La petite mort

      Сидя на диване в гостиной блэкпульского поместья, София не могла оторвать взгляда от Сириуса. С крайне сосредоточенным видом, нахмурив брови, плотно сжав губы, он перебирал струны на гитаре, подбирая какой-то замысловатый мотив.       Повернувшись к нему всем корпусом, она подогнула под себя ноги и облокотилась на спинку дивана, подперев голову рукой. София медленно спускалась глазами по его лицу, откровенно любуясь. Все же, как же он хорош, когда занят любимым делом. Сильные руки держат гитару, пальцы ловко перебегают по струнам. Взгляд серых глаз непривычно серьезен. На лоб падает выбившаяся черная вьющаяся прядь. На лице заметная щетина — по определенным причинам София ее не любила, но надо было признать — ему чудовищно идет.       Она вполуха слушала, как он негромко подпевает собственным аккордам, думая о том, как же ей повезло. О ней никто никогда не заботился так, как Сириус. Никто так не любил, никто так не боготворил. На нее никто так никогда не смотрел. Чувствовать себя любимой, обожаемой, желанной — то, на что Сириус никогда не скупился. Она вспоминала шуточные слова Марти, что Сириус — «тиран» и «домашний насильник», не дающий ей свободы, и понимала, что в ней самой, в Софии, этих качеств ничуть не меньше. Может быть, даже больше! Но все это было мелкими составляющими того, что между ними происходило. И София не хотела бы потерять даже самую малую часть, вроде его одержимого контроля или граничащего с абсурдом чувства собственничества.       Сириус считал, что ее любовь должна принадлежать только ему. Что она сама должна принадлежать только ему. Но и она думала точно так же. Они оба любили выводить на эмоции — не видели без этого жизнь. В том числе, они любили вызывать ревность, и при этом оба ненавидели ревновать. Впрочем, особый адреналин в этом все-таки был. Особенно, в моменты, когда Сириус доказывал, что ее ревность — полная глупость, хотя сам же ее изводил.       — Сириус, — позвала она, протягивая руку и касаясь пальцами его ладони, останавливая.       Он поднял на нее вопросительный взгляд.       — У меня скоро день рождения.       — Я помню, — на его губах мгновенно растянулась улыбка, в глазах предвкушающий блеск вспыхнул.       — И у меня есть идея насчет… подарка, — София на него многозначительно посмотрела.       — Вот как? — удивился он. — У меня тоже есть идея, но я с радостью выслушаю твою. Только если это будет не домовик, — поспешно добавил Сириус.       — Нет-нет, это что-то более… интересное.       Она взяла долгую паузу под его нетерпеливый взгляд. Сириус окончательно перестал играть и отложил гитару, придвигаясь к ней ближе.       — Ну давай, Софи, говори, что хочешь. Любой каприз.       — Что ты думаешь о… сексе втроем?       Любопытство с его лица мгновенно слетело, оставляя жесткое откровенное недовольство.       — Ты про Рега?! Он никогда!..       — Господи, нет! — воскликнула София, перебивая его. — Я о Марти!       Сириус смолк на полуслове. Устремил на нее пристальный взгляд. Прищурился, вглядываясь в ее глаза.       — О Марти? — переспросил он. — Та, что Пазори? Мартиша?       — Ну да, — София ему деланно скромно улыбнулась, опуская ресницы.       Сириус ничего не отвечал. София кожей чувствовала повисшее напряжение, от которого у нее лишь больше азарт в крови бурлить начинал. Правда, она никак не могла разгадать его реакцию. В глазах недовольный огонек, но где-то в глубине и знакомая страсть загорается.       — Мне кажется, она была бы не против, — сказала София, продолжая, едва касаясь, водить кончиками пальцев по его ладони. — Марти красивая и… классная. Правда?       — Да, очень красивая. И очень классная.       