***
Резко проснувшись, Шерлок хаотично пытался понять, что произошло во сне, заставившее его так неожиданно распахнуть глаза, ведь до этого его видения заканчивались как-то более мягко, не обрываясь на середине предложения. Шерлок, снова взрослый, понял, что в том воспоминании попросил кусок торта для сестры, но собственное сознание словно заблокировало ему это имя, не давая вспоминать происходящее дальше. — Не сопротивляйся тому, что становишься чем-то другим, — прошептал приятный женский голос. Шерлок не успел заметить, как прямо на нём «материализовалась» Айрин, усевшаяся где-то в области его бёдер, пока он лежал. Он много раз моргал, пытаясь «убрать» от себя видение, но Айрин только рассмеялась, глядя на это. — Слезь с меня, — тихо, но настойчиво потребовал Шерлок, смотря в бездонные и какие-то серые глаза Айрин. — Попроси хорошо, и, может быть, слезу. Шерлок резко привстал, заставив Айрин тут же появиться недалеко от кровати. — Грубиян. — Зачем ты здесь? — Я пытаюсь помочь тебе. — Помочь? — Шерлок не выдержал и нервно засмеялся. — А как ты думаешь, почему ты вообще стал что-то вспоминать? Чья это заслуга? — Но зачем тебе заставлять меня вспоминать детство? — Человек тем и отличается, что обладает памятью о прошлом. Оно сформировало тебя как личность. Как ты можешь быть кем-то, если ты не знаешь о своих корнях? — Как я могу быть уверен, что это не фантазии твоих создателей, а именно мои воспоминания? — Я могу открыть тебе доступ ко всем скрытым ячейкам памяти хоть прямо сейчас, стоит тебе сказать нужные слова. — А ты знаешь, кто их скрыл? — Нет. Но я знаю того, кто обладает этой информацией. — Богиня? — снова едко усмехнулся Шерлок. — Конечно. Она всё знает. — Она не может знать всё. Даже я не знаю. — Ты не Бог. Тебе благодаря мне доступна сейчас лишь крупица того, что вижу я в скрытых ячейках. А сколько знает Богиня, тебе и не дано узнать. — И она знает, как отсюда выбраться? — Безусловно. Стоит только начать молить её о помощи. Шерлок чуть заметно поморщился. — Никакой Богини нет, это всё иллюзия. Вы просто загоните меня в ловушку и не дадите мне желанного освобождения. — Ну что же, — пожала плечами Айрин. — Таков твой выбор. Но Богиня существует. Просто ты видишь, но не наблюдаешь. Затем, кажется, послышался звук открывшейся двери в палату, и на тот момент это стало для Шерлока настоящим спасением. Он нервно оглядел комнату, а Айрин уже словно и не было, и тяжело выдохнул. Ему не помогают препараты, которые выписали врачи, он продолжает медленно тонуть в собственном разрушенном разуме, как Алиса, которая предпочла Страну чудес реальному миру. В палату вошёл Майкрофт. Но этот раз без зонта-оружия, как будто пришёл на «мирные переговоры». Он встал близко к стеклянной стене, принявшись внимательно рассматривать Шерлока. — Выглядишь неважно, братец мой, — не то с насмешкой, не то с настоящим беспокойством сказал Майкрофт. — Стараниями здешних специалистов, — съязвил Шерлок. — Можно попросить врачей выписать мне нормальные снотворные, если уж на то пошло? То, что я принимаю, делает только хуже, потому что я хочу спокойно спать, а вижу кучу каких-то наполовину реалистичных кошмаров. — Кошмары тебе снятся не из-за снотворных, а из-за вируса в твоей голове. — Тогда какого чёрта меня заставляют спать, если я — не человек?! Я просто хочу спокойно спать — это такая странная просьба? — Я попрошу врачей пересмотреть твоё лечение, раз ты считаешь его неэффективным. В любом случае сны — это лишь часть работы мозга, не более того. Их не стоит принимать близко к сердцу, и как-то углубляться в их анализ тоже не имеет смысла. Шерлок недовольно хмыкнул. — Ты теперь проводишь утренний обход вместо