Принципы связи

Вита выполнила обещание и действительно прислала Джону необходимую информацию о том, где можно найти свою знакомую журналистку. Уотсон, всё ещё помня о белых скрипачах, взял с собой оружие на этот раз и отправился на допрос. Дорога его лежала почти через весь Техвилль, на самую дальнюю улицу в небольшое съёмное помещение, некогда бывшее офисом, и занимала его теперь группа журналистов, которые характеризовали себя «свободными, независимыми от рамок общественности». Их деятельность не особо одобрялась правительством, что было довольно очевидно. Чем ближе здания располагались к границам между Техвиллем и остальными районами Лондона, тем сильнее ощущался контраст между вычурной эстетичностью в центре Мегаполиса и на его окраинах. Но Джона не настораживало подобное «деление»: он когда-то жил далеко не в лучших условиях, так что пребывание даже в самом, условно говоря, бедном районе Техвилля его не напрягало. Но людей на улицах было меньше, чем в центре. Джон приехал к невысокому зданию на скоростном такси, вызывая тем самым повышенное внимание к своей персоне. Он и не задумывался, что в Техвилле есть население, скажем так, победнее, чем те, кого он видел до этого. Вход в здание был закрыт массивной железной дверью с глазком, но рядом с ней виднелась кнопка звонка. Столь старомодная система охраны уже перестала быть Джону привычной — к современному и технологически развитому он быстро приспособился. Не слишком приятный мужской голос спросил Уотсона, что ему требовалось, и первоначально на его просьбу отреагировали молчанием, но затем, когда он позвонил уже в третий или четвёртый раз, к микрофону подошла какая-то женщина. — Я от Виты Чирко, впустите, пожалуйста, — почти взмолился Джон, приложив кулак к двери. И пусть ему казалось, что он многое видел, обстановка пустых улиц и нелюдимых зданий немного отталкивала психологически несмотря ни на что. И наконец дверь со скрипом отворилась. Уже немолодая женщина (Джон подумал, что ей около пятидесяти лет) сделала между входом и дверью небольшую щель, и Уотсон с трудом вошёл. Внутри было довольно темно, светила лишь одна тусклая лампочка, что показалось ему очередным напоминанием о своём достаточно далёком нахождении от центра Техвилля. Женщина была одета тем не менее, как вполне стандартная жительница Техвилля, а здешняя мода оказалась достаточно самобытной, чтобы отличать её от моды всего остального Лондона. Высокая лестница, у которой не было перил, вместо них выступали кирпичные стены, ничем даже не покрашенные, вела к ещё одной двери, но та уже оказалась открытой. Женщина не позволила Джону идти позади неё, пустив его вперёд, и когда он поднялся, то увидел нестандартного устройства творческую студию, если её можно было так назвать, где на нескольких рабочих столах располагались ноутбуки и компьютеры, а за ними что-то печатали люди. Стены в студии были такие же краснокирпичные, но со светом проблем уже не наблюдалось — Джон увидел много ламп как на потолке, так и за рабочими столами. На полу в углах стояли в половину человеческого роста стопки бумаг, возле стен — дубовые книжные шкафы. «Очередная старомодность», — заключил Уотсон, но он не знал, было это наблюдение ему на пользу или нет. — От Чирко господин пришёл, — не то шутливо, не то серьёзно предупредила женщина, когда вошла в студию вслед за Джоном. Некоторые работники отвлеклись, повернувшись ко входу. Женщина с чёрными мелко кудрявыми волосами и тёмной кожей (Джону стало немного стыдно за то, что он загляделся на незнакомку чуть дольше «положенного» — из всех его знакомых просто смуглой была только сама Вита Чирко, и то лишь потому, что наносила искусственный загар) улыбнулась как-то странно и подошла к пришедшим. — С каких это пор Вита с мужчинами дела ведёт? — усмехнулась незнакомка. Женщина постарше пожала плечами и вернулась к своей, видимо, работе, заняв место за компьютером. Внимание незнакомки обратилось полностью к