Вор

Семейное гнездышко Богом решает свить в роскошной резиденции на юге Сеула — там, куда Чонгуку без личного приглашения вход бы был заказан. Юнги любезно одалживает ему своего водителя, обещая, что встретит у ворот. Дорога занимает почти, что сорок минут, за которые Чонгук успевает поболтать с прислугой и достаточно расспросить о людях, собирающихся принять у себя гостей. О женихе Богома ничего нового узнать не удается — скрытен, нелюдим, воспитан и скромен, что Чонгук понимает по-своему: безобразно доволен своим положением и готов на все, только бы его сохранить. Что ж, упрекнуть его не в чем — пусть уж лучше на грудь давят жемчуга, чем усталость из-за тяжелой работы, которой вынуждены заниматься обычные люди, чтобы себя прокормить. О самом Богоме водитель болтает куда охотнее, объясняя, что с его приходом дела семьи стали куда лучше. Чонгук хмыкает. Богом не кажется ему дураком, потому как ведет себя сдержаннее, чем другие. По крайней мере, на первый взгляд. Это не может не радовать, как не может и не насторожить: к чему такая осторожность? Почему бы не заявиться к Чонгуку на порог сразу же, чтобы узнать друг друга получше? Для чего беспокоить Хосока, если его решение мало что будет значить при отказе брата? Ни до чего из этого своим умом Чонгук дойти не смог, что вынудило его немного занервничать, когда машина остановилась у ворот резиденции Пака. Он поблагодарил водителя и немного задержался внутри, чтобы разглядеть гостей, воркующих друг с другом на улице. Юнги стоит один, ожидая приезда друга, и болтает с кем-то из охранников, хрустя маленькими пузырями шампанского. — Красный тебе к лицу, — хвалит Чонгук, поздоровавшись. Мин оглядывает свою рубашку и фыркает в ответ. — Почему все толпятся на улице? Юнги кивает в сторону, на самое шумное сборище, собравшееся в широкий кружок. — Это не гости, — объясняет он. — Пришли поглазеть на богомова жениха. Чонгук недоуменно хмурится. Что в этом парне такого, раз уж ему удалось собрать столько поклонников у собственного дома? Новость о помолвке Богома прогремела на весь Сеул, и каждому наверняка не терпится узнать, кому достался один из самых завидных холостяков в городе, но неужели обязательно устраивать из этого шоу? — Не морщись, — просит Юнги, захохотав. — Здесь все совсем по-другому, не так, как в Пусане. — Я вижу. — Их разгонят через пару минут, — обещает мужчина, взяв Чонгука под локоть, и шагает вперед. — Давай, большой папочка, не стесняйся. У дома их встречает дворецкий — высокий мужчина в таком строгом костюме, что Чонгуку хочется извиниться. Они обмениваются дежурными репликами, соглашаются с тем, какой чудесный у Богома дом, и проходят вглубь, забрав по бокалу шампанского. У Чонгука кружится голова: здесь даже пол начищен так, что глаза щиплет, что уж говорить об огромных люстрах, о которые при большой неосторожности можно удариться головой. Прислуги здесь больше, чем гостей — между комнат снуют взмыленные и вспотевшие официанты, мешающие пройти. Юнги провожает Чонгука в главный зал — туда, где их уже ждет Богом. — Он спросит тебя о клубе, — тихо предупреждает Мин. — Будь к этому готов. Не поддерживай беседу о делах — хвали дом, прислугу, напитки и еду. — Я ничего не ел. — Спроси, откуда его повар, — цокает Юнги. — Мне тебя, кабана, вежливости учить? — Почему мы не можем поговорить о моем клубе? — не понимает Чонгук. — Если ему так любопытно. — Ты выпивший, — кивает мужчина на бокал. — Богом — нет. Он никогда не пьет с незнакомцами. — Но