врачей? — усмехнулся он, пытаясь перевести тему. — Я пришёл поинтересоваться твоим состоянием не как врач. — А как политик, у которого отобрали ценного работника? Майкрофт слегка скривил губы. Отчасти Шерлок был прав, но признать это — значит признать поражение. — Ты можешь думать, что и как тебе хочется. Я буду откровенен, врачи не видят улучшений в твоём состоянии, да и внешне ты изменился не в самую положительную сторону. Здесь Майкрофт был прав: и без того худое тело Шерлока словно совершенно потеряло всякие мышцы, оставляя лишь торчащие кости, обтянутые бледной кожей, а щёки, хотя бы как-то раньше делавшие его скулы не такими острыми, как ножи, совсем впали, округляя усталые глаза в орбитах. От сна разбитое состояние временами только усугублялось, а на лице Шерлока теперь появились синяки под глазами, как будто всё, что он делал по ночам — бездумно смотрел в монитор и не спал. И единственное, что действительно оставалось неизменным — его пышные кудрявые волосы, которые тоже, однако, постепенно тускнели, как будто седея. — И что же, твои горе-врачи так и будут смотреть на меня, как на разлагающийся заживо труп? Я тоже всё ещё вижу своё тело, и моя физическая оболочка явно оставляет желать лучшего, пусть и до этого я не отличался великолепной мускулатурой. Хоть нормальное питание давали бы тогда, что ли, раз спать заставляют, как человека. — Это не имеет значения, пока ты не вылечишься психологически. Физическую форму всегда можно легко восстановить, особенно в Техвилле, тебе ли не знать. — Хотите превратить меня в робота окончательно? — не выдержал от злости Шерлок. — В этом нет совершенно никакой необходимости. Ты всё ещё находишься на стадии лечения, пусть и должен был давно выйти в ремиссию по расчётам специалистов. — И сколько будет продолжаться это лечение, если мне от него только хуже? — А что, если бы без этого лечения, против которого ты сейчас выступаешь, тебе стало бы хуже быстрее в несколько раз? — вопросом на вопрос ответил Майкрофт, явно не желая говорить что-то по поводу продолжительности нахождения Шерлока в лаборатории. — Если меня пытаются вылечить, то пусть хотя бы не калечат то, что до этого работало нормально. У меня нет сил ни на что, кроме сна. — Твоё питание ограничено, потому что тебе и не нужна энергия. — Это концлагерь или лаборатория? Принесите мне поесть. Какого чёрта я должен выпрашивать тарелку супа? Майкрофт тут же достал мессенджер, но не личный, чтобы быстро написать что-то работникам. — Почему ты ничего не говорил о голоде врачам? — Потому что они не слушают. Я пытался узнать, что за препарат мне приносят по утрам — мне сказали, что это таблетки, которые помогут мне лучше чувствовать себя после сна. Их лечебного эффекта я не заметил. Буквально перед твоим приходом я видел Айрин. Майкрофт тяжело вздохнул. — Это человеческие таблетки. Но врачи надеялись, что ты успел достаточно «стать человеком», чтобы они подействовали на тебя. — Если они хотят, чтобы я «был человеком», пусть ведут себя по-человечески. — Они потеряны так же, как и ты. — На какой помойке ты их нашёл? Почему группка отшибленных на всю голову сектантов способна создать вирус, который не может побороть вся твоя лаборатория? — Ты не в том положении, чтобы так огрызаться на тех, кто пока является твоей последней надеждой. Не забывай, что один только Мориарти был способен в лучшие свои годы подорвать подставными лицами целый микрорайон, а уж если он работал вместе с кем-то, кто хотя бы приблизительно равен его уму, я боюсь, что поиск лечения может затянуться. — То есть ты признаёшь поражение? — Пока рано складывать оружие. Быть может, если ты станешь более человечным, лечение начнёт