Джону. Уотсон не растерялся и протянул записку. — Вита просила передать вам это. Женщина с любопытством прочитала записку и затем, явно удивлённая, продолжила расспрос. — Поверить не могу. Но да, это её почерк. Я — За́рья, как мне к вам обращаться? — Джон, — ответил мужчина как-то не очень уверенно, сам не понимая почему. То ли высокий рост Зарьи смутил его, то ли неизвестное место, едва напоминавшее адекватное рабочее пространство в представлении Джона. Он даже не сразу заметил, что никто в студии не носил техвилльских золотых брошек, кроме него. — А почему вы не носите брошку, находясь на территории Техвилля? — спросил Джон, видимо, с таким серьёзным выражением лица и суровой интонацией, что Зарья засмеялась. — Мы все тут друг друга хорошо знаем, нам не нужны брошки, чтобы понять, кто какую выполняет работу. И после этого Зарья, конечно же, не могла обойти стороной в разговоре профессию Джона. — Не думала, что врачи теперь занимаются расследованиями, — слегка усмехнулась она. Но Уотсон чувствовал, что эти улыбки и небольшие шутки — безобидны, они не едкие и не злобные, как были у Виты. Кажется, что Зарья не таила никакой ненужной обиды на Джона, что уже его успокаивало. Мало ли, что могла наговорить Вита знакомой. Но, судя по всему, своё мнение Чирко всё же не старалась навязать другим. — Иногда приходится вот, — отмахнулся такой же наполовину шуткой Джон, решив не терять время на пустые разговоры. — Я, сами понимаете, не просто так попросил помощи у Виты, а теперь прошу у вас: я так понял, что вы здесь все — журналисты свободных течений и нравов, которых правительству не подкупить, и я очень хотел бы узнать, поступала ли вам какая-то информация от Анаира Джигса. Зарья немного нахмурилась, как будто вспоминая, кто этот упомянутый человек, а затем, повернувшись к своим коллегам, задала им молчаливый вопрос лишь мимикой. Некий мужчина в ответ лишь пожал плечами, а сама Зарья снова обратилась к Джону: — Это убитый заместитель Министра экономики же, да? Уотсон кивнул, но надежды на то, что хотя бы кто-то что-то знал о Джигсе, слабели. — Мы выпускали отделом статью о нём, но сейчас многие из тех, кто работал над ней, подались в свободное, так сказать, плавание. Очень неприятная ситуация была, и явно не все захотели попадаться под горячую руку правительства. — А можете всё-таки подробнее рассказать? Зарья вежливо пригласила Джона сесть на диван возле одной из стен. — У него брали интервью, — продолжила женщина. — И статья возымела огромный успех, но затем, как выяснилось, неугодная правительству информация, на которую пролил свет Анаир, принесла нам большие потери. Статью стали активно смещать в электронных газетах, удалять с новостных каналов, мы терпели убытки. Тогда с ним работали как раз те люди, которые сейчас уволились. — А вы? Если вы знаете, вы тогда тоже присутствовали? — Я только редактировала, выполняла черновую работу. — И неужели не сохранилось нигде ни одного вещественного доказательства? — почти в отчаянии спросил Джон. — У нас, конечно, есть небольшой архив, — Зарья указала на те самые высокие стопки бумаг. — Да и на компьютерах можно, наверное, попробовать найти… Чувствовалось, что Зарья шла на сделку не совсем охотно. Её явно не привлекала перспектива потратить какую-то часть своего рабочего времени на то, чтобы помочь неизвестному мужчине, который интересовался статьёй, заставившей офис обанкротиться. Тем не менее Джон попробовал убедить женщину в необходимости помощи не конкретно ему, а всему расследованию. Попросив пару человек из отдела поискать электронные заметки, Зарья вместе с Джоном принялись перебирать бумаги. Однако среди них обнаружено ничего не было. Зарья предположила, что документы были уничтожены из-за «нападок правительства». И когда Уотсон уже было окончательно разочаровался в своём приходе в сомнительную журналистскую студию, в самом дальнем углу офиса послышался громкий мужской голос: «Нашёл!» Почти