Наизнанку

      Игнорировать приглашение Агнессы и Локуса Блэкхолов становилось неприличным, поэтому по окончанию рождественских праздников Северус отправился к ним в гости. Визит к этим волшебникам вызывал странные чувства. Снейпа никогда никуда не приглашали — только вызывали по делу, как пожирателя или сотрудника.       О семействе Блэкхолов Снейп знал немного. Они были чистокровными волшебниками, но в «Список священных двадцати восьми» отчего-то не попали; имели тягу к тёмной магии, но маниакальным фанатизмом никогда не отличались, предпочитая тихонько наблюдать за другими со стороны. Издавна Блэкхолы занимались торговлей, а современную известность их роду приносил как раз тот самый магазин ингредиентов в Лютном переулке.       По сравнению с большинством других магических заведений, зельедельческая лавка Целиуса Блэкхола появилась в Лютном переулке относительно недавно. Её история насчитывала всего-то двести пятьдесят лет. Во времена бесчинств Грин-де-Вальда лавка принадлежала отцу и дяде Целиуса — Кассиусу и Валериусу Блэкхолам. Именно их вся магическая Британия того века знала, как главных поставщиков запрещённых товаров для сторонников тогдашнего тирана. Благосклонное расположение Грин-де-Вальда к деятельности братьев позволило Блэкхолам не только прочно обосноваться в Лютном переулке, но и заиметь уйму контактов с поставщиками и контрабандистами по всему магическому миру.       После падения Грин-де-Вальда в 1945 году зельедельческая лавка ещё некоторое время сохраняла былую популярность. Однако затем, когда интерес к тёмным искусствам пошёл на спад, а Министерство магии усилило контроль над тёмными артефактами, начался её упадок. В 1950 году Валериус Блэкхол заболел драконьей оспой и скоропостижно скончался. Оставшись один, Кассиус пытался вернуть магазину былую славу, но без брата желание заниматься торговлей поугасло, поэтому того успеха, какой был при Грин-де-Вальде, добиться так и не удалось.       Второе дыхание вернулось к лавке в начале 70-х, когда Том Реддл — будущий Тёмный Лорд — начал своё восхождение к власти. Как раз тогда бизнесом заинтересовался сын Кассиуса Целиус. Вместе с отцом он восстановил многие былые контакты, наладил поставки, и вскоре о магазине снова заговорили как о лучшем месте, где можно купить ингредиенты для самый опасных зелий и отрав, какие только знает тёмная магия.       В 1974 году мистер Блэкхол погиб во время разразившейся около его магазина потасовки между пожирателями смерти и мракоборцами: одно из проклятий попало в окно и сразило его наповал. Кому именно принадлежало проклятье, узнать так и не удалось, но Целиус Блэкхол навсегда остался с убеждением, что его отца убили мракоборцы.       Гибель отца хоть и ударила по Целиусу, но не сломила его. Оставшись единственным владельцем лавки, он принялся торговать с удвоенной силой — в память об отце и в знак солидарности с пожирателями смерти. Однако присоединяться к ним полностью Целиус не собирался: будучи частным предпринимателем, он предпочитал быть единственным хозяином своей жизни. Впрочем, Тёмный Лорд в свои ряды его и не звал, ему хватало тех услуг, какие Блэкхол оказывал ему в своей лавке.       После исчезновения Тёмного Лорда в 1981 году бизнес Блэкхола продолжал пользоваться успехом. Помимо любителей тёмной магии лавка внезапно обрела популярность среди некоторых магоучёных, правда в основном занимавшихся не слишком разрешённой деятельностью. Целиус даже заключил контракт с одной французской зельедельческой лабораторией, которая закупала у него кровь валлийской банши — редкий и безумно дорогой ингредиент. От послевоенных рейдов лавку спасло покровительство двоюродного брата Целиуса — Локуса.       В отличие от Целиуса, Локусу никогда не были интересны мелкие магазины. Он любил играть по-крупному. После окончания школы Локус поступил на службу в Министерство магии в отдел международной торговли, где сразу начал показывать блестящие успехи, а потому довольно быстро — аж в 28 лет — занял место главы отдела, став самым молодым главой какого-либо отдела в истории Министерства.       Так кузены Блэкхолы и продолжали жить припеваючи долгих четырнадцать лет. Возвращение Тёмного Лорда оба восприняли довольно равнодушно — их привычный уклад жизни не сильно поменялся. В тот год сын Целиуса Кадмус как раз заканчивал Хогвартс, а Локус женился на Агнессе — молодой волшебнице из чистокровного, но относительно миролюбивого рода Бёрков.       Разочаровываться в идеях Тёмного Лорда Целиус начал сразу же, как только Кадмус вдруг ни с того, ни с сего решил податься в пожиратели смерти. Оставалось лишь предполагать, какой подонок подтолкнул его к такому поступку, но после этого сын стал сутками пропадать неизвестно где. В его окружении начали появляться сомнительные даже привыкшего к тёмным магам Целиуса личности, в лексиконе и рассуждениях — пугающие выражения. Целиус провёл не одну бессонную ночь в попытках придумать, как бы вразумить сына и выдернуть его из этого чудовищного окружения. А осенью 1997 года Кадмус Блэкхол чем-то прогневал того, в чей круг так жаждал попасть, и погиб от его руки.       Лишившись единственного сына, Целиус потерял смысл жизни и даже хотел наложить на себя руки. Локуса начала притеснять новая власть в Министерстве. Однако даже эту страшную трагедию Блэкхолы выстояли. Смерть Кадмуса сплотила их, заставила по-иному взглянуть на всё то, что ранее казалось единственно верным. И вот теперь они учились жить заново и пытались восстановить давно замаранное, когда-то доброе имя.       Агнесса и Локус Блэкхолы проживали в окрестностях деревушки Грассингтон в Северном Йоркшире. У них был большой красивый дом посреди леса — не особняк, но и не коттедж — из серого камня, с высокой крышей и маленькой остроконечной башенкой в правом крыле. Дом обносила чугунная ограда, увитая густым диким виноградом, а вход стерегли две гранитные статуи гиппогрифов.       Когда Снейп оказался у ворот, гиппогрифы повернули головы в его сторону и свирепо защёлкали клювами, как бы предупреждая, что лезть в дом без спроса они не позволят. В этот же момент двери открылись, и на пороге появился Локус Блэкхол. При виде хозяина статуи гиппогрифов тут же приняли первоначальные позы и замерли.       — Здравствуйте, мистер Браун! Прошу, заходите! Добро пожаловать! — Локус сбежал с крыльца и торопливо отпер ворота.       Пока мужчины проходили обратно к крыльцу, Снейп заметил на шеях гиппогрифов маленькие серебряные колокольчики, которые, впрочем, отчего-то не звонили. Локус раскрыл перед ним дверь в дом, и Северус оказался в небольшой, но довольно уютной прихожей.       В отличие от тех чопорности и холодного лоска, какие царили в поместье Малфоев, быт Блэкхолов был куда более приземлён. Старинная мебель в комнатах видала виды, на паркете кое-где слез лак. Бархатные подлокотники кресел и диванов были знатно истёрты, а на одном из кресел и вовсе красовалась заплатка. Полы устилали мохнатые ковры с азиатскими узорами, а на полках теснились разномастные статуэтки, которые совершенно не сочетались друг с другом, но вместе создавали причудливое единство. Несмотря на всю эту потёртость и изношенность предметов обихода, дом Блэкхолов источал по-настоящему домашний уют. Здесь чувствовалась жизнь — настоящая тёплая жизнь, а не та царственная холодность, граничащая с притворством, какой так кичились знатные волшебные семьи вроде Блэков и Малфоев.       Снейп совершенно не ожидал, что окажется не единственным гостем. В гостиной у камина стоял Целиус, а на диване сидела пара волшебников — остроносый мужчина с короткой чёрной бородкой и статная женщина с густыми каштановыми кудрями. При взгляде на мужчину, Северус поймал себя на смутной мысли, что где-то видел его раньше, но так и не смог вспомнить, где именно. Агнесса Блэкхол, облачённая в голубую атласную мантию, стояла у окна и что-то оживлённо рассказывала женщине. Увидев Снейпа, она тут же прервалась и, расплывшись в улыбке, всплеснула руками:       — Мистер Браун! Как же я рада вас снова видеть!       Она лёгкой походкой подошла к Северусу и протянула ему руку. Целиус приветственно кивнул ему. Агнесса с восторгом обратилась к паре на диване:       — Друзья, познакомьтесь, это мистер Браун — тот самый целитель, о котором я вам рассказывала. Мистер Браун, знакомьтесь, это моя подруга, Эмили Вайтсоул, — Агнесса представила его женщине. — А это Авитус. Авитус Вайтсоул.       Мужчина встал и пожал Снейпу руку. Снейп вспомнил, откуда знал его. Когда он только поступил в Хогвартс, Авитус учился на шестом курсе Слизерина и как раз встречался с Эмили, тогда ещё Карпентер — полукровкой с Когтеврана. За это другие слизеринцы Авитуса презирали и постоянно пускали на смех, что в глазах Северуса сразу превратилось в ещё один кирпич, из которых он строил свою неприязнь к собственному происхождению. Но Авитус на чужие колкости внимания не обращал и продолжал спокойно общаться с учениками с других факультетов. А когда он закончил Хогвартс, то больше Северус никогда о нём не слышал.       — Огромное вам спасибо за лекарство, — почтенно произнесла Эмили. — Вы, можно сказать, вернули нашу семью к нормальной жизни.       — Рад вам помочь.       Снейп пытался определить по поведению Вайтсоулов, кто из них стал оборотнем. Переписку он вёл именно с Эмили, но она на оборотня не походила: чистая кожа, здоровый румянец на щеках. Снейп вспомнил, что на Когтевране училась девочка — Эмбер Вайтсоул. В 1998-м она заканчивала четвёртый курс. Неужели, эта девочка — дочь Эмили и Авитуса, и в тот роковой день Фенрир Сивый сумел добраться и до неё?       