Наизнанку

      Северус был одним из тех, кто, столкнувшись с несчастьем, мучительно переживал его, терзаясь сомнениями и страхами и коря себя за упущенное. Если же несчастья не случалось, он создавал его себе сам, выкапывая из глубин сознания самые мрачные эпизоды своей жизни, смакуя каждое мгновение печального события и предаваясь рефлексии. Об этой бесконечной душевной борьбе никто не знал. Мужчина яростно отталкивал всякого, кто желал помочь ему выбраться из собственноручно вырытой ямы; прилагал все усилия, чтобы скрыть от внимательного взора несовершенство своей психики; изображал уверенного в себе человека. Талантливая игра в непробиваемую бестию помогала ему жить и выживать уже почти четыре десятка. Однако рано или поздно всему наступал предел. Северус так устал бороться с демонами в своей голове, так устал доказывать другим и в первую очередь себе, что он лучше тех, кто купался в лучах всеобщего восторга, так устал от самого себя — что осмелился открыть душу последнему не отвернувшемуся от него человеку.       Джеймс Сайрус совсем не ожидал встретить отца, когда погожим августовским днём оттачивал слайд по лестничным перилам в центральном городском парке. Подросток разгонялся по аллее, запрыгивал вместе со скейтом на перила и, раскинув руки и балансируя ими как крыльями, скользил вниз. В такой позе он как никогда походил на коршуна, пикирующего к жертве. Лестница упиралась в мощёную дорожку, идущую вдоль ручья, поэтому в конце слайда Джеймсу приходилось опасно разворачиваться, чтобы увести скейтборд в сторону и не угодить в ручей. Завершив трюк, он хватал доску и бежал по лестнице вверх обратно к аллее.       Снейп долго наблюдал за сыном из-за дерева, прежде чем решился подойти к нему. Подросток в очередной раз удачно соскользнул с перил, ловко приземлился на обе ноги и, подхватив скейт, побежал вверх по лестнице. Наверху Джеймс столкнулся с отцом.       — Ого, не ожидал тебя увидеть, — воскликнул подросток. — Как ты меня нашёл?       — Интуиция, — сухо произнёс Северус.       Джеймс в неловком молчании переминулся с ноги на ногу. Он был одет в неизменные чёрные джинсы и футболку с изображением очередной рок-группы.       — Красиво ездишь, — заметил Северус, разглядывая футболку. — Расшибиться не боишься?       — Я привык. Уже столько раз падал.       — Ну, и к чему такие риски? — с укором спросил Северус. — Ты бы хоть шлем надел, с твоими травмами.       Джеймс отмахнулся.       — Я с шести лет катаюсь. И кстати, серьёзных травм ни разу не получал. Так, ушибы только. — Джеймс задрал рукав футболки и показал белёсый шрам вдоль локтя. — Вот это я весной на булыжник налетел. С ограды свалился. Ещё один раз лодыжку вывихнул, но это было давно.       Снейпа не переставало поражать, откуда после стольких повреждений у этого маггловского подростка хватало здоровья и желания продолжать заниматься столь экстремальным спортом. Ещё больше претензий было к его матери: если Джеймса в девять лет сбил автомобиль, то какого чёрта она позволила ему возобновить такое травмоопасное увлечение?       — Среди волшебников бывают скейтеры? — поинтересовался Джеймс.       — Нет. Разве что среди магглорождённых.       — А чем у вас вообще увлекаются?       Снейп рассказал Джеймсу о квиддиче. Подросток выслушал с интересом, живо задавая вопросы, но сама игра его не впечатлила. Как выяснилось, Джеймс вообще довольно равнодушно относился к спорту в классическом понимании, особенно к командным играм. Скейтбординг нравился ему свободой самовыражения, и парень считал его больше субкультурой, нежели видом спорта.       Они прошлись по аллее. В парке было немноголюдно. Редкие посетители отдыхали на лавочках или прямо на траве, наслаждаясь последними тёплыми деньками. Отец и сын сели на лавочку под тенью большой раскидистой липы.       — Как мама? — как бы невзначай спросил Снейп.       — Получше, — Джеймс пнул лежащий под скамьёй камешек. — Они там труп в реке нашли, мужика какого-то. Вроде как убийство. Мать вот теперь расследует. Кстати, она хотела позвонить тебе, узнать, как дела. Но так не собралась.       — Так занята или всё ещё боится меня? — мрачно спросил Северус.       Джеймс пожал плечами.       — Вряд ли боится. Скорее, сомневается.       Снейп прекрасно понимал её чувства. После их последней встречи, когда он вылечил Джеймсу ногу, волшебник днями напролёт размышлял о том, стоит ли снова пытаться наладить со Скарлетт контакт. Северус мучительно переживал, что мисс Сайрус отвергнет его, а с другой стороны — панически боялся начинать отношения.       Джеймс запустил пальцы в свои густые синие волосы, забирая их назад, и откинулся на спинку скамьи, закрыл глаза и подставил лицо пробивающемуся сквозь листву лучику солнца. Снейп последовал его примеру. В высоте, среди ветвей, громко чирикал одинокий воробей. Северус невольно вспомнил, как по весне просыпался утром под чириканье воробьёв в кустах, высаженных перед окнами его спальни в Хогвартсе. Птичий гомон начинался с первыми лучами солнца, и иногда, пребывая в скверном расположении духа, Снейп швырял в кусты заклятье, заставляя воробьёв в истерике разлететься кто куда.       К скамье неспешно приближалась пожилая женщина с клюкой. Внезапно Джеймс вздрогнул, уставился на старушку и внимательно прислушался. Затем спокойно вернулся в первоначальное положение и щёлкнул пальцами левой руки у виска. Снейп уже не раз замечал этот жест и давно собирался узнать причину этих странных движений. Похоже, наконец подвернулся подходящий момент подтвердить свою теорию.       — Зачем ты это делаешь? - спросил он, когда старушка удалилась.       — Что именно? — не понял Джеймс.       — Вот так щёлкаешь пальцами?       Джеймс согнул левую руку и поглядел на растопыренные пальцы.       — Не знаю. Так, привычка, — он спрятал руку в карман.       Мальчишка явно врал, однако Северус опасался задать вопрос прямо.       — Если тебя что-то беспокоит, ты можешь со мной поделиться. Я никому не скажу.       Джеймс сделал честные глаза.       — Меня ничего не беспокоит. С чего ты взял?       Северус не стал настаивать. Джеймс задумчиво повертел правой рукой скейтборд, уперев его носом в землю. Обратная сторона доски была раскрашена в синий, такой же, как его волосы, а сверху красовалась выведенная кривыми белыми буквами надпись — «птица». Прочитав слово, Снейп вспомнил, что вчера вечером отыскал учебник по трансфигурации за пятый курс, в котором объяснялось, каким образом предметы превращаются в животных и обратно.       — Помнишь, ты спрашивал меня, как работает магия? Я нашёл тот учебник, про который говорил. Там написано, что происходит с материей при превращении.       Джеймс сразу оживился. Северус предупредил, что не готов отдать книгу на руки, так как её мог увидеть какой-нибудь посторонний маггл, и без особой надежды предложил сыну зайти в гости на днях. Джеймс не раздумывая согласился и пообещал прийти на следующий день.       Они немного погуляли по парку. Джеймс показал Снейпу пару новых трюков, которые разучил за это время, и заявил, что если с ним ничего не случится, то следующим летом подаст заявку на участие в национальных соревнованиях. Снейп взял с мальчика обещание не слишком рисковать здоровьем и проводил его до остановки.       — Тогда увидимся завтра, — Джеймс пожал Северусу руку.       — Расскажешь про магию.