подбежав, Джон тут же направил свой внимательный взгляд в экран монитора. Зарья оставила мужчин наедине, посчитав, что в её присутствии не было особой необходимости. Уотсон, видимо, был по-настоящему благословлён небесами, ведь помимо самой статьи нашлось и видеоинтервью, которое прилагалось к текстовому варианту. Однако на просьбу переслать Джону информацию журналист ответил решительным отказом, аргументируя это тем, что «существуют некие меры безопасности» и во избежание проблем, которых никто, конечно же, не хочет, придётся работать со статьёй либо прямо здесь, в офисе, либо переписать на бумагу. Тяжело вздохнув, Джон согласился посидеть в их студии за отдельным компьютером и переписать нужные ему фрагменты. Вручную Уотсон давно не писал, переехав в Техвилль, да и до этого его почерк особенной красотой не отличался — в поликлинике приходилось писать быстро, там было не до каллиграфии. Впрочем, главное было всё же здесь и сейчас получить необходимые сведения из интервью Анаира. Из всей статьи Джон смог извлечь следующие полезные для расследования данные: Анаир не просто продал информацию журналистам, которые всегда своими статьями шли наперекор мнению правительства, он дал им целое интервью, в котором подробно рассказал обо всём, что включало в себя создание тех самых проектов группы 608178. Просмотры местных электронных газет, которые опубликовали данную статью на свой страх и риск, резко взлетели, заинтересованность общественности в собственной безопасности явно являлась острой проблемой Техвилля. Анаир позволил записать интервью на видео, которое прилагалось к текстовому варианту статьи, благодаря чему Джон наконец спустя столько времени смог посмотреть на него ещё живого и здорового. Анаир Джигс был уже явно немолодым мужчиной, и даже пластические операции, видимо, не совсем исправляли дефекты кожи. Тем не менее он выглядел всё-таки моложе, чем мужчины его возраста в других районах Лондона. Анаир был одет в довольно простой для его статуса чёрный брючный костюм и не выглядел так ярко и стильно, как, например, его коллега Дженнет Летово. Его короткие блондинистые волосы были аккуратно уложены, но сквозь краску всё равно можно было видеть немного седины, а само лицо выражало какое-то внутреннее беспокойство, хотя говорил Джигс очень уверенно и смело заявлял о трагедии для всего человечества, если такие «механические черти придут по наши души». Звучало очень радикально, но, наверное, именно подобная простота речи Анаира и зацепила многих, заставив ужаснуться и поверить в рассказанные страшные истории, которые, к сожалению, были правдой, судя по всему. Стало известно, что субъектов, как Дженнет Летово уже упоминал, всего двое по той причине, что никто не гарантировал их успешное и действительно грамотное использование в нынешнем мире. Никто даже не был уверен на сто процентов, что эксперимент удастся, ведь такое никогда не проводилось ни в одном из современных Мегаполисов из-за этических проблем. Это был великий и опасный шаг, на который решились не сразу, но соблазнились будущей славой первых учёных, сделавших из людей киборгов далеко не простых, а умнейших. Проблемы бесспорно были, причём их явно оказалось немало, ведь первый созданный экземпляр проявлял крайнюю психологическую нестабильность из-за несовместимости искусственного мозга с человеческим телом, скорее всего, точно сказать было сложно. Поэтому после многочисленных безуспешных попыток наладить контакт с экземпляром 608178-А было принято решение о создании второго экземпляра, который назвали по порядковому номеру — 608178-Б. Но Анаир также сказал, что оба создания имеют человеческие имена, однако назвать их побоялся или не смог из-за незнания. Он рассказал и про десятичную кодировку, при расшифровке которой можно узнать, что 608178 переводится как «She». Джон вспомнил, что Шерлок уже расшифровывал эти цифры, значит слова Анаира действительно были правдой. Несмотря на предположение