В этот момент в комнате раздался лёгкий хлопок, и посреди гостиной появился домовой эльф. В своих крохотных ручках он держал серебряный поднос, на котором стояли семь бокалов шампанского.       — Ваше шампанское, как вы и просили, хозяйка, — пропищал эльф, обращаясь к Агнессе.       — Личи, я же просила к шести, — с укором отозвалась Агнесса. — Ещё не все собрались, мы ждём Меду. Ах, ладно, давай сюда, — она забрала у эльфа поднос и предложила шампанское Снейпу первому.       Северус взял бокал, искренне не понимая, зачем его вообще сюда позвали. Вся эта компания походила на сборище давних друзей, которые собрались поболтать после долгой разлуки. Целиус Блэкхол весело болтал в мистером Вайтсоулом о том, как идут дела в его зельедельческой лавке; Эмили, получив от Агнессы бокал, принялась рассказывать ей про рецепт какого-то домашнего вина, которое она узнала от другой подруги. «Мистера Брауна» эти люди совершенно не знали, но, судя по тому, как с ним обходились, именно его Агнесса Блэкхол почему-то считала своим главным гостем.       — Долго вы жили в Индии? — поинтересовался у самозванца Локус.       — Почти семь лет.       Локус подманил его к высокому шкафу со стеклянными дверцами.       — Мой отец часто бывал там. Устанавливал контакты с поставщиками. Тот магазин в Лютном переулке — это ведь наше семейное дело.       Локус открыл дверцы шкафа. Северус увидел, что все его полки были заставлены разнообразными минералами.       — Отец коллекционировал минералы, — с налётом ностальгии произнёс Локус, беря с нижний полки самый большой камень бледно-голубого цвета. — Индийские были его любимыми. Это лунный камень, знаете? Отец получил его в подарок от самого индийского министра магии! — его голос наполнился гордостью.       Снейп слушал, а сам размышлял о том, ради чего его могли пригласить. Собрание походило на миниатюру светского раута вроде тех, которые когда-то частенько проходили в поместье Малфоев. Снейп был на одном таком, ещё во времена первого правления Тёмного Лорда. Люциус тогда любил созывать своих соратников на «дружеские» ужины и разрабатывать с ними разных коварных дел. А вот какой план собирались обсуждать сейчас?       В прихожей раздался звон колокольчика. Северус взглянул на окно и увидел за занавеской шевелящиеся фигуры гиппогрифов. Кто-то стоял у ворот. Локус Блэкхол поставил на место минералы и пошёл открывать. Через несколько мгновений из прихожей послышался его голос:       — Проходите, миссис Тонкс. Мы как раз вас и ждём.       У Снейпа похолодело в желудке. Тонкс? Через секунду его желудок обдало льдом второй раз, потому что в зал вошла… Беллатриса Лестрендж.       Северус уже и забыл, что Андромеда Тонкс, в девичестве Блэк, была почти точной копией своей старшей сестры. От Беллатрисы её отличал лишь разрез глаз и нехарактерное для Блэков дружелюбие на лице ко всем присутствовавшим.       — Прошу прощения за опоздание, — вежливо произнесла Андромеда. — Тедди совершенно не хотел ложиться спать.       Авитус тут же вскочил с дивана, освобождая ей место.       — Знакомься, Меда, это мистер Браун, — Агнесса представила Андромеде Снейпа.       Северус разом заставил себя успокоиться и сделал вид, будто видит её в первые в жизни.       — Ах, мистер Браун? Очень приятно, — Андромеда улыбнулась. — Вы делаете благое дело.       В голове Снейпа начал складываться паззл. Агнесса — оборотень, кто-то из Вайтсоулов — тоже. Дочь Андромеды вышла замуж за этого, волчару Люпина. Уж не собрались ли они завербовать его в свои постоянные целители?       Когда все наконец расселись по местам, Агнесса с торжественным видом подняла бокал шампанского и взволнованно произнесла:       — Друзья мои! Я очень счастлива, что вы все согласились прийти сегодня в наш дом. Для меня большая честь, что именно вы сегодня станете свидетелями того большого проекта, который мы с мужем собираемся организовать. Как вы все знаете, меня постигло большое несчастье. Раньше я совершенно не задумывалась, как живут люди, которых сразила такая страшная болезнь. Так ведь сложилось, что в нашем обществе таких, как я, принято не замечать…       Агнесса сделала паузу. Эмили склонила голову и сочувственно закивала. На лицах мужчин Блэкхолов появилось траурное выражение. Тяжело вздохнув, Агнесса продолжила:       — Я никогда не думала, что жизнь оборотня может быть так ужасна! Да, я читала об этом в книгах, слышала, что рассказывают другие. Но я и представить себе не могла, что самое страшное в жизни оборотня — это вовсе не полнолуние! Самое страшное — это то, как к оборотням относится наше общество!       При этих словах Эмили Вайтсоул стала ещё мрачнее и печально вздохнула. Немного помолчав, Агнесса внезапно загорелась эмоциями       — Это что-то возмутительное! Нас совершенно не считают за людей! Более того, оказывается, нет ни единого закона, который оказывал бы нам какую-либо поддержку! Вы в курсе, что «Кодекс поведения оборотня» разрешает компаниям отказывать таким, как я, в приёме на работу?       Локус подошёл к жене и ласково похлопал её по плечу.       — Дорогая моя, но ведь тебе совершенно не нужно об этом беспокоиться…       — Да какая разница?! — возмущённо воскликнула Агнесса. — Да, мне повезло. Но ты только представь, что было бы, если это мерзавец Сивый напал бы и на тебя?       — Так он и пытался, — с отрешённым видом брякнул Целиус.       Он единственный не сидел, а стоял у камина, облокотившись на каминную полку. Локус уколол его осуждающим взглядом.       — Так или иначе, — с важным видом заявила Агнесса, — мы с мужем решили учредить фонд помощи оборотням и жертвам других магических тварей. Наш фонд будет заниматься просветительской деятельностью и оказывать жертвам психологическую поддержку. Локус узнавал в Министерстве, при новом правительстве это будет совсем не трудно.       — Не хочу тебя разочаровывать, Агни, — мрачно сказала Андромеда, — но такой фонд уже однажды существовал. И был закрыт, потому что оборотни боялись туда обращаться.       — Конечно, боялись! — воскликнула Агнесса. — Ведь фонд был организован Министерством магии! А кто в здравом уме пойдёт Министерство? Их ведь заставляли регистрироваться в «Реестре оборотней», а значит, разоблачали их личность. А наш фонд гарантирует полную анонимность!       Локус Блэкхол согласно закивал, как бы подтверждая слова супруги. Эмили и Авитус переглянулись. Целиус молча вертел в руках свой бокал шампанского и, казалось, не слушал. Андромеда нахмурилась.       — И как ты собираешься им помогать?       — Буду рассказывать, как живу с этой болезнью сама, — с воодушевлением заговорила Агнесса. — Буду делиться опытом! Люди должны понять, что даже с такой болезнью можно жить и чувствовать себя нормальным человеком.       Андромеда неловко заломила пальцы.       — Мне жаль тебя огорчать, но вряд ли можно чувствовать себя человеком, когда ты каждый месяц превращаешься в монстра, который способен убить твоих близких.       — Да, но в этом и будет заключаться наша помощь! — бурно отозвалась Агнесса. — Мы будем предлагать людям лекарство!       От эмоций она так разволновалась, что её щёки загорелись алым.       — Лекарство дорогое, — брякнул из своего угла Целиус.       Он так и стоял у камина, вертя в руках бокал. Целиус сделал большой глоток, кашлянул и протянул:       — Ты же сама говорила, что у оборотней туго с работой. Им бы прокормить себя, да жильё найти. А уж лекарство купить — дело десятое.       — Так мы будем раздавать лекарство бесплатно! Или продавать по сниженной цене. А все расходы на ингредиенты и работу целителя будем покрывать средствами из фонда.       — Вы планируете благотворительный фонд? — уточнила Андромеда.       Агнесса развела руками:       — Ну, да.       Андромеда опять нахмурилась. Казалось, в её голове заворочалась тяжёлая мыслительная работа.       — Мы с Эмили не против вложить деньги, — осторожно вмешался Авитус. — Но, вы же с Локусом прекрасно понимаете, что этого не хватит. Чтобы фонд работал как следует, нужны постоянные вложения. А кроме самих оборотней и их родственников вряд ли кто-то захочет жертвовать средства.       Эмили закивала.       — Да-да. Никому нет дела! Пока самих не коснётся…       Локус открыл рот, желая возразить, но тут Андромеда встрепенулась.       — Вот! Именно это я и хотела сказать, — она заломила руки и с трагичным видом обратилась к Агнессе. — Милая моя, мне правда очень, очень хочется тебя поддержать, — она тягостно вздохнула, — но ты даже не представляешь, за что берёшься. Да, сейчас, после падения Сами-Знаете-Кого, Министерство магии пытается научить общество быть терпимее. Но страхи и стереотипы сидят слишком глубоко. Оборотни — это ведь не магглы! Это гораздо серьёзнее. Если бы ты только знала, сколько лет мучился Римус, пока его наконец не взял под опеку Дамблдор. Ты же знаешь, Римус ведь не такой, не как Сивый. Он очень хотел быть человеком. Честно соблюдал все правила, запирался, когда приходило время. Но ведь людей не переубедишь. Им проще изгнать такого волшебника из общества, чем пытаться понять… И уже тем более тратить деньги!       Агнесса вытаращилась на неё с непониманием и обидой. Её нижняя губа слегка дрогнула.       — Я тоже готова вложиться! — сразу добавила Андромеда, видя, что Агнесса вот-вот расплачется. — Но, как сказал Авитус, этого мало.       Агнесса поджала губы. Локус взял её за плечо и ласково притянул к себе. Эмили и Авитус молчали.       