На его лице ни единой эмоции, а вот София почувствовала легкий укол ревности. Слышать из его уст о красоте другой оказалось не так-то приятно.       — Мне она нравится. И она в твоем вкусе, да? — София на него испытующе смотрела — вот-вот должен психануть, но Блэк чудовищно, отвратительно спокоен.       — А какой у меня вкус?       — Ну, тебе нравлюсь я, а некоторые считают, что у нас с ней похожий типаж...       — У вас совершенно ничего общего, — резко отрезал он.       У нее первые сомнения зародились: по его мнению, они с Марти не похожи, но при этом он считает Марти красивой. Она убрала руку с его ладони. По спине холодок пробежал.       — Ты действительно этого хочешь? — голос его без всякого оттенка. Напряжение все выше.       — Хочу, — выпалила она.       — Потому что я… не особо. Но ради тебя…       Разговор явно приобретал совершенно не тот оборот. София и секунды не сомневалась — Сириус не согласится. Она не сомневалась — он психанет и устроит сцену ревности. Но он был поражающе спокоен. В глазах привычный сумасшедший огонек горит.       Отступать поздно.       — У меня никогда не было опыта с девушками, — она не отводит взгляда от него. — И я подумала… двадцать один год — почему бы и нет?       Он перехватывает ее ладонь, переплетает пальцы, сжимая их чуть грубее, чем следовало. Не спуская с нее немигающего взгляда, спрашивает:       — Давно об этом думала?       — Да нет, — у нее улыбка на губах дрогнула — только не сдаваться, — пару недель как.       — И как ты это видишь?       Ей не по себе от его взгляда — темного, горящего, от которого в животе тяжелеет. Он понижает голос, придвигается ближе.       — Я трахну тебя и Марти? — спрашивает он. — Или мы с Марти трахнем тебя? Или мы с тобой — Марти?       От мысли, что он собирается «трахнуть» кого-то еще тошно становится. Но она виду не подает. В очередной раз опускает глаза, облизывает пересохшие губы. В этой ситуации утешает лишь одно — Мартиша никогда не согласится. София пожимает плечами, отвечает томным голосом:       — Как пойдет. Будем импровизировать.       — О, мне нравится, — голос опускается до полушепота. Он протягивает свободную руку, обхватывает ее шею, большим пальцем поглаживает кожу — от этого мурашки бегут, колени сводит; вслед за ними раздражение прокатывает от его слов: — Я бы хотел начать с Марти, ты не против? Ради разнообразия.       Она отказывается верить в услышанное. Но он слишком серьезно, с горящим предвкушением взглядом смотрит на нее.       — Может, я сама с нее начну, — на губах фальшивая улыбка мелькает. — Посмотрим.       Ей все хуже. В душу прокрадывается истерика — Сириус не имеет права желать другую. Нечто острое колет внутри, доставляет нестерпимую боль.       — Точно, — горящий взгляд по ее лицу. — Ты будешь смотреть.       Ноги все еще сводит от желания, но злость все сильнее проступает. Как он может думать о другой? Как он может такое говорить ей?       — Кацман говорил, Марти невероятно хороша, — он вдруг о чем-то задумался, отводит взгляд. — Знаешь, любому мужчине всегда интересно попробовать с другой, даже если он глубоко влюблен.       У нее дыхание перехватывает. Чего-чего, а этого она никогда не хотела бы слышать. Потому что в ее мыслях — никого другого, никогда. Один только Сириус. Худшее для нее — если он думает о ком-то другом.       Она в ответ ничего сказать не сможет. Только смотрит на него с непониманием, с ненавистью.       — Я рад, что ты это предложила, — вновь горящий коктейлем эмоций взгляд на нее — она от злости ничего разобрать не может. — Сам давно думал о подобном, но сомневался — согласишься ли ты. Марти — идеальный вариант. Красивая, горячая, без лишних моральных принципов. О да, — он вдруг широко улыбается, — возможно, у вас все-таки есть что-то общее.       