***

      Снейп никогда не был силён в трансфигурации и всегда относился к этой области магии с некоторым презрением, считая, что в большинстве своём все эти превращения ложек в карандаши, стульев в птиц и воздуха в табуретки представляли собой ничто иное, как дурачество и способ произвести впечатление на окружающих. Конечно, даже будучи профессиональным зельедельцем, он не мог отрицать, что трансфигурация являлась основой основ. Не зная её, нельзя было достичь больших успехов в таких сходных дисциплинах, как наложение чар и заклятий. Кроме того, возможность наколдовать стул или превратить камень в чашку существенно облегчало быт, а умение вовремя заставить каменную статую ожить и закрыть тебя грудью от летящего проклятья и вовсе могла спасти её. И всё же, для тысячи рядовых волшебников трансфигурация являлась не более чем обычным способом самовыразиться. Овладеть этой безусловно важной частью магии на приличном уровне не требовало работы интеллекта (по крайней мере, так Снейпу казалось), а всё несвязанное с умственным трудом внутреннее эго гордого зельедельца автоматически записывало в категорию «для легкомысленных идиотов». То ли дело зельеделие! Конечно, часть этой магической науки была достаточно проста, а потому подвластна и школьникам, и простым домохозяйкам. Но на действительно высоком уровне искусством создавать зелья осваивали лишь единицы. Недаром редкий волшебник становился целителем, немногим удавалось сдать экзамен, чтобы пробиться в мракоборцы, мало кто добивался больших успехов в научной деятельности. На языке магглов трансфигурация и зельеделие противостояли друг другу так же, как искусство танца противостоит органической химии: любого можно научить танцевать, но не всякого — создавать лекарства.       Джеймс Сайрус, как человек далёкий от столь глубокого понимания и неоднозначного восприятия обоих видов магии, жаждал больше узнать и о зельях, и о трансфигурации. Причём последнее привлекло его даже больше. В отличие от своего отца, Джеймс воспринимал трансфигурацию не как «глупое фокусничество для выпендрёжников», а как удивительное явление, которое в корне перевернуло его представление о мироздании. Мальчишка лукавил, когда заявлял, что плохо понимает естественные науки. На деле он имел довольно обширные знания об устройстве мира. Только вот, противоположно отцу, парень отличался ленью, желанием веселиться и крепким пофигизмом по отношению к оценкам. Весь год Джеймс усиленно развлекался с друзьями, учил только то, что его действительно интересовало, бесил ненавидимого химика Перельмана, засматривался на ноги молоденькой физички и пятую точку преподавательницы немецкого. И только на экзаменах, внезапно, когда его в очередной раз хоронил весь преподавательский состав, подросток включал своё невероятное умение логически мыслить, благодаря которому и наскрёбывал на положительный балл.       Северус показал сыну разные типы магии. Продемонстрировал, как превращать неодушевлённые предметы в животных, как заставлять вещи левитировать или изменять размер и форму. Показал действие некоторых зелий и как одним взмахом палочки можно сделать в комнате перестановку.        Наибольший интерес у Джеймса вызвала природа превращения одних предметов в другие. Мальчишка довёл Снейпа до исступления, когда, наблюдая за очередной трансформацией одного бытового предмета в другой, в десятый раз принялся уточнять, что именно происходит с материей на атомном уровне и как объяснить превращение маггловской наукой. Джеймс никак не мог смириться с тем фактом, что волшебники не пользовались формулами, не описывали магию как явление и вообще не пытались докопаться до её природы.       — Неужели вам самим не интересно, как устроена магия? — спрашивал он. — Вы же пользуетесь ей каждый день! Разве вы не хотите узнать, как именно она работает? Ведь люди уже с древних времен что-то изучали, в том же Древнем Египте, например.       