La petite mort

      Она дернулась и обернулась, услышав громкий хлопок двери.       Не спуская с нее дикого взгляда, Сириус, войдя в спальню, достал палочку и безмолвно наложил чары на дверь.       — Мне уже стоит начать переживать? — с ехидством спросила София, стоя в паре метров от него.       — Безусловно, дорогуша.       Но она даже притворяться не могла. На губах мелькнула усмешка, в груди вспыхнуло нетерпеливое пламя, разливаясь по венам. Игра продолжалась, а ей хотелось простого, чтобы Сириус схватил ее, посадил на стол и хорошенько трахнул. До одури хотелось одного. Последняя пара дней выдалась слишком напряженными. И его взгляд, все сильнее темнеющий, сбившееся дыхание говорили, что он хочет этого ничуть не меньше. Но Блэк обещал устроить ей пытку не хуже, чем она ему. А он привык держать свое слово.       — О, серьезно? — насмешливо поинтересовалась она, когда он прошел мимо нее и остановился возле прикроватной тумбочки. Плеснув в стакан недопитые остатки виски, он наколдовал в стакан лед. — Собираешься изводить меня ожиданием? — спросила она нарочито томным голосом. — Так эта пытка скорее для тебя, чем для меня.       Залпом выпив виски, он с громким стуком поставил стакан на тумбочку, только лед звонко ударился о стекло.       — Изводить ожиданием? — переспросил Сириус, разворачиваясь к ней. — О, нет-нет…       У нее усмешка с губ сползла под его взглядом. Она вся напряглась, стоило ему двинуться ей навстречу.       Он останавливается перед ней, с нежностью убирает прядь волос от лица, едва касаясь пальцами кожи, и обхватывает его ладонью. Проводит большим пальцем по щеке и проникновенно смотрит в глаза. Его тихий шепот с трудом можно различить, и она лишь по губам читает:       — Обожаю тебя.       Звучит как угроза. Короткий, резкий выдох срывается с ее губ, она поднимает глаза, встречаясь с его взглядом, чувствует, как каждая клеточка тела напряглась в ожидании. Только он отчего-то не спешит, и она легко подается ему навстречу, стоит его рукам оказаться на ее талии. Целует его с жадностью и со страстью, пытается инициативу перехватить и опускает руки на ремень его брюк.       — Спокойнее, Софи, — он усмехается в ее губы, с легкостью перехватив ее ладони.       Он переплетает их пальцы и заводит руки ей за спину, вновь склоняется к ней и с нежностью целует, едва касаясь губ. А ей так хочется большего. Больше напора, резкости, грубости.       — Ты такая нетерпеливая, — его шепот обжигает кожу шеи, когда он скользит по ней губами.       — Кто бы говорил, — она невольно выгибается ему навстречу, когда одна рука перемещается на ее талию. Прижимается к нему теснее, пытается выпутать ладони из его крепкого захвата. — Ах! — восклицает она, отстраняясь от него. — Вот как значит!       Она натыкается на его насмешливый взгляд и пытается заглянуть себе за спину. Запястья крепко перевязаны одной из черных лент, которые еще утром были на кровати. После жалкой попытки выпутаться, она бросает безнадежное дело и вновь переводит взгляд на Сириуса, растягивая губы в самодовольной усмешке.       — Повторяетесь, мистер Блэк.       — Не совсем, — отвечает он, копируя ее улыбку.       Он подходит к кровати и отвязывает вторую широкую ленту. Плотная, черная, непроницаемая. София уже догадывается, как он собирается ее использовать. Внутри ураган эмоций: она не желает лишаться зрения, но и предвкушение разгорается все сильнее.       Сириус обходит ее со спины, встает совсем близко — она чувствует его дыхание, и тянет за ленточку в ее волосах, распуская их.       Дышать становится все труднее. Она спиной чувствует его близость, тепло его тела, ощущает дыхание на своих волосах.       — Сириус…       Его имя невольно срывается с губ, когда он бережно убирает пряди с ее плеч, неслучайно касается пальцами шеи и вызывает мурашки по коже.       — Для вас — мистер Блэк, мадемуазель.       