это его помолвка? — В Сеуле довольно скучно. Юнги оставляет Чонгука одного, чтобы отыскать Богома, и просит его ни с кем не разговаривать. Чонгук пожимает плечами: охотно. Он принимается без особого любопытства разглядывать гостей, но ни одно лицо не кажется ему знакомым. Это занятие довольно скоро надоедает Чонгуку, и он лениво проходит к столам, чтобы решить, станет ли он хвалить богомовых поваров. Однако ни одно из блюд не достигает его рта, потому как тот невежливо распахивается в изумлении. У других столов, ближе к центру комнаты, стоит некто в наглухо застегнутой рубашке — совсем молодой мужчина, время от времени смахивающий серебристую пушистую челку с взмокшего лба. Он скучающе наблюдает за гостями, возящимися вокруг него, и неторопливо пьет из винного бокала, смачивая налитые губы. Чонгук с ума сходит от любопытства и делает шаг к незнакомцу, но спотыкается на месте из-за внезапной хватки Юнги на плече. — Куда собрался? — Кто это? — нетерпеливо спрашивает Чонгук, кивнув на мужчину. Юнги тихо свистит. — Ким Тэхен, — объясняет он. — Жених Богома. Чонгук не сдерживает разочарованного стона: Боже, неужели ему обязательно быть чьим-то женихом?! Мужчина опустошает свой бокал и мягко передает его официанту, который кротко кивает в ответ и уходит, чтобы налить хозяину еще вина. С Тэхеном никто больше не заговаривает — он брезгливо морщится, когда его случайно касается локтем кто-то из гостей, и отступает к стене, поправив рукава перламутровой фиолетовой рубашки. Чонгук умрет, если не представится ему прямо сейчас. — Познакомь нас. Юнги хмыкает и качает головой. — Ты не можешь разговаривать с чьим-то женихом, когда тебе захочется, если ты сам не женат, — возражает он. Чонгук озадаченно оглядывается на друга. — Что значит — «если я сам не женат»? — С помолвленными или женатыми мужчинами тебе позволено говорить только в присутствии их супруга, — Юнги пожимает плечами. — Или с его согласия, если вы близкие друзья, или, на худой конец, партнеры. — Ты сейчас это выдумал? — сердится Чонгук. — Я предупреждал тебя о Сеуле, — напоминает Юнги, нахмурившись. — Веди себя прилично и не позорь меня. По силам задачка, а? Чонгук грубо стряхивает ладонь друга с плеча и кивает, поджав губы. То, что Тэхен не волен выбирать, с кем ему общаться, — это варварство. Почему Чонгук вынужден ждать чьего-то одобрения, чтобы поболтать с понравившимся ему мужчиной? Даже в том случае, если он помолвлен, нет никаких причин для того, чтобы избегать простой беседы. — Добрый вечер, господин Чон. Богом присоединяется к ним почти сразу, как только Юнги перестает отчитывать Чонгука за долбанное упрямство, с каким он хочет очаровать чужого жениха. Хозяин дома протягивает ему ладонь и ласково улыбается, закрыв Тэхена собой. Чонгук жмет ему руку и невпопад хвалит еду, как просил Юнги, что вынуждает Богома растерянно оглянуться. — Мой повар — японец, — хвалится он, взяв себя в руки. — Что ж, Ваш жених наверняка безумно рад, что ему не пришлось убивать целый вечер на приготовление ужина для гостей. Юнги заметно бледнеет и умоляюще глядит на Чонгука, прося его закрыть свой сраный болтливый рот. Разве не ему он только что запретил обсуждать с Богомом Тэхена? — Мой жених? — хохочет хозяин дома. — Вы правы, готовка наводит на него тоску. Я познакомлю Вас прямо сейчас. Чонгук внутренне ликует, но его радость омрачает Юнги, наступающий на его ботинок сразу же, стоит только Богому от них отдалиться. — Ты обалдел?! — приглушенно визжит Мин в лицо