Джеймс упорно отказывался использовать слово «маггл» и называл не-волшебников просто «людьми», а магов — «волшебниками». На его вопросы Северус только разводил руками, расписываясь в собственной некомпетентности, и обещал найти нужную литературу.       Было уже пять часов вечера. Снейп собирался выпроводить подростка домой, но тут Джеймс робко указал на волшебную палочку, которую волшебник заткнул за пояс, и спросил:       — Можно подержать?       Снейп нехотя вытащил палочку и вложил сыну в руку. Джеймс с опаской поводил ею в воздухе. Ничего не происходило. Тревожный знак. На настоящего волшебника палочка бы непременно среагировала: выпустила бы искры или завибрировала.       — А я могу научиться колдовать? — Джеймс направил палочку на лежащую на столе газету, копируя движения Снейпа.       Северус растерялся.       — Ты говорил, что волшебники рождаются в магических семьях. Если ты маг, тогда я тоже должен что-то уметь.       У Снейпа ёкнуло сердце. Как? Вот как объяснить мальчику, что он сквиб? Он же наверняка расстроится. Вместе с тем, Северус вспомнил, как Джеймс подозрительно вёл себя в больнице. Что если он ошибался?       — Не думаю, что у тебя получится, — с сомнением протянул Снейп, подходя к сыну. — Но мы можем попробовать.       Он забрал палочку и показал простейшее заклинание, которое изучалось в самом начале первого курса — заклятье левитации.       — Вингардиум левиоса.       Газета оторвалась от стола и зависла, легонько покачиваясь от тянущегося из приоткрытого окна сквозняка. Северус взял со стола карандаш, сунул Джеймсу в руку и попросил повторить движение и заклинание.       — Делай, как я: вингардиум левиоса.       — Вингардиум левиоса, — тупо повторил Джеймс и сдавленно заржал. — Это очень глупо, если честно. — Он прокашлялся, подавляя смех, и поводил импровизированной волшебной палочкой ещё раз, — вингардиум левиоса.       Снейп вложил ему в руку настоящую палочку. Джеймс повторил движение несколько раз, твердя заклинание, как попугай. Чуда не происходило.       — Ничего не выйдет, — мрачно объявил Снейп.       Джеймс опустил палочку.       — Может, попробуем что-нибудь другое?       Северус обречённо махнул рукой.       — Не хочу тебя расстраивать, но ты вряд ли научишься колдовать. Боюсь, у тебя нет магических способностей.       Джеймс окинул его удивлённым взглядом.       — Понимаешь… — начал Снейп, тщательно скрывая боль в голосе, — очень редко бывают случаи, когда магические способности не проявляются у ребёнка, даже если оба его родителя — волшебники. Никто не знает, с чем это связано.       Джеймс разочарованно протянул: «Жалко». Северусу ещё никогда не было так горько от осознания того, что даже на личном фронте он потерпел фиаско, произведя на свет жизнь, которая оказалась неполноценной. Ничего унизительнее, чем произвести на свет сквиба, волшебник и представить себе не мог.       Джеймс сел на диван и, заломив руки, рассеянно уставился в пустоту. Снейп сел рядом и подбадривающе тронул мальчика за плечо.       — Не расстраивайся. Зато ты знаешь и умеешь вещи, которые и не снились чистокровкам.       Произнося эти якобы утешительные слова, Северус старался больше обнадёжить себя, нежели сына. Впрочем, если хорошенько рассудить, мальчишке и правда повезло: с таким отцом, как Снейп, он бы вряд ли пережил последние два года.       — Я тут хотел тебя спросить, — Джеймс нервно заломил пальцы, — волшебники умеют читать чужие мысли?       У Снейпа похолодели внутренности.       — Почему ты спрашиваешь?       Джеймс дёрганно покрутил запястьем, собираясь с мыслями. Северусу показалось, что мальчик собирается с силами, чтобы сообщить нечто чрезвычайно важное.       — Помнишь, я тебе говорил про «шумы»? Там, в больнице?       