действовать эффективнее. — А ты не думал, что вместе с человечностью придёт усиление активности человеческих потребностей? Я уже начинаю периодически чувствовать себя голодным и нуждаюсь во сне. Что дальше? И на этот вопрос Майкрофт не смог ответить, глубоко задумавшись. Логично, что целью создания киборга не было его возвращение к человеческим прихотям и стремлениям. Однако и робота из живого существа делать тоже никто не хотел. У Майкрофта сложилось впечатление, словно становилось хуже не просто из-за вируса, а ещё и от «лечения». Молчание нарушил сам Майкрофт. — Шерлок, что-то происходит с тобой на более глубоком уровне, но ты не сообщаешь врачам? — с подозрением спросил он. — Не может быть так, что вообще ничего не помогает. Шерлоку нетрудно было догадаться, что полностью рассказывать про свои ночные видения не имеет смысла. Он всё ещё не знал, кто стоял за его превращением в киборга, и доложить брату о памяти про прошлое означало бы подвергнуть свои новоприобретённые знания очередной чистке, скорее всего. Ведь до этого у Шерлока даже мысли не было о том, чтобы начать вспоминать свою жизнь до поступления в техвилльский университет. — А смысл им сообщать, если они не понимают, что делать? — с грубой насмешкой спросил Шерлок. — Они работают, — оправдывал Майкрофт. — Честно. — Какой мне от этого прок, если я не чувствую улучшений? — Я заставлю их работать серьёзнее, если они не хотят по-хорошему. Раз тебе не нравится общаться с врачами, проси встреч со мной. Но у Шерлока не было особого желания разговаривать и с братом, ведь его забота казалась напускной, а излишняя наблюдательность, присущая ему, как такому же Холмсу, могла сыграть злую шутку в какой-то момент. Тем не менее Майкрофт хотя бы таким образом был открыт диалогу, и от него можно было получить определённую информацию. Поэтому Шерлок согласился с предложением Майкрофта. — Только можно всего один вопрос, не касающийся лечения? Майкрофт молча кивнул. — Как зовут нашу сестру?***
— Здравствуй, — мягко проговорил Майкрофт, чуть постукивая зонтом при ходьбе. Он не подошёл близко к Эвр, несмотря на своё добродушное, казалось бы, отношение. Эвр широко улыбнулась. — Не так часто ты меня балуешь своими визитами, комендант. Опять погодка жуткая, как и всегда? Помня, что зонт не мокрый и соврать про дождь не получится, Майкрофт ловко парировал: — Вечером обещали ливень. — Зачем же тебе уходить куда-то вечером, если ты живёшь здесь, присматривая за всеми? — с лёгкой улыбкой спросила Эвр. Оба играли свои определённые роли, аккуратно подбирая слова, чтобы не попасть в ловушку другого. Эвр нужно было врать, что она не знает ничего о новом устройстве Лондона, словно она никогда и не выходила за пределы комнаты, словно ничего не знает и не помнит. А Майкрофту нужно было врать, что он видит перед собой не больную сестру-киборга, а одну из жительниц своеобразного хостела-лечебницы для бездомных и брошенных всеми на произвол судьбы. Он построил целую легенду о том, почему Эвр нельзя выходить из комнаты, делать что-то определённое и вообще контактировать с внешним миром. И согласно этой легенде самым главным человеком в хостеле был он — тот самый комендант без имени. Иронично, но в этом была доля правды. — Дела за меня никто не сделает, — уклончиво ответил Майкрофт. — Ты, говорят, хочешь почитать новые книги? Эвр кивнула. — Я жажду знаний. — Кто знает, как ты интерпретируешь написанное? Врачи опасаются, откровенно говоря. Эвр засмеялась. — Да разве я такая уж плохая и больная? Некоторые побольнее меня будут. — Когда ты сравнить, интересно, успела? — Я и так знаю, что я — не больная. Идти просто некуда. Дома больше нет. И со стороны могло показаться, что