Северус слушал их всех и думал о том, какие чувства у него вызывают эти люди. Как и подавляющее большинство волшебников, Снейп всю жизнь испытывал к оборотням отвращение, смешанное с брезгливостью и страхом. Страх особенно подогревался воспоминанием о том, как он сам однажды чуть было не стал жертвой одного такого волчары. А теперь, по иронии судьбы, Северус сидел в компании тёщи этого волчары, оборотня-Агнессы и пострадавших от Сивого Вайтсоулов, слушал их спор о создании фонда помощи оборотням и предчувствовал сомнительное предложение стать штатным целителем сей шаткой организации.       Северус был согласен с Андромедой. Даже при новой политике Министерства магии создание фонда помощи оборотням сквозило высшей степенью наивности и безумия. Агнесса, привыкшая жить в атмосфере роскоши и благополучия, очевидно, никогда не сталкивалась с другими оборотнями — изгнанными, озлобленными. Почти все, о ком Снейп слышал, предпочитали жить в уединении, подальше от людских глаз, общались только с себе подобными и не испытывали к миру здоровых людей ничего кроме ненависти. Именно поэтому после возрождения Тёмного Лорда они так легко поддались на призывы Фенрира Сивого присоединиться к тёмной стороне. Этим оборотням не нужна была помощь. Им хотелось лишь выплеснуть обиду и отыграться на волшебниках. Человеческие качества они давно утратили. Бывали, конечно, исключения. Тот же волчара-Люпин, будь он не ладен. Люпин действительно пытался жить как человек. Но даже такие, как он, вряд ли согласились бы обратиться в фонд за помощью.       — А что вы думаете, мистер Браун?       Северус выдернулся из своих мыслей. Агнесса Блэкхол глядела на него с надеждой. В её огромных синих глазах читалось отчаяние: её идея с фондом трещала по швам.       — Боюсь, я вынужден согласиться с миссис Тонкс, — честно признался Снейп. — Привлечь инвесторов будет слишком трудно. К тому же, осмелюсь предположить, что у многих оборотней — особенно тех, которые живут с этой болезнью давно — уже сложилась жизненная позиция, и они просто сами не захотят к вам обращаться, пусть даже анонимно. Представьте сами: вас несколько лет не считали за людей, а тут решили снизойти и помочь. Многих это лишь сильнее разозлит.       Краем глаза Снейп заметил, как Андромеда согласно закивала.       — Я бы предложил вам наладить контакты с теми, кто пострадал недавно. Эти люди ещё не успели испытать на себе все тяготы оборотничества, так что вам, наверняка, удастся установить с ними контакт. Уверен, они охотнее заинтересуются вашим предложением.       Агнесса погрузилась в задумчивое молчание. В её прекрасных глазах на секунду блеснула влага. Локус Блэкхол, всё это время державший её за плечо, встал и, потоптавшись у кресла, неловко произнёс:       — Честно признаться, изначально я тоже так предлагал. Видел этих дружков Сивого. Таких головорезов я бы на пушечный выстрел к себе не подпустил, даже если бы сам был оборотнем…       Агнесса встрепенулась и резко подняла голову. Её глаза наполнились обидой. Эмили вскочила со своего кресла и подсела к ней.       — Послушай, Агни, — она мягко взяла Агнессу за обе руки, — мистер Браун прав. Открывать фонд сразу не лучшая затея. Вложений потребуется много, а результата — никакого. Начни с нас! Ты ведь уже нас всех собрала. Создадим маленький кружок, будем понемногу расширять знакомства, обмениваться опытом. А там, глядишь, и вырастим в большую правозащитную организацию.       — Да-да! — закивала Андромеда. — Так мы добьёмся гораздо большего. Что касается денег, мы все охотно вложимся. Так вы сможете снизить цену на зелье и распространять его среди желающих. Основная проблема ведь в его дороговизне и в том, что его почти никто не умеет готовить.       Она с уважением оглянулась на Снейпа. Северус ждал, когда его способности наконец-то затронут — иначе зачем ещё его позвали?       — Мистер Браун, вы ведь не откажетесь с нами сотрудничать? — спросила Агнесса. — На счёт оплаты не волнуйтесь — все ваши труды будут оплачены в полном размере.       Снейп не отказался. И дело было даже не в деньгах. Снейп давно ждал тех времён, когда его таланты действительно придутся к месту в мирных целях. В душе даже затлел уголёк самодовольствия — похоже, он остался единственным зельедельцем, который умел варить противоволчий эликсир.       Обсудив ещё немного идею с фондом, чета Блэкхолов пригласила всех в трапезную. Как и во всех богатых домах, в трапезной тоже стоял большой длинный стол на фигурных ножках. Мебель вокруг была такая же, как во всём доме: дорогая, но видавшая виды. Её потрёпанный вид натолкнул Северуса на мысль, что Блэкхолы долгое время переезжали с места на место, из-за чего их скарб и имел столь нерадостный вид. Зато стол ломился от изобилия: здесь были и керамические блюда с гуляшом, и несколько салатов в больших глубоких мисках, и жареный картофель, и соусы к нему в хрустальных соусниках. Блэкхолы производили впечатление весьма радушных хозяев.       Вокруг стола суетился эльф Личи. По щелчку его крошечных пальчиков бутылка вина открылась и завитала над столом, опрокидываясь над каждым бокалом. Когда все расселись по местам, Локус Блэкхол торжественно поднял свой бокал и произнёс:       — Давайте выпьем за встречу и за то, чтобы нас больше не разводили никакие идеологии. Только представьте! Ещё каких-то полгода назад наши семьи находились по разные стороны баррикад. А сейчас мы сидим все вместе за одним столом и разговариваем. Разве это не чудо?       Целиус громко поддакнул и разом опрокинул бокал в глотку.       — Чудо-то оно чудо, — печально вздохнула Эмили. — Только вот собираться вместе хотелось бы по более радостным поводам.       — Ничего, — подбодрила её Андромеда. — Главное, что вы вовремя нашли лекарство. Теперь важно научить вашу дочь принять себя. Ну и друзей, конечно, найти таких, которые её поймут.       Авитус повертел в руках бокал и протяжно выдохнул:       — Да-а-а, жаль, мистер Люпин погиб. Лично-то я его почти не знал, но помню его историю. Кажется, он был первым оборотнем, которому разрешили обучаться в Хогвартсе…       Снейп ощутил, как внутри странно похолодело. Волчара мёртв? Тогда что здесь делает Андромеда?       — Всё верно, — меланхолично отозвалась Андромеда, — его отец рассказывал мне, как профессор Дамблдор сам пришёл к ним с предложением отдать Римуса в Хогвартс. А Римус говорил, что ради него в школе даже организовали специальное место, где он мог… пережидать приступы, — её голос дрогнул.       Андромеда торопливо откусила кусочек курицы, пожевала без аппетита и добавила уже бодрее:       — Думаю, вам следует обсудить ваш случай с профессором МакГонагалл. Наверняка, она тоже участвовала в организации учебного процесса для Римуса, поэтому сумеет создать нечто подобное и для Эмеральд, — она снова тяжело вздохнула. — Жаль. Как же жаль, что мои дети не дожили до этого дня. Римус непременно что-нибудь бы вам посоветовал.       Северус внимательно вслушивался в каждое её слово, а в голове его стремительно собирался паззл. Выходит, в ту роковую ночь Люпин тоже погиб. Интересно, в какой момент это случилось: до него или после? И почему это так должно его волновать? А у семейства Вайтсоулов, выходит, есть вторая дочь, которая ещё не поступила в Хогвартс. Что ж… Большая же головная боль ожидает Минерву. Может, прочувствует хоть сотую долю того, что на директорском посту выпало ему!       По соседству с ним Целиус опрокинул ещё один бокал. Он был уже изрядно пьян, поэтому его слегка качало, а вилка в руке не всегда попадала в цель.       — Да! — Целиус со стуком поставил бокал на стол. — Как же всех их жаль. И зятя вашего, и дочку, и сестру. Чёрт бы её побрал, эту войну. Таких людей унесла… — он рассеянно похлопал пустыми глазами. — И ведь из-за чего передрались? Тьфу! Своих же всех перебили!       — Да что вы говорите! — саркастически протянула Эмили. — Ваши-то как раз никто не пострадал!       — Да ну, бросьте, — Целиус махнул рукой. — Какие наши-то?       — Те, кто был за Сами-Знаете-Кого! — высокомерно отозвалась Эмили. — Вы, между прочим, тоже поддерживали их идеи!       — Ну, поддерживал, да! — раздражённо буркнул Целиус. — Каюсь. Сознаюсь! Были у них кое-какие здравые мысли.       — Да-а-а? — Эмили картинно закатила глаза. — Это какие же? Уж не те ли, что магглорождённых следует убивать?       Авитус с тревогой взял жену под локоть и что-то успокоительно ей шепнул на ухо. Она с раздражением отмахнулась. Целиус смерил её пристальным взглядом. Его сварливое лицо внезапно стало очень напряжённым.       — Я никогда не придерживался мнения, что маглорождённых следует убивать, — серьёзно сказал он. — Не записывайте меня в душегубы. Я всего лишь согласен с мнением, что браки с магглами не несут ничего хорошего. Да! — он обвёл всех обороняющимся взглядом и хлопнул по столу. — Да, я так считаю! Уж извините, таково моё мнение! Но это не значит, что я считаю, что если кому-то нравятся магглы, то этого человека надо немедленно записывать во враги народа. Уж если полюбил — так полюбил. Что с этим сделаешь? Любовь, сами знаете, зла…       Эмили хмыкнула и обиженно процедила:       — Между прочим, если вы не в курсе, я тоже полукровка.       Целиус весь загорелся.       — Миссис Вайтсоул, милая моя, вы поймите, — он эмоционально стукнул себя ладонью в грудь, — я против лично вас ничего за душой не имею! И против матушки вашей тоже ничего. Да и вообще против всех вас, — его лицо стало растерянным. — Я лишь хотел сказать, что мне импонировала идея поменьше пропагандировать всякие эти смешанные браки. Нас и так мало. А эти магглы… Вечно они лезут куда не следует!       — Целиус, ну перестань, — попытался вмешаться Локус.       — Да если бы мы не смешивались с магглами, мы бы уже давно вымерли! — с жаром воскликнула Андромеда. — По вашему лучше поступать, как моя покойная мать? Она же была настолько одержима чистотой крови, что хотела выдать меня замуж за моего же кузена!       Целиус потупил взор и пошамкал ртом.       — Ну, согласен, тут тоже перебор. Матушка у вас, конечно, была странного ума женщина… — он похлопал глазами и рассеянно хмыкнул. — Чёрт его знает, что там правильно. Но магглов я всё равно не люблю. Уж извините, не люблю. Убивать не призываю, но и дел с ними иметь не желаю.       С этими словами Целиус грузно плюхнулся обратно на стул и схватил свой бокал вина. Сердито посопев, он поднёс бокал ко рту, желая отпить, затем опять встал, и произнёс примирительно:       — Ладно, давайте не будем ссориться. И так сколько народу из-за этих споров погибло. Любите кого хотите.       Он промокнул уголком рукава правый глаз, шмыгнул носом и поднял бокал.       — Давайте лучше выпьем. Выпьем за человека, благодаря которому мы с вами сейчас все живы и можем вот так спокойно сидеть вместе за одним столом.       — За Гарри Поттера? — безэмоционально спросил Снейп.       — Нет, — Целиус просветлел. — За Северуса Снейпа! Я считаю, что он — наш главный герой. А Поттер… а что Поттер? За него и так в каждом доме пьют.       С этими словами Целиус поднёс бокал к губам и с воодушевлением сделал большой глоток. Все присутствовавшие последовали его примеру, хотя выражения лиц Эмили и Андромеды показывали, что они не сильно согласны со столь смелым заявлением. Отпив вина, Целиус опустил бокал и важно поднял вверх указательный палец:       — И, между прочим, Снейп — полукровка. Но я его всё равно очень уважаю. Так что зря вы на меня наговариваете. Величайшего ума был человек!       Авитус возразил с задумчивым видом:       — Ну, величайшего — это, пожалуй, сильно будет сказано. Но человек он и правда был неординарный.       Целиус не слушал и восторженно продолжал:       — У меня сын его обожал. Самый его любимый учитель был. Всё всегда по делу говорил…       — Это потому что ваш сын на Слизерине учился, — буркнула Эмили. — А мне дочка рассказывала, что хуже профессора в жизни не встретишь. Уж как он их там всех шпынял.       Андромеда закивала:       — Было такое, да. Мне Нимфадора про него целые простыни присылала с жалобами, как он её замучил. У него же в каждом классе своя жертва была. Найдёт слабое звено и давай гнобить.       Локус тихонько засмеялся.       — А вот ничего смешного, — укорила его Андромеда. — Вот были бы у вас дети, вы бы поняли, как это чудовищно, когда тебе твой ребёнок каждую неделю в письмах плачется. И ведь сделать ничего нельзя! И куда только Дамблдор смотрел, когда этого Снейпа на работу брал.       — Так Дамблдор же его специально в школу устроил, чтоб при себе держать, — ответил Авитус. — Он же шпион был!       Эмили обозлилась:       — И что, нельзя было этого шпиона на другую должность устроить? Я всё понимаю, война — дело серьёзное. Но дети-то почему должны страдать? Он же неуравновешенный!       От этих слов Целиус побагровел.       — Кто? Снейп? Да с чего вы взяли, что он неуравновешенный? Был бы неуравновешенный, разве б он смог вот так, меж двух огней? — он повилял рукой, изображая мечущегося ужа.       — Был бы уравновешенный, не наезжал бы на детей по поводу и без, — настойчиво произнесла Андромеда. — Нашёл способ решать свои личные проблемы!       Северус не выдержал и подал голос:       — Может, закроем уже эту тему? Его всё равно уже нет.       От всех этих разговоров его нервы так натянулись, что Северус чувствовал, что вот-вот сорвётся.       Андромеда поджала губы.       — И то верно, — согласился Авитус. — Чего теперь после драки кулаками махать? Мы же не знаем, чего у него там в голове было. Будем надеяться, что он теперь хоть там, на небесах, успокоился, — он задумчиво поглядел в потолок и взял свой бокал. — Целиус прав. Человеком Снейп был, конечно, скользким, непонятным. Но если б не он, кто знает, как бы эта война повернулась. Давайте его помянем.       Все дружно выпили. В трапезной воцарилась тяжёлая пауза.       Целиус схватился за голову и, шатаясь из стороны в сторону, запричитал:       — А у меня сыночка так его любил… Сыночка мой… Зачем же ты полез к этим сволочам? — его глаза затянуло поволокой. — Как сейчас помню: приходит ко мне такой довольный и говорит: «Меня сам этот, Тёмный Лорд, заметил!». Я спрашиваю: «Что же ты такое натворил?». А он мне: «Мракоборца сразил». Мракоборца, представляете! «За деда, говорит, отомстил». Уж я его и пытался от этого отвратить, и так, и эдак. Всё в пустую. Он всё выслужиться хотел. Метку эту проклятую хотел!       В глазах Целиуса блеснули слёзы. Он выставил пальцы и гневно затряс руками:       — Ну, на кой чёрт она ему сдалась?! Откуда только в его голове поселилась такая зараза?! Только из школы выпустился и сразу в эту дрянь полез!       Он замолчал и зашмыгал носом. Локус встал со своего места, обошёл стол и, подойдя к Целиусу, положил руку ему на плечо.       — Ну всё-всё, успокойся, — он погладил кузена по плечу. — Слезами горю не поможешь. Мы-то с тобой знаем, что Кадмус ни в чём не виноват. И ты не виноват. Просто… так сложились обстоятельства.       — Он погиб как преступник! — всхлипнул Целиус.       Северус тихо выдохнул:       — Скорее как жертва.       Оба Блэкхола повернули к нему головы. Северус без интонации проговорил:       — Когда ваш сын связался с пожирателями, ему было всего восемнадцать. В таком возрасте сам не понимаешь, во что ввязываешься. Вы же знаете, какова у пожирателей сила убеждения.       Целиус поджал трясущиеся губы и шумно шмыгнул носом. Локус сжал покрепче его плечо, а его губы беззвучно пробормотали: «Бедный, бедный мальчик».       — Помянем его? — с сочувствием предложил Авитус.       Северус поднял свой бокал и согласно кивнул:       — Помянем.       Снейп хорошо помнил тот день, когда его вчерашний ученик Кадмус Блэкхол явился к Тёмному Лорду с просьбой принять его в свои ряды. Это произошло летом девяносто пятого, в поместье Малфоев. Всё происходило один в один, как пятнадцать лет назад с самим Северусом: длинный лакированный стол, два десятка пожирателей с Тёмным Лордом во главе… И безмозглый мальчишка, который с восторгом нёс всякую чушь о том, как он может быть полезен: рассказывал о своих школьных «подвигах», о том, как ненавидит виновных в смерти деда мракоборцев. Пожирателем смерти Кадмуса не сделали, но взяли сторонником с испытательным сроком. Весь следующий год Кадмус изо всех сил старался выслужиться перед Лордом: ходил на всякие задания, что-то там вынюхивал… А потом, в девяносто седьмом, Тёмный Лорд попросил его выведать через старших Уизли, где скрывается их младший сынок; всем ведь известно, что где Рон Уизли, там и Поттер. Как Кадмус ни старался, ничего путного он не выведал — только навлёк на себя преследование мракоборцев. И тогда Тёмный Лорд избавился от него, чтобы больше не мельтешил под боком и не оставлял хвосты.       Считал ли Снейп Кадмуса жертвой? Нет. Этот здоровый лоб стал проявлять признаки нездоровый интерес к тёмным искусствам ещё будучи на пятом курсе, когда только начали появляться первые слушки о возможном возрождении Тёмного Лорда. А когда, перейдя на седьмой курс, Кадмус вернулся в Хогвартс после каникул, Северус готов был поклясться, что за лето этот будущий головорез выучил как минимум одно непростительное заклинание — Империус. Поэтому, когда в финале турнира чемпионов в девяносто пятом произошло самое страшное, приход Кадмуса к Тёмному Лорду оставался лишь вопросом времени.       Было ли Снейпу жаль Кадмуса? Скорее нет, чем да. Когда Блэкхол-младший появился в трапезной Малфоев, его глаза горели абсолютной уверенностью. Кадмус сделал этот выбор совершенно осознанно. И пока он нёс свою мотивационную речь, Северус только и делал, что вспоминал себя — точно такого же восемнадцатилетнего подонка, который вот так же совершенно осознанно принёс Тёмному Лорду секретную информацию и сразу заделался в пожиратели. Жаль было только одного: что он — слизеринский декан — не распознал эту дрянь в своём ученике раньше. Возможно, надавив на правильные точки, Снейпу удалось бы перенаправить Кадмуса на правильный путь. Но тогда Северус был занят совсем другими делами: своими личными проблемами, выгораживанием учеников родного факультета, спорами с Директором по поводу Поттера и всякой прочей чушью…       Но кто бы ни был виновен в том, как сложилась судьба Кадмуса, ясным осталось одно: с его отцом Целиусом произошла та же переоценка ценностей, какую когда-то пережил сам Снейп. Целиусу пришлось заплатить такую же жестокую цену, чтобы понять, что на самом деле является добром и злом. И теперь, когда они оба оказались на одной стороне, правильнее всего было выразить осиротевшему Блэкхолу поддержку — и пусть в душе со своими словами Снейп был совершенно не согласен.