друга. Чонгук морщится и отталкивает его, зашипев. — Это ты сказал мне говорить о еде, что не так?! — О еде, а не о Тэхене, который ее даже не готовит! Чонгук отмахивается от чужого злого жужжания и с легким волнением наблюдает за тем, как Богом легко касается тэхенова локтя и предлагает познакомиться с гостем. Жених безучастно его выслушивает, а затем поднимает свой угрюмый взгляд на Чонгука, и у того высыхает во рту. Надо же, он и вспомнить не может, когда в последний раз дрожал из-за чьего-то присутствия в комнате. — Мистер Чон, это мой жених — Ким Тэхен, — Богом представляет его с такой гордостью, что вот-вот треснет от удовольствия. — Тэхен, детка, это мой гость — Чон Чонгук. Чонгук, как по сигналу, протягивает Тэхену взмокшую ладонь, чтобы поздороваться. Юнги обессилено охает и отталкивает его руку, одним только раздосадованным выражением лица пытаясь объяснить, что достаточно было бы сказать «привет, Ким Тэхен». — Здравствуйте, — прохладно приветствует гостя Тэхен, брезгливо взглянув на отнятую ладонь, будто бы последнее, что ему хотелось бы сделать — это ее пожать. Чонгук искренне не понимает, почему богомов жених так себя ведет. Он мог бы упрекнуть гостя в грубости, потому что Чон все еще осваивается, но откуда эта неприязнь в его взгляде? Неужели Тэхена могли так огорчить чогуковы дурные манеры? — Мой жених спрашивал о делах в Вашем клубе, — вдруг рассказывает Богом. Чонгук недоверчиво глядит на Тэхена, который выглядит так, будто его никогда не интересовали ничьи дела, в особенности — чонова клуба. Его ярко голубые глаза направлены прямо на него с обескураживающей усталостью и скукой. Тэхен и за руками своего жениха, что опускаются на его крошечную талию, наблюдает совсем равнодушно, будто и эти прикосновения его утомляют. — Господин Ким не похож на поклонника подобного зрелища, — скептически парирует Чонгук, нахмурившись. Тэхен даже не моргает в ответ. — Почему нет? — смеется Богом, прижав мужчину к себе. — Кроме того, я тоже всерьез озадачен карьерой своих бойцов. — Ваших бойцов? Чонгук недоуменно оглядывается на Юнги. Об этом ему никто не рассказывал. — Ваш брат еще не успел похвастаться? — изумляется Богом. Чонгук сдержанно улыбается, оправдываясь: нет, он еще не встречался с братом, и в клуб заглянул только вчера вечером, ненадолго. Юнги опасливо поглядывает на друга, сложив руки на груди, и слышит в его спокойном тоне только одно: Чонгук снесет Хосоку башку. — Что ж, — пожимает плечами Богом, — рад был познакомиться, господин Чон, но меня уже ждут. Развлекайтесь, — он берет Тэхена за руку и мягко тянет за собой. — Попрощайся, детка. — Хорошего вечера. Чонгук провожает парочку мрачным взглядом, отстукивая носком туфли каждый их шаг. Юнги торопится объяснить, что Богом солгал: Тэхен ни о чем его не спрашивал, он делами жениха не интересуется вовсе, ему и наблюдать за возней Пака скучно. Он спит и видит, как бы уехать из этого города, потому так торопится с женитьбой, доверяя обещанию Богома увезти его. — Перестань говорить о Тэхене, — терпеливо просит Чонгук. — Я что, один слышал, как этот сукин сын сказал, будто в моем клубе дерутся его бойцы? Юнги тяжело охает. Он-то надеялся, что Богом не взболтнет об этом прежде, чем Чонгук встретится с Хосоком. — Это не совсем так… — Тогда, нахрен, как? — с нажимом переспрашивает Чонгук, наклонившись к лицу Юнги. Объясняться он не торопится: в конце концов, он не нанимался в хосоковы секретари, а совать свой нос в дела семьи Чон — себе дороже. Кроме