От нервного напряжения у Северуса яростно заколотилось сердце.       — Я говорил, что вижу вещи, которые никогда не происходили. Типа галлюцинаций. — Джеймс сделал паузу и облизнул пересохшие губы. Одна из костяшек на его левой руке звонко хрустнула. — Я тогда соврал. На самом деле, мне кажется, что я вижу мысли других людей.       Откровение оглушило Снейпа. Сердце заколотилось так сильно, что готово было вот-вот вырваться. Этого просто не может быть. Не может!       — Как именно ты видишь мысли? — хрипло прошептал Северус.       На удивление, лицо Джеймса неожиданно просветлело. Подросток откинулся на диван.       — Честно говоря, я сам не знаю, как именно это происходит. Просто иногда у меня в голове возникает изображение, как будто эпизод из фильма. Я вижу места, в которых никогда не был, вижу своих друзей, одноклассников, просто левых чуваков; слышу их диалоги. То есть, я как бы думаю о каком-то эпизоде из их жизни, но при этом понимаю, что не могу об этом думать. Просто оно само в голове возникает.       — Когда это началось?       — Точно не помню. Лет в одиннадцать. Я как раз в среднюю школу перешёл. Думаю, это как-то связано с аварией.       — Можешь рассказать про аварию?       — Конечно, — охотно произнёс Джеймс. — Это было в мае, в 1992-м. Мне было девять. Мы с другом после школы пошли смотреть огромного паука в зоомагазине. Шли по улице, смеялись, шутки тупые пересказывали. И вдруг сзади завизжали, я услышал свист тормозов, и меня с силой толкнуло в бок. Я упал головой вниз, и всё — темнота. Мне не было больно. Я просто как будто бы заснул. Мне ничего не снилось, но иногда я слышал неразборчивые голоса, как сквозь вату. Чувствовал, как меня куда-то носили, перекладывали. Когда я проснулся, то оказалось, что я уже две недели лежу в реанимации, из меня торчит куча трубок и я не могу пошевелиться, потому что у меня были сломаны плечо, ключица, три ребра — и всё это в корсете. Мама тогда чуть с ума не сошла. Она мне недавно призналась, что меня предлагали отключить от аппарата, потому что врачи считали, что я не выживу. Как видишь, ошиблись.       Губы Джеймса растянулись в победоносной ухмылке.       — Когда я пошёл на поправку, врачи в один голос утверждали, что произошло чудо — типа, я не мог так быстро вылечиться. Но ведь мозг — мало изученный орган, — Джеймс задумчиво хрустнул пальцами. — Разные бывают прецеденты. Я читал, как один шизофреник однажды выстрелил себе в голову, чтобы покончить с собой, но его спасли, и шиза прошла. Возможно, со мной случилось нечто подобное. Но я согласен, это и правда чудо.       — Как быстро ты выздоровел?       — Из больницы меня выписали где-то через пять месяцев. Потом, конечно, была реабилитация. Ещё полгода я ходил в корсете.       — Представляю, каково тебе было, — глухо прошептал Снейп.       — Знаешь, — философски сказал Джеймс, — не скажу, чтобы я сильно страдал. Наверное, в детстве я был слишком тупым и не осознавал, что мог вообще остаться овощем. Я всегда воспринимал эту аварию как… как приключение, что ли. Мне даже нравилось всем рассказывать, что у меня винт в плече.       С этими словами Джеймс оттянул ворот футболки и обнажил правое плечо. Снейп увидел бледные следы от швов, которые покрывали плечо и тянулись под футболку к ключице.       — Иногда мне кажется, что в тот момент во мне что-то перевернулось, — продолжил рассуждать Джеймс. — Помню, в детстве я был довольно нервным. Всегда расстраивался, если у меня что-то не получалось или когда меня критиковали. А после выписки мне стало пофиг, что обо мне думают.       Северус не переставал поражаться, как спокойно Джеймс рассказывал о пережитой трагедии. Ему представлялось непостижимым, что авария не только не сломила Джеймса, но даже наоборот — помогла измениться. Не зная об аварии, волшебник бы в жизни не предположил, что этот парень когда-то находился на грани смерти.       