***

      На столе дымился котёл с новой порцией Вильгельминового зелья. Его чёрный пар взмывал под потолок, как выброс ядовитого дыма из трубы фабрики, и рассеивался, оставляя после себя выраженный запах прелых яблок. Рядом в другом котле булькала заготовка противоволчьего эликсира, пока ещё прозрачная и без запаха. Позже эликсир сменит цвет на синеватый и забурлит шипящим голубым паром. Но до этого было пока далеко: эликсиру следовало вариться ещё три дня.       Северус стоял у стола перед котлами и методично размешивал заготовку. Его рассеянный взгляд устремлялся в окно. За окном валил густой снег. Укутанный в белоснежное одеяние, Паучий тупик казался совсем другим: не таким убитым, даже как будто просторным. В окне дома напротив надоедливо мигали разноцветные лампочки — должно быть от неубранной после праздников гирлянды. Так странно было осознавать, что жители этой кирпичной коробки тоже умели создавать атмосферу праздников.       Вильгельминово зелье пыхнуло сильнее обычного, и несколько брызг выпрыгнули из котла на стол. Северус очнулся от своих мыслей и резко взмахнул волшебной палочкой. Брызги мигом исчезли, но всё же успели прожечь несколько дыр в куске пергамента. Пробормотав ругательство, Снейп убрал пергамент в ящик и накрыл котёл с Вильгельминовым зельем крышкой. Едва чёрный дым развеялся, очертания комнаты разом прояснились. Снейп перевёл взгляд на котёл с противоволчьим эликсиром. Эликсира теперь требовалось в два раза больше: для Агнессы и для младшей дочери Вайтсоулов Эмеральд. Андромеде Тонкс эликсир не был нужен: ей просто некому его было давать.       Северус никак не мог определиться, что чувствовал ко всем этим людям и к ситуации в целом. Он даже в бреду предположил бы, что однажды станет помогать оборотням. С оборотнями его связывали одни из самых неприятных воспоминаний. И дело было не столько в общих настроениях, какие бытовали в магическом обществе в адрес этих существ, сколько в том, что один такой оборотень являлся причиной почти всех кошмарных событий, которые случались с ним в школьные годы. Теперь же этот оборотень погиб в войне. Так же, как погибла его жена. Так же, как погибли все те люди, некрологи которых Северус читал в газетах. Они погибли, защищая Хогвартс и магический мир от Тёмного Лорда.       Смерть Люпина чувств не вызывала. Наверное, не вызывала. Что-то крутилось такое на уме, но никак не могло обрести форму. А вот жена Люпина — дура. Только родила и сразу полезла на линию огня. Спрашивается, зачем? Как будто без неё там бы не справились! И как этим двоим вообще взбрело в голову рожать детей в разгар войны?       Отношения между Люпином и Тонкс развивались у Снейпа на глазах. Члены Ордена феникса передавали друг другу информацию с помощью патронуса, и Северус отчётливо запомнил тот момент, когда патронус Тонкс из зайца вдруг превратился в волка. Какая же она была дура. Нашла, в кого влюбиться! В этого оборванца оборотня! Люпин, правда, поначалу от неё бегал. Ну да, конечно, он же весь такой благородный! Боялся заразить бедную девушку своей болезнью. Только потом его благородство куда-то делось, и эти двое начали сидеть рядышком на собраниях. Отвратительное зрелище. Спасибо, хоть за ручки не держались. Это произошло аккурат через четыре месяца после того, как у Тонкс поменялся патронус — Снейп запомнил. Снейп всё запомнил.       Северус часто задавался вопросом, знали ли они, какую форму принимал патронус у Лили. На его патронус никто из членов Ордена никак не реагировал. Видимо, не знали. А если всё-таки знали? Почему, не намекали? Уж этот ублюдок Блэк бы точно намекнул!       В коридоре зазвонили в дверь. Снейп выпустил из руки ковш, которым размешивал заготовку, и, по привычке навострив палочку, пошёл открывать. За матовым стеклом он сразу узнал хрупкие очертания своего необдуманного творения. Впуская сына в дом, Снейп поймал себя на мысли, что Джеймсу ужасно повезло прожить все эти годы в Коукворте; а то лежал бы сейчас в могиле или носил бы метку. Разве Тёмный Лорд упустил бы шанс использовать сына своего главного слуги против него же самого?       — Привет, пап. Погода там, конечно, ужас!       Джеймс энергично тряхнул головой, и несколько снежинок ссыпались с его волос на пол. Мальчишка скинул куртку и сразу заскочил в кабинет.       — Ого, сколько у тебя котлов! Что, клиенты повалили?       — Да, — Снейп схватил его за локоть и оттащил от стола.       Джеймс сел на диван. Снейп накрыл крышкой котёл с эликсиром и уменьшил пламя под Вильгельминовым зельем.       — И что ты варишь? — поинтересовался Джеймс, таращась на котлы.       — Лекарства, — объяснил Снейп. — Вот это чёрное — Вильгельминово зелье, от эпилепсии. А это — лекарство для оборотней. Оно помогает им сохранить человеческий разум во время превращения в монстра.       — У тебя есть клиенты-оборотни? — удивился Джеймс.       — Да.       — И ты не боишься с ними общаться? Ты же говорил, они очень опасны.       — Они опасны только в полнолуние, когда превращаются в волков. В обычное время они такие же люди, как мы с тобой.       Северус никогда в жизни не мог себе представить, что однажды озвучит такую мысль. Джеймс рассеянно поглазел на котлы. Заготовка для противоволчьего эликсира пока не выглядела так эффектно, поэтому его взгляд больше приковывал чёрный дымок, который сочился тонкой струйкой из-под крышки с Вильгельминовым зельем.       — А почему этот эпилептик обратился именно к тебе, а не в больницу? — задумчиво спросил Джеймс. — Ты же даже не врач.       — Его болезнь вызвана проклятьем, а такие проклятья как раз хорошо лечатся зельями.       Джеймс понятливо покивал, но лицо его выражало скептицизм.       — Всё равно странно. Обратился к неизвестному вместо того, чтобы пойти в проверенное место. Или он тоже залёг на дно, как ты?       Джеймс поймал его взгляд. Снейп отвернулся, но мальчишка всё же успел считать нынешний облик Люциуса.       — Какая тебе разница? — сухо бросил Северус. — Хочет заниматься самолечением — его дело. Главное, что он хорошо мне за это платит.       Он вернулся к столу, схватил ковш и принялся вновь размешивать эликсир. На этом этапе зелье нужно было мешать каждые двадцать минут в течении пяти часов.       Снейпа раздражало, что Джеймс цеплялся практически за любую, даже самую незначительную мысль, какая только возникала в его голове. Вот Тёмный Лорд легилементил совсем по-другому: выискивал в сознании Северуса только те мысли, которые могли его хоть как-то скомпрометировать. Всякую шелуху вроде того, что его верный слуга ел утром на завтрак, Лорд даже не замечал.       В комнате повисла несвойственная присутствию Джеймса тишина. Домешав зелье, Снейп снова отложил ковш, накрыл котёл крышкой и обернулся. Джеймс сидел, скрестив ноги, и с задумчивым видом пялился на корешки книг. Ощутив на себе взгляд отца, он повернул голову.       — А эти оборотни, когда превращаются… Это как бы трансфигурация, да?       — Да. Одна из форм.       Джеймс хмыкнул и снова уставился на корешки книг. Его взгляд стал отрешённым. Заломив кисти рук, он звонко хрустнул суставами.       — Ты что-то хочешь мне сказать? — спросил Северус, вглядываясь в его опустошённое лицо.       Джеймс покусал губу.       — Я вчера Перельмана встретил, — он едко скривился. — Этот гад у нас, похоже, физику будет вести.       — Он тебе сам так сказал?       — Да! — Джеймс вдруг вспылил. — Представляешь? Идёт такой по улице, мимо меня проходит и говорит так ехидненько: «Сайрус, а вы в курсе, что миссис Кленнон ушла в декрет?». Я говорю: «Ну, в курсе и что?». А он такой: «А то, что я теперь вместо неё буду вести!». И лыбится так мерзко, — Джеймс выругался и эмоционально вскинул руки. — Понимаешь? Мало он мне на химии мозги парил, так теперь ещё на физике из меня кровь пить будет!       — Мне кажется, ты зря накручиваешься, — спокойно сказал Снейп. — Ты же хорошо знаешь физику.       Джеймс скорчил гримасу.       — Ну, знаю и что? Как будто это помешает ему меня валить!       — С чего ты взял, что он будет тебя валить?       — Потому что это Перельман! Ему если кто-то не нравится, то он уже не отстанет, — Джеймс со злобой хрустнул пальцами. — У меня с ним уже третий год война.       — Из-за чего? — серьёзно спросил Снейп.       — Понятия не имею. Началось всё с того, что он на меня в коридоре наехал. Видите ли, — Джеймс изобразил саркастический тон, — ему не понравилось, что я ору. А я вообще-то не орал, а просто громко разговаривал. Ну, я ему, естественно, ответил, что перемена для того и нужна, чтобы орать. Так он после этого и начал ко мне цепляться. То ему джинсы мои не понравятся: «Сайрус, а вы в курсе, что у нас вообще-то есть форма?». В курсе! Только нигде не прописано, что мы обязаны её носить! На официальных мероприятиях — согласен. Но в обычное-то время зачем? Прям как будто конец света настанет от того, что я в джинсах приду. А до волос чё докопался? «Мужики так не ходят». Ага, вот щас прям побегу ради него перекрашиваться! — Джеймс громко хрустнул суставами. — Я ему так и сказал, что это не его дело и кроме него мой цвет волос никому не мешает. Вот он, наверное, теперь мне мстит. Я же, видите ли, борзый: на место его поставил! Три года уже мстит! На последнем тесте мне баллы снизил за то, что я уравнение в полном виде не расписал. Говорит: «Я не вижу, как вы считали!». При том, что Рену, который точно так же считал, он баллы нормальные поставил!       Снейп выслушивал его гневную тираду, а внутри него кипела эмоционально-мыслительная деятельность. С одной стороны, придирки Перельмана действительно выглядели не обоснованными, поэтому Джеймс был прав, что не давал себя в обиду. Но с другой стороны, Джеймс явно хамил, а какой нормальный учитель потерпит к себе такое отношение? Но при этом, судя по рассказам Джеймса, Перельман был всё-таки той ещё скотиной. Можно и даже нужно осаждать за хамство, но оценивать умственные способности мальчика по его поведению и внешнему виду — это весьма не педагогично. Но с другой стороны… Чёрт, Снейп же сам так постоянно делал!       Выпустив пар, Джеймс притих. Его лицо снова стало отрешённым, а взгляд — рассеянным, устремлённым в пустоту. Всё ещё сердито сопя, он поочерёдно хрустнул каждым пальцем. Северус размышлял над тем, как ему помочь. Ситуация складывалась на редкость дурацкая: ему предстояло выдумать совет, как справиться с кем-то вроде себя самого.       — Думаю, тебе стоит пока не делать преждевременных выводов, — осторожно начал он. — Дождись, когда начнётся физика. Ты ведь в ней разбираешься, поэтому сразу увидишь, придирается ли к тебе Перельман обоснованно или нет. Поверь, когда ученик действительно хорошо знает предмет, учитель не станет его заваливать. В этом просто нет смысла. Ты же сможешь обосновать, почему решал задачу так или иначе.       — Ну, обосную я ему, и что? Он тогда снизит балл за то, что я где-нибудь точку не поставил.       — Ну, он же не настолько отбитый.       Джеймс издал саркастический смешок. Северус потрепал его по плечу в надежде подбодрить хотя бы так, а в голове пронеслась едкая мысль: «Вполне возможно, что и настолько».       Ему невольно вспомнилось, как однажды его настолько разозлил младший Поттер, что он намеренно выронил из рук его пробирку с зельем, которую мальчик отдал ему на проверку, и поставил ноль за «отсутствие результата». Да, глупо тогда, наверное, получилось. Можно было придумать что-нибудь поизящнее. Впрочем, в отличие от Поттера, который тогда просто вылупил глазки и в недоумении ими похлопал, не зная, что и ответить на такой преподавательский произвол, Джеймс Сайрус производил впечатления как раз-таки человека, который сразу закатил бы скандал на всю школу, а может, даже дошёл бы до директора. Судя по тому, что Джеймс знал про условия ношения школьной формы, он как минимум не поленился ознакомиться с уставом школы, а значит вполне мог обнаглеть и до таких способов самозащиты.       — Я, собственно, чё про Перельмана начал… — протянул Джеймс. — Он когда мне это всё высказал, меня это так выбесило, что я… короче… — он сглотнул и выставил вперёд левую руку, уперев все четыре пальца в большой. — Когда он на расстояние отошёл, я вот так вот выставил. И стрельнул, — он резко распрямил пальцы. — И этот придурок упал. Прям так упал, словно ему пинок под зад дали.       Джеймс облизал губы и заглотил воздух. Его глаза неотрывно глядели на выпрямленные пальцы. Джеймс сложил их в кулак и подтянул руку к себе.       — Может, это было совпадение, и он просто поскользнулся. Но я прямо почувствовал, как у меня вот тут течёт, — он погладил себя по предплечью. — Как будто там внутри… энергия.       Его голос зазвучал неуверенно и испуганно.       — Я решил проверить. Пришёл домой и попробовал повторить. И знаешь? У меня получилось!       — Что получилось? — навострился Снейп.       — Ну… Толкать.       Джеймс огляделся вокруг себя, увидел на тумбочке газету и стянул её. Отделив один листок, он скомкал его и положил на стоявшую рядом с диваном табуретку. Нацелив левую руку на комок, он снова упёр все четыре пальца в большой. Затем прищурился, уставившись на комок, как коршун на добычу, и резко распрямил пальцы. Комок слетел с табуретки, словно от щелчка, и отскочил в противоположный угол комнаты. Джеймс растерянно поглазел на него.       — Я так раз двадцать, наверное, пробовал, — пробормотал он. — А потом вдруг понял, что надо реально ощутить в руке энергию. Это как на скейте, знаешь? Надо почувствовать доску, стать с ней единым целым. И у меня получилось.       — Так это же отлично! — бордо сказал Снейп.       Джеймс повернул голову. В его глазах высветился испуг.       — Нет, — прошептал он. — Это страшно. Я чувствую, как она во мне растёт.       — Кто «она»? Джеймс прижал обе ладони к своей груди и выдохнул: «Энергия». Северус сел рядом на диван, обнял его за плечо и по-отечески притянул к себе.       — Так это же здорово, что она в тебе растёт, — он ласково погладил Джеймса по волосам. — Значит, ты выздоравливаешь. Значит, скоро научишься полноценно колдовать. Разве ты сам этого не хочешь?       Джеймс натужно сглотнул. Высвободившись из его объятья, он выставил перед собой пальцы левой руки и несколько раз посжимал их.       — Хочу. Наверное… — он не сводил глаз со своих пальцев. — Мне понравились некоторые штуки. Чары и вся вот эта хрень. Мне бы хотелось уметь трансгрессировать.       Джеймс распрямил пальцы и расставил веером. Помолчал. Его дыхание стало напряжённым. Джеймс как загипнотизированный вытаращился себе на пальцы.       — Но тебя что-то беспокоит? — серьёзно спросил Северус.       Джеймс покивал.       — Да, — он снова сглотнул. — Мне страшно. Вот когда ты колдуешь — это интересно. Тоже так хочется. Но когда чувствуешь это внутри… вот здесь, — он сжал пальцы в плотный кулак, — это страшно. — Джеймс повернул голову. -Ты когда-нибудь чувствовал энергию?       Снейп подумал немного, затем дотянулся до стола и взял свою палочку.       — Что ты имеешь в виду под энергией?       — Я чувствую в руке тепло. Оно как будто течёт по жилам.       Снейп взмахнул палочкой и заставил одну из книг соскочить с книжной полки. Подвесив книгу в метре над полом, он поводил палочкой, заставляя книгу перемещаться то в одну сторону, то в другую, а сам стал прислушиваться к ощущениям в руке. Движения палочкой были настолько привычны, что Северусу потребовалось минуты три, прежде чем он понял, что так беспокоило Джеймса. Внутри руки ощущалось лёгкое, едва-едва уловимое тепло. Оно пульсировало в точке соприкосновения волшебной палочки с ладонью. Снейп поэксперементировал с другим типом магии и начал трансфигурировать книгу в различные предметы: в чашку, в бутылку, в маленькую белую мышку. Тепло сохранялось, но было настолько неуловимым, что если бы Джеймс ему не сказал, волшебник бы в жизни его не заметил.       — Похоже, ты слишком восприимчив, — предположил Северус. — Ты ведь и на окклюменцию чересчур болезненно реагируешь. Наверное, поэтому ты и воспринимаешь магию как тепло. Не бойся, это пройдёт. Ты привыкнешь.       Джеймс схватил себя за левую руку и прижал её к себе, словно боясь, что рука сейчас выстрелит.       — А если она выйдет из-под контроля? Что будет, если я не смогу себя контролировать?       — Так ты уже себя контролируешь! — воскликнул Снейп. — Ты же научился левитировать предметы, соединять осколки. Это и есть контроль магии. Ты своей энергией заставляешь предметы делать то, что тебе нужно.       Джеймс пусто поморгал.       — А если я захочу кого-нибудь убить? Я же столкнул Перельмана.       Северус посмотрел на него очень серьёзно.       — Давай начнём с того, что толкать людей в грязь и убивать — совершенно разные вещи. Убийство — это преступление, очень тяжёлое и страшное. Одно дело, желать кому-то смерти в мыслях, а другое… решиться на такое в реальности.       — Да, но я ведь и толкать его в реальности не хотел! — возразил Джеймс. — Просто подумал об этом, и… оно как-то само случилось. Само собой.       — Это примитивный всплеск магии, — терпеливо объяснил Снейп. — Ответ на сильные эмоции. Ничего такого страшного в этом нет, мы все через это проходили.       Он мрачно выдохнул. В памяти всплыло болезненное воспоминание, как однажды его отец затеял с матерью очередной скандал. Тогда Северус так на него разозлился, что в попытке защитить мать, взорвал бутылку виски, которая стояла на столе. Один из осколков порезал отцу руку, Тобиас в гневе перекинулся на него и впервые его ударил.       Ощутив едва уловимое вторжение, Северус отвернулся и спрятал воспоминание под ментальный блок. Джеймс ничего не сказал; то ли не успел увидеть, то ли решил тактично промолчать. Как же неудобно с ним было жить.       — Но у меня ведь и раньше были эмоции, — задумчиво пробормотал Джеймс. — Тот же Перельман — он же постоянно меня бесит! Но ничего магического же при этом не случалось. А теперь… — он прижал руку к своей груди. — Я прямо чувствую, как она растёт во мне.       — Ну и хорошо, — отозвался Снейп. — Значит, мне удалось разбудить в тебе магию.       — Это страшно, — прошептал Джеймс. — Я тебе не говорил… Это началось после того, как ты начал меня провоцировать. Ну, на легилеменцию…       Снейп нахмурился.       — Почему не говорил?       Джеймс пожал плечами.       — Не знаю. Привычка.       Северус вспомнил, как несколько месяцев назад сидел в гостиной в доме Сайрусов и листал толстенную папку с историей болезни сына. Каких только новых слов он там не подчерпнул. До сих пор в голове не укладывалось, как Джеймсу удалось выжить; даже с магией это казалось невероятным.       Северус внимательно посмотрел на Джеймса. Мальчишка выглядел подавленным, ушедшим в самого себя. Похоже, он действительно боялся своей магии. Но почему?        Северус взял его за руку.       — Перестань забивать себе голову всякой ерундой, — твёрдо сказал он. — Если тебя это так беспокоит, то знай: далеко не каждый, даже очень опытный, волшебник способен убить магией. Для этого нужна… огромная сила.       Джеймс помолчал, пялясь в пустоту, и глухо пробормотал:       — А если у меня разовьётся как раз такая?       — Не разовьётся. Можешь поверить, — Снейп тяжело вздохнул. — Нужно быть действительно морально готовым к тому, чтобы сотворить нечто подобное, — он обнял сына за плечо и прижал к себе. — Я понимаю, почему тебе страшно. Ты просто привык жить с диагнозом, привык считать себя сумасшедшим. Тебе нужно перестать бояться самого себя и тех способностей, которые у тебя есть. В них нет ничего опасного, это просто всплески. Они со временем пройдут. Ты просто слишком долго подавлял себя, поэтому теперь из тебя и лезет.       Снейп взял Джеймса за левую руку и вложил в неё свою палочку.       — Давай лучше поколдуем.       