим «присутствием», но и думать о чём-то, связанным с делом, не получалось. Все размышления оказывались заняты лишь тем, что это, чёрт возьми, за больница такая странная (если вообще больница) и что будет дальше. Вдруг в палату Холмса зашёл молодой человек в расстёгнутом белом халате. На его левой стороне одежды не было брошки, что показалось Шерлоку странным, впрочем, он предположил, что в этой лаборатории (он стал догадываться, что его отправили на «исследование», а не «лечение») каждый работник знал других в лицо и брошки теряли смысл. — С каких пор инженеры стали носить халаты как врачи? — высокомерно отозвался Шерлок, смотря на юношу. Тот встал неподвижно перед стеклом, не зная, что ответить. — Как давно вы в сознании? — наконец заговорил он. Он не отрицал, что инженер, значит, что это точно лаборатория, а не больница. В техвилльских городских больницах инженеры не работают с пациентами. — А насколько эта информация важна? Здесь даже нет часов. Почему, кстати? Мне нельзя узнать, который час? Надменность, с какой Шерлок задавал вопросы, словно и не был далеко не в лучшем для этого положении, не понравилась молодому специалисту. — Который час для вас не должно иметь значения теперь, — подражая чужой грубой манере, постановил юноша. — Я задал конкретный вопрос, извольте ответить: как давно вы в сознании? — Около десяти минут, насколько я могу судить по своим ощущениям. Теперь отвечайте вы: почему здесь нет календаря и часов? — Потому что они вам не нужны, — отрезал юноша, а затем скрылся за дверью. Но недолго Шерлок радовался своей «победе» над незадачливым молодым человеком, потому что вместо него пришёл более взрослый мужчина, такой же инженер, как Холмс посудил. — Доступ к какой бы то ни было информации, даже к тому, сколько сейчас время и какой сегодня день, для вас запрещён, как и посещение кого-то, кроме здешних работников. Не задавайте лишних вопросов, следуйте указаниям врачей, и, возможно, вы пойдёте на поправку быстрее, чем если вы будете перечить всем. Голос мужчины звучал суровее, чем у того парнишки, и не внушал оптимизма по поводу пребывания в стенах этого места. Свою речь инженер проговорил достаточно быстро, и Шерлок не успел возразить, хотя ему очень хотелось. Подозрения, что Холмс теперь находился в лабораторных условиях, как подопытный кролик, усиливались с каждой минутой, потому что ещё ни в одной, чёрт возьми, даже психиатрической больнице людям не запрещалось знать, какое время суток или какой месяц. — Я не имею вообще никаких прав здесь? — спокойно спросил Шерлок, упорно смотря сверху вниз на работника лаборатории, который, хотя и стоял за стеклом, но всё равно словно боялся находиться рядом с неуравновешенным нечеловеческим существом. Впрочем, не будь Шерлок очень наблюдательным, этот страх он не увидел бы: инженер достаточно хорошо маскировал его под уверенностью. — До тех пор, пока вы тут, вы — не больше, чем пациент. — В любой техвилльской больнице возможно посещение хотя бы родственников. Инженер промолчал, очевидно, не зная, как ему «выкрутиться» из диалога. — Могу ли я поговорить со своим братом — Майкрофтом Холмсом? — заискивающе спросил Шерлок. — Он привёз меня сюда, он мой кровный родственник, не должно быть никаких проблем с законом, если вы боитесь. Инженер опустил взгляд в пол. — Это стоит выяснить, но, полагаю, ответ будет зависеть от вашего психического состояния. Специалисты пока не дали результаты анализов. — Ну, судя по всему, торопиться мне некуда, можно и чуть позже. Здесь же есть врачи, правильно? Они ставят диагнозы, так что пусть и решат, могу я с ним поговорить или нет, — надавливал Шерлок. — Если вы, например, считаете, что я вполне адекватен, то почему бы мне не побеседовать с родственником? — Я уточню информацию, и если вам будет позволено, то вы увидитесь с ним. — Спасибо, — учтиво ответил Шерлок, садясь на кровать и чувствуя, что что-то явно было странное со всей этой ситуацией. Но кому, как не Майкрофту, знать всё о происходящем? Инженер тем временем по внутренней связи сообщил о результатах разговора с Шерлоком и, дойдя до корпуса, где находился Майкрофт, с трепетом заговорил: — Мистер Холмс, ваш брат хочет поговорить с вами, — позвал инженер. Майкрофт незаинтересованно повернулся к мужчине и ответил: — Но вопрос в том, хочу ли поговорить с ним я. — Пока он в более-менее адекватном состоянии, он помнит о своих и чужих действиях. — Хотите сказать, что я должен с ним беседовать против своей воли? — насмешливо спросил Майкрофт, постукивая кончиком зонта по плитке. — Я не могу пойти против ваших желаний, но… — Зато я могу, — отозвалась некая женщина, и, судя по её белому халату с красными крестами на плечах, она была врачом. — Вы должны поговорить с Шерлоком, чтобы он согласился проходить курс лечения. Чем больше мы пускаем ему пыли в глаза, тем больше у нас времени на то, чтобы разобраться с его головой. Настойчивость и уверенность женщины по-своему отрезвили Майкрофта. Насмешливая улыбка сошла с его лица. Он кивнул. — В этом есть зерно разумности. Однако я боюсь, что он не только догадывается о том, что находится далеко не в больнице, но и уже знает это. — Только в ваших силах как-то настроить его на нужный лад, мистер Холмс, — поддержал инженер. — Мы не можем оказать на него решительного влияния, потому что он то язвит, то требует знать, сколько времени. Майкрофт с горечью усмехнулся. — Привыкайте. Он не самая приятная личность. После чего Майкрофт всё-таки направился в сторону палаты Шерлока, а специалисты почти одинаково подумали: «Да и вы, Майкрофт Холмс, далеко не святой».