журналиста, что оба проекты — женщины, исходя из названия, Анаир опроверг это, сказав, что экземпляры — разнополые. «В чём же смысл создания таких умных машин, если они представляют опасность?» — закономерно и логично спросил журналист. Анаир объяснил это тем, что правительству Лондона очень хотелось выделиться в научной сфере, поэтому столь странный эксперимент был пущен на рельсы производства вопреки всякому здравому смыслу. Киборгов уже создавали и в других Мегаполисах, но ещё никогда — таких умных. В теории они должны были каким-то образом помогать правительству, чтобы создать утопичное, идеальное общество, ведь умнейшим существам виднее, как правильно всё организовывать, однако разработка явно шла не так, как задумывалось, хотя создания, как отметил Анаир, действительно отличались нестандартным мышлением и были способны решать сложнейшие поставленные перед ними задачи. «Но у всякой помощи есть обратная сторона медали», — предупредил Джигс. «Зная наши слабости, они могут воспользоваться этим, чтобы установить тоталитаризм или просто разрушить наш привычный политический и общественный строй». Интервью завершилось на несколько тревожной ноте, ведь последними словами Джигса были: «Они среди нас, и они похожи на людей, поэтому вы даже можете не заметить их». Джон слушал Анаира с довольно сложным и тяжёлым ощущением на душе. Во всём, что говорил Джигс, чувствовалось что-то обречённое, таинственное и пугающее своей злобной и тайной силой. Всё интервью Анаира от начала и до конца в целом было достаточно рискованным из-за своей излишней правдивости. По сути, Джигс поставил свою жизнь на кон ради того, чтобы открыть людям глаза на правду. Можно ли было его считать в таком случае мучеником? Джон посчитал, что едва ли. У Анаира, скорее всего, существовали другие пути того, как можно было бы остановить развитие проектов группы 608178 или как открыть правду людям, но он выбрал самый опасный и радикальный, за что, наверное, и поплатился собственной жизнью. Причины, по которым чиновника убили, до сих пор оставались загадкой, но некоторые подробности уже становились понятными. Анаир Джигс, скорее всего, своим интервью перешёл дорогу тому, для кого разработка проектов группы 608178 была очень важна. И если про столь секретные идеи знали только в правительстве, значило ли это, что… убийцей был кто-то из действующего правительства? Джон записал свои предположения в заметки. Это определённо могло пригодиться в дальнейшем. Но некоторого рода нелогичность, несостыковка состояла лишь в одном: почему в своём завещании Анаир не рассказал ничего про эти проекты подробно, отмахнувшись тем, что это «государственная тайна», но при этом дал долгое и подробное интервью журналистам. Впрочем, Джон объяснил это тем, что после той статьи и того интервью жизнь Анаира логично подверглась опасности, а завещание — явный признак того, что он догадывался о трагичном исходе событий для самого себя, поэтому не хотел, возможно, усугублять ситуацию. Всё-таки он не знал, кто именно прочитает завещание, а статьёй он хотел добиться гнева общественности, чтобы людской страх побудил массы выступить против развития проектов группы 608178. Информация об интервью сиюминутно дошла до правительства, и содержание интервью, как и поступок Джигса, вызвало резкое осуждение чиновников. Статью быстро сместили во всех опубликованных электронных газетах, а в редакцию газет нагрянули полицейские целыми отрядами, словно произошло великое по масштабу преступление. Утечка информации о секретной разработке негативно сказалась на всём, что делалось в тайной правительственной лаборатории, но работа над проектами всё равно продолжалась. Желаемая слава была явно выше всяких моральных ценностей. Сделав все нужные записи, Джон поблагодарил журналистов за помощь и даже смог полноценно обменяться контактами с Зарьей (на всякий случай, ведь кто знает, какие ещё причуды могла подкинуть эта суровая жизнь в