Она не спускает с него тяжелого гневного взгляда. Точно так же, как он, упрямо смотрит в ответ. Он все сильнее сжимает ее пальцы в своей ладони. От его руки на шее раздражающий ожог.       — Ты что, злишься, душа моя? — притворно обеспокоенным тоном спрашивает он. — Разве ты не хочешь, чтобы я трахнул твою подругу? Уверен нам будет очень хорошо вместе. Втроем.       Она губы плотнее сжимает, лишь бы не вырваться оскорблениям — она сама это затеяла. Она лишь одно не понимает — почему он согласился? Как он мог? В душу сомнения начинают закрадываться — ему чего-то не хватает в их отношениях.       — Признаюсь, — на его губах нахальная усмешка, — в пятнадцать лет я мечтал о сексе с двумя красотками. У меня даже есть такой опыт! Так что не сомневайся, вам с Марти очень понравится. Единственное, чего у меня никогда не было — мне никогда минет вдвоем не делали…       — Пошел ты! — терпение окончательно лопается.       С громким шлепком она сбрасывает с себя одну его руку, пытается выдернуть ладонь из его крепкой хватки. Но он лишь сильнее перехватывает ее за запястье. Грубо разворачивает Софию к себе спиной, прижимает к своей груди. Держит крепко — ее жалкие попытки вырваться, но она лишь пятками по дивану скользит. Он склоняется к ее уху и шепотом с насмешкой спрашивает:       — Ты думала, я поведусь на твою провокацию, дорогуша?       Замирает в его руках, перестает дергаться. Спиной чувствует, как быстро его сердце бьется. От этого ее собственное ускоряет ритм.       — Ненавижу, — ее жалобный, обреченный всхлип.       Она его не видит, но чувствует, слышит его голос над ухом.       — Единственный секс втроем, который тебе светит, это я, ты и Като — в качестве наблюдателя. Ну, или твой брат. Есть у него такой фетиш, судя по всему. Я не против. Да можем хоть весь Орден пригласить посмотреть.       Почти не слышит его. Из нее судорожный вздох вырывается, когда он ослабляет хватку, когда одной рукой скользит по внутренней стороне бедра, пробирается под край юбки, с силой сжимает нежную кожу.       Она невольно в него сильнее вжимается. Ладонью он гладит ее шею, несильно сдавливает, но она все равно глубоко дышит — воздуха не хватает. От переизбытка чувств, от острого желания.       — А теперь говори правду. Ты действительно об этом думала?       Вцепляется в его руку на ее шее, ногтями ее царапает. Непроизвольно прогибается в пояснице, когда его пальцы давят на полоску влажного белья. Внутри полыхает. Ноги сводит от желания — лишь бы он оказался внутри.       — N-non (Н-нет), — с губ срывается жалкий скулеж. Она колени сводит, сильнее зажимает его ладонь. — Мы с… Марти хотели разыграть… тебя. Поспорили… как быстро ты психанешь…       Слова в голове — вперемешку. Все мысли о невесомых касаниях, из-за которых дышать трудно. Об охватившем пожаре, о его руках, о низком голосе над ее ухом. О нехватке поцелуев.       — И кто выиграл?       Он подцепляет край белья, пальцами проводит по чувствительным зонам. Протяжный облегченный стон — лишь на мгновение. Она отвечает на выходе:       — Toi… (Ты…)       — Верно. Как и всегда.       Перед глазами смазанное в глазах яркое пламя в камине. Она затылком упирается в его грудь, крепко держится за его руку на своей шее. Чуть шире разводит колени, позволяя ему немного большего, такого желаемо большего.       — А теперь ответить, какой у меня вкус? — голос возле ее уха, горячее дыхание шею щекочет.       Она соображает с трудом. В этом моменте так хорошо, что единственное, чего бы ей хотелось — чтобы он заткнулся. Но, кажется, ее ждет ответное испытание.       — Ты сказала, Марти «в моем вкусе», — напоминает он.       