La petite mort

      Она и сама не помнит, как так получилось, в какой именно момент это случилось. Снейп для нее всегда был лишь однокурсником с другого факультета. Вряд ли бы она его вообще замечала, если бы не идиотские выходки его компашки. И если бы он не был лучшим по Зельям. Она все еще помнит те ужасные семестры, когда Зелья у них проходили вместе. Ей в этой сфере никогда не было равных — не обделена талантом, дочь известного зельевара, внучка главы ученого совета Британской академии — лучшей в магическом мире, наследница династии зельеваров. Об этой науке она знала все, тяготела к ней с самых пеленок, все научные труды знала от корки до корки, днями пропадала в лаборатории. Но на совместных уроках она всегда отходила на второй план — Снейп демонстрировал свои умения, восхищал преподавателя — все внимание только ему, а она в тени. Делал он это легко и непринужденно, словно по наитию. С закрытыми глазами, не читая рецепта мог сварить сложнейшие зелья. А у него ни ее библиотеки не было, ни ее лаборатории, ни ее возможностей, одни лишь собственные мозги. Гениальность в чистом виде.       Ее это злило. Ровно до момента, когда она узнала, что Люпин — оборотень, а Снейп пытается создать лекарство от ликантропии. Она долго сомневалась — не хотелось объединяться со своим соперником, не хотелось объединяться с одним из придурков из компашки Мародеров. Но разумом она понимала — в одиночку ей не создать лекарство, а любимому младшему брату нужна помощь.       Снейп оказался… не таким, как она представляла. Да, мрачный, язвительный, всех кругом считает кретинами. Недоверчивый, хладнокровный и расчетливый. Талантливее всех, кого она знает. И он знает об этом тоже. Но еще он оказался очень внимательным, чутким, аккуратным и любящим. К своим зельям, разумеется. Снейп всей душой и сердцем горел тем, чем увлекается. И ей еще не доводилось видеть, чтобы кто-то с таким трепетом относился к любимому делу.       Наука была для него всем. Он мог часы напролет обсуждать способы нарезки ингредиентов; мог несколько недель кропотливо изучать, как степень кипения влияет на зелье; он мог все выходные просидеть над формулой, выискивая наилучший вариант; не спать сутки — лишь бы добить идеальный состав. У него глаза горели, дыхание учащалось при обсуждении его любимых тем — он сам этого не замечал. Он был настойчив в желании добиться совершенного состава; был упрям в нежелании сдаваться.       Ее это зацепило. Снейп не был холодным и равнодушным придурком, каким казался вначале. Увлекающаяся и страстная натура — то, что он прятал под язвительными и отталкивающими масками.       И в один миг ее охватило желание — снять эти маски во что бы то ни стало. Задача не легче, чем в одиночку создать лекарство от ликантропии. Она понимала, на это уйдет много месяцев. Но даже в тот момент, когда ей удалось снять с него рубашку и брюки, она уже засчитала за маленькую победу.       Начиналось все с азарта. Узнать его ближе, разгадать, что скрывается за неприступной, холодной стеной; какие мысли крутятся под защитными слоями окклюменции; что он действительно переживает в своей душе, когда опускает очередную саркастичную шутку.       Снейп раскрывался по крупицам. Никогда не подпускал ее слишком близко. Случайно брошенные незначительные факты, какие-то привычки, предпочтения. Она все старалась улавливать и запоминать. За полгода она узнала о нем столько, сколько нормальные люди рассказывают друг другу в первые пару дней знакомства. Или в первые пару часов, если делать это под бутылку хорошего рислинга.       Он любил кофе и ненавидел ранние подъемы. Он любил работать в тишине, но всегда был рад пятиминутному перерыву, чтобы обсудить чужую бездарность или новое открытие в мире науки. Он носил исключительно черное, напрочь игнорируя факультетскую форму и другие цвета. Он не любил разговоры о семье, но всегда переживал за мать. Он на дух не переносил идиотов и малодушных; он был нетерпим к чужим слабостям. Но он по-настоящему дорожил своими друзьями и готов был терпеть скучные матчи по квиддичу, чтобы поддержать Поттера; он понимающе относился к зачастую бессмысленным страданиям и концертам Блэка; он ради Люпина создал одно из сложнейших в мире зелий.       