того, Юнги все еще работает на Богома, он обязан соблюдать субординацию и защищать интересы главы своей семьи, даже если не разделяет их. Он может болтать, что угодно, до тех пор, пока речь идет о Богоме, а не о господине Паке. В противном случае, Чонгуку тоже следует заткнуться. Юнги обещает, что пара парней, что после приглашают его выпить за соседним столом, не задержат его надолго, на что Чонгук равнодушно пожимает плечами. Он вежливо отказывается от идеи присоединиться к шумной компании тоже и уединяется с бокалом у выхода на веранду. Здесь намного тише, чем в центре зала, а потому Чонгуку удается расслышать чье-то приглушенное гудение, доносящееся с улицы. Он хмурится и движется голосу навстречу, но замирает, когда видит Тэхена. Тот болтает с кем-то по телефону, используя диалект, который Чонгуку не знаком. «Тэхен не из Сеула», — догадывается он. Голос у него глубже, мягче, словно он говорит с кем-то из своей семьи или близких друзей. Чонгуку нравится его слушать. Он бесшумно выуживает из кармана пиджака пачку сигарет и закуривает в стороне, надеясь, что не побеспокоит Тэхена. Но тот, услышав щелчок зажигалки, оборачивается и закатывает глаза. Чонгук удивлен: вопреки его опасениям, мужчина не злится. Он глядит на него так же, как и на своего жениха: со скукой и откровенным равнодушием. Не боится чужого присутствия, а только устало вздыхает и обещает тому, для кого только что так сладко щебетал, перезвонить. — Господин Чон, — ровно зовет Тэхен. — Неужели для Вас не нашлось другого места, чтобы отдохнуть? Чонгук лукаво, но сдержанно улыбается, и шумно выдыхает дым. Здесь нет ни Богома, ни Юнги: его некому упрекнуть в грубости или бестактности. — Здесь тихо. Тэхен качает головой. Его лицо мягко лижет желтый свет, льющийся из главного зала. Чонгук невольно засматривается и расправляет плечи. — Эти места для Вас не родные? — догадывается Тэхен. — Я вырос в Пусане. — Что ж, — Чонгук смаргивает недоумение, когда мужчина делает короткий шаг к нему и строго глядит в его лицо. — Вы здесь гость, а потому будьте добры: соблюдайте чужие порядки и не уединяйтесь с чужими женихами. Тэхен покидает веранду, договорив, и оставляет Чонгука с тяжело бьющимся сердцем. Он неловко оглядывается и, убедившись в отсутствии свидетелей собственной несдержанности и глупости, тоже возвращается в главный зал, вмяв недокуренную сигарету в мягкую землю. То, как Тэхен говорит с ним, обескураживает Чонгука. К флирту он глух, и, что разочаровывает сильнее всего, считает своим долгом напомнить, что празднует здесь свою помолвку. Чонгук не хочет прослыть мужланом, отпускающим сальности чужим женихам, но, честно говоря, Тэхен мог бы вести себя повежливее. Можно подумать, будто бы каждый, с кем Чонгук заводит беседу, очарован идеей о том, чтобы поскорее раздавить несчастного гостя своим ботинком. — Почему у тебя такое тупое лицо? — весело интересуется Юнги, наткнувшись на друга у одного из столов. Он пьянее, чем был тогда, когда Чонгук говорил с ним в последний раз. Видимо, парни, пригласившие Мина к себе, серьезно его накачали. — Ах, наплевать, — отмахивается Юнги, удивляя Чонгука внезапной сменой настроения. — Богом собирается сделать тебе предложение. Чонгук недоверчиво щурится. — А что, Тэхена ему уже недостаточно? — Нет, тупой ты козел, послушай меня: у Хосока была причина, чтобы уступить Богому в прошлый раз, но, насколько я могу судить, ему самому ни о чем таком неизвестно. Он полагает, будто смог его убедить. — Какая