Глубокий баритон, его шепот над ухом окончательно сбивают дыхание, заставляют сердце в груди задыхаться.       — Закрой глаза.       Она послушно опускает веки и в следующую секунду чувствует, как кожи касается шелк. Он приятно холодит и плотно прилегает к лицу, когда Сириус затягивает тугой узел на затылке.       Все погружается во тьму. Кажется, будто остальные чувства усиливаются стократно. Она слышит свое же учащенное дыхание, которое кажется оглушительно громким; кожей чувствует, как Сириус обходит ее и встает перед ней.       На секунду она чувствует себя лишенной силы. Взглядами и прикосновениями она всегда могла держать контроль над ним, но без рук и зрения чувствует себя совершенно беззащитной.       — Надеюсь, — произносит она, облизав пересохшие губы, — рот затыкать вы мне не будете, мистер Блэк?       В памяти невольно всплывают события двухдневной давности. Она тогда легко по его взгляду считывала все его желания.       — Хотя, — на ее губах вновь самодовольная усмешка, — я знаю чем вы хотели заткнуть мне рот тем утром.       Его заминка и шумный выдох говорят лучше любых слов.       Она делает несмелый шаг вперед, чувствуя, что он совсем рядом, в считанных сантиметрах. Но он обхватывает руками ее за плечи, не дает приблизиться еще сильнее, и она тянется к его уху.       — Вы же знаете, мистер Блэк, стоять перед вами на коленях я могу всю ночь напролет.       Сплошная провокация да и только. Правда, ей самой этого нестерпимо хочется. А его руки невольно сильнее сжимают ее плечи, горячее дыхание обжигает губы. И она не понимает, откуда у него столько силы воли:       — В другой раз, дорогуша.       Она вздрагивает, когда его пальцы соскальзывают на рубашку, расстегивают пуговицы, одну за другой. Ей так хочется обнять его, провести ладонями по коже — она дергается, забывая, что руки связаны, и не сдерживает обиженный стон. Сириус в ответ усмехается, проводит руками по талии, поднимается по ребрам и сжимает обнаженную грудь, зажимая между пальцев соски. Чувствительный поцелуй на основании ее шеи, и у нее подгибаются колени.       Они еще даже не начали, а она уже теряет любой контроль. Так ведь нельзя.       — Что, ты меня просто трахнешь? Только лишь с завязанными глазами? — с насмешкой интересуется она, хотя в голосе уже проскальзывают дрожащие нотки. Во рту пересохло, пульс стучит в висках. Внизу живота все судорогой сводит, когда его пальцы опускаются на пояс юбки и расстегивают молнию. В темноте этот звук оглушает, как и шорох ткани, упавшей на пол.       — Нет, я хочу, чтобы ты меня умоляла это сделать. И хочу, чтобы ты извинилась за свое поведение.       — Вашей самонадеянности нет границ, мистер Блэк.       Он подталкивает ее к кровати, помогает ей сделать несколько шагов и роняет ее спиной на мягкий матрас.       Связанные руки оказываются под поясницей, отчего приходится неестественно выгибаться.       — Мне неудобно, — выдыхает она.       — Мне тем утром тоже было неудобно, да разве ж меня кто спросил?       Она старательно вслушивается в происходящее, пытается уловить его движения, предугадать его намерения. Он где-то рядом, но отчего-то медлит, ничего не предпринимает.       — Ты знаешь, — его хриплый, тихий голос вдруг оказывается прямо возле нее, — я с тобой согласен. Есть особая прелесть в том, чтобы иметь полный контроль. Над тобой.       У нее в ушах звон стоит. Внутри все свербит и требует его. Она вздрагивает, когда подушечки его пальцев прикасаются к ее обнаженной коже, проходят по груди, по ребрам, заставляя сильнее прогнуться.       — Твой беззащитный вид здорово возбуждает.       Пальцы переходят на ногу, ведут полоску от колена вверх, и останавливаются на внутренней части бедра. У нее голова кругом идет. Кажется, будто она куда-то проваливается, летит прямо в пропасть.       — Сириус…       — Кто?       — S'il vous plaît monsieur Black… (Пожалуйста, мистер Блэк…)       — Est-cequetu abandonnes si vite, ma chérie? (Ты так быстро сдаешься, дорогуша?)       Да. Да, она готова сдаться в эту секунду. У нее ноги от желания сводит. Кровь внутри кипит.       Но проигрывать так быстро совсем не хочется. Сириус и то дольше продержался.       — Тебе стоит лишь извиниться, и я сделаю то, чего ты так хочешь.       Он сильнее сжимает ладонью бедро, подцепляет пальцем полоску трусов и проводит по их границе, вырывая из нее измученный стон.       — Vate faire foutre. (Да пошел ты.)       Голос предательски дрожит, и она нутром чувствует, как его губы растягиваются в издевательской улыбке.       Она сжимает губы, как только он убирает свои руки с ее тела, — лишь бы не умолять вернуть их обратно. А он в следующую секунду прижимается губами к соску, чувствительно его целует, несильно сжимает зубами, заставляя ее издать тонкий вздох. Но вновь отстраняется.       Она слышит, как он приподнимается с кровати. Слышит, как берет стакан с тумбочки, в котором вновь звякнул лед. Она возмущена — нашел время пить, но терпит из последних сил.       Ей некомфортно без его присутствия рядом. В полной темноте ей холодно и одиноко без него. Но он быстро возвращается обратно — она чувствует, как продавливается матрас возле нее под его весом.       — Знаешь, каково это, — тихо спрашивает он, — когда хочется кого-то, но ты никак не можешь это получить?       У нее дыхание перехватывает, когда он касается ее кожи. Его пальцы холодные — из-за льда в стакане, а кожа ее разгоряченная. Она подается за каждым его движением, когда он холодными пальцами вырисовывает узоры на ее животе, неуловимо прикасаясь.       — Полагаю, ты знаешь об этом всё, — через силу усмехается она.       Желание внутри все раздирает от нетерпения, кровь кипит, дыхания не хватает. В его движениях проскальзывает чуть больше напора и силы, но ей этого так мало. Он подводит ее к черте, к точке невозврата, но не двигается дальше. И это сводит с ума. Она чувствует его руки на своем теле, чувствует его дыхание возле своего лица. Любые обещания так и просятся сорваться с губ, лишь бы он пошел дальше, опустил руку чуть ниже и…       — Сириус…       Он замирает на секунду и приближается еще ближе, губами касаясь кожи ее лица.       — Да, мадемуазель?       — Я… все равно победила.       Едва она заканчивает предложение, как по телу прокатывается волна дрожи. С губ срывается тонкий, длинный стон. Она прогибается в спине, ловит ртом воздух.       Ледяная капля падает на грудь, стекает по ней, оставляя холодную полосу.       — Нравится?       Она ответить не может, только дрожит.       А он достает очередной кубик льда из стакана.       — Сириус, — голос срывается в шепот.       Он ведет ледяным кубиком по подбородку, заставляя приподнимать его, переходит на шею. Влажная дорожка остается в ложбинке на груди, идет между ребер и по животу. Холодная капля стекает в ее пупок, заставляя ее в очередной раз вздрогнуть.       В голове полный хаос, сумбур. Она сильнее выгибается в пояснице, когда лед скользит по границе белья. Перед глазами мерцают яркие точки, в ушах оглушительный звон. Еще немного, и она растворится.       — Je supplie… (Прошу тебя…)       Очередной вдох застревает в горле, когда холодная капля падает на ореол соска, когда он слизывает ее языком. Дорожка нежных поцелуев по влажной холодной полоске на ее животе, а у нее пальцы на ногах поджимаются, ноги судорогой сводит от желания. Она сжимает ладонями простынь, медленно умирая.       Весь мир застрял где-то в этом невозможном моменте. Когда тело готово на тысячу осколков распасться. Когда каждая мышца напряжена до предела, когда все в душе натянуто в ожидании.       — Выдыхай, Софи.       