И лишь по прошествии трех лет она могла сказать, что изучила его до конца. Изучила, чтобы с уверенностью сказать, что он не прятался за масками, он никогда не притворялся, ни дня, он таким и был — мрачным, язвительным и недоверчивым. Не способным поверить, что и его можно любить всем сердцем. Вечно ищущий подвох в хорошем к нему отношении. Один против огромного враждебного мира, не способный довериться даже друзьям.       Она приняла его таким. Если к нему не пытаться залезть в душу, со временем он расслабляется рядом, ослабляет вечную бдительность и настороженность, перестает ожидать подвоха. Он улыбается, не замечая этого; делится переживаниями; снимает с себя черную мантию. И поддается на провокации. Целует ее в ответ. Аккуратно и нежно, но не давая ей и шанса воспротивиться, с желанием, сбивающим с ног. И каждый раз — делает секундную паузу, чтобы взглянуть ей в глаза, убедиться, что она этого хочет; чтобы убедиться, что она хочет его. И тут же обхватывает ее за талию, прижимает к себе — всегда крепко, но не настойчиво.       Ей кажется, еще никто и никогда не относился к ней столь бережно, трепетно. Она еще никогда не чувствовала себя так, словно она нечто хрупкое в сильных руках. Ее этот трепет с ума сводит. Это никогда не походит на обычный секс, это та самая настоящая близость — когда и телом, и сердцем, и душой доверяешься ему одному — знаешь, что он не сделает больно.       И каждый раз для нее открытие — что Снейп умеет быть таким. Заботливым и внимательным, столь остро реагирующим на каждую ее реакцию.       Он и дюйм ее тела не оставляет без внимания. Поцелуи от самых кончиков пальцев, вдоль по кисти, чувствительный поцелуй на косточке на запястье и на сгибе локтя, вверх по плечу — дыхание перехватывает. Дорожка губами по ключицам — ей окончательно дышать нечем. Едва касается шеи, больше дыханием горячим обжигает, чем целует, а она дрожит с головы до ног. Цепляется за его плечи, лишь бы равновесие не потерять. И окончательно теряет его, когда его губы накрывают ее.       Поцелуи его всегда короткие, чувствительные, вначале сухие и обжигающие — ее это с ума сводит, ей хочется большего.       Крепко сжимает ее талию, не дает ей упасть. Отступает к кровати, невыносимо аккуратно, бережно, будто она — нечто ценное, раздевает ее на ходу. Громкий щелчок застежки на мантии; его ловкие пальцы проходятся по ряду мелких пуговиц на ее блузке, сдергивают молнию на брюках.       А она любит перед ним раздеваться. И никогда не стесняется своей наготы. С ней это впервые. Раньше она всегда смущалась своей худобы, длинной и тощей нескладной фигуры. Но его реакция будоражит. Она любит наблюдать, как он тяжело сглатывает, как в черных глазах вспыхивает что-то темное. Он каждый раз смотрит на нее, как впервые. С едва скрываемым восхищением, с желанием.       Руки его вдоль ее тела. Несильно сжимают грудь — тут же поцелуй на ее шее. С ее губ срывается изможденный стон, внутри горит от желания близости. Пальцами проходится по ребрам, вызывает судорогу — она сильнее прогибается в пояснице, прижимается к нему ближе. Ладони опускаются на ее выпирающие тазовые косточки, сжимают — чуть сильнее, чем нужно — и грубый, нетерпеливый поцелуй на ее ключицах. У нее в кончиках пальцев покалывает от удовольствия.       Нежная дорожка губами в ложбинке на груди — ее выгибает навстречу ему. Он крепкой хваткой обхватывает ее лопатки, скользит ниже, приподнимает за бедра. Из груди вырывается облегченный выдох — чувства нет лучше, когда он внутри. Когда дрожь, эйфория по всему телу. Когда в висках оглушительно стучит пульс. Когда перед глазами темнеет. Когда тело рвет на мелкие кусочки.       Ей достаточно несколько коротких и страстных мгновений, но он растягивает удовольствие, держит ее на грани. Не дает перейти черту. Проводит большим пальцем по ее нижней губе, обхватив подбородок, — она судорожно воздух глотает, задыхается от переизбытка чувства. Вновь замедляет темп, сбавляет огонь. А она томится в нетерпении, с губ — глубокие стоны.       Он вновь целует ее руки. Медленно двигается внутри нее. Ее кожа в этот момент столь чувствительна, что легкое касание губ на кистях — импульс по всему телу; по венам ток бежит.       Как и в любимом деле — он нетороплив, внимателен. Получает полное, безграничное удовольствие от процесса. И все его внимание — только на ней.