причина? — переспрашивает Чонгук. — Я не знаю, — оправдывается Юнги. — Но, скажи мне, как сильно ты заинтересован в Тэхене? Чонгук глядит на друга в недоумении. — Я в нем не заинтересован. — Все партнеры Богома хотят Тэхена, — перебивает Юнги. — Даже самые несговорчивые из них охотно приглашают его к себе, стоит только тому сказать, что это — тэхенов каприз. Чонгук не впечатлен: что с того, если Богом пользуется смазливостью своего жениха? Так делают все, так делал и Чонгук, когда Лиса приехала в Пусан. Женские гладкие ноги, расставленные в стороны — это достаточно весомый аргумент для того, чтобы начать сотрудничать с кем бы то ни было. — Если ты думаешь, что я стану помогать семье только из желания засадить чьему-то жениху, то нет, хен, — заверяет его Чонгук. Юнги на самом деле не думает, будто Богому удастся вскружить Чону голову. Но его пугает Тэхен и его непредсказуемость в отношении тех, с кем он имеет дело. Несмотря на то, что Юнги никогда не замечал за ним ничего, кроме тупой апатии и желания избавиться от любого общества, Тэхен продолжает быть интересен каждому тем больше, чем явнее тот игнорирует любые знаки внимания. Нет ничего оскорбительнее, чем нарочитое неуважение и пренебрежение, но, кажется, это тот способ, который выбирает Ким, чтобы всерьез кого-то очаровать. Чонгук готов отдать ему должное: Тэхен дьявольски красив. То, как он держится, как плавно двигается, как медленно говорит, пошло растягивая слова, звуча отстраненно и неприступно — все это делает Чонгука беспомощным, но также убеждает его в том, что Тэхен знает, какое впечатление производит на мужчин, и умело пользуется этим, чтобы угодить своему жениху. Чонгук не заводит умных любовников, несмотря на то, что они безумно заводят его.

***

С визитом к Чонгуку Богом не торопится: он выжидает несколько дней прежде, чем переступить порог его клуба под руку с Тэхеном и парочкой конвоиров за его спиной. Ясно сразу, чья безопасность Богома заботит сильнее всего, однако это выглядит так, будто он более обеспокоен тем, что Тэхен может прямо сейчас планировать побег. Чонгук провожает парочку за дальний столик, не рекомендуя гостям садиться близко к рингу: Тэхен в шелковой рубашке, а вывести кровь со столь нежного материала непросто. — Что будете пить? — интересуется Чонгук, присев на подлокотник дивана по правую руку от Тэхена. Тот вздрагивает из-за чужой близости и жмется к Богому, строгим взглядом прося немедленно его обнять. Чонгук хмыкает, но делает вид, будто не замечает, сколько неудобств причиняет мужчине. — Что-нибудь на Ваш вкус, господин Чон, — учтиво просит Богом, касаясь подбородком макушки жениха. Тэхен заметно расслабляется и кивает, доверяя выбору хозяина клуба. Чонгук пожимает плечами и уходит к барной стойке, где его ожидает Юнги. Он напряженно водит пальцами по краю своего стакана, наполненного сладким виски, и выжидающе глядит на друга. Присутствие Богома здесь — это не то же самое, что ужин в его резиденции. Юнги не хочет давать повода думать, будто он на стороне Чонгука, о каком бы вопросе не шла речь. Но также он не хочет разочаровать друга, который все еще осваивается в Сеуле. На его присутствии, на самом деле, настоял Хосок, который был готов обмочиться в штаны, узнав, что об его договоренности с Богомом стало известно и Чонгуку. — Они хотят выпить. Юнги озадаченно приподнимает брови. — Что Богом обычно пьет? — Джин с можжевельником, — Юнги дает бармену отмашку. — Тэхен — тохваджу, но не брезгует и импортным