Заметив его шокированный вид, Джеймс ухмыльнулся:       — Знаю, пап. Многие тоже офигевают, когда я им рассказываю.       Снейп рассеянно разгладил волосы.       — У меня в голове не укладывается, как ты пережил это. И после этого ты прыгаешь по перилам?!       Джеймс криво усмехнулся.       — Ну да. Мама всегда говорила, что я сумасшедший.       — Я заметил, — буркнул Снейп. — Кстати о сумасшествии. Так когда ты начал видеть мысли?       — Когда перешёл в среднюю школу. Мне было одиннадцать. Как сейчас помню, мы с мамой сидели на кухне, она готовила индейку к Рождеству, а я чистил картошку. Всё было нормально. Мы болтали. Мама ругалась на тетку Эвелину, свою сестру, что она опять какую-то открытку дурацкую прислала. А потом мама замолчала, и вдруг я услышал голос сержанта Хэмилтона — он тогда был её напарником. Его голос звучал как будто из прихожей. Он рассказывал про какого-то мужика, которого надо задержать. Я сначала не удивился. Я подумал, что Хэмилтон просто пришёл к нам домой и обращается к маме из прихожей. Он и раньше приходил. Но потом я подумал, что как-то странно получается: мама со мной в кухне, фарширует индейку, а Хэмилтон из прихожей непонятно кому что-то бубнит. И я сказал матери, что там Хэмилтон с кем-то разговаривает.       Взгляд Джеймса резко стал серьёзным.       — Никогда не забуду её лицо. Она так перепугалась, вся побледнела. Побежала проверять прихожую. Там, конечно, никого не оказалось. Я тоже испугался и сразу соврал, что пошутил. Она тогда ещё наорала на меня, что такими вещами не шутят. Я тогда не до конца понимал, почему она так взволновалась.       А потом эта херня повторилась в марте в школе. Только тогда я услышал сразу несколько голосов, при том что мы писали тест, и все молчали. Вот тогда я реально запаниковал. Мне стало так страшно, что я бросил ручку и заткнул уши. Училка спросила, что со мной. Я соврал, что у меня заболела голова. Потом было ещё несколько похожих случаев при матери, поэтому мне пришлось признаться, что я слышу «шумы». Я принципиально не называю их «голосами». В детстве много читал про шизофреников, поэтому боялся, что меня сразу упекут в психушку. Хотя я до сих пор уверен, что меня упекут, если узнают правду.       — Но ведь вы обращались к врачу?       — Да. Мама водила меня к нескольким: к психиатру, к неврологу. Но у меня так и не нашли никаких отклонений. Говорили, что такое бывает при травмах головы, прописывали лекарства. Но мне становилось хуже. Через какое-то время я стал не просто слышать «шумы» — я стал видеть их. Как я уже сказал, это были как бы чужие мысли, которые почему-то возникали в моей голове. — Джеймс выразительно всплеснул руками, — и самая жесть была в том, что я знал, чьи это мысли! Я видел именно то, о чём рассказывали мне друзья, и предугадывал! что они скажут в следующую секунду. Я видел, о чём думает моя мать; видел отрывки из её жизни. Видел лица свидетелей, которых она когда-то допрашивала, а потом оказывалось, что эти люди реально существуют. Это было очень страшно!       Слушая рассказ Джеймса, Северус невольно представлял, какой ужас испытывал его сын, когда впервые начал легилиментить. Даже у врождённых легилиментов этот дар порой выходил из-под контроля, из-за чего некоторые волшебники даже называли способность проникать в чужое сознание проклятьем. Каково же было столкнуться с легилименцией мальчишке, который волей судьбы оказался отрезан от остальной магии?       — Могу представить, что тебе пришлось пережить. Это действительно страшно, — Северус изо всех сил старался отразить сопереживание в голосе. — Но тем не менее, ты сейчас живёшь нормальной жизнью. Ты научился с этим справляться?       