Эвр говорила обыденные для жительницы такого заведения слова, но Майкрофт чётко слышал в них какие-то подсказки, чувствуя что-то неладное. Ещё в тот момент, когда Эвр вместо тактики изнурения себя в попытках выбраться из комнаты перешла к тактике налаживания контакта с работниками, Майкрофт ощутил едкий привкус лжи и игры на чужих эмоциях. Его сестра с самого детства была падка на интеллектуальные игры, и даже почти полное затирание памяти могло не спасти от этого, что Майкрофт прекрасно понимал. — Это приют не только для больных. Он, скорее, для обездоленных. — Какое чудное слово. Я действительно обездолена. У меня отняли всё против моей воли. — Ты получила взамен гораздо больше. — Не так много, как хотелось бы и как получили другие. — Все здесь в равных условиях. Оба чеканили предложения, перейдя на какой-то почти метафизический язык с тонкими нитями догадок о том, что другой знает гораздо больше, чем хочет показывать. — Но я же знаю, что это не так. Ты не такой, как все мы здесь. — Врачи тоже не такие, как здешние обитатели. — А про врачей речи и нет. Они сторонние в этой схеме. — Чего тебе недостаёт? Почему ты так недовольна? Эвр вдруг снова засмеялась. — А был бы ты доволен жизнью, в которой ты чувствуешь себя недостаточно хорошим? Недостаточно хорошим, чтобы стать счастливым, недостаточно хорошим, чтобы жить, как другие люди, недостаточно хорошим, чтобы обладать свободой. — Мы все рабы системы. В таких условиях надо просто уметь выживать. — А ради чего мне такая жизнь? — Если однажды она была дана, значит для какой-то цели. — Вот именно. Так какой?***
«Комендант» остался так недоволен беседой, что сразу после выхода из комнаты-палаты Эвр, он тут же созвал дежурных специалистов для обсуждения с ними дальнейших действий в отношении пациентки. Он теперь не просто почувствовал, а понял, что Эвр знала то, что знать ей было запрещено, и не просто знала, а как-то использовала в своих целях. Она говорила про свободу, значит эту свободу она уже каким-то образом чувствовала, и у неё была своеобразная нехватка вольности. А это было крайне невыгодно и даже опасно. После беседы с Майкрофтом (а Эвр, конечно же, знала, что она говорила не с каким-то абстрактным «комендантом», а с собственным братом, который держал её вот уже несколько лет взаперти) в голове Эвр мучительно повторялась только одна мысль, как сигнал тревоги: «нужно бежать, нужно бежать, пока не стало поздно», и, собравшись почти наспех, женщина через тайный ход покинула здание лаборатории, едва не попав на глаза охранникам. Несмотря на то что Эвр всегда казалось, что у неё нет сердца, оно слишком быстро забилось, когда ей удалось сбежать из палаты и оказаться на свободе. Вопреки собственным мыслям, она всё ещё испытывала страх, как человек, и пусть это была её «секундная слабость», это всё равно говорило о её не полностью механической природе. Она снова оставила вместо себя голограмму, но на этот раз для полного и успешного управления ею Эвр подключилась к специальному аппарату, уже находясь в безопасном для себя месте. Так Эвр смогла бы управлять действиями своего двойника с более высокой точностью, и чем меньше она вызвала бы подозрений, тем лучше. А Эвр чувствовала, что теперь с ней сделают что-то крайне плохое. Ведь ещё ни одна беседа с «комендантом» не заканчивалась положительно для неё. И предчувствие не подвело проницательную Эвр. С помощью своей голограммы она увидела, как в её палату вошли инженеры с огромным устройством, блокирующим всякие движения. Несмотря на внутреннюю тревогу Эвр по поводу того, что инженеры могли обнаружить её обман, её покорность и спокойствие отвели их взгляды от искусственности образа. Голограмму