белым вином. — Что насчет закусок? Чонгук не скрывает своих намерений впечатлить гостей. Кроме того, он догадывается, о чем пойдет речь за столом, — Юнги его об этом предупредил — а потому хочет заслужить хоть какую-то похвалу. — Тэхен ест только дома, — возражает Юнги. — А Богому подойдет, что угодно — он не слишком разборчив в еде. — Что не так с моей едой? — не понимает Чонгук. — Тэхен довольно капризный, если ты об этом, — Юнги делает жадный глоток, даже не поморщившись. Бармен возвращается с напитками, но Чонгук просит его не беспокоиться и забирает поднос, намереваясь отнести его самостоятельно. Он кивает Юнги на тарелку с закусками, на что тот возмущенно охает: «я что, блять, официант?», но делает то, что ему говорят. Чонгук никому не стал бы подносить напитки, если бы им руководило одно только желание произвести хорошее впечатление. — Солгите мне, если Вы принесли это только потому, что мой помощник слишком болтлив, а не из желания разделить мою страсть к джину, — улыбается Богом, принимая из рук Чонгука стакан. Тот озорно улыбается и пожимает плечами. Лгать он готов столько, сколько его об этом попросят. Под внимательным взглядом Тэхена Чонгук располагается напротив гостей и приглашает Юнги занять место рядом с ним. Следующий бой начнется только через полчаса, а значит, у него есть время отдохнуть. — Думаю, Вы догадываетесь о причине моего визита, — нескоро заговаривает Богом, захмелев. Чонгук перестает дружелюбно улыбаться и кивает. Двое конвоиров, все это время стоящих поодаль, вдруг нависают над Тэхеном, который вальяжно закидывает ногу на ногу и прижимает бокал к щеке, будто этот разговор волнует и его тоже. — Да, господин Пак. — Местные зовут Вас Мясником, — невпопад хохочет Богом, переглянувшись с женихом. — Вы слышали об этом, господин Чон? — Какая пошлость, — улыбается Чонгук, жадно уставившись на Тэхена, который тут же меняется в лице. Уголки его губ дергаются в недоверчивой усмешке, и теперь никакой другой цели, кроме как развлечь чужого жениха, Чонгук в этой беседе не преследует. — Я хочу сказать, — тон Богома сменяется на деловой, и звучит он так, будто настоятельно рекомендует Чону начать слушать внимательнее, — что в Пусане Вы вольны были действовать, как Вам вздумается, в соответствии со своими целями и задачами. Но здесь, в Сеуле, Вам необходимо поддержка. Чонгук насмешливо вскидывает брови. — Так Вы, надо полагать, намерены меня опекать? — Не думаю, что такой человек, как Вы, нуждается в покровительстве, — возражает Богом после шумного глотка джина. Чонгук крепче сжимает свой стакан с подсоленной водой. — Я нацелен на долгое и плодотворное сотрудничество. — Мой брат и без того дал вам волю, когда принял в моем клубе чужих бойцов, — сопротивляется Чонгук. — Я, кстати, намерен от них избавиться, как только они отработают свои последние бои. Богом поджимает губы и, наконец, освобождает Тэхена из объятий. В тот вечер ему удалось застать Чонгука врасплох, но сейчас мужчина не выглядит беспомощным и неуверенным в том, о чем стоит сообщать главе семьи, а о чем лучше умолчать. — Вы, я думаю, не совсем понимаете, куда мы движемся… — Мы с Вами? — ухмыляется Чонгук. — В противоположные стороны, Богом-ши. И мне, на самом деле, стоит поскорее уносить от Вас ноги. Тэхен хрипло дышит в ладонь, что обязательно разозлило бы его жениха, не будь тот так занят упрямством Чона. Мужчина давит восхищенный смешок, и Чонгуку льстит мысль о том, что, возможно, он первый, кто позволяет себе открыто