***

Конечно, Майкрофт видел такие палаты не впервые, но почему-то каждый раз, когда он шёл по коридору к какому бы то ни было образцу, иррациональный страх закрадывался в глубины его полностью отточено верного разума. Иногда ему даже начинало казаться, словно он идёт к собственной смерти, но Холмс быстро отметал такие мысли, потому что они казались ему беспочвенно глупыми в своей робости. И вот дверь в палату субъекта 608178-Б отворилась, тихим шорохом оповещая о пришествии посетителя. — Ну-с, братец, о чём хочешь поговорить? — с лёгкой насмешкой задал вопрос Майкрофт, встав совсем недалеко от входной двери и приставив рядом зонт. Наконечник зонта явно был не совсем обычным, если приглядеться, то можно было заметить небольшое отверстие, через которое при необходимости выпускалось ядовитое лезвие, а сам зонт работал как прочный щит. Раньше Шерлок почему-то не обращал внимание на то, что Майкрофт постоянно ходил с зонтом по Техвиллю, в котором погода, вообще-то говоря, никогда особо не менялась, а дождя жители могли не видеть с рождения. — Мой вопрос короткий и ясный: где я? — Там, где тебе и следовало быть с давних пор. — В лаборатории по созданию киборгов? — В палате особого содержания. — А палата, я полагаю, как раз в лаборатории и находится, — заключил Шерлок, понимая, что Майкрофт ни за что не скажет ему правду в глаза. — У тебя есть какие-то претензии? — как будто заботясь, спросил Майкрофт, в явной незаинтересованности покручивая в руке зонт, сверля наконечником пол. — Почему ко мне нельзя пускать посетителей? — Потому что твой разум работает против тебя и людей вокруг. Ты опасен для общества в первую очередь, а потом уже и для самого себя. — Джон не жаловался. — Доктор Уотсон такой человек, который может привыкнуть к любого рода обстоятельствам, его мнение не учитывается. — А чьё мнение, кроме своего, ты вообще учитываешь? Майкрофт, задетый речью Шерлока, поднял на него слегка насмешливый взгляд. — Ты позвал меня, чтобы мы с тобой, как давным-давно, препирались, а, братец? Если так, то прости, у меня есть более важные дела, чем эйфорическая в своей беспросветности ностальгия по детству. — Нет, я хотел поговорить с тобой, чтобы убедиться в том, что я здесь — не более чем подопытный кролик. — Ты здесь, Шерлок, пациент, а не кролик. Тебе хотят помочь высококвалифицированные специалисты, отобранные по особым стандартам. — Именно поэтому меня психологически уничтожают, сажая в клетку, не давая мне знать, сколько времени, и не пуская ко мне посетителей? — Как только тебе станет лучше, все прелести свободы снова будут в твоём неограниченном доступе. Извини, что так жесток по отношению к тебе, но это всё ради твоего же дальнейшего блага. — О, тебе не жаль, Майкрофт, не ври хотя бы самому себе. Старший Холмс чуть скривил губы. — Тебе больно, потому ты язвишь. Эта медицинская фишка давно стала проявляться в тебе. — И ты сделал выводы только сейчас? Мне больно с самого детства. — Я имел в виду физическую боль. В детстве всё было в порядке. — Ты говоришь мне, что у меня всё было в порядке? Откуда тебе знать? — Я был рядом и всё видел. Шерлок, скажи, зачем ты это сейчас вспоминаешь? — Потому что теперь я понял, почему я так долго не мог смириться с тем, что что-то чувствую, что я живой, чёрт возьми, и умею испытывать эмоции. Потому что ты отрицаешь чувства и всегда отрицал — с самого детства, с самой юности. Считал, что они мешают, нарушают рациональное течение ума. Холодный, бесчувственный рассудок всегда казался тебе неоспоримым преимуществом. Майкрофт вдруг высокомерно усмехнулся. — А ты