Эвр заточили в том устройстве, полностью ограничив ей способность двигать конечностями, закрыли ей глаза, оставляя лишь рот и уши из органов чувствительности, но в этом было мало необходимости — разве что только разговаривать с кем-то. Так Майкрофт хотел убедиться, что Эвр ничего не будет делать с внешним миром и каким-либо образом его посещать. Или, наоборот, точно понять, что она имеет доступ к свободе. Узнав обо всём произошедшем, Конн Вэй в срочном порядке прибыл в правительственную лабораторию, чтобы серьёзно поговорить с Майкрофтом. Ему лично уже абсолютно не нравилось то, что он наблюдал. Майкрофт сидел в зале переговоров один, поставив руки, сложенные в замок, перед лицом. В комнате тускло светили лампы, а по стенам были развешены многочисленные экраны, которые сейчас были выключены. На рабочем столе стоял ноутбук, в монитор которого Майкрофт зачем-то неустанно смотрел. Услышав чужие шаги, Холмс отвлёкся и встал, приветствуя Мэра. Конн Вэй никогда не был внешне как-то похож на того, кто вершит судьбы миллионов людей во всём Лондоне: он выглядел как совершенно обычный чиновник, не обладая изяществом ни в чертах лица, ни в одежде. Голубая рубашка с тёмно-синим галстуком (даже без пиджака как правило), карие глаза, русые волосы с зачёсом назад и худоба, которая, однако, не граничила с анорексией — Мэр, приехав в другой Мегаполис, мог бы с лёгкостью потеряться в толпе, принять облик обычного прохожего, словно хамелеон. Да и характером он каким-то особенным не обладал на первый взгляд: как и многие чиновники любил прикрикнуть и показать свою власть, однако чем более незаметным он был, тем легче ему было подстраиваться под какие-либо чужие психологии, чтобы успешно подниматься по карьерной лестнице. Так он, впрочем, и стал Мэром в удивительно молодом для этого возрасте — в тридцать девять лет. Конну было сорок шесть лет на данный момент, и пусть он был на четыре года старше Майкрофта, Вэй, как и сам Холмс, всё равно оказался гораздо младше многих Министров. Познакомившись даже раньше, чем они оба заняли свои высокие посты в правительстве, Конн и Майкрофт смогли наладить более-менее дружеский контакт, насколько для них это можно было вообще назвать «дружбой» с учётом отстранённости и карьеризма обоих. И такой правительственный дуэт устраивал их самих удивительно больше, чем можно было подумать, ведь ни Конн, ни Майкрофт не собирались искать себе настоящих сторонников на карьерном пути, а в данном случае ситуация положительно сложилась как-то сама собой. — Мне сказать, что я недоволен происходящим, или ты сам догадался? — спросил Вэй не то грозно, не то наполовину шутя. — Я и сам недоволен, — вздохнул Майкрофт. Конн подошёл к рабочему столу, садясь за него напротив Холмса. — Я понимаю, что первый образец никогда не проявлял особой стабильности, но запирать её в устройстве для тюремных допросов рецидивистов — это явно слишком. — По-другому с ней уже нельзя. По её ответам я понял, что она могла начать сбегать из лаборатории или каким-то иным образом контактировать с внешним миром. — Это нарушение прав человека, так как она не преступница, — снова заметил Конн. — Она киборг. И ещё неизвестно, насколько чиста её совесть. Я не доверяю ей. Если у неё есть какой-то способ взаимодействовать с людьми извне, она вполне могла начать создавать какую-нибудь группировку. — Она всё ещё наполовину человек, а её вина не доказана. Ты не можешь запирать кого бы то ни было просто по факту подозрений. У нас тогда половина населения Лондона сидела бы. Странная шутливость, вырывавшаяся у Конна, свидетельствовала только об одном: он не пытался «разрядить обстановку» своим чёрным юмором, он просто на грани