Она с шумом отрывисто выдыхает и неразборчиво шепчет:       — Embrasse-moi, Sirius… (Поцелуй меня, Сириус…)       Он медлит, явно не хочет потакать ее просьбам, поддаваться на провокации, но она знает, против французского он бессилен, а она не может больше терпеть.       И правда, уже в следующее мгновение он прижимается к ее губам. Горячее касание перерастает в страстный поцелуй. Он обхватывает рукой ее шею, несильно сдавливая, обводит языком ее губы, проникает им все глубже.       — Я хочу твои руки, Сириус, — шепчет она ему в рот.       Сопротивляться он не может, тут же ведет ладонью вниз, зацепляется пальцем за край трусов, сдвигая их ниже, и… отстраняется от нее.       — Черт возьми, Блэк!       — Ты знаешь правила, дорогуша.       Она кривит губы, сдерживая порыв хорошенько его обматерить, и выдавливает из себя:       — Пожалуйста, Сириус…       Она договорить не успевает, как его пальцы соскальзывают между нежных влажных складок и входят внутрь, легко находят самые чувствительные точки и надавливают на них.       Все происходит будто во сне. Окутывающая тьма стирает любые грани реальности. В этом мире словно ничего больше нет, кроме тех ослепительных чувств, что разрывают тело на тысячу кусочков, что заставляют дрожать, каждую клеточку тела биться в агонии и желании большего.       Изнутри идет спазм, заполняя все на своем пути, как вдруг он резко обрывается, стоит Сириус остановиться.       — Нет-нет-нет, пожалуйста, Сириус…       Жалобный, сорванный голос слышится будто издалека.       — Хочешь еще?       Он возвращает руку на место и едва-едва касается нежной, чувствительной кожи, вырисовывая невесомые круги, заставляя ее вздрагивать от каждого мимолетного касания и выгибаться навстречу его руке.       — Обещаю, — выдыхает она. — Я больше не буду…       У нее перед глазами яркие огни пляшут, но она знает, на его губах торжествующая улыбка. И ей сейчас так на это плевать. Сейчас, когда тело готово распасться на миллион кусочков от удовольствия.       — Что не будешь? — спрашивает он, продолжая неуловимо прикасаться к коже, но уже изредка надавливая на чувствительные точки.       — Н-не буду… издеваться…       — Будешь послушной и покладистой, душа моя?       — Если ты этого хочешь.       Сильные руки вдруг обхватывают ее за бедра и приподнимают. У нее голова кругом идет от столь резкого движения. Сириус усаживает ее на себя, направляя член внутрь.       Будто пазл складывается, она выгибается ему навстречу, подстраиваясь под него.       Его близость, ощущение его внутри окончательно приближают к чувству разрядки.       Она чуть шире разводит колени, опускаясь сильнее и позволяя входить ему глубже.       — Софи…       Его голос бьет по ушам, проникая внутрь. А она вдруг понимает, что лент на ней больше нет.       Она широко распахивает глаза, встречаясь с его взглядом, и впивается ногтями в его плечи, оставляя красные полосы на коже.       Мир переворачивается вверх дном. Перед глазами все плывет и сверкает, словно в калейдоскопе. Остается только смазанный взгляд серых глаз, горячие губы на ее шее. Выдох — его имя — застревает на половине. И яркие импульсы бегут по коже, отдаются в сердце, переходят в кончики пальцев.              Она так и продолжает лежать на нем верхом, уткнувшись в шею и пытаясь отдышаться. Она прикрывает глаза, когда его ладонь опускается на ее голову, поглаживая по волосам. И вздрагивает, когда вторая опускается на спину — ее кожа сейчас словно оголенный нерв.       — Так что, не будешь так больше делать?       У нее все еще в ушах звенит, и она не может понять по его тону, то ли в нем надежда проскальзывает, то ли разочарование.       Она приподнимает голову и встречается с его вопросительным взглядом.       — Издеваться надо мной, — поясняет он.       — Буду, конечно, — улыбается она, оставляет поцелуй на кончике его носа и тихо добавляет, склонившись к его уху: — Еще скажи, что тебе это не нравится.