посмотри на себя сейчас: во что тебя превратили эти самые чувства? — В человека, — почти прошипел Шерлок. — Я умею плакать, умею улыбаться, я ненавижу, я люблю. И это то, почему я живее, чем ты и вся твоя научная братия, которая сидит тут и делает вид, что хочет спасти меня от компьютерного вируса. Я знаю, чем я болен, и вам никогда мне не помочь, потому что вряд ли найдётся у тебя в компании кто-то умнее Мориарти. — Ты бредишь, я позову врачей, — махнул рукой Майкрофт, уже развернувшись спиной к Шерлоку и почти уйдя. И остановило старшего Холмса лишь одно слово. — Снеговик, — прошептал Шерлок. Майкрофт в некотором оцепенении остановился, всё ещё стоя спиной к брату, а затем, совладав с шоком от воспоминаний из детства, развернулся обратно к Шерлоку. — Это психологическая сессия или попытка поговорить по душам? — нацепив маску насмешливости, спросил Майкрофт. Как медленно летящая навстречу пуля, как пьяная скрипка, серая вражда разливалась по комнате невидимым ядом, сигнализируя об ужасном исходе, казалось бы, невинной беседы. И кровь, текущая в обоих телах, вдруг словно потеряла всякий кислород, заставляя задыхаться от собственных тяжёлых чувств. И так было всегда, так остаётся, и, судя по всему, так будет. — Это боль, которой я всю жизнь не давал выхода из-за собственных установок в голове. Теперь эмоциям нет преград. Спасибо, братец, за возможность высказаться тебе в лицо. — Ты забыл, кажется, что не в твоём положении сейчас бросаться столь язвительными фразами, — сказал Майкрофт, всё же подойдя к стеклу, но не очень близко. — Ты всё равно готов на что угодно, лишь бы сделать так, как выгодно только тебе. Я приму любую участь, что мне уготовлена. Только Джону не ври, если я умру. Майкрофт позволил себе на короткое время закатить глаза. — Твоё лечение стоит не только моих денег, но и нервов. Если бы я был безразличен ко всему, что с тобой происходит, как ты думаешь, то ты бы здесь не находился. Ты сходишь с ума, Шерлок, и врачи здесь для того, чтобы исправить твоё положение, а не усугубить его. — Тогда почему ко мне запрещено подпускать посетителей, и даже для разговора с тобой мне пришлось ухищряться? — Потому что ты психически нестабилен, медикаменты ещё не оказали на тебя должного эффекта. Как только твоя болезнь станет отступать, тебе будет позволено жить дальше, как ты жил. Я обещаю. Речь Майкрофта вдруг стала странно успокаивающей, словно убаюкивающей бдительность. Он говорил именно то, что Шерлоку нужно было слышать, и оба, кажется, понимали это, но почему-то Шерлок поверил, не стал перечить, хотя его первой мыслью было: «Никогда не обещай того, что не можешь в действительности гарантировать». Пользуясь случаем, Майкрофт продолжил: — Сейчас эта жестокость по отношению к тебе оправдана, потому что ты не реагируешь должным образом, потому что твоё поведение местами аморально и глупо, но очень скоро ты придёшь в норму. Наши специалисты помогут тебе, нужно всего лишь не упираться рогами и не отвергать помощь. С каждым словом сознание Шерлока словно растворялось в молочно-белом тумане. Голос Майкрофта гипнотизировал, постепенно вводил в сон, а приятный сладкий запах, доносившийся откуда-то из стен, сбивал с толку, потому что раньше Шерлок его не чувствовал. Младший Холмс попятился к кровати и бессильно рухнул на неё, чувствуя, что у него кружилась голова, а взглядом он хаотично «бегал» по палате в поисках какого-то предмета. Но всё, что он увидел перед собой — кристально чистый белый потолок. И последним словом, которое Шерлок услышал, прежде чем провалился в сон, стало: «здесь».