Техвилле?). Уже дома Уотсон структурировал заметки, придав им вид цельного, монолитного текста, а не как было у Шерлока — разбросанных кусков предложений и фраз разного содержания по всем файлам на планшете и листам бумаги. И всё снова было бы замечательно в своём спокойствии. Но в Техвилле ещё не было, пожалуй, ни одного дня, полностью мирного для Джона. Он увидел на своей электронной почте новое письмо от неизвестного отправителя. Вопреки сомнению Уотсон всё же открыл его и сильно встревожился. «Нет и ни дня, чтобы ты не вставал на пути, который ведёт Техвилль к освобождению от рабской и уничтожающей системы. Мы хотим лишь сделать всех равными, а не возвышать одних за счёт страданий других, как происходит сейчас, так почему ты противишься этому? Разве хорошо такое существование, когда ты живёшь, как в золотой клетке, видя всё искусственное, ненастоящее, а за тобой пристально наблюдают проклятые власти? Мы уверены, что в глубине души ты бы поддержал наши идеи, но сейчас, втянувшись в опасную игру, ты и сам не ведаешь, что творишь ужасные преступления против человечества. Если ты продолжишь идти наперекор новому грядущему режиму, то рискуешь потерять всё, что успел тут приобрести, и всех, кто тебе дорог. Это второе предупреждение, но третьего не будет, несмотря на то что Боги любят троицу». Сразу стало ясно, что секта Ventus ни за что не оставит Джона в покое после всего, что случилось и что он сделал. И белые скрипачи явно были посланы не просто так, а как раз являлись тем самым первым предупреждением. Но хуже было не пострадать самому, а, конечно же, заставить страдать близких людей. И, судя по письму, именно тех, кого Джон любит, и будут истязать. А истинно любил он только Шерлока, который сейчас находился во власти непонятных специалистов странного медицинского учреждения. Нервно сглотнув, Уотсон попытался думать рационально. Как он мог помогать расследованию и вместе с тем не вызывать гнева сектантов? Но это было, очевидно, невозможно, потому что по каким-то не совсем ясным причинам обстоятельство открывающейся Джону правды им совершенно не нравилось. Убийство Анаира, скорее всего, было им выгодно особым образом, быть может, они его и подстроили, но важным становилось далеко не это. Что было бы лучше сделать: бросить всё ради мнимой безопасности Шерлока или продолжить искать информацию по делу, которое перевернёт в будущем всё устройство Техвилля, судя по тому, как глубоко расследование уже пустило свои корни? Что важнее: сладкая, мутная и вязкая ложь или отрезвляющая, горькая правда? А что, если всё это письмо — простая провокация? Откуда у сектантов власть над секретной правительственной лабораторией, о существовании которой никто не распространяется в массовых источниках информации? Откуда в конце концов у сектантов возможность отнять жизнь Шерлока, за которым наблюдают врачи? Джон пытался успокоить себя подобными мыслями, но тут же вспомнил, как Шерлок рассказывал ему про удушение и про то, что ему никто не поверит, если он скажет об этом кому-то из специалистов. Столь неоднозначная ситуация заставляла в очередной раз брать на себя ответственность за чью-то жизнь, и несмотря на то что Джону приходилось делать это много раз, будучи врачом, в последнее время ему начинало всё больше и больше казаться, как будто кто-то назначил его судьёй, который почему-то вправе решать, кому умереть, а кому жить, и ему эта роль очень не нравилась, особенно когда под вопросом находилась жизнь не простого человека или очередного злодея, а близкого и любимого. Но бросить дело, значит дать сектантам волю делать всё, что им пожелается. Джону не хотелось верить, что техвилльские специалисты под частичным надзором Майкрофта (в конце концов он же брат Шерлока, приходит, наверное, хотя бы иногда к нему в палату) могут допустить в стенах своего учреждения какую бы то ни было смерть. Если только кто-то из сотрудников или находящихся там существ не являлся сектантом…