Жалобный тонкий стон. Она закусывает губу. Его движения неторопливые, мучительно медленные. Пальцами вдоль складок, невесомое касание самых чувствительных зон. Легкие круги на выпуклой точке — перед глазами хоровод звезд. Ее разрывает от желания. Выгибается на встречу его руке.       — Ну? Софи?       — Тебе нравятся блондинки…       — Это не так, — голос его поражающе спокойный для человека, чей член упирается ей в поясницу.       Она пытается изогнуться, чтобы увидеть его лицо. Поднимает голову. Затуманенным взором встречается с его глазами.       — Мне нравишься ты.       Короткий, но долгожданный поцелуй на ее губах. Грубая хватка на ее лице. Чувствительный след на линии челюсти. Будоражащий шепот на ее ухо:       — И ни Марти, ни кто-либо другой даже близко не похож на тебя.       Голова кругом идет, когда он ее подхватывает, легко перетаскивает выше к себе. Ее под его весом придавливает.       Движения нетерпеливые, резкие, быстрые. Губы горят от страстных поцелуев. Воздуха не хватает. Случайный укус саднит. Сжатые до сладкой мучительной боли соски заставляют издать всхлип.       Сбиваясь, то на французском, то на английском, она отвечает на его требования о словах любви. Тонет в его объятиях. Впивается пальцами в его плечи, оставляет красные полосы. Поцелуи на ее лодыжках, коленях — умирает от нежности; сильные толчки внутри — искры из глаз. Она сжимает его волосы в руке, за шею тянет к себе — еще ближе, ближе. Растворяется в чувствах. Когда кожа полыхает от каждого касания; когда внутри разносится разряд тока от каждого движения; когда шепотом, ей на ухо — его слова о любви.       — Сириус… — она все еще держится за его плечи. Надышаться не может.       — Скажи это еще раз, — всем телом лежит на ней, уткнулся носом в изгиб шеи. Она вздрагивает каждый раз, когда он выдыхает.       — Je t'aime Sirius, (Я люблю тебя, Сириус,) — проводит пальцами по его волосам, от чего он невольно дергается, сильнее сжимает ее в крепких объятиях. — T'aime que toi. (Люблю только тебя.)       Его невыносимо нежный поцелуй у основания шеи, на ключицах. Она тает от его ответных чувств. Но тут же вопросительно смотрит на его хитрую улыбку.       — И все же, повтори. Кто победил в вашем идиотском споре?       Ей все еще дышать тяжело. По телу тепло разливается, приятная усталость. Кожа чувствительная — она на каждое его касание реагирует. Но она без сомнений отвечает:       — Я.       Улыбка у него сползает, Сириус удивленно поднимает брови. А у нее все еще колени дрожат от переизбытка чувств.       — Разве я похожа на проигравшую?

***

      Одеваться не хотелось. Как и не хотелось выползать из его объятий. В мрачной гостиной с высокими узорчатыми потолками, со стрельчатыми окнами, сквозь которые виднелось звездное небо, с полыхающим жаром камином, с бегущими пузырьками шампанского в высоких бокалах. Полуголой устроившись на коленях Сириуса. Она всем нутром ощущала — здесь ее место.       Сириус не сводил с нее взгляда, легко гладил по волосам, путаясь пальцами в прядях. Он соединял родинки на ее теле и называл созвездия. София в ответ только хихикала от щекотки и тянулась за очередным глотком игристого напитка.       — Я хочу жить здесь с тобой вдвоем, — он вдруг посмотрел на нее необычайно серьезным взглядом.       — Вдвоем? — София многозначительно приподняла брови.       Закатив глаза, он издал мученический стон и притворно вздохнул:       — Так и быть, дьявольское отродье возьмем с собой.       София картинно нахмурилась:       — Ты сейчас про Регулуса или Като?       Мгновение сдерживаясь, он рассмеялся:       — Я про твою зверюгу.       София нахмурилась еще сильнее, усердно делая вид, что не понимает.       — Мерлин, да про Като я! — вспылил Сириус. — Но Рег тоже может заглядывать в гости.