***

Случившийся диалог крайне не понравился Майкрофту, потому что лишний раз подчеркнул — он допустил огромную ошибку, позволив Шерлоку находиться рядом с Джоном. Но теперь стало слишком поздно, а пресекать всё на корню не хотелось — дерево слишком разрослось, пустило корни глубоко в землю, поэтому проблемы придётся решать более тонким, более хирургическим путём. Вирус, судя по подозрениям Шерлока, действительно был достаточно искусно запрограммирован, иначе как объяснить проблески адекватности, чередующиеся с непринятием собственного ухудшающегося состояния? Майкрофт понимал, что с трудом будут справляться не только инженеры и программисты, но и врачи, ведь человеческая натура Шерлока тоже периодически «давала о себе знать». Но чем больше времени утекало, тем хуже могло стать Шерлоку. Майкрофт не мог рискнуть всем и одновременно именно это и делал — подвергал Шерлока опасности вопреки всему. Гарантий не было никаких: Шерлок мог остаться больным на всю жизнь или исцелиться путём помощи от учёных. Но если вирус действительно написал Мориарти, то в чьей власти помочь Шерлоку и есть ли вообще такие специалисты? Майкрофту впервые, пожалуй, за долгое время захотелось поверить, что есть, они в Техвилле и они именно в его подчинении. Да, старший Холмс понимал, что поступил не особо правильно по отношению к Шерлоку: снотворный газ, который пускали в его палату во время диалога — не самое честное решение проблемы, однако это было оправдано, как Майкрофт и говорил, как он думал. Шерлок в сознании ни за что не согласился бы на проведение каких бы то ни было «опытов», а Майкрофт был убеждён, что вмешательство высококвалифицированных специалистов требовалось безотлагательное. Согласие на проведение операции от Шерлока получено не было, но разве Майкрофта волновали подобные обстоятельства до этого? Спасение от наркотической и никотиновой зависимостей, возможность возвести умственные способности в некую абсолютную величину, будущий коммерческий успех от операций по киборгизации и неограниченное превосходство над другими Мегаполисами в научной среде — цена очередной трепанации свода черепа. На протяжении всего процесса Майкрофт собирался через экраны наблюдать за операцией. В непредвиденном случае он был готов даже вмешаться, чтобы отдать приказ, который посчитал бы нужным. — Кладите, — прозвучал приказной тон инженера. Врачи недовольно цокнули, но, схватив Шерлока за руки и ноги, переложили его с кровати на кушетку, и сразу после этого инженер нажал на панели управления на определённые кнопки, и кушетка, приподнявшись над поверхностью пола, полетела прямо за ним. Шерлок спокойно лежал, пока над ним со скоростью движения кушетки менялся интерьер. В коридоре лампы были ровно квадратные и испускали идеально белый свет, хотя сам потолок был окрашен в светло-серый цвет. Его тело, накрытое белой выглаженной простынёй, почти бездыханное и бледное, теперь выглядело как труп, который везли к патологоанатому. Однако даже при ужасном состоянии здоровья Шерлок не утратил какой-то необъяснимой красоты, отражавшейся в чертах его лица: острые скулы, вьющиеся тёмные волосы и тонкие губы определённо не оставляли равнодушными любителей необычной внешности. Но всё это меркло в сравнении с тем, какой прекрасный, но, к сожалению, теперь сломанный разум был у Шерлока. До операционной доехали в полной тишине. Даже обслуживающего персонала не было ни видно, ни слышно. И лишь в самой операционной послышались голоса. — Привезли? Затем последовал молчаливый кивок инженера. — Ой, да неужели! Анестезиолог заждался, — заговорила, судя по всему, медсестра. Зашедшие врачи стали осматривать Шерлока, и вдруг одна из них заговорила: — Какие препараты и в каких дозировках ему вводились недавно? Ей подали подготовленный отчёт, и, быстро прочитав его, она пришла в удивление. — Что? Второе снотворное за день? Вы с ума сошли! — Это решение принял Майкрофт Холмс, мы не могли оспорить, — возразили ей в ответ. Женщина многозначительно вздохнула. — Кошмар, — прошептала она, смотря на показатели на экранах. Пока медсёстры подготавливали Шерлока к операции, устанавливая катетер, измеряя давление и настраивая компьютеры, врачебный консилиум в экстренном порядке решал, как минимизировать последствия от операции для человеческой части организма, какие препараты назначить, а инженеры, биофизики и программисты занялись обсуждением решения поставленной задачи — они уже примерно понимали, в чём заключалась их работа, но даже не представляли, что всё окажется куда сложнее, чем они вообще могли себе вообразить.