Джеймс задумался.       — Не знаю. Скорее, я научился игнорировать чужие мысли. Когда меня водили по врачам, я всем говорил, что слышу «шумы». Не голоса, не изображения — просто «шумы». Я просто с самого начала понимал, что видеть чужие мысли ненормально, поэтому верил, что если я расскажу правду, меня тут же отправят в дурдом. Хотя даже с просто «шумами» у меня подозревали разные серьёзные диагнозы: и шизоидное расстройство, и паранойю, даже биполярку… Проблема в том, что кроме «шумов» я был абсолютно нормальным. У меня не было других симптомов, какие обычно бывают у психов. В конце концов, мама через родственников отыскала какого-то специалиста — нейрофизиолога — который сделал мне полный скрининг мозга и подтвердил, что никакого психического расстройства у меня нет. Скрининг показал, что после аварии у меня образовались дополнительные связи между разными отделами мозга. Поэтому врач предположил, что когда я вижу некоторые образы, зрительная информация проходит через слуховой отдел, и из-за этого я слышу звуки.       В принципе, меня это объяснение очень даже устраивает. Получается, что я не псих, а просто у меня такое строение мозга. Только вот на деле-то я всё равно понимаю, что нифига это не особенности мозга. Я же вижу не воображаемые образы, а реальные мысли. Поэтому мне пришлось просто научиться игнорировать эту хрень. Иначе я бы совсем тронулся. Сейчас я уже привык, даже использовал эту способность пару раз, чтобы списать на экзамене. Но проблема в том, что я никак себя не контролирую, и меня угнетает, что другие люди так не умеют. Вообще читать мысли — это ненаучно. Так не бывает. Я не верю в экстрасенсов. Точнее, не верил…       Джеймс резко умолк. Его лицо стало печально-задумчивым. В тоже время было заметно, что ему стало легче от того, что он наконец-то выговорился. Снейп прикинул, сколько лет его сын жил с этой тайной. Сколько лет мучился, считая себя сумасшедшим.       Северус встал с дивана и в задумчивости прошёлся по комнате, переваривая услышанное. Теперь, когда он узнал о пережитых травмах и прошлом мальчика, паззл начал потихоньку складываться. Случай Джеймса был настолько неординарным, что если бы Снейп лично не засвидетельствовал некоторые признаки этого явления, то ни за что бы не поверил. Волшебник остановился у окна.       — А мои мысли ты тоже читаешь? — спросил он, не оборачиваясь.       — Пока не доводилось. Я же говорю, я не контролирую себя. Оно само приходит.       — Ты легилимент, — медленно проговорил Снейп.       Джеймс встрепенулся.       — Кто я?       — Легилимент. Человек, который умеет проникать в чужое сознание.       Снейп несколько раз поводил пальцем по губам, обдумывая, как лучше объяснить.       — Ты же говорил, что у меня нет магических способностей.       Снейп обернулся. Подросток сидел на диване, скрестив ноги, и обескураженно взирал на него.       — Я ошибался. Похоже, у тебя врождённый дар. Вообще-то легилименция — очень продвинутая магия. Ей надо долго учиться. Но иногда она проявляется с рождения.       Джеймс с непониманием хлопнул глазами. Снейп подошёл к сыну, достал волшебную палочку и дал ему в руку.       — Взмахни ей, — попросил Снейп. В памяти невольно всплыло вспоминание, как почти тридцать лет назад мистер Олливандер просил будущего героя второй магической войны так же помахать палочкой, чтобы подобрать ему подходящую.       Джеймс взмахнул. Палочка не реагировала. Северус взял сына за руку и серьёзно посмотрел ему в глаза.       — Джей, попробуй вспомнить. До аварии с тобой никогда не происходило ничего необычного?       Подросток решительно покачал головой.       — Вспомни. Когда ты переживал сильные эмоции, — злость, радость, — не случалось ли каких-нибудь необъяснимых вещей? Например, где-то лопнул стакан, загорелся огонь? Может, ты совершил нечто такое, чего в обычном состоянии никогда не смог бы?       Снейп сосредоточенно наблюдал за реакцией сына. Джеймс напряжённо думал, отвлечённо перебирая пальцами. Наконец, он тихо проговорил:       — Однажды я сумел пролететь на скейте 5 метров, когда учился делать олли.       А вот это уже похоже на настоящую магию.       — Сколько тебе тогда было?       — Точно не помню, вроде восемь. Помню, что пацаны офигели и просили повторить, но у меня так больше не получилось.       — Так, — у Снейпа перехватило дух, — ещё что-нибудь подобное было?       Джеймс бессильно затряс головой.       — Не могу вспомнить.       В прихожей зазвенел телефон. Так неожиданно, что и Джеймс, и Снейп одновременно вздрогнули. Снейп подорвался с дивана и поспешил ответить на звонок. Прохладно-официальный голос мисс Сайрус, не здороваясь, произнёс:       — Джеймс у тебя?       Снейп бросил взгляд на часы и с неприятным удивлением обнаружил, что было уже без пяти минут семь. За откровениями время пролетело так незаметно, что он совсем забыл, как ещё два часа назад собирался выпроводить сына домой.       — Да, у меня, — ответил Снейп спокойным тоном, хотя в груди у него всё онемело. — Он как раз собирался уходить.       Мисс Сайрус свирепо засопела в трубку. Снейпу показалось, что она хотела выругаться.       — Пусть немедленно идёт домой! — процедила Скарлетт сквозь зубы.       Северус заверил её, что сейчас же проводит сына до остановки и лично посадит в автобус. Сердитое сопение сменилось монотонными гудками. Снейп сделал шаг назад и чуть не наступил на Джеймса, который оказался у него прямо за спиной.       — Мама, да? — догадался мальчишка. — Она меня убьёт.       — Ты что, не предупредил её, что будешь у меня? — выругался Северус.       Глаза Джеймса заметались, как у нашкодившего школьника.       — Ну… я, это… — он сунул руки в карманы и переминулся с ноги на ногу. — Я сказал, что только на пару часиков к тебе загляну.       На пару часиков! Паршивец, он хоть понимает, какую свинью подкладывает своему отцу? Снейп вернулся в комнату, схватил рюкзак, с которым Джеймс неизменно приходил и никогда не открывал, пихнул его пацану в руки и сорвал с крючка свою куртку.       — Пошли! — рявкнул Северус, натягивая куртку одной рукой, а другой отпирая дверь.       Джеймс ящерицей выскользнул следом. Северус схватил сына выше локтя и потащил за собой.       — Ты же прекрасно видишь, как твоя мать ко мне относится! Ты прекрасно видишь, что она и так мне не доверяет! И при этом ты делаешь всё возможное, чтобы она ещё больше меня возненавидела!       Снейп ускорил шаг, не прекращая отчитывать подростка. Джеймс семенил следом, подпрыгивая, чтобы не споткнуться о какой-нибудь булыжник, и отчаянно пытался выдернуть руку.       — Да чё ты ругаешься, это же я накосячил, — оправдывался он. — Ты-то ни в чём не виноват. Ты ей нравишься!       Снейп проигнорировал этот детский лепет и язвительно напомнил парню, что тому уже стукнуло целых пятнадцать лет, а в этом возрасте давно пора научиться следить за временем и думать своей башкой. Они дошли до проспекта и увидели, как к остановке плавно подошёл седьмой автобус. Снейп вцепился в локоть мальчишки и рванулся к автобусу. Водитель заметил бегущих и предусмотрительно придержал двери.       — Давай! — Снейп втолкнул Джеймса в распахнутую дверь автобуса. Подросток проскочил в глубь салона и растерянно махнул ему рукой через окно.       Северус проследил, как автобус скрылся за поворотом, и яростно пнул стоящую рядом урну. Опять всё пошло не по плану. Волшебник круто развернулся на каблуках и дёрганно зашагал в сторону дома.