Сжав палочку в кулаке, Джеймс кивнул с отрешённым лицом. Глядя на него, Северус вдруг осознал, почему его сын всё это время испытывал к магии такую скептическую настороженность. Его пугали не просто всплески — магия доставляла ему дискомфорт. На заре своими увлечениями тёмной магией Снейп довольно много читал про разные магические отклонения, вызванные длительной изоляцией от волшебного мира, но только сейчас начал понимать, какую опасную силу может представлять магия, если её держать взаперти столь долгое время. То, как магия развивалась в его пятнадцатилетнем сыне, определённо отличалось о того, как этот процесс происходил в телах здоровых, не калеченных детей. Словно, пробыв в спячке дополнительные несколько лет, магия Джеймса аккумулировалась и теперь проявлялась не обычными всплесками, а болезненными выбросами, из-за которых его сын и испытывал эти странные ощущения в виде пульсации в руках, тепла и, возможно, других каких-то вещей, о которых решил умолчать. От превращения в обскура его спасло только то, что в его случае магия нашла выход в виде легилеменции — очень сильной и мощной, такой, какая способна была проломить сознание даже такого опытного окклюмента, как Снейп.       Они повторили ранее изученные заклинания. Всё это время Северус обучал Джеймса только тем чарам, какие в повседневной жизни чаще всего использовал сам: чары локомоции и исчезновения, заклинания для починки мелких предметов вроде разбитых чашек, заклинания для запора дверей и открытия замкóв. Про всякую чепуху вроде заклинания щекотки или удлинения зубов он Джеймсу даже не рассказывал.       Левитация и локомоция давалась Джеймсу лучше всего. К ним у него выработались самые яркие ассоциации: леска и удочка. Поскольку визуализация магии давала отличные плоды, Снейп больше не препятствовал фантазиям сына. Но в душе не переставал задаваться вопросом: связана ли такая форма восприятия магии с аварией или всего лишь с тем, что Джеймс начал заниматься магией в уже довольно позднем возрасте. Обучать колдовству с нуля почти взрослого человека оказалось совсем не тем же самым, чем знакомить с магией одиннадцатилетних болванчиков. Снейпу было интересно, как на такую форму восприятия магии отреагировал бы профессор Флитвик.       Всплеск, вызванный злостью на Перельмана, определённо пошёл Джеймсу на пользу. Он воспроизвёл все изученные чары с первой попытки. Но огонька в его глазах почти не было. Джеймс колдовал как бы механически, тогда как мыслями находился глубоко в себе.       — Тебя всё ещё что-то волнует? — заботливо спросил Северус.       Джеймс задумчиво покусал губу, .       — Почему волшебники не колдуют руками?       — Потому что магия рук слишком слаба и подходит только для всплесков. Волшебная палочка выступает как бы проводником — усиливает эту магию и преобразует в нужную форму.       Джеймс поглядел на свои пальцы.       — У меня такое чувство, как будто у меня в руках очень много силы.       — Тогда давай попробуем что-нибудь посложнее, — Снейп взял газету и положил на книжную полку в углу комнаты. — Смотри, твоя задача — притянуть газету к себе. Взмахни вот так и скажи: «Акцио».       Газета соскочила с полки и метнулась ему в руку. Снейп вернул её обратно на место левитацией и передал палочку Джеймсу. Джеймс несколько раз повторил движение, запоминая его, затем навёл палочку на газету и замер. Его взгляд стал неподвижным и очень сосредоточенным, как у хищника перед броском. Северусу всегда было так странно наблюдать, как его сын каждый раз осмысливает новое заклинание перед тем, как воплотить его в жизнь. Наконец Джеймс ожил и взмахнул палочкой.       — Акцио.       Газета не тронулась. Джеймс прищурился, склонил голову чуть на бок и повторил заклинание ещё раз. Опять неудача. Снейп не ждал быстрого результата. Манящие чары относились к классу повышенной сложности и в Хогвартсе изучались только на четвёртом курсе.       — Как именно газета должна взлететь? Как при вингардиуме? — уточнил Джеймс.       — Она должна полететь к тебе. Вот так, — Северус отобрал палочку и продемонстрировал ещё раз.       Джеймс внимательно проследил, как Снейп приманивает газету. Получив палочку обратно, он снова прицелился, выждал несколько секунд, как коршун перед атакой, и чётко сказал: «Акцио». Газета дёрнулась, соскочила с полки и полетела к нему. Джеймс рефлекторно увернулся. Снейп поймал газету вместо него и невольно присвистнул.       — Молодец. Не ожидал, что так быстро освоишь, — он улыбнулся.       — Так оно вроде не сложное, — пожал плечами Джеймс и тоже улыбнулся.       — Возможно, — согласился Снейп. — Но обычно его изучают на четвёртом курсе.       — Оно похоже на вингардиум. Тот же принцип, разве нет?       Северус не смог ответить. Для него что манящие чары, что чары левитации давно являлись настолько обыкновенными вещами, что он понятия не имел, различаются ли они вообще по сложности. С этими вопросами следовало обращаться к профессору Флитвику. Флитвик не даром считался одним из лучших знатоков чар в Европе, раз в своё время даже написал целый трактат, в котором в пух и прах раскритиковал существовавшую на тот момент классификацию заклинаний. Поговаривали, что на ежегодном европейском конгрессе по чарам его выступление вызвало чуть ли не революцию. Только вот Джеймс классифицировал заклинания совсем по-другому. По тому, как быстро он уловил суть «Акцио», Северус догадался, что к манящим чарам мальчишка уже прикрутил воображаемую леску. Флитвика от такой трактовки наверняка хватил бы инфаркт.       С трансфигурацией по-прежнему не складывалось. Ни спичка в иголку, ни нитка в проволоку превращаться не желали. А ведь это были те самые азы, которые в школе изучались в первые дни введения в предмет.       Они уже полчаса сидели на кухне и пытались сделать из карандаша металлическую ложку. После десятой неудачной попытки Джеймс раздражённо процедил:       — Меня этот металлофорс уже бесит.       Северус отвлечённо потёр пальцем нижнюю губу, пытаясь понять, в чём же скрывалась загвоздка. Заклинание «металлофорс» было одним из первых, с которым знакомились первокурсники. Поймав сердитый взгляд сына, он стиснул зубы и смиренно махнул рукой:       — Ладно, ну его. Больше не будем трансфигурировать.       — Почему у меня не получается? — спросил Джеймс, возвращая ему палочку.       Северус нервно развёл руками:       — Ну, видимо это просто не твоё. Я в школе тоже плохо трансфигурировал.       Джеймс стал первым человеком, которому Снейп в этом признался. На протяжении всех семи лет обучения в Хогвартсе трансфигурация была его больным местом. Северус поступил в Хогвартс с уже внушительным багажом знаний по проклятьям, с первых дней начал выдавать блестящие результаты на защите от тёмных искусств; стал одним из лучших в нумерологии. Но превращать стеклянные вазы в цветы, выращивать у этих чёртовых табакерок ножки и наколдовывать стаи птиц — увольте. Со временем-то, конечно, научился, но сколько боли и унижения пришлось для этого пережить, когда он оказывался чуть ли не единственным в классе, у чьей табакерки эти самые ножки не вырастали.       Но как бы сильно Северус ненавидел трансфигурацию в школе, во взрослой жизни она не раз спасала его от смерти. Ведь только наколдованная огненная змея способна отбить атаку тысячи летящих в тебя стеклянных осколков, а ожившая колонна закрыть собой от непростительного заклинания. Впрочем, теперь всё это осталось там, на войне. В мирной же жизни трансфигурация не представляла собой магию такой уж первой необходимости — во всяком случае, когда речь шла о живущем среди магглов подростке-инвалиде.       — Я всё хотел тебя спросить, — задумчиво сказал Джеймс, рассеянно пялясь на волшебную палочку, — какой в этом смысл?       Северус вырвался из своих мыслей.       — Ты о чём?       — Вот ты учишь меня колдовать. Но я же всё равно не могу использовать магию в своём мире. Выходит, это бессмысленно.       — Не бессмысленно, — возразил Снейп. — Ты учишься в первую очередь для того, чтобы уметь контролировать себя. У начинающих волшебников магия тесно связана с эмоциями, именно поэтому она и проявляется в виде всплесков в ответ на какое-нибудь событие. Твоя магия сейчас находится в неоформленном состоянии. Да, какая-то её часть преобразовалась в лигелеменцию, но остальная не может найти правильный выход. Из-за этого ты и чувствуешь себя плохо. А владение палочкой как раз учит отделять магию от эмоций и выпускать её только тогда, когда это нужно тебе. Чем больше ты практикуешься, тем быстрее твоя магия перестанет зависеть от эмоций. Со временем они полностью разделятся, магия подчинится разуму, и ты сможешь жить нормальной жизнью, без всплесков. Это основная причина, по которой я так настаивал, чтобы ты научился колдовать. Ну, а во-вторых, я считаю, что любой волшебник должен уметь колдовать. Даже если живёт среди магглов.       — И как, по-твоему, я должен колдовать, если у меня даже нет своей палочки? Ты ведь говоришь, что руками нельзя, — Джеймс закусил губу и подозрительно прищурился. — Скажи честно, мне ведь нельзя иметь палочку, так?       Северус ощутил, как у него разом рухнуло сердце. Конечно, рано или поздно они должны были обсудить этот вопрос, но что бы прямо сейчас… От волнения в глотке сразу всё пересохло.       — С чего ты взял? — выдавил Северус.       Джеймс хмыкнул.       — Ну, это же типа главный атрибут волшебника, — в его голосе уловилась нотка сарказма. — И ты меня с таким рвением учишь. А про то, чтобы купить мне палочку, до сих пор даже не заикнулся. По-моему, вывод напрашивается сам собой.       Снейп ощутил в глотке ком. Голос Джеймса звучал хлёстко, как осуждение. Но при этом он по-прежнему держался так, словно его это мало трогает. Северус не понимал, почему. Такое поведение походило на какую-то психологическую игру, смысл которой он никак не мог уловить. Джеймс с выжидающим видом уставился на него. Снейп приготовился к вторжению, но вторжения почему-то не было.       — Я много думал об этом… — неуклюже пробормотал Снейп. — Я не знаю. Наверное, можно купить, но…       Джеймс сделал хищное выражение лица.       — Но ты не уверен, что это будет безопасно?       Северус невольно сглотнул. В голове не укладывалось, как этот мальчишка умудрился так хорошо его изучить. Джеймс сверлил его своими ядовито-зелёными глазами. Их цвет навевал странную ассоциацию с взбесившимся крыжовником.       В сознании Снейпа судорожно метался ворох мыслей. Вот что ему ответить? Что его отец параноик, который видит для своего сына опасность в любом, даже самом безобидном пересечении с магическим миром? Но такая повышенная осторожность не беспочвенна!       Купить волшебную палочку. Казалось бы, ну в чём проблема? Но проблем много. Не счесть, как много!       Купить палочку Джеймсу означало привести его в магазин к Олливандеру. Без сомнения, под оборотным зельем. И плевать, что у сына другая фамилия. Олливандер — старик умный и ужасно проницательный; если увидит Джеймса в его настоящем обличье, в миг составит два плюс два. А после того, как Олливандера похитили и пытали пожиратели смерти, кто знает, что окажется у него на уме, когда он догадается, что к нему пришёл за палочкой сын самого противоречивого участника войны?       И если скрыть личности себя и сына не составит огромного труда, остается то, что и под оборотным зельем сделать страшно. Что, если Олливандер сразу раскусит, что с Джеймсом что-то не так? Соврать, что Джеймс из Ильверморни и просто сломал старую палочку, не получится. Эту ложь Олливандер почует в два счёта без всякой легилеменции: Джеймс ведь не умеет толком колдовать. Значит, придётся рассказывать правду — унизительную, болезненную… Согласится ли Олливандер продать палочку подростку-инвалиду?       Олливандер помнит каждую палочку, которую когда-либо сделал. Помнит каждого волшебника, которому когда-либо такую палочку продал. Значит, себя Снейпу придётся выдать за сквиба. Ну, ничего, это даже лучше объяснит, почему Джеймс начал колдовать так поздно. Но что, если Олливандер уличит Снейпа во лжи? Что, если его невероятный разум ощутит присутствие рядом когда-то сделанной им волшебной палочки? Олливандер — старик чертовски наблюдательный. Он сразу заметит, что приведший сына самозванец не сквиб, а опытный маг — волшебники ведь даже держатся на людях по-особенному.       А что, если Джеймс сам случайно скомпрометирует и себя, и Снейпа? Он ведь даже под оборотным зельем остаётся легилементом. Его может повести, а Олливандер, насколько Северус знал, был крайне чувствителен к воздействию ментальной магии. Если Олливандер выбьет Джеймса, мальчишке опять станет плохо, и Снейпу придётся либо раскрыть свои магические способности, чтобы помочь сыну, либо ждать целителя из святого Мунго. Первое разом обрубало Джеймсу возможность прийти к Олливандеру снова: покупателя с таким набором данных старик запомнит на всю жизнь и в следующий раз точно не оставит без внимания. Второе раскрывало личность обоих: целители сразу бы обнаружили оборотное зелье.       Не дождавшись ответа, Джеймс придвинулся к Северусу и настойчиво спросил:       — Можешь объяснить, в чём опасность? Я же не собираюсь колдовать прилюдно. Или ты собираешься до конца своих дней меня прятать?       Северус невольно вздрогнул. Джеймс озвучит ту самую мысль, которую по бессонным ночам он сам постоянно крутил в своей голове.       — Нет, — Снейп тряхнул головой. — Прятать тебя я, конечно, не собираюсь. Но пойми, волшебная палочка — это серьёзный инструмент. И вообще магия — это серьёзно. Никто из магглов не должен видеть тебя с палочкой, никто не должен знать, что ты волшебник.       Джеймс саркастически фыркнул.       — Пап, вообще-то я как бы в курсе, что о таких вещах рассказывать нельзя. Я, между прочим, с подозрением на шизофрению жил четыре года.       Снейп покивал.       — Да. Я помню. Ты у меня умный мальчик… — он нервно закусил губу. — Да… Тебе определённо нужна палочка. Без неё я не смогу научить тебя защищаться.       Чёртова горгулья! У его сына должна — должна быть своя палочка! Но как же страшно… Как же страшно даже на секунду предположить, что там в магазине выяснится, что Джеймс вообще не способен нормально колдовать. Волшебную палочку ведь не покупают — она сама выбирает себе хозяина. Что, если ни одна из сотен волшебных палочек Олливандера так и не выберет его печальное дарование?       Северус ощутил, как его виска легонько коснулись невидимые пальцы. Джеймс нахмурился.       — Ты опять за своё?       — Ты о чём? — Снейп встрепенулся.       — Ты опять считаешь меня неполноценным, — взгляд Джеймса стал едким и очень колючим.       Северус судорожно вздохнул и схватил его за руку.       — Послушай, — он с тяжёлым сердцем взглянул Джеймсу в глаза, — мне правда очень не хочется так говорить, но я вынужден признать, что твой случай крайне неординарный. И именно поэтому я очень за тебя боюсь. Понимаешь, — он покусал губу, — наш мир довольно… несправедливый. У нас любят судить по каким-то вещам, которые вообще-то совсем не делают человека плохим или хорошим. И так получилось, что… — он сглотнул и надрывно выдохнул, — я не хочу говорить, что тебе не повезло. Но так сложились обстоятельства, что твой случай весьма и весьма необычный. Даже для волшебного мира. Ты вроде волшебник, а вроде и нет. Тебе подвластна ментальная магия, но тебе сложно даётся волшебная палочка. Это ни в коем случае не делает тебя хуже других. Просто это необычно. И именно поэтому я хочу защитить тебя от тех, кто всё необычное расценивает, как плохое. Я куплю тебе палочку. Обещаю. Но сначала нам нужно подготовиться.       Джеймс смерил его считывающим взглядом.       — Каким образом?       Северус помолчал, лихорадочно соображая.       — Прежде чем мы пойдём, надо узнать кое-что у Олливандера. И вообще мне надо выяснить, как происходит регистрация палочек у таких как… у волшебников, чьи способности проявились позже обычного. Я не хочу, чтобы у тебя возникли какие-либо проблемы.       Джеймс коротко хмыкнул:       — Тебе не кажется, что у тебя паранойя?       Открыто усомниться в ментальном здоровье Снейпа ещё никто не решался. Северус стиснул зубы.       — Да, наверное, — он натужно кивнул. — Я постараюсь от неё избавиться. Обещаю, — он проглотил ком. — Но в случае с палочкой... Мне правда нужно сначала убедиться, что тебе можно её купить.       Джеймс легонько дёрнул уголком губ и едва слышно фыркнул. Но вслух ничего не ответил.       Провожая Джеймса до автобусной остановки, Снейп прекрасно понимал, что для сына его объяснение звучит исключительно как попытка отсрочить покупку палочки. Но просто взять и отвести Джеймса к Олливандеру прямо сейчас он не мог — не мог отбросить разъедающий душу иррациональный страх, что там, в магическом мире, Джеймса не примут. Ведь как бы Северус ни силился исторгнуть из головы эту чудовищную мысль, его сын всё равно оставался ненормальным. Не таким, как все. А прошлый год, показавший, с какой ужасающей лёгкостью можно отыскать и убить любого человека (стоит только захотеть), окончательно лишил Северуса чувства безопасности.       Оказавшись дома наедине с собой, Снейп вдруг наткнулся на мысль, что понятия не имеет, как магическое законодательство воспринимает таких запоздалых волшебников, как Джеймс.       С другими детьми всё ясно как белый день. Министерство магии узнаёт о них сразу же, как только их имена появлялись на страницах хогвартской Книги приёма. Затем эти дети приобретают волшебную палочку, Министерство устанавливает над их местом жительства контроль и таким образом следит, чтобы юные волшебники не компрометировали магический мир внешкольным колдовством. По достижении совершеннолетия контролирующие чары спадают, и в дальнейшем волшебник попадает в поле зрения Министерства лишь тогда, когда связывается с его сотрудниками сам либо преступает закон.       Но как Министерство магии воспринимает тех, кто не попал в Книгу приёма? Со сквибами всё тоже просто. Как и «Реестр оборотней», «Реестр сквибов» никогда не пользовался спросом, поэтому в Министерстве на их существование испокон веков принято закрывать глаза.       Но Джеймс не сквиб. Он волшебник. Незарегистрированный, необразованный, но всё же волшебник. Способно ли Министерство магии уловить колдовство неизвестного волшебника?       Северус был почти уверен, что мистер Олливандер никуда не сообщает, кому какую палочку продал. На это косвенно указывал тот факт, что тот же Фенрир Сивый, который из-за оборотничества не учился в Хогвартсе и которого в Министерстве магии долгое время считали магглом, волшебную палочку завёл без каких-либо проблем. Правда, Сивый ею почти не пользовался, предпочитая, чуть что, сразу бросаться в рукопашную и кусать. Но тем не менее ни одно из выпущенных им проклятий не привело к тому, чтобы на месте преступления сразу материализовался сотрудник аврората с целью арестовать незарегистрированного мага.       Значит, даже если купить Джеймсу волшебную палочку, Министерство магии о нём не узнает. Становилось ли от этого легче? Северусу Снейпу — нет. Потому что в мозгу всё равно вертелись сомнения. Потому что он сам теперь скрывался под личиной другого человека. Потому что он потерял уверенность в своих силах и не знал, сможет ли защитить своего сына в случае чего.       Какой странный парадокс. Северус так хотел, что его сын проявит магию, но теперь, когда Джеймс начал делать успехи, выдумывал миллион отговорок, чтобы его от этой самой магии оградить.