насмехаться над Богомом, что невероятно веселит его спутника. Что ж, если Тэхену так угодно, они могут навещать Чонгука каждые выходные, и он обязательно найдет, чем развлечь этого несносного мужчину. — Когда Вы были в Сеуле в последний раз? — сощурившись, интересуется Богом. Чонгук качает головой. — Я впервые в Вашем городе, Богом-ши. — Вы довольно наглый для чужака, верно? — Я просто делаю свою работу, — спокойно возражает Чонгук, откинувшись на спинку дивана. — Вам известно, что я не сотрудничаю с синдикатом и руковожу своим делом в одиночку. Кроме того, набором бойцов я тоже занимаюсь сам. Чем, в таком случае, планируете заниматься Вы? Богом открывает рот прежде, чем Чонгук заканчивает говорить. Он был готов к этому вопросу. — Инвестициями, — кровожадно мурлычет он, оглянувшись на Тэхена, что все это время не сводит с Чона глаз. — Вообразите, как много вопросов можно решить с помощью одного только боя, что окупится уже через несколько секунд после начала? Моим партнерам нравится этот клуб, их возбуждает мысль о том, чтобы выиграть приличную сумму, а также надрать зад одному из своих соперников. У них есть достойные бойцы, поверьте мне на слово, Чонгук-ши. Наступает длительное молчание, за которое Юнги, успевший к концу речи Богома вылакать целый стакан, наконец, понимает, что к чему. Обо всем этом он тоже слышит впервые, а потому удивлен не меньше, чем Чонгук. — Так Вы собираетесь превратить мой клуб в скотобойню? Юнги обреченно вздыхает. В этом и был план Богома — использовать Чонгука и его дело для разрешения его споров и споров тех, с кем ему не удалось договориться. Все это время в клубах семьи Чон существовало лишь одно правило — не убивать, и Богом предлагает Чонгуку отказаться и от него. — Разве Вы не обеспокоены, господин Чон? — участливо интересуется мужчина, понизив голос. — Когда на арене происходит такое, каждый из нас равно заинтересован в том, чтобы защитить себя и свою семью. — О чем Вы? — хмурится Чонгук. Богом искренне удивлен. — Разве Вы не слышали о похищенном сокровище? Вот оно что. Чонгук устало закатывает глаза и ставит стакан на стол. — Слышал. Однако я не стану охотиться за безделушками, как другие, Богом-ши. Тэхен поджимает губы и отворачивается. Стоило догадаться, что у Чонгука на все найдется свое мнение, и он не упустит возможности его высказать. — Значит, Вы отказываете мне? — Богом дает мужчине последний шанс, однако тот намеренно упускает и его. — Я рад, что мы поняли друг друга. Богом пристально разглядывает чонгуково лицо, будто пытаясь в чем-то его уличить. Он не допускает и мысли, что тот может знать что-то, что из виду упустил он сам, но у Чона наверняка должна быть причина вести себя так. Он так смел, что даже нахален, и это то, что выводит Богома из себя сильнее всего. — Могу я задать Вам личный вопрос? — вдруг просит Чонгук, и Юнги, сидящий по левую руку от него, напрягается. — Что думает Ваш жених обо всем, что Вы делаете? — Чонгук. — Позвольте ответить за него, — торопится Богом, однако это ни к чему: Тэхен вовсе не собирался говорить с Чонгуком. — Он наблюдает за моей работой разве что от скуки. Мой партнер далек от синдиката, и, кроме того, даже не является частью моей семьи. Тэхен сам по себе: до Сеула ему, честно говоря, нет никакого дела. Чонгук загадочно улыбается в ответ, чувствуя на себе пристальный тэхенов взгляд, но стоически игнорирует его. Юнги тоже пытается понять, какое это имеет отношение к разговору, но больше не вмешивается. — Позвольте