эмоционального напряжения. — Она может делать что-то, чтобы подорвать стабильность нынешнего положения как в лаборатории, так и в политике. Начиная с малого, она вполне могла переключиться на подрыв власти. Майкрофт намеренно сделал акцент на том, чего Конн, как и любой, пожалуй, чиновник боялся — потери всякой власти. А, ощутив такой страх, Вэй мог определённым образом согласиться с действиями Майкрофта. Так и случилось. — Тебе лучше знать свою сестру. Но всё же не злоупотребляй подобным, я просто хочу быть уверенным в том, что ты не издеваешься над полностью невиновной. Майкрофт промолчал, наблюдая в экране прямую трансляцию со скрытых камер видеонаблюдения из палат Эвр и Шерлока. Пока всё было стабильно и тихо. — Она не может быть невиновной. Что-то она явно сделала, иначе откуда Шерлок знает о существовании сестры? — Ты думаешь, что она приходила к нему? — Исключено. Записи с видеокамер подтвердили бы это. Но за пределами лаборатории действительно могло произойти что угодно вплоть до их личной встречи. — Но, если это уже произошло, почему ты так нервничаешь? — Мы затирали ему воспоминания не для того, чтобы он снова это всё вспоминал. Не для того избавляли его от тягости прошлого, чтобы он вернулся к истокам и зависимостям, от которых ушёл. Что-то, судя по всему, запустило смертоносный процесс, который никто не знает, как остановить. И, скорее всего, вся проблема именно в вирусе и ни в чём другом. Видя, что Майкрофт мог долго не моргать, когда смотрел в монитор, Конн вздохнул и подошёл к Холмсу, и чтобы взглянуть на происходящее самому, и чтобы как-то успокоить того своим присутствием, потому что не нужно было быть профессиональным психологом, чтобы заметить, как Майкрофт был сильно напряжён. После беседы с Майкрофтом Шерлоку принесли его ежедневные таблетки, а Эвр «заточили» в той самой страшной конструкции, чтобы она никуда не сбежала, и с тех пор в обеих палатах установилась тишина. Шерлок лежал на кровати, смотря в потолок, и явно не спал. Иногда он что-то чертил в воздухе, водя руками, но сколько бы ни пытался Майкрофт найти в этих жестах какой-то шифр, ничего не обнаруживалось. — Тебе… не кажется это каким-то некомфортным? — со странным любопытством тихо спросил Конн. Майкрофт немного удивился, повернув голову и посмотрев в глаза Конну. — Мои наблюдения за ними не нарушают законов и моральных принципов. — Нет, я не про это. Они же… твои брат и сестра. — Для разработки это не имеет значения. Я наблюдаю за ними, как руководитель. — Я не сомневаюсь в тебе, как управленце, но всё было бы гораздо проще, если бы ты так же руководил проектом с абстрактными лондонцами, а не собственными родственниками. Ты не думал о том, что всё усугубляет эта связь? — Я ничего не чувствую по отношению к ним. — О, это я заметил, — невесело усмехнулся Конн, думая, что Майкрофт сказал правду. Конн тоже стал наблюдать за тем, что происходило в палатах. И не зря: Шерлок вдруг забился в конвульсиях, упав из-за этого с кровати на пол. И такое точно не должно было с ним происходить. — Что? — прошептал в полном непонимании Майкрофт, глубоко поражённый неожиданными событиями. — Похоже на… — начал было Конн, наклонившись к монитору, чтобы поближе рассмотреть изображение, но Майкрофт договорил уже сам: — Наркотический припадок. И Майкрофт с трудом сдержал себя, чтобы не сказать: «Я сейчас устрою такое, что все уволятся к чёртовой матери». Холмс вскочил с кресла и что было сил побежал к дежурному врачу, чтобы тот привёл Шерлока в чувства, а Конн, основываясь исключительно на интуиции и давней работе с Майкрофтом, нажал на кнопку экстренной тревоги, чтобы все сотрудники лаборатории собрались в зале переговоров.