и мне задать Вам личный вопрос, — возвращает Богом тем же тоном, каким с ним говорил Чонгук. — Зачем Вы приехали в Сеул, если не заняты поисками сокровища, которое, по слухам, находится здесь? — Вы и слова мне сказать не даете, Богом-ши! — жалуется Чонгук, заметно развеселившись. — Да, Вы можете задавать мне вопросы, однако… Он переводит взгляд на Тэхена, что целиком превращается в слух. — …отвечать на них я не обязан. Лицо Богома вытягивается в изумлении, как и у его жениха. Они коротко переглядываются, а затем отворачиваются друг от друга, будто перед тем, как сюда войти, они жарко спорили о том, удастся ли им заполучить расположение Чонгука. Юнги прикрывает глаза: вряд ли теперь Богом станет поощрять их дружбу и не примет его любовь к Чону за дезертирство. — Что ж, — уязвлено скрипит Богом, поднявшись на ноги. Тэхен недоуменно глядит на него снизу вверх. — Честно говоря, я рассчитывал на Ваше благоразумие, господин Чон, и потому мы с моим женихом приготовили для Вас роскошный подарок. Но, как бы то ни было, я намерен оставить его у Вас. Возврату подобные вещи не подлежат, Вы это поймете. Чонгук вздыхает: ну вот, опять это «мы с моим женихом», когда как любому, кто заимел знакомство с этой парочкой, ясно, что есть только богомово «я» и тэхеново «и пальцем не пошевелил, чтобы сделать что-то с этим дерьмом». Чон разводит руками и великодушно принимает тяжелый конверт, что Богом вкладывает в его ладонь. — Его зовут Пак Чимин, — объясняет мужчина, пока Юнги и Чонгук недоуменно переглядываются. — Он прибыл из Японии вчера вечером, чтобы работать на Вас. Двадцать четыре года, наемный убийца в отставке. В боях без правил участия не принимал, но надеется, что Вам удастся заставить его полюбить это занятие. — Вы дарите мне бойца? — переспрашивает Чонгук, нахмурившись. — Дарю, — кивает Богом. — Надеюсь, Вы будете им довольны. Мне, во всяком случае, жаловаться на него приходилось нечасто. В этот раз он не просит Тэхена попрощаться, а тянет его за локоть, веля подниматься, и уводит за собой, коротко кивнув конвоирам, что тут же вырастают за спиной мужчины, заслоняя его собой. Богом разочарован, ему нужна хотя бы пара минут, чтобы прийти в себя. Тэхен послушно следует за ним, но отнимает руку, прорычав, что может шагать самостоятельно, ему, нахрен, не пять лет. — Прости, детка, — устало стонет Богом, когда они садятся в машину, и утыкается жениху в шею, чтобы коротко поцеловать солоноватую кожу. В клубе было душно и жарко. — Этот козел вывел меня из себя. — Ты веришь ему? — Я не так бессовестно туп, чтобы думать, будто он заявился сюда спустя столько лет просто так, навестить брата или дерьмо вроде этого, — цедит Богом. Тэхен отворачивается и задумчиво глядит в окно, следя за огнями из окон новостроек. В самом деле — зачем Чонгук здесь? — Как ты думаешь, — тихо бормочет мужчина, опустив голову, — что это за сокровище? Богом оглядывается на Тэхена, неторопливо заговорив: — Что-то очень ценное, — предполагает он. — Что-то такое, от чего зависит жизнь не только всего синдиката, но и самого Морра. Нечто безумно дорогое, настолько, что не может принадлежать только одному человеку. Понимаешь меня, детка? Тэхен прикрывает глаза и кивает. Он понимает. С некоторых пор Богом почти что обезумел, вообразив, что сможет оказать Морра услугу, если заполучит то, что у него украли, первым. Тэхен никогда не видел своего жениха… таким. И, честно говоря, втайне от него он надеется, что Богому никогда не удастся найти сокровище.